banner banner banner
Врата Мертвого Дома
Врата Мертвого Дома
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Врата Мертвого Дома

скачать книгу бесплатно


«Красные клинки» были в то время самой многочисленной из промалазанских организаций, которые появились на завоеванных территориях. Члены этого воинственного псевдокульта рассматривали себя как сторонников прогресса, ратовавших за присоединение к Малазанской империи. Однако они печально прославились жестоким отношением к своим более консервативно настроенным соотечественникам…

    Илем Траут. Жизнь покоренных

Фелисин неподвижно лежала под Бенетом, пока он, содрогнувшись в последний раз, наконец не кончил. Отодвинувшись, он ухватил пятерней ее волосы. Под слоем грязи лицо его покраснело, а глаза блестели в свете лампы.

– Ты еще научишься получать от этого удовольствие, девочка, – сказал Бенет.

Волна чего-то дикого всегда накатывала на Фелисин, когда она совокуплялась с Бенетом. Она знала, что это пройдет.

– Наверняка, – ответила девушка. – Так ты дашь ему выходной?

Хватка Бенета на миг стала крепче, но потом он расслабился.

– Ага, мы ведь договорились. – Молодой мужчина отодвинулся дальше и начал завязывать штаны. – Но как по мне, так смысла в этом никакого. Старик все равно до конца месяца не дотянет. – Бенет помолчал, глядя на Фелисин; его дыхание стало жестким. – Худов дух, девочка, да ты ведь красавица. Будь поживее в следующий раз, не лежи бревном. Не пожалеешь. Я тебе мыло добуду, новый гребешок, настойку от вшей. Работать будешь тут, на Загибах, – это я обещаю. Покажи, что тебе приятно, девочка, только и всего.

– Я постараюсь, – сказала Фелисин. – Когда боль пройдет.

Пробил одиннадцатый дневной колокол. Они находились в третьем забое дальней шахты на руднике под названием Загибы. Тоннель был невысоким, так что по всей длине штольни – почти четверть мили – приходилось ползти на четвереньках. В затхлом воздухе стоял запах отатараловой пыли и мокрого камня.

Все остальные уже давно вернулись в Присмерк, но Бенет, бывший правой рукой капитана Саварка, мог делать, что ему вздумается. Например, использовать для личных нужд заброшенную штольню. Фелисин встречалась с ним здесь уже в третий раз. В первый было труднее всего, а сейчас она уже начала потихоньку привыкать. Бенет заприметил ее сразу же после прибытия в Черепок, поселение каторжников в Досийских копях. Широкоплечий, огромного роста, даже выше Бодэна, Бенет, хотя и сам тоже был узником, командовал всеми прочими рабами, так что стража считала его своим человеком среди заключенных. Он был жестоким, опасным и… поразительно красивым.

Еще на корабле, перевозившем арестантов, Фелисин поняла, что может торговать своим телом. Отдаваясь стражникам, она получала больше еды для себя, Геборика и Бодэна. Раздвигая ноги перед нужными людьми, смогла добиться, чтобы всех троих приковали на возвышении, у килевого трапа, а не в полной нечистот воде, которая плескалась в трюме, доходя до щиколотки. Менее удачливые заключенные всю дорогу гнили в этой воде. Некоторые захлебнулись, когда голод и болезни ослабили их настолько, что удержаться на поверхности уже не хватало сил.

Геборик поначалу страшно огорчался и злился, видя, какую цену платит Фелисин, и это заставляло девушку испытывать жгучий стыд. А потом смирился: это был единственный способ остаться в живых. Бодэн же – и тогда, и до сих пор – только смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Он наблюдал за Фелисин, как незнакомец, который никак не может разобраться, кто же она такая на самом деле. Но он постоянно держался рядом, охраняя ее наряду с Бенетом. Между этими двумя мужчинами явно установилась какая-то молчаливая договоренность. Когда Бенета не было рядом, чтобы защитить ее, поблизости непременно маячил Бодэн.

На корабле Фелисин хорошо изучила вкусы мужчин, а также тех немногих женщин-стражниц, которые брали ее к себе в койку. Она думала, что готова ко всему, но ошиблась: член у Бенета оказался таким огромным, что причинял ей страшную боль.

Поморщившись, Фелисин натянула свою рабскую тунику.

Бенет посмотрел на нее. Высокие скулы рельефно выступали под глазами, а черные волосы, длинные и курчавые, поблескивали от китового жира.

– Я отправлю старика на Земельку, если хочешь, – сказал он.

– Правда?

Бенет кивнул:

– Отныне для тебя все изменится. Я не возьму ни одну другую женщину. Я – король Черепка, а ты будешь моей королевой. Бодэн станет твоим личным телохранителем: я ему доверяю.

