Отблески купальского костра

Да, эффектная женщина! Красивая, женственная, эффектная! Извините, повторяюсь, просто слова в последнее время куда-то разбегаются, собрать их не могу. Нет, но посудите сами, она немного ниже меня ростом, чуть-чуть, следовательно, где-то метр семьдесят пять, плюс минус пару сантиметров. Фигура, просто-таки роскошная, что называется, без изъяна. Что талия, что выше, что ниже. Приятные черты лица, нет, не так, у нее не лицо, а картина! Несколько бледное оно, совсем немного, наверняка это из-за того, что она нечасто бывает на солнце. Дальше, волосы! Темные, каштановые, не очень длинные, слегка вьющиеся. Глаза зеленые, даже не зеленые, изумрудные они. Бездонные, прекрасные, сияющие. Вот только смотреть в них, почему-то совершенно не хочется, уж очень они пронзительные, уж слишком они… бездонные, но это чисто субъективное мнение! Вот, и при всем при этом она в чулках…

Что говорите? Ненаучно это и не имеет отношения к делу? Несущественно и вообще неважно? Нет, не соглашусь, это очень важно! Кто бы и что бы, ни говорил, а женщина в чулках, это совсем не то, что женщина… не в чулках! Именно так! Один только намек на эту деталь одежды делает женщину женственной. Думаю, надевая чулки, она сама того не осознавая меняется где-то на уровне подсознания, становится чувственнее, увереннее в себе. Это ощущает она сама, а с нею и все окружающие. Это заставляет ее смотреть на окружающих по-новому и, что и вовсе не вызывает сомнения, видеть по-новому ее саму!

Согласен, это я слишком глубоко забрался в дебри психоанализа (вот каких я слов набрался, всего за один только день!), надо из них выбираться. Надо, не то пропаду я на шаткой почве психологии, в коей, с гордостью признаюсь, я ничего не смыслю. Так что, если вдруг кого-нибудь эта тема заинтересовала, милости прошу к специалисту. Нет, не подумайте, не ко мне, к Алене Сергеевне, будьте любезны. Она вас так обработает! В общем, получите всю информацию, что называется, из первых рук. Меня же увольте, я ограничусь лишь констатацией очевидного факта – да, женщины в чулках, мне очень даже импонируют…

Все. Осторожненько, стараясь не провалиться в пучину странных мыслей, возвращаюсь на твердую почву.

Касаемо дня сегодняшнего и неимоверно яркой личности Алены Сергеевны, столь своеобразно озарившей его своим явлением, то помимо того, что она эффектная дама, она еще и психолог, или психиатр (это я так понял, как иначе, ведь она главная, в этом… заведении!). Сознаюсь, я не до конца уверен, что знаю в чем разница между этими специальностями, но в одном просто-таки не сомневаюсь – ей нравиться делать то, что она делает. Ее просто хлебом не корми, дай поковыряться в чьей-то голове! Исходя из всего этого, я делаю вывод, что от таких вот докторов, пусть и эффектных, пусть и в чулках, надо держаться подальше. Просто чем дальше, тем лучше…

Нет, я не стану спорить это дело вкуса, но неужели кого-нибудь может устраивать такое положение вещей? Просто пришел, ничего не сделал, вообще ничего, один ее взгляд и все! Да, все, ты разобран, препарирован и вот она наружу, вся твоя подноготная!

Что-то надо сказать по существу да по делу? Даже и не знаю. Константинович почему-то уверен, что поездка была полезной, вот только в чем польза не объясняет. Конечно, ему хорошо, он мужик крепкий, как-то он ко всем ее взглядам устойчивым оказался, а к словам ее невосприимчивым. Вполне возможно, что он действительно что-то узнал полезное. Я же лишь отчетливо почувствовал, как мне подковырнули черепную коробку, приподняли костяную крышечку и длинными, вооруженными безукоризненным маникюром пальцами поковырялись в моем сером веществе…

И главное, за какие заслуги?! Ведь ничего плохого не сделал! Практически ничего. Да, имел глупость проболтаться о чулках, не утерпел, и все, получай!

А методы! Что это за методы такие! Нащупала слабину и давай на нее давить. Давит потихоньку да поглядывает, где у меня в черепушке шевельнется, выискивает, куда придавить, чтоб больнее было.

