Очевидный выбор

Кухня продолжает кипеть, а я снимаю материал для аккаунта. Затем выхожу в зал, выбираю столик в углу и ставлю телефон на зарядку. Марсель приносит кофе, и я начинаю погружаться в свой мир – обрабатываю фото, монтирую видео. Не только для аккаунта ресторана, но и для своего личного. Просматривая пленку, натыкаюсь на фото Рафаэля. Сердце пропускает болезненный удар. От чего-то и ком подступает к горлу. Выделяю все эти фотографии и зависаю над кнопкой удалить. Перед глазами возникает тепло последних дней. Его смех, наши танцы, то, как он рассказывал о себе, как мы вместе читали.

Хорошие воспоминания причиняли боль, а плохие разрывали на куски.

Так он сказал тогда на берегу. Теперь я понимаю, что он имел ввиду. Нужно удалить эти фотографии, чтобы все осталось там в Ницце. Только в памяти, не больше. Нужно забыть. Потому что так мне будет не к чему возвращаться. Но я не могу. Не выходит. Поэтому я отправляю их в свою скрытую папку. Ту, в которую вообще никогда не заглядываешь. Он станет моим секретом. Должен стать, иначе не получится. Иначе я не справлюсь с тем, что натворила.

И почему истинное осознание поступков приходит только после того, как ты что-то сделал? Потому что в тот момент это кажется правильным?

Я чувствую, как меня начинает затягивать болото вины, но останавливаю себя. Прячу последние дни в уголок сознания.

Просто сконцентрируйся на работе, Дана.

Захожу на свою страницу. Мне приходит запрос на рекламу. Ювелирный магазин. Раньше я сразу же удаляла подобные сообщения. Без понятия, почему. Но сейчас открываю его, читаю их предложение. Они хотят отправить мне любое украшение на выбор взамен на рекламу. Перехожу в профиль. Красиво. Очень даже красиво. Первым в глаза бросается кулон из белого золота. Просматриваю информацию о самом магазине. Это местный бренд. Ну что ж, была ни была. Соглашаюсь на их предложение и продолжаю работать над аккаунтом ресторана, отвечаю на сообщения и комментарии, размещаю пост о новом меню.

Не замечаю, как проходит несколько часов. Передо мной на стол опускается тарелка супа. Поднимаю глаза. Даниэль. Эта девушка действительно невероятно красивая. Даже я могла бы на неё запасть.

– Блюдо от шефа. – говорит она и одаривает меня приятной улыбкой.

– Спасибо.

Вроде она хочет что-то еще сказать, но передумывает и отходит. Снова перевожу взгляд на экран.

– Простите, можно кое-что спросить? – снова возникает у столика.

– Конечно.

– А вы случайно не @darling?

Всего на мгновение я замираю. Но не от паники, которую раньше испытывала, если у кого-то из знакомых возникали подозрения насчет моего аккаунта. Меня поразило то, что я вообще ничего не почувствовала. И вот как раз это удивление и занимает у меня целых три секунды, чтобы ответить.

– Да, это я.

Её лицо становится светлее.

– Я обожаю вашу эстетику! Каждое утро просматриваю ваши фотографии. Мне очень нравится то, как вы видите этот мир.

– Спасибо. – я немного смущена и сильно польщена. – Но можно спросить, как вы меня узнали?

– О, ваше тату. – она указывает на запястье. – Ну, и волосы, разумеется.

– Понятно. Спасибо еще раз.

– Вам спасибо.

Не пойму, за что конкретно она меня благодарит, но когда она уходит, в моей голове возникает мысль. Я навожу на себя фронтальную камеру и снимаю свое лицо. Без фильтров и масок. И прежде чем смогу передумать, выкладываю на страницу. Сердце немного колотится. Но когда начинают сыпаться комплименты в директ, я понимаю, что в этом не было ничего страшного. Разумеется, есть и те, для кого мое лицо не соответствует ожиданиям. Но к подобным комментариям я уже давно привыкла. Набираюсь храбрости и выкладываю окошко, чтобы люди могли задавать вопросы. Все оставшееся время до закрытия ресторана я отвечаю на каждый.

