скачать книгу бесплатно
– Потому что в многолюдном Чернигове ваше счастье будет не так заметно, – кивнул ему Лис. – Я понял тебя, отец. В твоих словах есть своя мудрость. Не обижайся – мне и вправду не понять. Я человек меча.
– Так и есть.
– Ты слышал о пророчестве?
– То ваше, христианское пророчество, боярин. Слышать-то слышал, но вот… – иудей замялся.
– И в него не веришь? Неужели у вас нет пророчеств?
– Нет, – пожевав сухие губы, ответил иудей. – У нас мудрость, передаваемая от отца к сыну и далее. Мудрость, которую копят сотни поколений.
– И что же она говорит, ваша мудрость?
– Что старому иудею с его семьей надо уходить в Киев! – улыбнулся Иезикииль.
– Я еду из Киева чтобы служить и защищать всех – и вас тоже. Не веришь, что дружина, которую собирал Черномор – справится?
– Верю-верю, – заверил старый еврей. – Но таки верится мне в это лучше в стольном граде, чем в малом городишке.
Боярин кивнул. Искоса посмотрел на связанного пленного степняка – попытать толком того не удалось – времени до заката было в обрез. А теперь тот и вовсе лежал без чувств – многочисленные ранения его окончательно сломили.
– Кто такой Зверь, отец? Может, слышал? Если желаешь расплатиться, то вести были б неплохой платой мне.
Старый иудей мелко покивал, задумался, тоже глядя на связанного степняка.
– То лучше у тысяцкого в Комышелоге спросить.
– Но что-то ведаешь?
– Слыхивал, как же. Вот уже с месячишко в городке неспокойно из-за него. Шайка промышляет ночью одинокими путниками да небольшими компаниями. Иной раз – просто ограбят, а иной – одни кости остаются от людев, ровно волки лесные рвали. И ежель людишек поболее чем двое – обязательно одного оставят – чтоб, значит, сказывал – то мол, послание от Зверя – ему надо кланяться как господину – и тогда ничего дурного делать боле не будет.
– Что за чушь? – возмутился старый воин, но иудей лишь развел рукам.
– А я что? То слышал – то и говорю. Нам, иудеям в такое лезть не с руки.
Мирно сопящий крепким сном Лесобор вдруг резко вскочил, ощерившись, а дети старика, жавшиеся друг к другу воскликнули что-то неразборчивое и указали на темный край леса с противоположной стороны. Воины и рыцарь у второго костра схватились за оружие.
Из леса выплыло нечто. Вскочившему на ноги со всеми Лису это вначале показалось сгустком тумана, но нечто стало обретать полупрозрачную человеческую форму. Медальон ощутимо похолодел, и витязь положил руку на рукоять верного меча. Семейство старика забилось в телегу, ощетинившись всем, что могло бы служить оружием. Оборотень схватился за арбалет, собираясь метнуть стрелу, но боярин жестом его остановил. Существо не двигалось с места, замерев в полутора десятках шагов от огня, будто разглядывая собравшихся.
– Слава Иисусу Христу! – могучим басом пророкотал Лисослав.
– Во-веке веков, – после недолгой паузы отозвалось гудящим шепотом нечто.
– Приветствую тебя, скиталец, – Лис убрал руку с рукояти меча. – Присаживайся к костру, коли нет в тебе злого умысла, а коли есть – не обессудь.
– Не надо его к костру, – сдавленной мышью пискнул старик.
– Он славил Христа, он не зло, – отрицательно качнул головой боярин, видя, как чужак медленно приближается.
– Ну и что?
– Как что? Нежить во злобе своей не терпит такого.
– А вдруг он – иудейская нежить? Тогда ему плевать на такое!
– Старик, а ты часто встречал в этих землях подобное?
– А вдруг – этот первый?
Призрачный гость приблизился к костру достаточно, чтобы можно было рассмотреть его призрачную фигуру – это был немолодой воин с длиннющими усами, спускающимися почти до пояса, в пробитой кольчуге и помятом шлеме, с мечом в ножнах.