Таковым был мой день. Один единственный радостный момент могу вспомнить – стоило только скрыться за поворотом белеющей среди полей усадьбе, не вспомню какого графа, так ощущение такое, будто бы крышечка моей черепной коробки захлопнулась. И легко так сразу стало, радостно, спокойно…

***

– Вас что-то беспокоит или вы чувствуете неловкость? Нет, тогда что? Раздражение? Может быть, может быть, все признаки на лицо. Тогда следующий вопрос, что тому причина? Вас раздражает атмосфера заведения, в котором оказались? Возможно. Мысли о сумасшествии у вас возникают? Часто? Как вы можете охарактеризовать их, что они? Страх, отвращение? А может дело вовсе не в мыслях, не в заведении? Да, похоже, все ваше естество зациклено на том, что вы находитесь в одном помещении с женщиной в чулках? Хотите поговорить об этом?

Ошарашенный потоком вопросов, Виктор удивленно смотрел в лицо Алены, тщетно стараясь не встретиться с ней взглядом. Она пожала плечами.

– Да ладно вам! Ваши коллеги, вернутся минут через пятнадцать-двадцать, времени много. Полагаю, вы никогда не бывали на приеме у психоаналитика?

– А вы еще и психоаналитик? – Виктор попытался перевести разговор в шутку. – И потому хотите меня проанализировать?

– Точно!

– А зачем?

– Мне разминка, а вам польза! Как минимум, начнете лучше понимать себя. А это, поверьте мне на слово, многим здорово помогло!

С ощутимой просто-таки на физическом уровне тоской Виктор посмотрел на блестящую стеклом дверь, за которой лишь несколько минут назад скрылись Анатолий Константинович и Наталья. «И почему, спрашивается, я согласился их подождать? Надо было с ними идти, – подумал он и тут-таки возразил самому себе: – О чем я говорю! Меня ведь никто и не думал спрашивать…»

Повинуясь жесту, низко склонив голову, медленно, обреченно, будто человек всходящий на эшафот, Виктор побрел к окну. Остановился у кресла с низко наклоненной спинкой и длинной подставкой для ног. Мрачно на него посмотрел, оглянулся, встретился глазами с хозяйкой кабинета, покорно растянулся в оказавшемся весьма удобным предмете мебели. Несколько секунд поерзал, будто устраивался, прекрасно понимая, что всего-навсего тянет время. Представил, как выглядит в глазах специалиста, затих.

– Только не надо дрожать, больно точно не будет…

– С детства боюсь докторов и уколов… – пробормотал Виктор и отвернулся к окну.

– Вот, совсем другое дело! Шутим, это хорошо, но уколов не будет. Надеюсь вам удобно? – последняя фраза прозвучала вкрадчиво, заботливо, наверняка именно так и полагается говорить с умалишенными.

Мысль, готовая превратиться в колебания воздуха, отчетливо проявилась на лице случайного пациента. Он уже собирался озвучить ее, даже повернул голову в сторону Алены, но никого не увидел. Удивленно мигнул глазами, раз еще раз, даже голову приподнял, чтобы убедиться в том, что в кабинете кроме него никого нет. Только он и голос, ее голос…

Захотелось встать, но тело отказывалось повиноваться. Даже голова, которая только что подчинялась ему, безвольно упала на подголовник. Отяжелели веки, медленно наползли они на уставшие глаза. Поддавшись искушению, Виктор громко зевнул, с трудом заставил тяжелые веки приподняться. В глаза ударил яркий свет. Средь белого светового пятна удивительно контрастное виднелось лицо. Не надо было долго вглядываться, чтобы понять – яркое, белое, светящееся стерильным светом лицо это лицо Алены. Ее губы шевелились, изумрудные глаза внимательно смотрели на него. Минута и свет слегка померк. Закрывая собой большую часть стерильного лица, показалась рука с блестящим в ней золотистого цвета кулоном. Губы зашевелились, рука качнулась, кулон такой тусклый и блеклый на фоне идеальной белизны, покачнулся ей в такт…

Глава 7

В коридоре их ждали. Прямо напротив кабинета стоял, переминаясь с ноги на ногу даже не большой, а по-настоящему огромный санитар. Если бы Наталье сказали, что тот не зашел внутрь, а остался снаружи потому как габариты не позволяли втиснуться в дверь, она бы безоговорочно в это поверила. Слишком уж высоким был медработник, слишком уж широкий и не столько в плечах, сколько на уровне живота.