Я даже и подумать не могла, насколько людям может быть интересна я сама, то, чем я занимаюсь и о чем думаю. Странно, потому что для страницы ресторана я постаралась сделать все, чтобы потенциальные гости смогли познакомиться с поварами, персоналом, узнать их поближе. В этом во многом заслуга Тристана. Он был прав в том, что место становится особенным, если за ним стоят истории людей.

После закрытия Тристан подвозит нас с Эммой домой. Всю дорогу мы обсуждаем дела ресторана. Он рассказывает о том, что ему отправили предварительные вопросы для интервью, советуется со мной по поводу того, на чем стоит сделать акцент. Эмма поражается тому, что он умеет пользоваться электронной почтой. И у меня появляется ощущение, что мы втроем заново открываем ресторан, будто мы всегда только об этом и мечтали.

Когда мы с Эммой наконец добираемся домой, я выжата, как лимон. Но при входе меня еще ждет куча одежды, которую я вывалила на пол три дня назад.

Подруга размещается на диване с сигаретой и включает тихую музыку, в то время как я снова перекладываю свои вещи в два чемодана. И пока я всем этим занимаюсь, не могу не думать об одном – это не мое место. За все время, что я живу с Эммой, эти чемоданы так и стояли здесь. Потому что это не мое место. Эта квартира невероятна, потому что с ней связаны самые прекрасные воспоминания. Все эти ночные разговоры, слезы, улыбки – все и даже больше навсегда останется частью этого места. Но оно не мое. И думаю, я готова найти что-то свое. Сейчас мне нужно что-то свое. Убежище, место, не привязанное ни к кому.

– Эм, – зову я подругу и сажусь рядом на диван. – думаю я готова.

– К чему?

– Я хочу съехать.

37

Ладно, допустим, когда я решила съехать, я не учла многих нюансов. Во-первых, район, во-вторых деньги за аренду. Оказалось, что я не хочу жить в заднице Парижа, но позволить себе что-то более менее сносное в красивом месте тоже пока не могу. Почему в школах не рассказывают о по-настоящему значимых вещах? Например, сантехника. Если трубы в здании старые, хрен ты покуражишься в ванне с пенкой. Или транспорт. Нужно учитывать, что возможно каждый день тебе придется добираться до работы. Это время. А когда ты Дана Эдвардс и частенько опаздываешь, страдаешь топографическим критинизмом и вообще никогда не жила одна – время превращается в монстра, который ежедневно будет кусать тебя за задницу. А я люблю свою задницу.

– Вот еще посмотрите этот вариант. – говорит женщина-риелтор. На вид она вроде терпеливая, раз уже второй час пытается подобрать мне что-то соответствующее моим непомерным требованиям.

Самый лучший вариант для меня оказывается без мебели. А денег на неё у меня пока нет.

Перед глазами мелькают картинки, пока она снова не показывает мне главную страницу, и тут мой взгляд цепляется за одну квартирку.

– Покажите вот эту, пожалуйста.

Она открывает, но поджимает губы, что не сулит мне ничего хорошего. Я смотрю на эти фотографии, и сердце болезненно ноет. Таких квартир мало в Париже. Это даже больше студия. В самом центре перед широким окном местечко для дивана, за ним можно разместить стол со стульями, потому что дальше идет кухня, а над ней второй этаж, куда можно поставить кровать. Она прекрасна.

– Эта квартира на продажу.

Иными словами, я могу закатать губу обратно. Скрепя сердцем я выбираю последние четыре варианта и прошу показать мне их. Она соглашается, у неё как раз сейчас есть время, и все эти места в одном районе, недалеко от ресторана, в котором я работаю.

