скачать книгу бесплатно
– Каждый из нас, а потом мы все вместе проанализировали записи того дня. Нет никаких сомнений в том, что случившееся никак не связано с нашей клиникой.
– Спасибо. Кто может выступить с показаниями о том, что происходило в то время, когда господин Витино покинул клинику, но ещё не добрался до дома?
Последовало целый ряд подобных бестолковых выступлений свидетелей прямо из зала. Творящееся на процессе казалось мне каким-то театром абсурда. Тем более я никак не мог уяснить, шла ли речь о преступлении. И если да – о каком. И тут – о чудо! – наступила ясность.
– Да, я уверена, что эта ручка принадлежит господину Витино, – ручка? Он что, убил кого-то шариковой ручкой? – На полочке именно у окна моей операционной кассы она была обнаружена.
– При каких обстоятельствах это произошло? – уточнил судья.
– Господин Витино, как и всегда во второй день цикла, проверял свои счета и подписывал необходимые бумаги. И неизменно своей ручкой, которую вынимал из верхнего накладного кармана пиджака. Хотя у нас стоят специальные ручки для клиентов…
– Ближе к делу, пожалуйста, гражданка Пакита, – прерывает зарождающийся поток излишних подробностей председатель процесса.
– Да, да, разумеется, – та сверилась с записями. – В этот час у нас было не много посетителей. Если быть точной, трое вместе с господином Витино. Гражданке Ренике неожиданно стало плохо, она потеряла сознание.
– Что произошло дальше?
– Все мы бросились ей на помощь. Господин Витино – он ведь врач – сделал всё необходимое, но привести гражданку Ренику в чувство не смог, сказал, что необходима срочная госпитализация, а затем на своём лайнере повез её в клинику. А когда всё улеглось, я заметила, что у окошка моей кассы лежит ручка господина Витино.
– Благодарим Вас, гражданка Пакита, – судья встал и медленно, даже торжественно вознёс до уровня своего лица элегантную вещицу. – Ваши записи помогли нам достоверно установить обстоятельства, при которых господин Витино лишился своей ручки. Приступаем к процедуре вынесения приговора.
Судья вновь сел. А люди в зале, напротив, начали по одному подниматься, произнося лишь одно слово: «Виновен».
Цикл, записи, ручки… Идиоты или вынужденные педанты? Скорее второе. Поскольку если первое – какого шута меня втравили в это балаганное представление? Хотя… Дурко-мир – тоже вариант. Мало ли какая у них там программа для практикантов разработана.
– Непредвзятый? – вот и до меня дело дошло.
– Не виновен, – бросился я в омут с головой, исходя из тех соображений, что я то шизу не ловил, а значит буду придерживаться берегов нормальности.
Нарастающий гул в зале в одно мгновение был подавлен шелестящим:
– Аргументируйте.
– Пользуясь презумпцией непредвзятости, хочу обратить внимание на два факта. Но прежде хотелось бы уточнить одну деталь: каково на данный момент состояние упомянутой в ходе заседания гражданки Реники?
Клинический коллега Витино тут же начал листать страницы своего блокнота и секунд пятнадцать спустя изрёк:
– Успешно прооперирована. Господином Витино лично. Из стационара выписана. На данный момент абсолютно здорова и на сто процентов дееспособна.
– Это и есть факт первый, – продолжаю я. – Господин Витино ценой потери главного атрибута гражданина спас для общества жизнь другого гражданина. Разве был в этом преступный умысел? Это даже не акт халатности. Это акт самопожертвования. И факт второй. Общество признало господина Витино виновным. Формально это так. Соглашусь. Но тем самым общество лишает себя не просто одного гражданина, прекрасного летописца к тому же, смею думать. Общество слепо наказывает того, кто буквально на днях спас для него бесценную человеческую жизнь. Более того, в силу специфики профессиональной деятельности сколько подобных случаев на счету господина Витино? Сколько их может – нет, должно быть в грядущем? Невиновен ради будущего каждого из граждан этого города, таков мой вердикт.
– Суду ясна Ваша позиция, Непредвзятый. Будут ли контраргументы?
Зал безмолвствует.
– Итак, господин Витино объявляется невиновным и восстанавливается во всех правах гражданина, – решительность судьи непреклонна. – Однако, учитывая тяжесть содеянного, гражданин Витино пожизненно приговаривается к ношению двух ручек, – стук молотка будто ставит печать в конце записей участников процесса.