– А Геборик?

Бенет пожал плечами:

– Вот ему доверия нет. И проку от старика никакого. Только тележки таскать, на большее он не способен. Тележки здесь или плуг на Земельке. – Он пристально посмотрел на Фелисин. – Но он твой друг, так что я ему что-нибудь подберу. Сделаю Геборику послабление.

Девушка провела пальцами по волосам:

– Ну уж и послабление. Тележка или плуг, – по мне, так особой разницы нет…

Бенет нахмурился, и Фелисин подумала, что зашла слишком далеко.

– Ты никогда не тянула тележку с камнями, милая. Тащишь-тащишь ее пол-лиги по тоннелям, а потом идешь обратно, и все начинается по новой – и так три-четыре раза в день. Да никакого сравнения с тем, чтобы волочь плуг по мягкой, изрытой земле. Проклятье, девочка! Не могу же я просто освободить старика от тележек. В Черепке все работают.

– Но дело ведь не только в этом, да? Ты чего-то недоговариваешь?

Вместо ответа он отвернулся и пополз к выходу из забоя.

– У меня есть каннское вино, свежий хлеб и сыр. Була приготовила для стражников рагу, и нам достанется по миске.

Фелисин последовала за Бенетом. От одной мысли о еде у нее аж слюнки потекли. Если сыра и хлеба окажется вдосталь, можно будет приберечь немного для Геборика, хотя тот настаивал, что ему нужны только мясо и фрукты. Но такие яства в Черепке ценились на вес золота, и найти их было не легче. Фелисин подумала, что старик обрадуется всему, что бы она ни принесла.

Было ясно, что капитан Саварк получил приказ уморить историка. Никаких убийств – к чему лишний риск, – просто медленная, мучительная смерть от голода и непосильного труда. Поскольку у Геборика отсутствовали кисти рук, его отправили возить тележки. Каждый день старик налегал на ремни, вытаскивая сотни фунтов дробленого камня из Глубокой шахты к Присмерку. Все остальные тележки везли волы – по три на каждое животное. Геборик тянул только одну – вот и все, что указывало на его принадлежность к роду человеческому.

Фелисин не сомневалась, что Бенет знает о том, какие указания получил свыше Саварк. Власть «короля» Черепка была отнюдь не безграничной, хотя сам он и утверждал обратное.

Она добрались до основной штольни, откуда до Присмерка оставалось около четырех сотен шагов. Если в Глубокой шахте толстая и богатая жила отатарала шла прямо под холмами, то на Загибах жилы скручивались, поднимались и опускались, петляли в известняке. В отличие от железной руды на континенте отатарал никогда не уходил в материковый грунт. Найти его можно было только в толще известняка; этот минерал залегал длинными, но неглубокими жилами, которые текли, словно реки ржавчины, между окаменевшими растениями и моллюсками.

«Известняк – это кости некогда живших созданий, – сказал Геборик, когда они обосновались на ночлег в лачуге, которую заняли в Заплюйном ряду; это было еще до того, как Бенет перевел их в более приличный район за таверной Булы. – Я раньше читал об этой теории, а ныне и сам убедился в ее состоятельности. Теперь приходится признать, что отатарал, похоже, не является рудой естественного происхождения».

«Это важно?» – поинтересовался Бодэн.

«Ну разумеется. Ведь если это не естественное образование, то что же тогда? – Геборик ухмыльнулся. – Отатарал, несущий погибель магам, был рожден магией. Будь я менее добросовестным ученым, написал бы об этом трактат».

«К чему ты клонишь?» – не поняла Фелисин.

«Жилы, которые мы тут разрабатываем, – принялся объяснять старик, – похожи на слои жира, который когда-то расплавился, а теперь снова застыл и лежит между слоями известняка. Догадываетесь, что произошло на острове? Магия, породившая отатарал, вышла из-под контроля. Я бы не хотел нести ответственность за то, что подобная катастрофа может вновь повториться».

У ворот Присмерка стоял одинокий малазанский солдат. За спиной у него начиналась насыпная дорога, ведущая в поселок. Далеко впереди солнце как раз садилось за гряду на границе рудника, так что Черепок накрыли ранние тени, этакое покрывало сумрака, которое приносило благословенное избавление от дневной жары.

Молодой стражник положил руки в наручах на крестовину своего меча.

Бенет хмыкнул:

– Привет, Пелла! А напарник твой где?

