Выбор оборотня

Он так и не спросил директора, не стало ли то, что у него в крови причиной его обморока? Сейчас Марианн может только гадать, не лишится ли опять чувств. И не дай бог в самый неподходящий момент.

Вдруг Марианна накрыло страхом от одного напутственного воспоминания. Дано оно было шепотом по "большому секрету" и от человека, которого видел первый и последний раз в жизни: дяди, что привез его однажды сюда, в эту школу.

"Наступит день, когда тебе придется покинуть это место. Тогда не теряй ни минуты, уходи и не оглядывайся. Не трать время на сборы."

Тогда Марианн гадал в бессонные часы, зачем он это сказал. Может, хотел напугать? Потом школьные хлопоты вытеснили странную тайну из мыслей Марианна. В новой обстановке он обвыкся и забыл дядю. А может, он и не родственником был. Два года прошло, а он так ни разу не объявился. Два года Марианн прожил в школе и внезапно, как гром среди ясного неба, предупреждение дяди сбылось.

Оставшийся позади за́мок никогда еще так не манил своим видом и уютом. Почему именно сейчас делать каждый шаг стало в сто раз тяжелее? Еще неделю назад Марианн мог спокойно покинуть стены школы и даже не расстроился бы по этому поводу. На ум пришли погруженные в полумрак (теперь уже такие родные) коридоры и лестничные пролеты замка. Еще во времена рыцарей тут обитали отпрыски знатных родов, а может, даже и королей. Теперь о них Марианну уже не суждено узнать. Уроков истории родного края больше не будет. Голубой свет маленьких окон таял в воздухе и не касался высоких сугробов. Лампы остались заперты за покрытыми инеем окнами, высоко над мирно спящей землей. Вот как этот свет не видит бархатистой глади свежевыпавшего снега, так уже не видит теперь себя в замке и Марианн. Где-то там наверху у одного из этих окон сидит сейчас Джуния Клер в окружении подруг и не ведает, что сейчас происходит в ночи.

При мысли о ней сердце дрогнуло, встрепенулось. Воспоминания о времени, проведенном в школе, были милы сердцу, а друзья – большим и значимым событием в жизни. Его сердце как никогда прежде казалось большим и горячим. Оно давало силы и уверенности на неведанном пути. Надежда и мысли о том, что он вернется когда-нибудь обратно в школу, окрыляли. Пусть это только несбыточная мечта, иллюзия, но она так необходима сейчас. И кто знает, что ожидает нас в будущем?

Ноги несли Марианна вперед.

Глава 2. Пристанище мертвеца

Хвойный лес укрыт снегом и вечерними тенями. Марианн не замечает холода и шагает по сугробам. Внезапный порыв ветра кажется ему легким бризом в жаркий день. Половина оборотня уже взяла верх над человеческой. Поначалу он не думал о том, что с ним что-то не так, что его тело меняется и мутирует. Хотя, побыв наедине с самим собой, убегая от своего прошлого и от себя таким, каким помнил, поневоле подумал о страшном. О прощальных словах директора школы Дефостера и об оборотне, что притаился внутри него. Теперь оказавшись один в лесу, Марианн перепугался не на шутку. Сердце молотило, отдаваясь жаром в ногах.

Потихоньку паутина кривых веток над головой худого юноши сомкнулась черным шатром. Оборачиваясь, он видел не тонкую освещенную точку на снежной горе, в какую сузилась его школа, а черные неприветливые стволы деревьев. Мрачная синева разлилась вокруг непроницаемой обреченностью одиночества.

Блуждая в потемках леса и в своих мыслях, Марианн не замечал увеличившуюся физическую силу, хотя шел напрямик по бездорожью и без специальной экипировки. А такой путь любого вымотает за пять минут.

Марианн с легкостью преодолевал неровные склоны и крутые подъемы. Иногда под снегом оказывались ямы и ухабы, корни деревьев или замерзший кустарник. Спотыкаясь, сбиваясь с шага, проваливаясь в глубокий снег, юноша шел вперед. Он не чувствовал себя усталым или больным.

Снег набился в обувь, растаял и теперь доставлял неприятные ощущения. Два раза Марианн останавливался, облокачивался о ствол дерева или цеплялся за сук и торопливо вытряхивал ледышки из обуви. Но мокрые ноги только еще сильнее озябли. Раздраженный Марианн стал задумываться о теплом укрытии, где можно согреть ноги и просушить обувь.

