Формула действия

Можно сколько угодно думать о случившемся, сколько угодно жалеть, но ничего изменить уже нельзя.

Все равно – соблазн неодолим. Вот в чем дело. Вы от меня легко не отделаетесь. Я имею право знать.

Прочитал написанное и почувствовал презрение к себе – записки выглядят почти как попытка оправдаться. Сами собой мечты явью не станут.

Мне нравится записывать мысли, которыми я думаю о себе. Очень важно суметь избавиться от всех возможных смыслов. Моя способность контролировать себя может быть только иллюзией. Я не знаю, кем окажусь, когда перестану притворяться. Мне необходимо лелеять в себе каждый свой невроз. Каждый человек вынужден жить в реальности своего воображения. Я оказался в плену у своей болезни. Мало приятного. Глупо участвовать в гонке, в которой финиш не имеет смысла.

Я боюсь своей неправильности. Мне необходимо скрывать очень многое о себе.

Я знаю, что такое невозможно. Я – невозможен.

Вам не нужны мои оправдания. Правду обо мне обязательно постараются забыть.

Мне следует прекратить свои записи. Не хочу обманывать и притворяться. Желание раскаяния неестественно в человеке. Мне не удается ощутить чувство вины. Я лишь защищаю себя такого, какой я есть.

Любое убийство человека обществом может быть оправдано. Я стараюсь оправдаться только перед самим собой. Мне не в чем себя упрекнуть.

Прежде я, как и все, верил, что определяю ход своей жизни сам. Однако постепенно мне стало понятно. Я делаю то, что делаю, лишь потому, что не могу иначе.

Я все понял. Или только подумал, что понял.

Я могу думать о себе, только как о Боге.

Один человек – один Бог. Я – единственно возможный Бог для себя.

Каждую ночь во сне я ощущаю себя Богом.

Со мной что-то происходит. Похоже, слабеет мое внутреннее сопротивление. Я стараюсь не замечать ощущение страха, но боюсь, что это невозможно.

Думая, я всегда забываю об осторожности. Правильнее – не думать. Боюсь ощущать себя целью, в которую мне необходимо попасть.

Я стараюсь научиться тому, что не может ни один другой человек.

Хочу перестать бояться слов о себе. Я уже знаю о бессмысленности осторожности. Мне необходим донос на себя.

Как показывает большинство исследований, человек, задумавший убийство, обязательно тем или иным образом намекает на свои намерения или предупреждает о них.

Я не сомневаюсь, что меня держат на цепи. Всех держат. Я ощущаю себя изуродованным жизнью.

Сказать нужно столько, что не знаю, с чего начать. Не уверен, что мне удастся докричаться до тех, кто стремится услышать мой крик.

Мне нравится ощущать свое превосходство над жизнью. Убийство – всегда самозащита. Что угодно лучше, чем ничего.

Я не всегда слежу за собой. Это невозможно. Что я делаю в такие минуты?

Я стал врагом общества. Невозможно поверить, что я этого хотел. Не я выдумал жестокость этого мира. Ад у каждого в сердце.

Кто-то создал для меня ад. Все мои усилия бессмысленны. Каждое мое признание оказывается еще одним поводом для обвинений.

За шесть месяцев, после увольнения из клиники, я редко выбирался на люди. Если не считать охоты.

Я не намерен следовать за жизнью. Мир взорван. Живу на его обломках.

Иногда кричу и прислушиваюсь, стараясь угадать мотив в гармонии звуков отчаяния. Не хочу слышать свои призывы о помощи.

Вот о чем я думал в ту ночь и о чем продолжал размышлять время от времени.

16

Я всегда произвольно выбирал момент, с которого начиналась охота на жертву. Только случайные подробности могут рассказать обо мне самое главное. Правдой всегда оказывается самое невероятное.

Я еще не остановлен. Не могу объяснить свои действия иначе. Не позволю сделать меня частью какого-нибудь механизма. Ненавижу себя оправдывающимся. У каждого своя война. Моя война продолжается.

Я закрыл глаза. Мне хотелось уснуть. Мои чувства всегда метались между крайностями.

Я шел, чувствуя, как увеличивается страх. Мне надо было спасать себя. Я уже не соображал, куда иду. Старался не останавливаться. Мне не следовало оглядываться. Надеялся немного прийти в себя.