– Этот растреклятый досий ушел, бросив пост, Бенет. Может, тебе удастся достучаться до Саварка? Худ свидетель, нас он не слышит. Солдаты-досии растеряли последние остатки дисциплины. Совсем позабыли о службе, только и делают, что режутся в орлянку у Булы. Нас всего семьдесят пять человек, а их – две сотни, Бенет. Нельзя же так, тем более теперь, когда начались все эти разговоры про мятеж… Пожалуйста, объясни это Саварку.

– Да ты совсем историю позабыл, приятель, – сказал Бенет. – Досии не встают с коленей вот уже три сотни лет. Они по-другому просто и жить не умеют. Сперва ими помыкали выходцы с континента, потом фаларские колонисты, а теперь вы, малазанцы. Так что успокойся, парень, пока тебя не сочли трусом.

– «Историей утешаются лишь дураки», – заметил молодой малазанец.

Бенет лающе хохотнул и шагнул к воротам:

– А это чьи слова, Пелла? Не твои же.

Стражник приподнял брови, затем пожал плечами:

– Я иногда забываю, что ты корелец, Бенет. Это слова императора Келланведа. – Взгляд Пеллы метнулся к девушке, и в нем сверкнуло напряжение. – «Имперские войны» Дукера, том первый. Ты ведь малазанка, Фелисин. Помнишь, что там говорится дальше?

Она покачала головой, не показывая, насколько удивило ее поведение этого молодого человека.

«Я научилась читать людей по лицам, а Бенет ничего не замечает».

– Я не знакома с трудами Дукера, Пелла.

– А стоит с ними познакомиться, – с улыбкой заметил стражник.

Фелисин почувствовала нетерпение Бенета и шагнула к воротам мимо Пеллы.

– Боюсь, во всем Черепке и одного свитка не найдется, – сказала она.

– Ну, может, найдешь человека, который выудит продолжение из памяти, а?

Она снова посмотрела на него и нахмурилась.

– Никак мальчик с тобой флиртует? – хмыкнул Бенет. – Будь с ним помягче, милая.

– Я подумаю, – тихо ответила Пелле Фелисин и поспешила за любовником.

Догнав Бенета на дороге, она улыбнулась:

– Не люблю таких выскочек.

Он расхохотался:

– Это меня радует. Ты хорошо разбираешься в людях, милая.

«О, благословенная Королева Грез, пусть это окажется правдой!»

Окруженные отвалами битого камня штольни зияли по обе стороны насыпной дороги до того места, где она сливалась с двумя другими на перекрестке Трех Судеб – так именовалась широкая развилка, рядом с которой возвышались две приземистые караулки досийских стражников. К северу от Загибной дороги, по правую руку от идущих к перекрестку Фелисин и Бенета, лежала Глубокая дорога; а слева, на юге, тянулась Штольная дорога, которая вела к выработанной шахте, куда каждый вечер вывозили мертвецов.

Повозки с телами нигде не было видно; значит, задержалась в поселке: видимо, трупов сегодня набралось больше, чем обычно.

Они повернули на перекрестке и оказались на Рабочей дороге. За северной караулкой раскинулось Утопное озеро – гладь бирюзовой воды тянулась аж до северной стены рудника. Говорили, что вода якобы проклята и всякий нырнувший туда сгинет. Некоторые верили, что на дне озера живет демон. Геборик предположил, что недостаток плавучести – свойство крайне богатой известняком воды. В любом случае мало кто из рабов был настолько глуп, чтобы попытаться сбежать через озеро, поскольку стена рудника на севере была отвесной и вдобавок постоянно поблескивала каплями скапливавшихся на корке известняковых отложений, которые покрыли кладку, словно влажная полированная кость.

Тем не менее, когда наступил сухой сезон, Геборик попросил Фелисин обращать внимание на уровень воды в Утопном озере, и, шагая сейчас по Рабочей дороге, она, невзирая на сумерки, присматривалась к дальнему берегу. Линия отложений поднималась над водой на сажень. Эта новость наверняка обрадует старика, хотя Фелисин и не понимала почему. Даже думать о побеге было абсурдно. Вокруг рудника во всех направлениях простиралась безжизненная пустыня, в которой питьевой воды не было и в помине. Рабы, которые смогли выбраться за стену, а затем ускользнуть от патрулей на Жучьей дороге, окружавшей копи, оставили свои кости в красных песках пустыни. Забраться так далеко удавалось немногим, и на широкой стене башни, что стояла возле Ржавого пандуса, стальные шипы выставляли напоказ свидетельства их неудачи. Недели не проходило, чтобы башня не украсилась телом новой жертвы. Чаще всего беглецы умирали в первый день, но некоторые мучились дольше.