– Благодарствую, – прошелестел призрак воина, и Лис понял, почему он шепчет: на горле у пришельца зияла большая дыра – толи от стрелы, толи от копья. – В наших землях ныне забыли об вежестве. Ты первый кто пригласил к теплу за долгие годы, боярин. Видать старые традиции еще не перевелись в этом мире.
– Тяжелые для Руси времена, – согласился Лисослав. – Откуда ты, витязь?
– Из дружины князя Аскольда.
– Один из первых христиан среди бояр? – догадывается боярин. – Сейчас христиан не в пример больше.
– Такие были времена, боярин.
Взгляд призрака уперся в медальон на груди десятника – и черты лица существа перекашивает.
– Убери, – еле слышно шелестит он.
– Почему?
– Убери, прошу. Потом скажу.
Лис спрятал медальон за пазуху.
– Ты слышал о пророчестве?
– О нем все слышали, – шепчет дух. – Дружина, которая будет спасать человечество.
– Веришь в нее?
– Я ее вижу, – был ответ. – Вижу и знаю, что вы, люди, делаете все, чтоб оно сбылось. Но никто не знает, чем пророчество оканчивается.
– Не разговаривай с ним, добрый сэр, – рыцарь с рукояти меча руки не убрал. – Он может заморочить голову и смутить дух.
Боярин досадливо скрипнул зубами, но ничего не ответил рыцарю. Ничего на это не сказало и призрак, и десятник продолжил.
– А сторона Тьмы – знает?
– То мне неведомо. Я – не сторона тьмы, я неупокоенный. Но я могу сказать, что ждет тех, кто носит такой же знак на груди. Большую часть.
– И что же это?
– Гибель. На них уже ведется охота из-за Кромки. Все в опасности. И тебя ждет гибель боярин, ведающий старый Покон*[11 - Покон – здесь и далее – имеются ввиду законы-указания о верной жизни от древних пращуров.]. Оставь это дело и уходи в чужие земли. От одного твоего меча – ничего не изменится, а дружина – не обеднеет. Прошлое идет за тобой попятам и скоро настигнет там, где и не ведаешь. Уходи обратно в Куяв*[12 - Куяв – очень древнее, неславянское название города.].
– Вот оно как, – заключает Лис, усмехаясь в усы, видя, как бледнеет лицо старого иудея, как молча поджимает губы рыцарь. – Прошлое уже меня настигало – не страшно теперь… Ну и как это? Ты сам меня назвал ревнителем старых традиций – как же ты мне предлагаешь такое?
– Я лишь попытался спасти твою жизнь, – было ответом. – Твое решение – только твое.
– Я уже погибал – вот таков мой ответ. И я не могу уйти, оставив остальных. Особенно теперь, зная о гибели собратьев по дружине. А меч – вдруг он окажется тем единственным, чьего удара и не хватит для победы? Дружина плечом побратима крепка – даже если это верная смерть. Смерть воина на поле боя – обычное дело, так уходили лучшие из нас. Я не страшусь Смерти.
– Все ее страшатся, – возразил призрак. – Все и всегда. Важно кто и как ее встречает. Гибнущих достойно – немного.
Призрак поднялся над травой, молча поря на легком ночном ветерке.
– Спасибо на мудром слове, воин. Я не могу поменять свою судьбу, но могу поменять твою. Где лежат твои останки?
Призрак молчит, паря над землей, словно в тяжелом раздумье. Лису кажется, что он уже не ответит, но дух указывает в направлении леса.
– Мои останки растащили волки, боярин. Мой череп, вымытый слезами дождя и иссушенный дыханием ветра – лежит на дне оврага. У большого камня похожего на бычью голову.
– Я тебя понял, витязь, – кивнул боярин. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы его найти похоронить по-христиански.
– Благодарю, витязь, – шепчет приведение. Оно поворачивается спиной и, уплывая во тьму, тает во мраке леса. Какое-то время царит тишина, слышно лишь испуганное дыхание иудейского семейства и сердитое сопение рыцаря.
– Зачем? – заикаясь, спросил старик. – Зачем ты с ним разговаривал? Какие вообще могут быть разговоры с подобным?
– И чем тебе он не понравился Иезикииль Моисеевич? По мне – добрый, воспитанный муж.