Я ощущал постоянную угрозу для себя, исходящую от людей. Мне пришел в голову не то чтобы план, но вроде того. Надо, чтобы были правила. Строжайшие правила. Это очевидно. Я умел быть незаметным. Это делало меня опасным. Я обдумывал свои поступки и приучил себя верить, что они по-прежнему важны. На самом деле ничего важного нет.

Мысли неслись потоком, сменяя друг друга с небывалой быстротой. Я обратил внимание, что они какие-то странные и возникали иначе, чем обычно. У моих мыслей есть свои особенности, и всякое отклонение сразу становится заметно.

Я хотел, чтобы чувства руководили мной. Удар всегда следует наносить первым. Страх – великий допинг. Быть тем, кем себя чувствуешь и не стараться приспособиться – это самое важное в жизни.

Меня удивляла беззаботность людей. Никто, кроме меня этого не заметил. Человек не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Мне никогда не удавалось избавиться от чувства опасного одиночества в толпе.

Ощущение опасности подступало ко мне со всех сторон. Стараясь не шуметь, я сделал несколько шагов. Улица была почти пуста и я почувствовал себя увереннее. Почувствовал, как на затылке и вдоль позвоночника выступает пот. Мое беспокойство усилилось.

Я сидел на скамейке и пытался преодолеть головную боль, сжав большими пальцами виски.

Беспомощно оглядывался по сторонам. Среди людей невозможно чувствовать себя в безопасности.

Он лежал на левом боку. Я сделал подковообразный разрез кожи, подкожной клетчатки в правой височной области соответственно линии прикрепления височной мышцы. Когда знаешь, что именно искать, все становится предельно ясно. Лоскут отвернул к основанию на уровне скуловой дуги. Не так чтобы хорошо, но могло быть гораздо хуже. Он не почувствовал боли. Я рассек височный апоневроз и височную мышцу до надкостницы.

На первый взгляд это казалось разумным. Чем дальше, тем интереснее, улыбнувшись, подумал я. Иногда человек хочет незамедлительно получить ответ на мучающий его вопрос.

Попытался сделать что-нибудь более яркое, более заметное. Мне не повезло и я рассек meningea media. Я был в совершенной растерянности. Это еще мягко говоря.

Некоторое время я рассматривал его, прежде чем обнаружил, что его глаза немного приоткрыты. Всего лишь узкие щелочки, которые и не заметишь при первом взгляде. Я ждал, когда он моргнет. Он не моргнул.

Казнь – это искусство.

Я могу быть очень деловым. Если бы я не смог, я бы сошел с ума.

И еще я думал: никогда не бывает в точности, как ожидаешь.

Неожиданно я почувствовал на себе взгляд.

Я знал, что он мертв. Можно сомневаться в чем угодно, но только не в трупе, который видишь перед собой. Мертвое тело казалось неестественно большим. Всегда происходит что-то, чему невозможно найти объяснение.

Только смерти удавалось сделать меня счастливым. Этого я не прощу никому. Я знал, что опять убью. Существует только один способ уменьшить свое мучение. Следует сделать его доступным другому человеку. Истина не для всех. Последнее средство убеждения.

Никогда прежде я не казался себе более убедительным. Только смерть не безразлична для людей.

17

Не мог заснуть. Мне мешали мысли столь же необычные, как и весь минувший день.

Иногда мне казалось, что я нарисован. Иначе почему я боялся быть стертым?

Я не мог ощутить естественность жизни. Всегда старался быть незаметным. Это мне удавалось. Очень легко быть незаметным человеку, который никому не нужен.

Необходимы новые войны, чтобы жертвы смерти приносились постоянно. Однажды человечество будет принесено в жертву. Выпусти своих демонов наружу. Иногда обстоятельства оказываются сильнее нас.

Я помню каждую свою жертву. Даже могу пересчитать их по количеству порезов на правом плече. По ночам я крашу свое лицо красной краской.

История моей жизни. Обнаруживаешь что-то, о чем раньше не знал.

Став убийцей, я мог делать с человеком все, что хотел. Это очень удобно. Исчезли сложности, постоянно возникающие в работе хирургом. Вот в чем все зло. Ситуация не контролируется.