Вымощенная истертыми камнями Рабочая дорога тянулась между таверной Булы справа и чередой борделей слева, а затем выходила на Крысиную площадь. Посреди круглой площади стояла выложенная из отесанного известняка шестиугольная башня – резиденция Саварка. Из всех заключенных внутри этого трехэтажного строения бывал только Бенет.

Двенадцать тысяч рабов жило в Черепке и работало на огромном руднике в тридцати лигах к северу от единственного на острове города и порта Досин-Пали. Кроме них и трех сотен стражников, тут поселились и местные: шлюхи из борделей, служанки, что работали в таверне Булы и в игорных домах, торговцы, наполнявшие Крысиную площадь в выходные, а также разношерстное воинство изгнанников, бездомных и обездоленных, которые выбрали для жизни рудник, а не гнилостные переулки Досин-Пали.

– Рагу наверняка уже остыло, – проворчал Бенет, когда они подошли к таверне Булы.

Фелисин вытерла пот со лба.

– Вот и славно. Хоть что-то холодное.

– Это ты еще не привыкла к жаре. Через месяц-другой будешь дрожать по вечерам, как и все остальные.

– По вечерам еще чувствуется дневной зной. Мне холодно в полночь и предутренние часы, Бенет.

– Перебирайся ко мне, девочка. Я тебя согрею.

«Только этого еще не хватало», – ужаснулась про себя Фелисин.

– Подумай хорошенько, прежде чем отказываться, – раздраженно прорычал он.

У Бенета порой вдруг ни с того ни с сего резко портилось настроение. Вот и сейчас, похоже, начинается.

– Була меня возьмет к себе в постель, – сказала девушка. – Можешь посмотреть, а то даже и присоединиться. Она нам наверняка разогреет еду. Даже вторую порцию даст.

– Она тебе в матери годится, – буркнул Бенет.

«А ты – в отцы».

Но она уже услышала, как изменилось его дыхание.

– Була такая соблазнительная: она круглая, и мягкая, и теплая, Бенет. Подумай.

Фелисин с облегчением поняла, что разговор о переезде не возобновится.

«По крайней мере, сегодня. Геборик ошибается: бессмысленно думать про завтра, загадывать на будущее. Есть только здесь и сейчас. Мне нужно выжить любой ценой. Чтобы однажды оказаться лицом к лицу с предательницей Таворой и выпустить всю кровь из ее жил. Ничего, ради этого я все вытерплю…»

Фелисин взяла Бенета за руку, когда они подошли к таверне, и почувствовала, что его ладонь взмокла от пота: он уже мечтал о плотских утехах с Булой.

«Однажды мы непременно встретимся с тобой, сестрица. И тогда берегись».

Геборик еще не спал: сидел у очага, завернувшись в одеяло. Он поднял глаза на Фелисин, когда та забралась в комнату по лестнице и закрыла за собой люк в полу. Она вытащила из сундука овчину и набросила ее на плечи.

– Неужели ты начала получать удовольствие от жизни, которую выбрала, девочка? В такие ночи я начинаю сомневаться.

– Я-то думала, тебе уже надоело осуждать меня, Геборик, – сказала Фелисин, снимая с крючка бурдюк с вином, и принялась рыться в груде полых тыковок, которые служили им чашками, пытаясь найти чистую. – Я так понимаю, Бодэн еще не вернулся. Кажется, даже такая простая задача, как помыть посуду, ему не по силам. – Фелисин нашла чашку, которая с натяжкой могла бы сойти за чистую, и плеснула в нее вина.

– Для разнообразия могла бы сделать перерыв, – заметил Геборик. – Ты ведь уже которую ночь подряд хлещешь спиртное.

– Не учи меня жить, старик.

Покрытый татуировками жрец вздохнул.

– Худ побери твою сестрицу, – пробормотал он. – Ей было мало просто убить тебя, мерзавка захотела еще и поиздеваться. Превратила четырнадцатилетнюю девчонку в шлюху. Если Фэнер услышал мои молитвы, судьба Таворы превзойдет ее преступления.

Фелисин выпила половину чашки и посмотрела на Геборика затуманенным взором.

– Мне в прошлом месяце уже исполнилось пятнадцать, – сказала она.

Его глаза вдруг показались ей ужасно старыми. Историк отвел взгляд и стал опять смотреть в огонь.

Фелисин снова наполнила чашу, а потом тоже подошла к очагу. Навоз в жаровне горел ровным бездымным пламенем. Возвышение, в котором был устроен очаг, было отполировано и наполнено водой. Огонь согревал воду для мытья и умывания, а подобная импровизированная печь излучала довольно тепла, чтобы прогнать из комнаты ночной холод. Половицы укрывали обрывки досийского ковра и камышовые циновки. Вся лачуга стояла на сваях и была приподнята на пять футов над песком.