***
– А почему ангел изначально не посвятил меня в нюансы жизни этой распроклятой Недельки? – первое, что я спросил у Ярослава, как только снова увиделся с ним а Конторе.
– Были на то причины. Даша, присоединяйся к нам, – Яр бросил взгляд в сторону двери и на пороге тут же материализовалась… Дарина.
– Да вы… Вы что же, всё это изначально подстроили? И Дарина – не абориген Недельки, а бесплатный экскурсовод от Конторы? Ну вот чувствовал я во всём этом что-то фарсовое, – возмущению моему, казалось, не будет предела.
– На самом деле Дарья, Даша. Она просто подстроила своё имя под местный колорит. Твоё имя там должно было звучать, к примеру, Карило. Выходила к ним горилла, им горилла говорила… – начал нести какую-то чушь Ярик. И откуда он набрался этих несуразных фразочек? – Но в данном случае в конспиративные детали – кои важны при визите в любой другой мир, кроме Недельки – мы углубляться не стали. Даша действительно один из инструкторов для новичков. И действительно Витино её отец. Приёмный. Обычное явление на Недельке. Там у тебя может быть сколь угодно много отцов, матерей, братьев, сестёр. Это цементирует их общество, лишённое долгосрочной памяти. Общие летописи делают жизнь проще и упорядоченнее. Но всё это ты уже и сам понял.
– Ну да, когда тебя бросают посередь моря, невольно научишься плавать, – немножко горделиво фыркнул я в ответ.
– Вот только не надо этих банальностей и бахвальства. Ты еще здесь мне брякни: «Таков мой вердикт!» – начальник с досадой махнул на меня рукой.
Даша прыснула. И даже ангел, как мне показалось, подхихикнул ей в ответ. Но не успел я возмутиться, как Ярослав продолжил, неодобрительно покачав головой в адрес Даши:
– Но в целом, должен признать, ты большой молодец. Не просто не растерялся, а даже и раскусил местную специфику в считанные часы. А потому заслужил… В общем, ещё раз знакомься. Дарья Лугина. Твой напарник. Вернее, глава вашей группы. У неё за плечами семь лет полевой работы. Опыт, сам понимаешь, – вот тут-то я, как говорится, и… сильно удивился. – Так вот. По её просьбе и единодушному одобрению руководства Конторы твоя практика была несколько нестандартной. По сути, ты не получил вводных по заданию. Так, базовую информацию о мире. Остальные получают полную картинку, до последних нюансов. А тебя хотели проверить в максимально стрессовой ситуации.
– Зачем? – моментально среагировал я.
– Девяносто девять процентов наших сотрудников – наблюдатели. Посредники в лучшем случае. И лишь один – разведчики. По всему выходило, что наблюдатель из тебя никудышный…
– Это ещё почему? – прервал я пояснения Ярослава. Вот пойми начальство – хвалит и тут же никудышным нарекает.
– По кочану, – тот опять досадливо взмахнул руками. – У тебя безбашенность доминирует над осторожностью. И если бы не твоя феноменальная везучесть, к Конторе на пушечный выстрел не подпустил бы. Ну а то, что ты практически мгновенно, на инстинктивном уровне принимаешь наилучшее в данный момент решение – это и есть самое важное, – Ярик заговорил как-то тихо, размеренно, будто сам себя в чём-то убеждал. – Да, сторониться ты не умеешь. Вон что на процессе отчебучил: нет чтоб прикинуться ветошью и не отсвечивать, в патентованные адвокаты полез. С другой стороны, дров не наломал. Из картины мира не выпал. Пожалуй, как-нибудь тебя и инструктором на Недельку запустить можно будет. Считай, своим ты там стал… В общем так. Месяц интенсивной теоретической подготовки. Затем Даша погоняет тебя по Полигону, а там видно будет.
– Ангел подсказал защитный спич? – всё это время Дарья буквально дырявила меня взглядом.
– Да нет. Как-то само родилось.
– Он мне подходит, – бросила Даша в сторону Яра, по-прежнему задумчиво и даже как-то недоверчиво вглядываясь в моё лицо.
«Ангел, о чём это она – я про спич?»
«Шокирована твоим умом и проницательностью».
«Признаться, я тоже. Ничего не хочешь сказать по этому поводу?»
«Только одно – ты молодец».
Вот и поговорили.
– Да, кстати, ангела на теорию и полигон не берёшь, – Яр протягивает руку за медальоном.
– Это почему?