Я старался подавлять свои мысли. Сколько я себя помню, мне всегда приходилось бороться против какой-нибудь ужасной картины, которую рисовало мое воображение.

Я знаю, как будет выглядеть мой труп.

Я опасен. Мне хочется помнить об этом. Смерть «хирурга» нужна многим людям. Смешное человечество воображает, что может жить вечно.

Все люди чего-то боятся. Пытаюсь узнать, чего боюсь я.

На меня производят впечатление только подробности. Вдруг оказывается, что умирать – это очень смешно.

Я не поверю, что жизнь не только забава. Не хочу променять свое ощущение жизни на другое.

Мне не нравится защищаться – только нападать. Если бы было возможно то, о чем я говорю, наступил бы конец света. Не всегда знаешь, когда переступил черту. Смерть не просто рядом. Иногда я ощущаю ее прикосновение.

Иллюзии кончились. И глупо этого не видеть. Я делал то, что шептали мне тихие голоса. Я более сложен, чем окружающая меня реальность.

Моя борьба с реальностью продолжается. Иногда мне кажется, что я уже перестал отличать фантазию от действительности. Я более реален, чем мне хочется.

Реальность причиняет мне боль. Хочу перестать зависеть от реальности. Мне никогда не нравилось ощущение своей реальности.

Я ощущаю себя менее реальным, чем слова обо мне. Я всегда жил в реальности своего воображения. Мне нравится ограничивать реальность жизни реальностью слов. Выдуманное всегда оказывается более реальным, чем действительность.

Успокоить страхи можно было только одним способом – я знал, каким. Множество картин теснилось в моем воображении, вытесняя одна другую. Я обсасывал каждую деталь с упоением.

18

Я массировал руки, чтобы они перестали дрожать. Теперь я готов к операции.

Посмотрел на него и понял: он знает. Он знал, что я не шучу. Его лишенные выражения глаза смотрели куда-то сзади меня.

Затем я принялся выполнять свой долг. Любопытство умеет быть соблазнительным.

Я хорошо знал, что именно мне предстоит сделать. Мне совсем не хотелось торопиться. Пусть помучается. Я не хотел казнить его слишком быстро.

Я подумал, что для меня это лучший выход. Не мог расслабиться, пока не заканчивал.

Не все свои ошибки мне хочется забыть. Убивая, не следует стыдиться возникающих желаний.

Ничего в этом особенного нет. Все сейчас творят такое.

Моя первая мысль была практического свойства.

Величина и направление разреза зависело от выбора доступа к органу и цели вмешательства. Я проделывал это даже с каким-то артистизмом. Именно так, как это всегда вызывало восхищение у моих коллег.

Вначале я сделал вкол скальпеля перпендикулярно к поверхности кожи, затем наклонил его под углом сорок пять градусов и продолжил разрез до конечной точки.

Ну как? Разве не бесподобна эта картина? Кожа рассеклась вместе с поверхностным слоем клетчатки.

На этом все и закончилось. Почти все. Но я не мог отделаться от ощущения, будто чего-то недостает. Во всем этом есть несколько загадочных аспектов.

Потому что смерть захватывает. Потому что любопытство не знает предела.

Вообще-то, если я что и умею в жизни, так это смотреть. Почему вдруг я так подумал? Да просто пришло в голову.

– Сегодня я нравлюсь себе, – тихо сказал я.

А дальше – дальше так, как это и бывает. Могу рассказать обо всем гораздо подробнее.

Чудеса, подумал я, никогда не прекращаются.

Мое сердце неожиданно показалось слишком большим для такой грудной клетки, и я затанцевал еще быстрее, размахивая руками. Словно боялся, что лопну от переполняющих меня чувств радости и облегчения, если перестану двигаться.

Я вернулся к реальности, о которой словно забыл с какого-то момента. Важно понимать ограниченные возможности осторожности.

Страха уже никакого не было. Было знание. Я своеобразнее остальных людей. Ведь я действительно не такой, как все. Может ли истина быть такой простой? И такой ужасной? Я – просто ходячая опасность.

Иногда неприлично быть счастливым. Что остается, когда слой за слоем сдерешь с себя всю внешнюю оболочку?

Время у меня есть, сказал я себе.