На удивление живописный персонаж. Будучи внушительного роста (никак не меньше двух метров), он сильно сутулился, из-за чего казался значительно ниже. Благодаря той же сутулости длинные руки свисали ниже коленей, и медленно раскачивались, делая медработника персонажем фильма ужасов, только удивительно трогательным и наверняка добродушным. Сгорбленная фигура, длинные руки плюс к ним непропорционально маленькая голова с широко расположенными маленькими глазами, словом, типаж! Наверняка любой, сколько-нибудь серьезный режиссер с удовольствием утвердил бы его на роль в какой-нибудь современной интерпретации старой сказки, вот только выбрал тот иную стезю…

Похоже, здоровяк о чем-то серьезно задумался. Во всяком случае, когда дверь открылась и из кабинета вышла Наталья, тот подскочил на месте, задрожал, будто осенний лист, низко наклонил голову и странно подпрыгивая, отошел в сторону. Прижался спиной к стене, поднял взгляд. Внимательно, даже слишком внимательно, посмотрел в глаза девушке, заискивающе улыбнулся, поклонился, умилительно втягивая голову в плечи.

Вышедший следом за девушкой Анатолий Константинович мало заинтересовал медработника, тот лишь скользнул по лицу посетителя взглядом голубоватых с по-детски простодушным выражением глаз и вновь переключился на девушку. Кивнул, вопросительно посмотрел ей в глаза, похоже, он чего-то ждал. «Любопытно, а какой у него голос?» – не скрывая своего любопытства, Наталья отвечала взаимностью, с не меньшим интересом разглядывала санитара.

Будто в ответ на безмолвный вопрос прогремело:

– Велено проводить вас к Купальскому. Следуйте за мной… пожалуйста… – он повернулся и тяжелым шагом вприпрыжку направился вглубь коридора.

Громкий, гулкий с эффектом грома голос, разнесшийся в пустом коридоре, впечатлил обоих гостей. Анатолий Константинович коснулся локтя девушки и, глядя вслед удаляющемуся великану, восторженно прошептал:

– Серьезные у них кадры работают! Если бы он тролля какого-нибудь изобразил на детском утреннике – детвора была бы без ума от счастья. Но встретиться с ним в темном переулке мне бы не хотелось…

Тем временем здоровяк миновал средину коридора, обозначенную лестницей, подошел к одной из ближайших дверей. Остановился. Внимательно посмотрел на ее лишенную всяческой индивидуальности гладкую металлическую поверхность, медленно кивнул своим мыслям. Сунул невероятно длинную руку в карман халата, долго чем-то в нем звенел. Достал связку ржавых ключей. Точно таким же взглядом, каким недавно смотрел на дверь, осмотрел связку. В задумчивости взял один из ключей, растерянно пожал плечами. Вздрогнул, громогласно рассмеялся.

– И что это я делаю! Там же…

Обеими руками санитар схватился за ручку, напрягся, казалось, он собирается снять с петель хиленькую конструкцию, преграждающую ему путь, но нет, обошлось. Совершенно беззвучно дверь отворилась, санитар хихикнул, обернулся, низко поклонился, призывно взмахнул рукой.

– Проходите! Если что зовите, я здесь побуду… – на удивление громко прошептал он и отошел в сторону.

Пусть что бы ни рисовало воображение посетителей, стараясь представить внутреннее убранство палаты столь специфичного заведения, его ожидания не оправдались. За простенькой дверью из шлифованного алюминия оказалась обычная комната. Несколько старомодный интерьер: ковры на стенах и на полу, резной шкаф в дальнем углу, несколько книжных полок, красивый комод на ножках, несколько расставленных по всей комнате мягких кресел. Ни малейшего намека на больничную обстановку за исключением разве что подмигивающего индикаторами медицинского монитора. Он стоял на симпатичном журнальном столике у расположенной в центре комнаты большой частично накрытой белоснежным балдахином кровати. Мерцал экран разноцветными огоньками, пытаясь иллюстрировать процесс выздоровления. Притягивали взоры вспышки индикаторов, навевала странные мысли замысловатая кривая, которую зеленый лучик чертил в продолговатом окне. Наверняка пики и провалы многое могли рассказать человеку знающему…

Изрядно обескураженные посетители внимательно осмотрели комнату, синхронно вздрогнули, услышав, как за ними захлопнулась дверь, переглянулись.