Потихоньку усталость все-таки подкралась и начала сковывать тело. Марианн надеялся выйти к деревне или хотя бы любому жилищу. Потом мечтал о заброшенном покосившемся сарае. А через час просил бога послать расщелину в земле, в которой он постарается разжечь костер.

Два раза Марианн отчетливо слышал шаги позади себя и осторожный шелестящий звук, каким порой ветер подвывает в камине. Причем второй раз совсем отчетливо на столько, что кровь стыла в жилах, сковывая мышцы и отдаваясь в голове гулким пульсирующим страхом. Взволнованный Марианн оглядывался каждый раз, но никого не видел. Вокруг спал глухой лес, скованный снегом и тьмой и только. Источника пугающих звуков Марианн не находил. На бархатном снегу темнела неровная цепочка следов Марианна. Отпечатков иного существа на снегу не было. В тени между деревьями не угадывалась фигура преследователя (будь им дикий зверь или человек). Казалось, никого кроме Марианна нет во всей округе.

Марианн продолжил пробираться вперед по глубоким сугробам, списывая страх и опасения, что терзали его, на шорох своей одежды и эхо собственного дыхания, но шаг ускорил, желая поскорее покинуть мрачное место.

Внезапно справа скользнула тень, обогнала Марианна на несколько шагов, а затем так же быстро метнулась назад и спряталась под деревом.

Марианн едва сдержал крик и свалился в сугроб, отпрыгивая в сторону от внезапной угрозы. Он во все глаза таращился дерево, где растаяла тень. Опять никого не видно.

Тень? Откуда? Луна еще не показывалась. Над головой не видно ни одной звездочки. В царящем полумраке это нечто было чернее тени. И еще, если это не дорисовала фантазия испуганного школьника, черное нечто имело руки, напоминающие больше щупальца.

Теперь Марианн не сомневался, нечто следует за ним по пятам, но не хочет попадаться на глаза. Оно затаилось среди деревьев и ждало.

– Кто здесь? – громко спросил Марианн, пытаясь придать твердость голосу. Но звук собственной речи показался ему плаксивым.

Ответа не было. Тишина и одиночество нахлынули волной. Внизу живота пробежался липкий холодок ужаса.

Марианн пристыдил себя за свою трусость. Показательно не спеша, он поднялся на ноги, отряхнулся от набившего за воротник снега. При этом Марианн не отводил настороженного взгляда от дерева. Ноги предательски дрожали. Адреналин еще будоражил кровь. Марианн ругнулся сквозь зубы и поспешил прочь.

Через двадцать шагов деревья расступились. Сумрачный шатер из паутины веток остался позади. Марианн замер на краю крутого спуска и залюбовался зимней ночью. Синие необъятные облака низко парили над головой, укрывали от серебряного света луны фантастический пейзаж. Уютная долина словно была отражением теней волнистого неба. Под ногами в полумраке виднелся идеально ровный изгиб железной дороги. Немного левее светился маленький желтый огонек. Марианн пригляделся и признал почти занесенный снегом до самой крыши домик у самых рельсов. Маленькая хижина.

Снег провалился под ногами Марианна, и тот, кувыркаясь, полетел вниз по склону горы. Несколько секунд падения – и Марианн ощутил болезненный удар плечом о твердую землю. А сверху накрыло плотным сугробом. Сам того не желая, Марианн вызвал лавину, побеспокоив рыхлый и ненадежный снег на горе, и винил себя за неосмотрительность.

У Марианна потемнело в глазах. Он потерял ориентацию и с липким снегом за шиворотом и на лице, привстал на пульсирующих ногах. Но оказался по пояс увязшим в сугробе. Плечо ныло от удара. После головокружительного спуска требовалось время, чтобы придти в себя. Марианн глубоко вдохнул, пытаясь унять подкатившую тошноту. Гул в ушах немного утих. В небе разлилось гоготание встревоженных птиц. В нем слышались беспокойство и тревога. До этого момента Марианн еще не видел в этом лесу ни одной птицы.

Дробный стук копыт перекрыл недовольное карканье и запульсировал новой болью в голове. Он приближался к Марианну. Нет, это не стук, а металлический рокот, частый и звонкий. Спустя мгновенье рокот превратился в ураган ветра, что стал непробиваемой стеной для остальных звуков. Яркий свет взорвался из темноты и ударил по глазам. Марианн, не в силах бежать от сильного головокружения, снова опрокинулся в сугроб и, барахтаясь, наконец, разглядел опасность.