Мы выдвигаемся в первое место. Окна явно здесь давно не открывали. Хотя, может, здесь такая парилка из-за того, что это последний этаж? Нет, спасибо. Я еще хочу сохранить способность нормально дышать. Следующий вариант уже получше. Но вживую тут так тесно. Все узкое и какое-то маленькое, как будто для детей. Не то. В следующую квартиру я даже не захожу, потому что еще на лестнице увидела здоровенную крысу. К черту. Мы выходим на улицу. Я закуриваю сигарету, предлагаю ей, но она отказывается. Кажется, я забыла её имя. Придется обращаться как-то иначе.

Я в отчаянии. Не сколько из-за того, что квартиры все не мои, сколько от того, что не могу позволить себе ту единственную, которая определенно моя.

Возможно я мазохистка, потому что все равно прошу ее показать мне ту студию. По-началу, она кажется недовольной. Я бы тоже злилась, если бы кто-то попросил впустую потратить мое время. Но в конце концов она таки соглашается. Я вызываю такси и мы едем в самый волшебный район Парижа. Здесь много зелени, парков, уютных кафе и вкусных ресторанов. Мне уже кажется, что я зря это затеяла. Не хочу расстраиваться еще больше.

Студия находится на четвертом этаже. Мы поднимаемся пешком по винтовой лестнице. Она вставляет ключ, но дверь оказывается открытой.

– Видимо, внутри уже кто-то есть. – говорит она и впускает меня первой.

Сначала я вижу это невероятное окно и море света, проходящее через него, потом различаю две женские фигуры. Они обе оборачиваются, и я застываю прямо на месте.

– Мама? Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я в ужасе.

Она же не собирается переехать в Париж. Черт! Они с отцом не могут переехать в Париж. Только не это. Они не могут так со мной поступить.

– Дана. – она удивляется. В своем красном костюме с широкими брюками она кажется настоящей бизнес-леди. – Не ожидала тебя здесь увидеть.

– Как и я тебя.

Она поворачивается к двум другим женщинам и просит оставить нас ненадолго. Они выходят в соседнюю комнату. Вот блин, здесь еще одна комната есть. Просто идеальная квартира.

– Как тебе эта квартира? – спрашивает мама.

– Не в твоем стиле. – бурчу я.

– Перестань. Просто ответь мне честно. Я что многого прошу?

Я выдыхаю все свое недовольство и начинаю исследовать место глазами. Кирпичные стены, много света и воздуха. Здесь можно поставить огромный книжный шкаф, как у Рафаэля…Не думай о нем, Дана. Металлическая лестница на балкон, он же второй этаж. Низкая кровать смотрелась бы там очень уютно, а если добавить немного растений, то вообще все выглядело бы просто сказочным.

– Мне нравится. – грустно отвечаю я.

– Правда? – она осматривается еще раз, будто бы не верит моим словам. – Здесь большая ванная комната, есть еще одна для гостей или под кабинет, а вон там, –  она указывает на еще одну дверь. – можно сделать гардеробную.

– Вы переезжаете в Париж? – в моем голосе слишком много разочарования.

– Мы? – её брови сходятся на переносице. – А, ты про своего отца? Нет, он никуда не переезжает. Да и вообще, мы с ним разводимся.

– Что? – минута шока.

Моя мама сейчас только что вот так просто сказала, что они разводятся? С моим отцом? С тем самым, который всегда был единственным мужчиной в её жизни?

– Да. Правда, он пока об этом не знает.

– И когда ты это решила?

– Вчера, когда ты уехала.

Вау. Вот это да. У меня нет слов.

– Это из-за меня?

– Не только. Но скажем так, то, что он сделал с тобой стало последней каплей.

– Что между вами случилось?

Она опускает глаза и начинает ходить из стороны в сторону, затем подходит к окну, я следую за ней.

– Ричард изменял мне уже какое-то время. Но кто знает, может, он давно это делал.

Не то, чтобы я сильно шокирована этим. Скорее я будто бы наблюдаю за всей ситуацией со стороны. Ричард Эдвардс никогда не был образцовым отцом, но мне всегда казалось, что для моей мамы он идеальный муж.