– А ну как беду накликает на всех нас? – нервно сглотнул глава семейства, опасливо поглядывая туда, куда скрылся призрак – а ну как услышит?!
– Эх, ты, – Лис осуждающе качает головой. – Слушай внимательно, Иезикииль Моисеевич: завтра же найдешь череп, где указано, и отвезешь его в Чернигов – вот что я тебе скажу. Там – отдашь владыке Иллариону и объяснишь, что нужно похоронить по-христиански, отпев.
– С чего бы это? – ощетинился еврей. – Чтобы он на протяжении всего пути пугал меня и мою семью? А то и похуже что-то сотворил?
– Не видишь ты людей, хоть и иудей, – назидательно пояснил десятник.
– Это – не человек. Ты тоже его ведать не можешь!
– Он сам заинтересован, чтобы вы это сделали, – мягко пояснил боярин. – Да он всю дорогу будет нежить от вас гонять, чтоб все получилось! Надежнее стража – просто и придумать сложно в пути.
Иезикииль обескураженно задумался, подсчитывая про себя возможности, а Лис вытащил из небольшого мешочка у седла крупную рубленую пластинку и кинул ее старику.
– Это тебе плата серебром. Мне никогда не понять старого иудея – здесь ты прав, Иезикииль. Но тебе – никогда не понять старого воина. Ни действий, ни поступков. Потому что для тебя это другой мир, как для меня – твой. Этот несчастный скиталец мне сейчас поведал больше, чем могли бы поведать кто-либо из живых людей. Он поведал вести с другой стороны! И цена им – множество жизней. В том числе и ваших, быть может. Он – заслуживает погребения и он – не Зло.
Какое-то время Иезикииль обдумывал сказанное. Нехотя, неуверенно кивнул.
– Ты мудр, боярин, – заключил старый еврей. – Мудр и благороден. Если это все так, господин и если мы доберемся до Чернигова без иных нападков – я сделаю то, о чем ты просишь. А еще – двери семьи Иезикииля Моисеевича – всегда будут открыты перед тобой богатырь. И перед твоей нуждой в случае необходимости.
– Благодарю от чистого сердца, – тепло улыбнулся одними глазами Лис.
– Хватит болтать, – сварливо проворчала старая Сара. – Еда холодной не станет вкуснее.
И тут воздух дрогнул от низкого утробного, тоскливо-тяжелого воя с прирыком. Такого странного звука боярину еще не доводилось слышать. Так должно быть кричит грешник на пути в ад, когда из него вынимают душу. Слабый свет амулета на груди сказал больше слов.
– Что это? – боярин недоуменно посмотрел на вдруг съежившегося, ставшего маленьким и незаметным Лесобора. Волколак нервно пожал плечами – его глаза стали и вовсе совиными. Вой повторился, но значительно ближе и громче, заставив уже всех вскочить с мест, похватать мечи и копья. И залезть в телеги тем, кто их не имел. Ночной лес – обманывают, коверкают звуки, отдаляя их или наоборот, приближая, но боярин был уверен – вой был с места, где большой кучей они побросали тела сраженных разбойников в овраг и присыпали землей.
– Святой Маврикий*[13 - Святой Маврикий – христианский мученик, по преданию, предводитель Фивейского легиона. За отказ казнить единоверцев-христиан – был зверски замучен за неподчинение императору вместе со своими воинами. Причислен к лику святых в 4 веке. Был одним из обладателей «Копья Судьбы». День памяти – 22 сентября. В Средние века – считался покровителем рыцарей. Считался покровителем рыцарей.], будь к нам милостив, – шепнул чужеземный рыцарь где-то рядом, вглядываясь во тьму ночного леса, нависающего над освещенной кострами частью дороги. Треск кустов, низкое утробное рычание совсем рядом.
– Боярин-батюшка, – иудей остался с мужчинами, вооружившись топором и теперь, с беспокойством, заискивающе глянул в глаза Лисослава. – Может и это будет не таким страшным, как призрак? И с ним удастся договориться?
Талисман пыхнул теплом вишнево-красного цветом.
– Не думаю, – проронил витязь, а затем громче, выйдя немного вперед: – И что?! Будем по лесу бегать – или займемся делом? Выходи, ночная тварь – схватимся честно, как в старые времена!