Только боль и страдание рождают красоту. Вид умирающего человека всегда интересен.

Что-то ужасное вдруг закончилось, а что-то приятное начиналось. И я мог это продолжить. Мне нравилось знать, что он мучается сильнее меня.

Я выдержал секундную паузу, без сомнения наслаждаясь моментом. Напряжение, сковывавшее все тело, ослабло. Что я имею против того, что нормально? Теперь я вправе несколько расслабиться.

Таков ритуал. Я должен был исполнить его. Я – всего лишь человек, пытающийся жить в согласии с самим собой.

Смерти хочет Бог. Мне это уже понятно.

Может быть, все это – иллюзия. Допускаю, что сделал в жизни не лучший выбор. Хотя эта мысль занимала в моем сознании не более двух секунд, мне казалось, что я излишне долго думаю не о том, что действительно важно.

Я рассмеялся. Ничего не смог с собой поделать. Бывает, думал я. Бывает и так. Не знаю, что может быть смешнее желания человека быть живым.

Моя жизнь – подражание смерти. Я смог почувствовать это, лишь став хирургом. Людям нравится убивать друг друга. Отказавшись от этого чувства, они бы перестали быть людьми.

Мыслей было так много, что я не знал, на которой из них сосредоточиться.

И вдруг весь мир совершенно изменился. Я почувствовал себя абсолютно свободным.

С ним я научился невероятному количеству вещей.

Сами догадайтесь. Если сумеете.

19

Не хочу принимать таблетки. Предпочитаю бессонницу.

В данной ситуации правда звучит, как самая невероятная выдумка.

Жить в отрезке времени, пространства, обязанностей. Изображать из себя сытое, довольное животное. Сытость унизительна.

Мне нравится смотреть на людей сверху вниз. По-другому не получается.

Когда убийство жертвы продумано до мелочей, никакой славы убийце не достается. Совершенство анонимно.

Но скоро, очень скоро я стану знаменитым. Пока все знают меня только «хиругом». Конечно, какое-то время я не увижу свою фамилию на первых полосах газет и приму все усилия к тому, чтобы до меня не добрались раньше времени. По крайней мере, до того, как я казню еще двоих.

Может, даже троих. Я все еще открываю себя. Очень много опасных открытий.

Я не всегда говорю правду. Но иногда не говорю ничего, кроме правды.

Закон жизни – зло. Я часто повторял это самому себе. Слова могут убить с большей легкостью, чем убивал я. Вот только почему мне об одной мысли об этом делается жутковато?

Иногда мне кажется: происходило совсем не то, что я пытаюсь вспомнить. Я не мог не казнить. От «хирурга» ждали продолжения убийств. Все это забавно. Или не очень.

Не могу заснуть, потому записываю. Слишком часто провожу ночи без сна.

Я лежал в почти полной темноте, если, конечно, не считая тусклых бликов, отбрасываемых уличными фонарями на стены комнаты. Лежал неподвижно, стараясь уснуть и убеждая себя в том, что обязательно нужно выспаться.

Может быть, мне удастся привыкнуть. Я умею мириться с неизбежным.

20

Голова прояснилась, но тело не слушалось. Я не понимал, что происходило, где я, почему тут оказался.

Страх заставил меня оглянуться. Я старался оглядеться незаметно для окружающих меня людей. Боялся обратить на себя внимание своей торопливостью.

Мне следовало выбрать одну из двух линий: выжидать, пока произойдет то, что должно произойти, или начать действовать самому.

Что-то происходило, а я не понимал что. Словно проваливался куда-то, переставал существовать.

Я шел, не поднимая глаз, не оглядываясь по сторонам. Когда переходил улицу, меня чуть не сбила машина.

Со стороны могла показаться, что я внимательно смотрю себе под ноги. Но на самом деле все мои мысли были заняты более важными вещами. Слишком много думал о том, что делал, вместо того, чтобы думать, почему я это делаю. Убеждал себя: я поступаю правильно.

Мне стало еще неуютнее в этом городе. Я шагал не спеша, иногда просто стоял и смотрел на идущих мимо меня людей. Ощущал слабость и головокружение.

Когда пришел в себя, оказалось, что сижу на скамейке перед музеем. Сидел, не шевелясь, ничего не чувствуя и курил, не ощущая вкуса дыма. Медленно обводил взглядом улицу.