– По второму кочану. Вот вроде умный, а вопросы глупые задаёшь. Хотя, хорошо, что задаёшь. Иначе бы не был таким умным… Ему и там, и там скучно будет. Да и тебе Полигон прогулкой по городскому парку обернётся, если ангела с собой возьмёшь: приятно, но бесполезно.
– За комплимент спасибо. Коли такой карт-бланш мне выдал, позволю себе полюбопытствовать, – решил я либо развеять, либо подтвердить свои сомнения о природе опекуна. – Ты говорил, что ангел исключительно на меня настроен. Как же вы его подбили на такую авантюру – оставить меня на Недельке без подробных инструкций?
– Во-первых, ничего подобного я не говорил, – запротестовал Ярик. – Как раз наоборот. Ангела невозможно на кого-то или на что-то настроить. Он сам выбирает и опекаемого, и порядок своих с ним взаимоотношений. Во-вторых, задачи ангела и Конторы в данном случае совпали. Только и всего.
– Так значит…
– Да. Ангелы – это не технические устройства, созданные Конторой. Как я тебе уже говорил, со временем сам во всём разберёшься. Настолько, насколько ангел позволит. И твоя врождённая проницательность. Могу добавить только одно: ангелы тоже разные бывают. Твой, например, уникум в своем роде – тяготеет к активной разведке. В некоторых мирах он изрядно наследил. Впрочем, стоп. Здесь граница моей компетенции уже заканчивается, – срочно закруглился Ярик в своих откровениях.
«Ангел…» – и как мне теперь общаться с тобой. Вот заведётся в голове невесть что и мучайся потом. И не пожалуешься никому – сам ведь впустил.
«Да».
«И теперь ничего не хочешь сказать?»
«Удачи на Полигоне».
«А у тебя, наверное, и имя есть?»
«Конечно».
«И?»
«Пока не время».
Н-дя, дела.
– Ну что, Даша, а может ну её – теорию и сразу на Полигон? – Я решил махнуть рукой на новые непонятки и дать отдохнуть моему бедному мозгу. А что для него лучший отдых? Естественно, полная отключка на время тяжелых физических занятий. Впрочем, как показало время, и здесь я ошибался. При близком знакомстве выяснилось, что полигон Конторы не имел ничего общего с моими представлениями о том, как должен быть устроен нормальный полигон. Но об этом позже. А в этот вечер помощь ко мне пришла откуда и не ждал – от Ярика.
– Э, нет, во-первых – никаких «ну её». Во-вторых, все обсуждения подождут до завтра, – вместо Дарьи ответил мне старый друг и жестом завзятого рефери пресёк продолжение деловой части разговора. Расплывшись в улыбке, он начал привычно колдовать над знакомым мне уже лигурийским портфелищем. Ага. Что называется, вечер перестаёт быть томным. И это хорошо.
***
Ирония моих менторов – после суда земного попасть в мир беспристрастных судей. И ведь какая колоссальная разница в самих основополагающих принципах мироустройства. В моём родном – таком простом и понятном – полный бардак и абсолютно невразумительная, утилитарная и во многом бесчеловечная социальная иерархия.
На Недельке же – в мире, где люди вынуждены записывать каждое мгновение своей жизни, поскольку в понедельник они просыпаются с девственной памятью – установился совершенно уникальный уклад жизни.
Яр мне продвигал какую-то заумь про хвост кометы, еженедельно оставляющей газовый след в атмосфере планеты, что, в свою очередь, приводит к непоправимым нарушениям связей между нейронами коры головного мозга обитателей Недельки. Но заумь пусть умникам и остаётся. В реальности же получаем вот что.
С социальными и профессиональными навыками на Недельке всё в полном порядке. Как и положено, мастерство растёт с годами и опытом. Эмоциональные привязанности укрепляются и множатся в течение всей жизни. Но конкретные факты, события повседневности стираются из памяти недельчан всякий раз, как над планетой пролетает хвостатая бестия. Не знаю, какой уж был календарь на Недельке до неё, но теперь он полностью подчинен кометному циклу.
Так и живут, с блокнотом и ручкой наперевес. Понедельник, ну или первый день – выходной. Читают свои прошлые записи. Ходят друг другу в гости, собираются компаниями и помогают друг другу, скажем так, «вспомнить всё». По мере сил и возможностей. Дубликаты записей сдаются в общий архив.