Наташа прошла по комнате, с любопытством, что граничило со страхом, взглянула на лежащего в окружении множества подушек человека. Внимательно осмотрела его бледное лицо, непроизвольно пожала плечами. Непонятно почему, но Наталье показалось, что она знает этого человека, как минимум, он ей кого-то напоминал. Неожиданно сильно захотелось выяснить, на чем базируется столь неуместная мысль, неумолимо перерастающая в уверенность. Она уже почти решилась озвучить свой вопрос, но передумала. Еще раз окинула обстановку взглядом, подошла к ближайшему креслу, села. Обернулась. Посмотрела на начальника экспедиции, в ответ на его безмолвный кивок печально пожала плечами. Как-то сразу и сильно она почувствовала, что растерялась. Если еще несколькими часами ранее идея поговорить с человеком, который игнорирует реальность, казалась ей нелогичной, то сейчас она и вовсе убедилась в бессмысленности подобной затеи…

– Здравствуйте! – голос Анатолия Константиновича прозвучал неожиданно громко в наполненной покоем комнате. Кроме Натальи никто не отреагировал, тем не менее… – Меня зовут Анатолий Константинович, а это моя помощница, Наталья, Наталья Владимировна.

Скорее всего, то была игра воображения, но девушке показалось, что пустые глаза больного на долю секунды обрели осмысленность и с любопытством взглянули на нее. Она даже чуточку привстала, стараясь задержать, уловить тот момент, но нет, в пустоту смотрели такие же, полностью лишенные искры жизни глаза…

– Извините, что потревожил вас, но мне надо поговорить. Даже не так, я хочу просить вас о помощи в одном очень важном деле. Считаю, будет правильным начать с самого начала, несмотря на то, что началось все много-много лет назад. В ту пору я был совсем мальчишкой и…

Не жалея красок Анатолий Константинович поведал историю из своего детства. Все это Наталья уже слышала, но ей показалось, что здесь, в особняке, превращенном в лечебницу, рассказ звучит более красочно, более насыщенно. Как минимум, гораздо таинственнее, а оттого живо, увлекательно, захватывающе. Столь захватывающе, что она и вовсе заслушалась. Особенно в той части, где перед глазами испуганных и восторженных мальчишек распустился дивный цветок. Вот он, созданный ее воображением, расцвел и перед ней, совсем как настоящий, совсем как живой. Мерцает он, покачивающийся на волнах воображения, пульсирует, дышит. Казалось, еще немного, еще совсем немного и распустится он, вспыхнет, озарит комнату волшебным светом, запечатлеет все происходящее яркой вспышкой. Пусть даже он исчезнет, пусть растворится в вечности, не это главное, главное – чтоб множество тянувшихся к нему воображаемых, как и он сам, рук не смогли коснуться его раньше…

В одно мгновение все изменилось. Наталья, которая с просто-таки по-детски восторженным выражением лица следила за рассказом, краем глаза уловила изменение. Что-то случилось и что-то масштабное. Растаял воображаемый цветок, отошел на второй план рассказ. Девушка привстала и тут-таки наткнулась на острый взгляд. Глаза. Глаза неизвестного, теперь просто-таки исполненные жизненной энергии, смотрели на нее. Внимательно смотрели, не мигая. Она почувствовала себя неловко, закружилась голова, загорелись щеки. Тут-таки она отчетливо ощутила, что начинает краснеть, гореть, как тот же вымышленный цветок.

Анатолий Константинович ничего этого не видел, заложив руки за спину, он прохаживался по комнате, продолжая говорить. Рассказ от дней давно минувших, приблизился ко времени настоящему. Теперь он рассказывал об экспедиции. О планах, приготовлениях. Заговорил о целях, о стремлении познать истину.

Незнакомец перестал буравить девушку взглядом, та безвольно опустилась на ковер. Перевел взгляд на начальника экспедиции, тот не замечая перемен, продолжал рассказывать…

– Анатолий Константинович! – падая, прошептала Наталья.

Рассказчик замолчал и удивленно огляделся. Увидел пустое кресло, в котором совсем недавно сидела девушка. Посмотрел на человека, лежащего на постели, внимательно, будто только теперь его увидел. Наконец-то понял, что что-то меняется. Попытался ступить шаг к балдахину, но не смог, ноги отказывались ему повиноваться совсем как тогда, в далеком детстве…

Человек, лежащий на кровати, попытался сесть, но не смог, лишь напрягся и вытянулся как струна. Не желая сдаваться, он резко мотнул головой, будто пытался сбросить овладевшую ним беспомощность, но и это было ему не под силу. Отяжелевшая голова безвольно упала на подушку, губы быстро зашевелись, силясь что-то сказать. Так продолжалось минуту и вот его глаза часто замигали, медленно закрылись, изо рта пошла пена.