Никому нельзя доверять. Даже самому себе.

Расслабиться я не мог. Во всяком случае, пока. Машинально провожал взглядом каждого человека, проходившего мимо. Узнать меня невозможно. Иду по жизни, не оставляя следов, не отбрасывая тени. Как приведение.

Я опять не оригинален. В общем, конец у всех одинаковый, то есть люди умирают. Так или иначе.

Мог ли я теперь уйти просто так?

Не могу понять: я злой человек или добрый? Время покажет. Поживем – увидим.

Я убиваю, следовательно я существую. Ну чем не жизнь. Просто, как все гениальное. Просто и ясно.

Не уверен, что убийства делают меня опасным для окружающих. Убить может каждый человек. Разумеется, сработала интуиция, а не логика. Грубовато, пожалуй, но ни что лучшее времени не оставалось.

Я злой. Да. Злой и жестокий. Мне себя не жаль. Я не собираюсь никому ничего прощать. У меня нет комментариев.

Почему нет, помнится, подумал я тогда.

Почувствовал, что не могу дольше сдерживаться. У меня спектакль шел без репетиций. Каждый человек приходит в жизнь со своим смертным приговором.

Я очень долго думал об этом. Да это же естественно. В каком-то смысле это самая естественная вещь в жизни.

Почему я пишу об этом опять? Да потому что именно это меня интересует.

Тебя случайно так не клинит? А у меня, не вру, часто такое бывает.

Сколько ни объясняй, все равно передать свои впечатления как следует, я вряд ли сумею.

21

Утром был звонок по телефону. Я поднял трубку – молчание. Кто-то вроде дышит. Люди страшны и безжалостны. Они готовы в любой миг наброситься.

Мной целиком овладело возбуждение человека, увлеченного игрой и не вполне уверенного, что эта игра закончится безобидно.

Иногда мне кажется, что я только притворяюсь собой. Хочу перестать притворяться.

Знаю, что я не тот человек, которым притворяюсь. Мне нравится разоблачать свое притворство.

Желание быть только добрым всегда делало меня смешным для окружающих людей. Быть жестоким почетнее, чем быть добрым. Людям не нужна доброта. Для людей доброта – подтверждение слабости. Жестокий человек всегда пользуется большим уважением, чем добрый.

Истинные логические построения не обязательны, достаточно, если они только кажутся таковыми. Главное – привлекать к себе массы.

Почему эта мысль пришла в голову? Сам не знаю. Скажу только: я внимательно прислушиваюсь ко всему.

Мне никуда не деться от всего этого. И убегать я никуда не должен.

Как быть, если жизнь ставит что-то на твоем пути? Отрицать? Зажмуриться, повернуться спиной?

Не хочу быть неправильно понятым.

«Когда же это кончится?» подумал я. «Лучше б меня поймали».

Но сдаваться я не пошел.

Я не верю в справедливость. Об этом мне говорит весь мой жизненный опыт.

Я – человек обреченный, у меня нет имени. Я презираю общественное мнение. Презираю и ненавижу во всех побуждениях и проявлениях общественную нравственность. Нравственно для меня все то, что способствует смерти. Я не ожидаю жалости к себе. Каждый день я обязан быть готовым умереть. Все во мне поглощено единым интересом, одной мыслью – смертью.

Представим себе проблему несколько конкретнее.

Но если не обманет то, что у меня внутри, окружающих нечего бояться. Хотя это звучит как-то странно, да? Но пути назад уже нет. Начиная с определенного момента жизни каждый в ответе за то, что он делает. Все вполне логично и естественно.

Каждый человек таков, какой он есть. Только у одних есть какой-то предел, а у других – нет.

Сказанное держит меня гораздо сильнее, чем то, что я делаю или о чем молчу. Появился какой-то «новый я», и возврата назад быть не могло. К сожалению, я не знаю, где найти причины этого. На что они похожи – тоже не знаю. Однако скажу откровенно: по-другому продвигаться вперед нельзя. Мне надоела моя нерешительность.

О том, как ничтожен человек, можно судить по тому, как много он старается приобрести, чтобы скрыть свою ничтожность.

Не лучше ли идти вперед чуть медленней и не терять ориентации. Не знаю. Не вижу другого выхода.