Судьи в одном лице исполняют обязанности защитника правопорядка, дознавателя и вершителя приговора. Окончательного и беспрекословного. И работы у них больше всего именно на низовом уровне. Они следят за тем, чтобы каждая ручка была при своём гражданине. Ну, и наоборот. И подобный процесс, участником которого мне довелось стать, явление экстраординарное, крайне редкое. В девяносто девяти случаях из ста заканчивающееся лишением провинившегося статуса гражданина.
По словам Даши, потеря ручки – проявление крайней безответственности индивида. И единственное деяние, считающееся на Недельке преступлением. Иных попросту не бывает. Подробнейшее протоколирование слов, действий, эмоций всех и каждого словно отменило саму возможность неправильного или несправедливого с точки зрения здоровой морали поступка. Вот уж хвала комете!
– А что происходит с теми несчастными, кому выносится обвинительный приговор? – поинтересовался я у Даши.
– Они лишаются статуса гражданина.
– Да, да. Это я и так понял. Минус один гражданин, плюс один господин. И что?
– Понимаешь, это беда для всех, – печально ответила Даша. Чувствовалось, что она глубоко прониклась реалиями Недельки. – Для общества, которое лишается одного из своих летописцев. И для самого человека, поскольку он выводится за рамки общества.
– Становится изгоем?
– Вовсе нет, – с видимым усилием воли Даша отбросила переживания за судьбы недельчан и вернулась к реалиям своего кураторства над моей недообразованной персоной. – Скорее больным, о котором все заботятся, но уже не считают полноценным. Его записи больше никогда не пойдут в архив, даже если он будет их вести. Ведь если ему нет веры, значит, нет веры и тому, что он пишет. Потеряв свою ручку, он виновен в потере концентрации внимания, виновен в самом страшном для Недельки – в безответственности. Здоровому человеку там это не простительно. И если ты поднимешь в архиве все обвинительные приговоры – а их не так уж много за последнее столетие, – то подавляющее число лишенных статуса гражданина вне всяких сомнений больше не могли участвовать в писании летописи этого мира. Крайне редки случаи обвинения действительно здоровых людей – не впавших в маразм, не страдающих другими нервными и психическими расстройствами, вплоть до уровня бытового «крыша поехала». И всегда это оборачивается огромной трагедией как для общества, так и для конкретного человека.
– Ага… И чем же вы таким бедного доктора накачали? – мне вдруг захотелось пошалить – ученик я или нет?
– Ты о чём? – недоумённо встрепенулась кураторша.
– С изгоями мне там, к счастью, познакомиться не довелось. Но по всему выходит, что нормальному недельчанину проще сразу застрелиться, чем дать добровольное согласие на такую самоубийственную авантюру ради проверки какого-то курсантика. До пыток вы бы вряд ли додумались, – как бы размышляя продолжал я. – Да и видимых следов на теле «пациента» трудно было бы избежать… А вот какие-нибудь транки – самое оно.
Мне уже трудно было сдерживать вызревшие внутри вулканчики смеха. Но Даша отчего-то мой тонкий юмор не оценила. Более того, её недоуменно-холодный взгляд быстро остудил расшалившуюся было в моей душе лаву веселья. А уже мгновенье спустя в потрясающе выразительных глазах девушки пронесся и вагон, и маленькая тележка, под завязку нагруженные вопросами-ответами. И часть груза явно не имела никакой связи с делом Недельки.
Смутившись, мы синхронно опустили взгляд долу.
– Извини, так совпало, – на грани слышимости выдавила из себя Даша, но тут же вскинулась и как ни в чём ни бывало уверенно и безапелляционно продолжила. – Имей ввиду, у нас был абсолютно надежный запасной вариант по спасению репутации доктора. В конце концов он – хоть сам об этом ни сном, ни духом – лучшее наше прикрытие на Недельке.
Я снова начал вскипать. И на этот раз совершенно не благодушным весельем. Мгновенно распознав сей факт, Даша почти проворковала (я даже замер в предвкушении, что меня сейчас будут гладить по голове, поощряя за победу на интеллектуальной олимпиаде):
– Но ты справился настолько идеально, что это даже невозможно было просчитать. И кстати, Витино безмерно благодарен за восстановление в правах. Он официально усыновил тебя. Так что, добро пожаловать в семью, братишка. Соберешься навестить папу, не забудь блокнот и ручку. И никогда не оставайся там ночевать в последний день цикла.
Гениальное манипулирование объектом, подумалось мне. Но отчего-то ни злость, ни обида не спешили рваться наружу. Напротив, было хорошо.
Глава вторая
Полигон
Там, закобенясь, глушат ртуть.