Слабость, которая навалилась на Наталью, исчезла. Опираясь на подлокотник кресла, она поднялась, пошатываясь, подошла к двери, заколотила в нее кулаками. Практически сразу на пороге возникла невозмутимая Алена, державшая в руках небольшую коробочку, завернутую в ярко-зеленый лоскут ткани, формой и текстурой напоминающий лист кувшинки. За доктором маячил, пригибаясь ниже обычного, будто пытался спрятаться за спиной хрупкой девушки, здоровяк-санитар.

– Подождите меня в кабинете! – нетерпящим возражений тоном, скомандовала врач и шагнула в комнату…

– Похоже, я все испортил, перестарался, как есть перестарался, – с громким хлопком закрылась дверь, выставляя посетителей из палаты. Анатолий Константинович печально пожал плечами. – Представляете, я вдруг решил, что в аудитории нахожусь, перед студентами выступаю! Вы ведь знаете, какие нынче студенты, столько усилий надо приложить, чтобы завладеть их вниманием, а сколько для того чтобы удержать! Тут только заметишь что внимание твое – хватай, держи, дави, что есть мочи, нельзя слабину давать. Вот и сегодня, ни с того, ни с сего представил, будто выступаю, будто студенты собрались, и будто только-только слушать меня начали…

Они вернулись в кабинет. Наталья вошла первой. Остановилась у порога и тихо хихикнула:

– Вы это видите?!

В глубине кабинета в удобном кресле на боку, подтянув ноги к груди, лежал Виктор. Он спал, крепко, как тот младенец, которого изображала его поза, как минимум, как человек, совесть которого кристально чиста. Крепкому сну не мешал даже тот факт, что стоявшее на подоконнике овальное зеркало пересылало жаркие солнечные лучи прямо ему в глаза. Они не будили, наоборот, усыпляли, а озаренное солнечным светом его лицо казалось не просто младенческим, а каким-то по-настоящему добрым и на удивление одухотворенным.

Подошли ближе. Будто в знак приветствия Виктор счастливо улыбнулся, потянулся, не думая просыпаться…

Хлопнула входная дверь. Громко цокая каблучками, к дремлющей жертве психоанализа подошла Алена. Она посмотрела в лицо Виктору, многозначительно кивнула, шагнула к окну, перевернула зеркало, согнав солнечный зайчик с его лица. Виктор вздрогнул, что-то недовольно пробормотал, открыл глаза и удивленно ними замигал.

– Не иначе как барышни снились, эффектные, в чулках которые, – холодно заметила Алена и, повернувшись к Анатолию Константиновичу, спросила: – Так что говорите, у вас там произошло?

Он вкратце рассказал обо всем, что случилось, дошел до того момента, как не смог сдвинуться с места и осекся.

– Слушайте, а как вы смогли так быстро среагировать?

– Видеонаблюдение плюс система контроля, – коротко ответила она, изобразив замысловатый жест рукой, который наверняка должен был проиллюстрировать ее слова. Задумчиво кивнула и вдруг рассмеялась. – А давайте выпьем кофе!

Алена достала сигарету, подошла к окну и широко его распахнула, впуская в унылое заведение красоту и свежесть летнего дня.

– Анатолий Константинович, а вы никогда не мечтали стать психиатром?

– Насколько помню, нет, – безрезультатно пытаясь уловить истинную подоплеку нелогичного вопроса, ответил он, – подобных фантазий за собой не наблюдал. Это вы о том, что я чуть не до смерти заговорил больного?

– Примерно так. Надеюсь, вы понимаете, что сделали?

– Я ведь извинился, ну не хотел я…

– Значит, не понимаете. Жаль! – Алена печально улыбнулась. – Похоже, я в вас ошиблась, не быть вам врачевателем душ. Ну и ладно, а сделали вы вот что – вы заставили человека реагировать на происходящее. Да, признаюсь, за несколько минут вы сделали то, что нам не удавалось сделать на протяжении целого года! Пейте кофе, остынет, – она пододвинула чашку, – уж его, как минимум, вы заслужили!

– Значит… – пробормотал Анатолий Константинович.

– Пока ничего не значит, но это уже что-то. Все может быть, возможно, несколько минут пройдет и он снова замкнется в себе, а может, нет. Теперь только время покажет, – она задумчиво посмотрела в окно и тихо прошептала: – А как раз времени-то у нас и нет…

– Что вы сказали? – Анатолий Константинович внимательно смотрел на тлеющий огонек ее сигареты.

– Время, говорю, и только время. Закурите? – она вопросительно кивнула. – Угощайтесь!