Он лежал совсем близко к рельсам. О них он и ударился плечом. Если бы Марианн не отскочил назад, он вмиг бы умер под колесами поезда, что проскочил мимо перед лицом Марианна громадной скалой, унося за собой вихрь мелких колких снежинок и ударяя ледяным порывом ветра в лицо.

Железный гигант уже убежал далеко прочь, превратился в чернеющее пятнышко на снегу, и тогда грохот и шум стихли. Как и прежде в округе царила покой и мертвая тишина.

Сам не понимая зачем, Марианн поднял голову и посмотрел верх на вершину, с которой скатился, и дыхание у него сперло. На горе виднелась черная человекоподобная фигура. Неподвижная, словно статуя, с длинными руками-щупальцами.

Все нутро Марианна похолодело. Он вскочил и бросился бежать прочь. Сначала на четвереньках перебирая руками и ногами, утопая в глубоком снегу. Потом взобравшись на рельсы, побежал со всех ног на тусклый огонек света.

Глава 3. Мигнис

Запыхавшийся Марианн остановился перед хижиной, на деле оказавшейся еще меньше чем выглядела с горы. В мутном окне теплился желтый огонек огня. Если бы не огонек, Марианн и не заметил бы сторожку, ведь снег занес ее почти до самой крыши. Но к двери вела утоптанная дорожка. Марианн обернулся. Жуткая фигура на горе пропала. Никто не гнался за ним.

Перед низкой дощатой дверью Марианн замер в нерешительности. Пригоршней снега он протер разгоряченное после бега лицо и фыркнул. Это взбодрило и придало уверенности. Он постучал в дверь. Стук получился приглушенным. Марианн снял варежку и постучал снова. Костяшки пальцев заныли, но на этот раз звук ударов прозвучал громче и увереннее. Из-за двери не доносилось ни звука. Тогда он толкнул дверь, и та поддалась.

– Добрый вечер. – нарочито бодро выпалил Марианн, хотя волнение и испуг наполнили все его нутро. Вдобавок тело еще била мелкая дрожь. Ответа на приветствие не последовало, и Марианн вопросил в темноту: – Есть кто дома?

На этот раз в слабом голосе Марианна сквозили испуг и усталость. Снова тишина в ответ, разве легкий шорох пронесся невидимым ветерком внутри теплого полумрака. Марианн вошел внутрь и огляделся.

Комната была совсем маленькой с низким потолком. Впрочем, сам же домик и состоял из этой единственной комнаты, чему тут удивляться?! Незатейливая мебель из грубых досок: стол, скамья. Марианн притворил за собой дверь, не желая впускать морозный ветер.

Вдохнув сухой и теплый воздух, Марианн ощутил знакомый запах, который вызывал расслабляющую зевоту и сонливость, ощущение уюта на душе. Что именно так пахло, Марианн не мог вспомнить. В уставшую голову ничего не приходило, разве в аромате точно улавливались нотки весенних цветов. В доме никого не оказалось, но стоящая на столе лампа горела.

За ножкой скамьи сидела мышь и разглядывала гостя. Серая словно перепачканная пылью. Местами мех отливал голубым цветом. Она вытянула свой носик, и ее черные глазки поблескивали в свете лампы. И когда этот единственный обитатель дома заметил, что на него смотрят, тут же принялся чесать себе за ушами, тереть мордочку и вообще всем видом показывать, что ему нет никакого дела до гостя.

Лампа стояла на краю стола. Ее огонек и мерцал желтым светом в оконце. Колба-абажур так сильно закоптилась, что света едва хватало на полкомнаты и чудо, что Марианн приметил еще на горе столь слабый огонек.

Ни смотря на то, что Марианн затворил дверь, в доме царил холод. А деревянный пол поскрипывал от тонкого слоя инея. В первую минуту после улицы дом казался теплым. На самом деле тут нельзя было отогреться.

Очаг выделялся почерневшим пятном у стены. Подле лежали поленья. Одно попалось под ногу Марианну, когда он подошел ближе. Щепки и сухая трава для растопки кто-то небрежно раскидал на полу. Марианн заглянул под скамью: мыши там уже не было. Ему вдруг захотелось с кем-нибудь поговорить и даже спросить мышь, нет ли в хижине спичек? Марианн поискал вокруг, но тщетно. Тут он нахмурился, скинул с плеч рюкзак и в маленьком боковом кармане тут же нашел, что искал. Картонный коробок спичек. Спасибо директору Дефостеру.