Отчаявшись, крадут расплату.
И ради правды жадно лгут.
А ради жажды – жгут палаты.
Что сказать: с одной стороны, полигон – он и есть полигон. Со всеми этими «ежами», стенами, канатами, «грязевыми ваннами» я играючи справлялся уже на второй день. И посерьёзнее «полосы» хаживали. А вот с так называемыми «комнатами психологической разгрузки» пришлось изрядно попотеть. Ох, недооценивал я кураторов в бытность своего пребывания на Недельке. Если бы в тот мир меня отправили сразу после полигона, я вряд ли был бы способен чётко определить границы нормальности.
Нет, это ж надо было придумать такое – мол, после полосы препятствий самое оно для отдыха переубедить заматерелого вампира не пить кровь. Твою кровь. Во плоти сидя друг напротив друга. Ну и всё в том же духе. На четвёртый день я прямо-таки отдыхал на полосе. И готов был штурмовать её хоть десять раз подряд, лишь бы не угодить в очередную «разгрузочную».
– Слушай, Даш, где вы столько свихнувшихся сценаристов набрали для этих ролевых игр? Ведь даже у самого конченного психа в голове не поместится столько бреда, – возопил я, вываливаясь из мрачной и тесной комнатушки. Сидеть мне там пришлось попросту на полу. На лицо и остальные части моего многострадального тела периодически капала водянистая слизь с растёкшейся под потолком на какой-то сетчатой конструкции медузины. Точнее говоря, это был медузоид по имени Плювар. С ним мы добрых полчаса обсуждали перспективы развития транспортной сети некой Прохлады. Хорошо хоть выдержки хватило не подписать контракт на поставку запчастей…
– Карл, а что тебе больше всего запомнилось? – мягко, но настойчиво поинтересовалась Даша.
– Всё. Всё запомнилось. Но особо…
…Во все стороны разбегаются, вздымаясь и опадая, дюны. Сижу, пересыпая песочек с ладони на ладонь. Размышляю, в какую сторону податься, да и есть ли в этом смысл. Вдруг на склоне прямо передо мной жаркое марево начинает сгущаться грозовой тучей, та в свою очередь трансформируется в фигуру в чёрном балахоне. Под капюшоном – всё та же клубящаяся чернота, на которой медленно, но верно начинают прорисовываться глаза. Фигура медленно наплывает, гипнотические тёмно-синие колодцы глаз не дают сдвинуться с места. «Извините, не подскажите в какой стороне семнадцатый квартал Ориджи? – раздаётся в голове неожиданно смущённый и мягкий голос. – Что-то я немного заблудился. Зря мы с Миражером вчера столько квяклы выпили». «Ага. Понимаю. Сочувствую. Но, простите, ничем не могу помочь. Сам впервые в этих краях». «Что ж, спасибо за поддержку. Придётся глиссануть. Как же я этого не люблю под квяклой делать», – и с этими словами фигура в буквальном смысле проваливается сквозь песок…
…Вхожу в плотный клочковатый туман. Куда ни шагни – под ногами что-то чавкает. Мутно-фиолетовые сполохи кнутом секут туман, но тот не отступает. Решаю просто двигаться вперёд. Вдруг над головой раздаётся резкий, пикирующий свист. Прыжком ныряю вправо. И… чтоб вас всех… падаю, падаю, падаю… Приземляюсь во что-то вязкое и никак не могу выбраться из этой тягучей массы. Сверху вновь надвигается сваливший меня в бездну свист. Но не он уже пугает, а начинающая всё сильнее сковывать моё тело субстанция. Её поверхность подёргивается волнами. Откуда-то из недр этой биомассы всё различимее доносится жадное причмокивание. Выхватываю лучемёт и начинаю без разбора палить вокруг себя. Истошный визг мерзкой твари – и свобода!..
…Качу на уходящей за горизонт движущейся ленте сквозь ажурные построения разнокалиберных зданий. Бесцветные лучи ярко-белого светила бьются о грани башенок, многоскатные крыши дворцов, замысловатые переплетения мостиков и переходов и рассыпаются разноцветьем изумрудов, топазов, рубинов. И мрачная, давящая тишина. С каждым часом крепнет уверенность, что в этом мире давным-давно нет ни одной живой души. В какой-то момент накатывает такая дикая тоска, что, кажется, ещё мгновение и накроет полное безумие. А ленте нет конца. И нет спасения от этого бездушного великолепия и одиночества…