Мне страшно. Не покидает ощущение, что я способен совершить что-нибудь такое, до чего еще никто не додумался. Что-то совершенно нечеловеческое. Может быть, сейчас именно я это и делаю?

Знаю, что это требует сверхчеловеческой откровенности.

Иногда мне кажется, что я вспоминаю то, чего не было. Поверить словам невозможно. Не знаю большего заблуждения людей, чем их способность различать добро и зло. Жизнь – только провокация.

Отвратительное состояние, навалившееся на меня утром, не проходило. Я ни на минуту не мог ни на чем сосредоточиться.

Мне необходимо рассказать о себе все, что я знаю. Я очень спешу рассказать о себе. Не знаю, сколько времени у меня осталось.

22

Я должен был остановиться. Опять заболела голова. Головные боли в последнее время стали чаще.

Я понимаю людей, которым нравится убивать. Я их не виню. Они так живут. Пытаются защититься от всего. От жизни. От смерти.

Я смотрел на людей почти в упор.

Все происходило словно не со мной. Не помню, о чем я думал. Не хотел быть благоразумным. И мне сразу стало спокойнее на душе, будто я возвратился в те дни, когда всему было простое объяснение. Реальность сузилась, как всегда бывает, когда силы истощаются, а до конца еще далеко.

Оставался на своем посту еще минут десять.

Рассуждая, я обрекаю себя на поражение. Не хочу сомневаться.

Претворился в реальность один из моих снов. И все. И этого было достаточно. Быстро и непонятно. Сам виноват, дурачок.

Моя рассеянность быстро исчезла – я начинал сосредотачиваться. Даже не испытывал волнения.

Резал кожу шеи строго по срединной линии от середины щитовидного хряща вниз на шесть-семь сантиметров. Ничего особенного не чувствовал. Как это просто, подумал я. Может быть, смерть – это нормально? Обнажил первые кольца трахеи, не останавливая кровотечения.

Идиотизм какой-то, подумал я и тут же понял, что намерен совершить еще более идиотский поступок. Разве у меня был выбор? Просто спокойно размышлял о том, что мне нужно вычеркнуть его из списка живущих.

Я вскрыл трахею остроконечным скальпелем. Простая логика. Что и требовалось доказать. Не в моей власти добиваться в этом случае чего-либо силой. Но это было сильно. Очень сильно. Даже я прибалдел от такого крутого нестандарта.

Почему я должен вспоминать все это? Для меня важны все подробности. Спокойно, говорил я, спокойно. Не надо терять голову. Этим делу не поможешь. Так же по желобоватому зонду рассек и третью фасцию шеи. Какое это блаженство. Ты понимаешь, почему? Кроме того, разве это решение не было самым логичным из возможных?

Сделав все это, я обнаружил, что чувствую себя немного получше. Торопиться было незачем. Все очевидно. Точно знал, что там увижу. Только действие, опережающее мысль могло спасти от мучительных колебаний.

Я чувствовал, что живу. Кто может устоять перед таким искушением? Потрогал его безжизненную оболочку, и это успокоило меня.

23

Сначала изложим факты.

Я решил сделать полную продольную стернотомию. Теперь мои мысли зашевелились в определенном направлении. Рассек по срединной линии вдоль всей грудины кожу, фасцию и надкостницу. Я сделал то, что был обязан сделать.

Со стороны рукоятки и мечевидного отростка позади грудины сделал туннель. Рассек грудину долотом. В конце концов люди совершают вещи и похуже. Чувствую себя гораздо лучше, чем было все последнее время. Может быть, я уже начинаю выкарабкиваться.

Смотреть на это неприятно. Однако в данном случае попытка стоит того, чтобы ее предпринять. Останавливал кровь, втирая воск с парафином. С технической точки зрения, если здесь вообще уместны подобные слова, можно сказать, что все длилось дольше, чем следовало. Но я не особенно осторожничаю. Я – человек без лишних сложностей.

Происходящее никогда не зависело от меня. Мне не удавалось остановиться. Никто никогда не останавливается.

Ни чувства вины, ни мыслей о трагичности происходящего. Только облегчение. Когда добираешься до конца все остальное не имеет значения. Я научился получать ответы, не задавая никому вопросов.