Марианн нагнулся за щепками, и через пару минут в очаге заплясали веселые языки пламени. Первым делом Марианн согрел руки у огня, затем оглядел убежище. Комната стала выглядеть лучше. В дальнем углу тьма рассеялась, и проявился потертый грязный сундук и мятый ком тряпок, кажется одеяло и пестрая рубашка.

При повторном осмотре хижина выглядела давно покинутой человеком, чем жилой. Однако лучшего места переждать ночь в лесу не сыскать.

Прежде чем расположиться на жесткой скамье и постараться поспать хоть часок, Марианн потоптался у очага в нерешительности. Беспокойство закралось в душу.

В домике ни души. Где же т, кто зажег лампу?

Этот вопрос волновал Марианна. Он подошел к окну и прислушался. Ветер скулил за обледенелым стеклом. Чернота проглядывалась сквозь жемчужно-серые узоры.

Окно, мутный белый узор которого скрывал за собой ночь, притягивал к себе взгляд Марианна. Он поежился и попятился. Марианну мерещилось, что кто-то смотрит на него через окно. Помедлив, он присел на скамью и положил варежки рядом.

Тут Марианн заметил, что пыль на столе потревожена. Отметины маленьких лап и тонких бороздок отчетливо виднелись около самой лампы и на краю стола.

Мышь медленно выползла на светлое пятно на полу, аккуратно ступая лапками, подобрала хвост и молниеносно забралась на скамью. Она не боялась человека и вела себя довольно уверено. Как хозяйка.

Марианн отшатнулся от темного шерстяного клубка, но потом усмотрел в нем мышь и успокоился. А та угрожающе двинулась к варежкам. Марианну эта сцена показалась комичной. Ведь мышь оказалась меньше варежки притом, что мышь распушилась не хуже самой варежки. В глазках-бусинках острыми искорками гулял свет лампы, словно боевой огонь.

Слабый тоненький голосок, словно скрип старых дверных петель, промолвил:

– Пол, между прочим, холодный! Подвинься и не раздави меня ненароком!

– Ох! – от неожиданности Марианн чуть не свалился со скамьи.

– Зима на улице, как можно было заметить. Или ты думал, что я буду спать в обледенелой норе? Ми-ми-ми.

Марианн инстинктивно хотел схватить варежки, рука уже потянулась к ним, но во время сообразил, что зверь может укусить, и отдернул руку. Мышь удобно устроилась на варежке и замерла. От такой наглости Марианн потерял дар речи. Он хотел возразить, но удивлению тому, что мышь говорит, не было предела. Марианн открыл рот и только набрал воздуха в грудь. Сказать он ничего не смог.

– Ты никогда говорящих мышей не видел? – упрекнул тот же тихий тонкий голосок.

«Она еще и мысли читает?!»

Марианн с сомнением произнес куда-то в комнату:

– Кто это сказал?

И, к своему удивлению, услышал ответ от варежки:

– Кто сказал? Что сказал?

– Ты можешь разговаривать? Ты же мышь! – обранил Марианн вслух свои мысли.

– Мышь, мышь! – с чувством ответила, несомненно, мышь. – Ни уважения, ни любезности. Между прочим, у меня есть имя! Мигнис. И не припомню, чтобы меня мышью обзывали.

Теперь Мигнис сверлила гостя глазками-бусинамии. А Марианн, сгорая от любопытства, таращился на неведомое чудо с открытым ртом, немного склонившись и сгорбившись, но предусмотрительно держал пальцы на расстоянии от необычного грызуна.

«Вдруг все-таки укусит? Уж не мерещится мне все это?»

– А, ми-ми, что тебя удивляет?

– Нет, ничего… – соврал Марианн. – Совсем не удивляет.

Но каким тоном это было сказано! Если бы Мигнис хоть чуточку лучше знала бы своего собеседника, сразу бы обиделась.

– А, ми-ми, зовут? – спросила мышь.

– Что?

– Ми-имя у тебя есть?

– М-марианн, – ответил юноша, а сам думал, действительно все это происходит наяву или снится? Может, он погрузился в ледяные объятия смерти, что несет холод? Замерзает в сугробе или сам превратился в оборотня?

– Мимарианн, – повторила тихо мышь себе под нос. Наверное, чтобы запомнить.

– Марианн! – уже более уверенно произнес он. – Не «ми», а «ма».

Мигнис не обратила внимания на замечания и пропищала:

– Двинь лампу на край стола. Теплее будет.

Марианн повиновался, хотя сомневался, что от этого хоть чуточку станет теплее.