– Нет, спасибо, мои покрепче будут. Вы позволите?

Он подкурил, глубоко затянулся, выпустил облако дыма, куда более густое, куда более насыщенное, нежели облачко от дамской сигареты. Не желая дымить как паровоз, он подошел к открытому окну и засмотрелся вдаль. Туда, где притаились в овраге деревья, туда, где трудились Саша с Игорем. Ему остро захотелось поверить в то, что их результаты лучше, как минимум, понятнее.

Глава 8

Если бы в глуши средь удивительных деревьев и живописных кустов спрятавшегося в овраге леса в тот полуденный час проходил какой-нибудь путник, он бы изрядно удивился. Неважно кем был бы этот неведомый гость дивного леса, возможно, грибником, человеком, увлеченным тихой охотой, возможно, ученым, которого привлекла скрытая под кроной деревьев тайная жизнь местных обитателей, а то и просто туристом, коих, к слову, эти удивительные места давненько не видели.

Пусть кем бы он ни был тот условный незнакомец, первым делом он бы точно удивился, мгновением позже испугался, а еще секунду спустя позабыл обо всех приятных и не очень вещах, которые привели его в овраг, бросил бы все и устремился со всех ног наверх. Туда, к солнцу, к людям, к тишине, к спокойствию.

Столь странное поведение воображаемого путешественника легко поддается объяснению, достаточно лишь вслушаться. Услышать то, что мог бы услышать он, гипотетический, самому испугаться и тут-таки понять, его, воображаемого. Да, тут все просто – не может нормальный человек чувствовать себя спокойно, слыша как неподалеку, притаившийся в кустах, злобно рычит невиданный (а еще и невидимый!) зверь! И мало того, что рычит, так он еще и чихает. Ни дать ни взять, лев-аллергик, затерявшийся в лесной чащобе, просто средь самой что ни на есть, средней полосы. Наверняка не привык он к местному климату, к температурам, растениям, запахам, ему бы домой в родную жаркую саванну…

Секунда-две, и все случилось. Сбежал воображаемый путник, стихли шорохи, которых никто не слышал, затерялся в тиши топот ног, которых и вовсе не было. Более того, даже злобный рык и тот стал тише, звучал реже, а скоро также растворился в безмолвии. В глубине летнего леса воцарилась божественная тишина, дивная тишь спокойного безветренного дня.

Прошло несколько минут. Чтоб быстрей забыть страшный рев невиданного зверя, запели птицы. Сначала одна спрятавшаяся высоко в кроне ближайшей сосны затянула песенку, после другая, за ней еще одна, далее еще. Лес наполнился привычным гамом. Хлопая крыльями, ранее встревоженные злобным рыком возвращались на насиженные места пернатые обитатели чащи. Радовались они счастливые от того, что привычная тишина вернулась, чирикали, пели на все лады. Те, у кого не было желания или настроения оглашать окрестности звуками своего голоса, занялись иным делом, наводили они красоту, чистили свои перышки, прихорашивались…

Недолгой была идиллия, недолго длилось птичье счастье. Зверь вернулся! Притаившийся средь густой зелени, невидимый монстр вновь зарычал. Первый раз тихо, приглушенно, будто примерялся, далее еще раз громче, за ним еще. Потом сильно, просто-таки от всей души, чихнул, затем послышался громкий хлопок более всего похожий на выстрел, еще один рык, но уже не злобный, не агрессивный, скорее, то был звук отчаянья, тоски, если не боли. Финальным аккордом грянул новый выстрел и тут зверь… заговорил, более того, закричал человеческим голосом:

– Вот если не везет, то не везет по-крупному!

Ему ответил другой голос, также вполне себе человеческий:

– Ладно тебе Сань, не ной! Сейчас все разберем, переберем, исправим и соберем. Это частая поломка подобных моделей переносных генераторов. Сталкивался я с этой проблемой, причем не один раз. Вся соль в том, что там внутри пускового устройства собачка имеется, пластмассовая такая, наверняка она выскочила из паза. Только и всего! Ты стараешься, дергаешь трос, а зацепа нет. Диск проскальзывает, лишь в самый последний момент подхватывает, но крутящего момента не достаточно, чтобы движок завелся, – голос, удивительно похожий на голос физика Игоря смолк, уступив место ехидному смешку. – Ты хоть что-нибудь из сказанного мною понял? Нет, я так и думал, тогда просто подай отвертку, там она, в наборе. Другую, крестообразную. Ага, вот эту…