– Не надо, Лисушко, – то Лесобор трясущейся рукой, робко попытался утянуть боярина за подол кольчуги поближе туда, где ощетинились копьями немцы.
– Нишкни, я знаю что делаю.
Лес перепугано замер небывалой тишиной: разом перестали пищать ночные птицы, треск ночных сверчков тоже оборвался, будто бы все живое настороженно прислушивалось вместе с людьми. В тяжелой ночной тишине стало отчетливо слышно, как кто-то большой двигался сквозь кустарник, вокруг костров. Деревья ночью крадут звук, обманывают и, казалось что ночной посетитель совсем близко, но боярин знал, что тот держится на расстоянии. Пока. Беспокойство волколака передалось и Лисославу, но боярин умел держать в узде свои страхи и опасения. Чего может бояться волколак в лесу? Лес молчал как мертвый – там, в зарослях находилось нечто такое, что не принимала сама природа, как противоестественное и чуждое.
– Выходи и сражайся, тварь! – Лис крутнул мечом, тяжелое лезвие со свистом прочертило восьмерку в ночном воздухе. С порывом ветра до сгрудившихся людей со всех сторон донесся многоголосый шепот – голоса почти не слышно, едва-едва различимо шептали одно и то же:
Придет серенький волчок,
И ухватит за бочок.
Шепот усилился, превращаясь в гул с шорохом листвы в лесу и скрипом ломаемых веток – так, будто кто-то легкий и многочисленный, на мягких лапах бегал за кромкой тьмы вокруг круга света, не решаясь в него вступить.
– Раны Господни, – прошептал гер Рудольф и размашисто перекрестился. Из чащи послышались шепчущие смешки и дразнящий свист. Шумела целая толпа, десятки шепчущих голосов – мужских, женских и детских повторяли фразу уже не скрываясь, а порывы ветра, странного в окружении леса, заставляли костры искрить. Воины, крестясь, подкидывали в них поленья и сухие ломанные ветви, боясь что проклятый ветер задует тот последний свет что оделял их всех от окружающей тьмы. Шепот перерос в грохот – так жутко трещат сухие деревья в ночном лесу, так порывы урагана забавляются с крестами на заброшенном проклятом кладбище – так не шумит обычный лес. И вдруг все стихло – резко, будто обрезали все звуки.
– Выходи и бейся со мной! – вновь проревел Лис, потрясая мечом. – Один на один. Как в старые добрые времена.
И тогда, в полной ночной тишине, тяжело, с прирыком и гулким придыхом, от явно громадной, как кузнечные меха, грудной клетки, прозвучало нечто похожее на рев зверя, пытающегося заговорить по-человечески:
– Не-е с тобо-ой.
Кто-то большой шумно выдохнул, а треск кустов стал удаляться от всполошившихся людей и света их костров.
3 глава. Посадник Комышелога и жрец Велеса
Величайшее из достоинств оратора – не только сказать то, что нужно, но и не сказать того, что не нужно».
Марк Тулий Цицерон.
Комышелог, небольшой ныне городок числом жителей редко, разве что в годину опасности нашествия, когда под защиту его стен сбегались жители округ, превышающий тысячу человек, встретил их настороженно – закрытыми воротами. И отворять их перед всадниками и пешим – никто не торопился. Так же неприятно удивили колья, вкопанные в ров, перед стенами – на кольях тех покоились отсеченные гнилые головы и даже живой полутруп поднятого. Нежить посаженная на кол не имела рук и ног, только голову и тело и, видимо, место своего последнего пристанища получила давно – тело иссохло почти совсем, но при виде приближающихся всадников, поднятый, все же смог поднять голову. Он открыл и закрыл с тугим скрипом сухую пасть, но звуков издать не смог. Десятник недовольно поморщился, оглядев его, но копье марать не стал. «Чего это Боеслав так жестоко? На него не похоже!»
– Отворяй! – прочистив глотку, прокричал Лесобор.
– Прочь езжайте! – ответили сверху. – Чужих ратных пущать – не велено!
– Сдурел? – возмутился волколак. – Ты глазья-то разуй, ирод – свои мы ратные.