«Я сплю. Замерзаю в снегу. Все это галлюцинации!» – с горечью решил он и чтобы убедится в приближающимся конце, сунул палец в верхнее отверстие абажура лампы. Желтый лепесток пламени ужали молниеносно. Марианн моментально выдернул палец, едва не скинув лампу на пол. Кожа покраснела и ныла пульсирующей в такт сердцу болью.

«Не сон! Все наяву, наяву, по-настоящему!» – твердил как завараженный Марианн, дуя на обожженный палец. Он направился было к двери, что бы опустить палец в снег, но взгляд его упал на мышь. Та замерла словно неживая, будто статуя.

Казалось, что мышь дуется на него. Конечно, Марианн напугал маленькое создание, когда подпрыгнул на лавке. Ни смотря на прыжок человека, мышь осталась сидеть на варежке.

Марианн почувствовал расположение к мыши. Она же совсем маленькая, а такая смелая. Марианн в двадцать раз больше нее.

– Скажи, Мигнис, а кто еще здесь?

Мышь следила за ним и, помедлив полминуты, ответила:

– Ты же видишь, что здесь только мы?!

– А кто зажег лампу, Мигнис?

– Да, Мигнис.

– Он или она, наверное, вышел за хворостом или за дровами и скоро вернется?

Мигнис покосилась на дверь.

– Если кто и вернется, то Яков. Ми-ми, то-то он задерживается.

– Яков?

– Ми-ми, Яков. Старик-охотник. – Мышь подняла нос на непонятливого человека. – Он почти каждую ночь является, если лампу зажечь. Как раз в этом часу.

Мигнис посмотрела на стену. Там висели пыльные часы. Судя по их грязному запущенному циферблату, они давно остановились. Стрелки замерли на без пяти одиннадцать.

– Значит, ты здесь не одна. Тут живет Яков.

– Нет, – коротко пискнула мышь. – Не живет.

Марианн прикинул, что Мигнис чего-то не договаривает. С другой стороны, мышь – неплохой собеседник. Ночью в лесу в темной хижине жутко. А разговоры пусть и с мышью отвлекают от одиночества и страха ночного удушающего кошмара. И Марианну хотелось говорить и слушать.

– Может, на свет идет? – предположил Марианн, возвращаясь к беседе об Якове, – Без лампы не может найти дорогу? – Тут Марианна озарила мысль. – Так это он тут в округе бродит! Я же видел его.

Мышь не ответила. Она вяло шевелила усами. Казалось, задремала. Марианн посмотрел с минуту на мышь и задумчиво повторил:

– Я видел тут кое-кого. Хм, охотник, значит. Так он дичи пострелять пошел или силки проверить, а, Мигнис? – А про себя еще подумал: «Охотник знает все в округе как свои пять пальцев. Надо бы разузнать у него, как поскорее добраться до Волчьей горы?»

Дверь дрогнула. По оконному стеклу поскреб сквозняк, жалобно завывая в невидимую щель. Вдруг раздался грузный удар в дверь. Затем стук о порог. Марианн привстал и тут же застыл на месте от ужаса, когда увидел, как сквозь дверные доски просочилась фигура. Она чернела гуще тьмы в углу комнаты и в тоже время оказалась прозрачной. Когда она вплыла в область света лампы, то сквозь нее проглядывалась бревенчатая стена. В тоже время сумрачное нутро фигуры было, несомненно, живым, так как шевелилось.

Призрак! Немой крик застыл на устах Марианна. Все тело сковал ледяной страх.

Призрак был столь высоким, что его голова подпирала балку потолка. Облаченный в грязную меховую шубу непонятного зверя, он сам выглядел лохматым. Он бесшумно парил по комнате, не замечая человека, и завис в углу над сундуком. Могло показаться, что призрака мучает, терзает бремя потустороннего бытия, потому что послышался тихий протяжный стон.

Марианна охватили оцепенение и ужас. Холодок, как липкий ветерок, пробежал по спине. Кровь стыла в жилах.

Неожиданно призрак повернул к Марианну свое белесое лицо. Из-под густых и сдвинутых бровей зияли черные дыры, которые, несомненно, испепелили человека, если бы могли. У призрака отсутствовали глаза.

От присутствия этого бестелесного существа в доме похолодало. Марианна затрясло мелкой дрожью.

А вот Мигнис не выказывала ни удивления, ни страха. Она только лениво зевнула.

В неестественно длинной руке призрак держал топор. Черный с изъянами на грязном лезвии, словно земляные черви изъели не только рукоять, но и лезвие. Топор отнюдь не выглядел бестелесно-прозрачным. Напротив, он казался настоящим и твердым, вполне осязаемым, если им ударят. Вот только как топор прошел через дверь, ошеломленный юноше не подумал. И может, топор он поднял возле сундука в углу и не притащил с собой.

Призрак не двигался. Марианн тоже. Так прошла минута напряжения и безмолвного ожидания, что показалась тягостнее вечности. И тут Марианна посетила догадка, вселяющая надежду на спасение, что призрак его не видит.

Но Марианн огорчился, вспомнив, что Мигнис говорила о лампе, на свет которой и приходит Яков. Значит, призрак все же зрячий.

Яков медленно поплыл по воздуху, поворачиваясь то боком, то грудью. В его походке проявились кривые и пульсирующее движения, нездоровые, будто левая нога не слушалась его, как если бы он отталкивался от пола только правой ногой. Хотя ноги не касались пота. Руки-щупальца потянулись к Марианну.

Марианн попятился. Спина уперлась в стену. Три шага разделяло Марианна и призрака. Массивная фигура Якова закрыла собой лампу, отчего комнату тут же поглотил мрак. Огонек светила-лампы померк, но еще пробивался сквозь полупрозрачный мех шубы.

Стон. Темная фигура рванулась к Марианну и в мгновенье ока чернота накрыла его. Марианн свалился на пол, выскакивая из-под черноты призрака, из его ледяных объятий.

Дверь настежь распахнулась и с треском ударилась о стену. По снегу на пороге и двери запрыгал яркий свет. Громкий гул, металлический рокот ворвались внутрь хижины, будоража собой затхлый воздух. Языки пламени в очаге нырнули под поленья, и неистово запрыгали, цепляясь за жизнь и тая на глазах. Тем не менее, они вырвали из темноты комнаты стол, дверной косяк и разбросанные по полу поленья.

Воздух содрогнулся, белые снежинки закружились, превращаясь в клубы белого тумана. Марианн лежал на полу и таращился на ворвавшийся ураган, спасший ему жизнь. Призрак, зависший над юношей, обернулся, затем, ведомый только ему порывам, молнией вылетел в ночь, пройдя сквозь стену рядом с дверью. Он зычно завопил, а потом неистово зарычал. В этом крике Марианну примерещились слова «Я-ако-ов» и «зола».

Металлический рокот утих. За открытой настежь дверью снова воцарился мрак, и только ветер жалобно завывал, насыпая острые белые песчинки на пол. Марианн подполз к двери и выглянул наружу. По рельсам уносился прочь поезд, отбрасывая вокруг себя прямоугольные пятна света. Еще секунда, и он скрылся за невидимым поворотом, оставив после себя вихрь беснующихся в танце снежинок. Марианн затворил дверь, запер на засов, отпрянул и насторожился. Ничего не услышав по ту сторону, Марианн пробубнил, скорее себе, чем Мигнис:

– Ничего себе Яков! Во как напугал! – Марианна еще била дрожь, но звук собственного голоса придавал уверенности. – Да еще и поезд этот шуму наделал. А может, как раз и кстати! Ведь если б не этот переполох, Яков напал бы на меня.

Это был не вопрос, но мышь отозвалась невозмутимым голоском:

– Не знаю. Я никогда не видела его таким прежде.

Мышь сидела на прежнем месте.

– Какая теплая шерсть! Интересно, какому зверю она принадлежала? – тихо промолвила она, обнюхивая варежку. Приход Якова ее совсем не заинтересовал. Хладнокровность маленькой мыши снова вызвало восхищение у Марианна.

– Кажется, ушел. – облегченно выдохнул Марианн, но предчувствие близкой опасности не отпустило, а наоборот усилилось, – Что могут сделать призраки живым? Стоит ли их опасаться?

– Стоит всего опасаться и сторониться, что тебе неведомо, Ми-ми-марианн. Вот чем мир духов отличается от мира теней, скажешь?

– А это разве не одно и то же? Призраки они и есть призраки.

– Нет, – совсем тихо и осторожно сказала Мигнис, как будто ее мог услышать еще кто-то из привидений, и подмяла лапами варежку под себя. – Я нахожу оба этих мира интересными и таящими мощную темную энергию. Иногда эта энергия высвобождается. Особенно когда миры пересекаются.

Марианн споткнулся. Похоже, слова Мигнис навели не меньше жути и потустороннего чем появление Якова. А мышь, не замечая испуга худого продрогшего юноши, задумчиво пищала:

– Проявление этих сил редкое, опасное, но завораживающее ми-действие.