– Мне очень жаль, мам.

– Да, мне тоже. – в её голосе сквозит грусть, но она все еще пытается выглядеть сильной. Нет, не выглядеть. Моя мама всегда была сильной.

– Ну так что, – говорит она, оборачиваясь. – берем?

– Ты о чем? О квартире?

– Ну, а чем же еще.

– Ну, если сделать ремонт, – размышляю я. – она вполне может стать твоей.

– Что? Моей? – она начинает громко смеяться, и я не совсем понимаю, что такого сказала. – Дана, она не для меня. Я покупаю ее для тебя.

– Ты шутишь. – не верю своим ушам.

– С чего бы? Нет. Да и к тому же, должен же быть хоть какой-то плюс от того, что ты Эдвардс. Думаю, эта квартира идеально тебе подойдет.

Мне хочется сказать, что я не могу её принять. Я должна это сказать, но не могу из-за застрявшего кома в горле. Мама подходит ко мне и кладет руки на плечи.

– Прости меня, доченька, за то, что всю жизнь делала неправильный выбор. Но обещаю, я исправлюсь.

Слезы скатываются по моим щекам, и мама делает то, что не делала наверное целую вечность – обнимает меня.

– Ты заслуживаешь всего только самого лучшего, Дана.

– Спасибо, мам. – бормочу я сквозь слезы.

– Это тебе спасибо за то, что всегда оставалась собой.

***

У меня есть свое жилье. Своя собственная квартира. В Париже. Я не верила в это, когда мама подписывала документы. Не верила, когда меня тоже попросили подписать. Не верю до сих пор, когда мы уже сидим в ресторане и отмечаем. Я отмечаю с мамой покупку квартиры в Париже. Ущепните меня, потому что если это сон, то очень жестокий.

Мама пьет одну маргариту за одной и не перестает улыбаться. Я вообще никогда не видела, чтобы она так много улыбалась. Еще она впервые так напивается.

– Знаешь, что я тебе скажу, –  говорит она. – никогда не живи ради кого-то, особенно ради члена.

Ооо, моя мать определенно напилась, раз уж члены вошли в чат.

– Возьму на заметку. – отвечаю я. – Никаких членов.

Она хихикает.

– Нет. Подожди, члены важны. Я имела ввиду, не живи ради мужчин. Оно того не стоит.

Так вот в кого у меня эта склонность нести все, что в голову взбредет. Не могу перестать улыбаться. Не пойму, это у неё стадия такая или она всегда была такой, просто научилась хорошенько шифроваться.

– Мне кажется, мы должны это отметить!

– Так, мы вроде уже.

– Нееееет. Не так. Поехали в бар.

– В бар? Ты серьезно?

– Да! Я хочу танцевать!

Мда, я определенно вся в мать.

– Ты уверена? Назад дороги не будет.

Она наклоняется ближе ко мне через весь стол.

– Я только что купила своей дочери квартиру на деньги мужа, с которым собираюсь развестись. Думаешь, я могу сдать назад?

– Определенно нет.

Я расплачиваюсь за ужин, и мы садимся в такси. Мама уже достаточно выпила, да и я тоже, хоть еще и в своем уме. Но вряд ли у меня получится справиться с ней, если мы напьемся еще больше. Нужна подмога. Достаю телефон из сумочки и пишу Элиоту. На всякий случай не уточняю, что со мной мама, а то он может слиться. Затем отправляю сообщение Эмме, но уже ничего не скрываю. Она отвечает, что приедет сразу после закрытия ресторана.

Когда мы подъезжаем к нашему с друзьями любимому бару, я уже вижу Элиота. Он широко улыбается, когда видит меня, выходящей из машины, но как только за мной появляется мама, его глаза округляются, а улыбка сползает. Я не могу скрыть своего веселья.

– Какого хрена? – шипит он мне на ухо, когда мы подходим к нему.

– Элиот, знакомься, моя мама, Элеонора.

– Приятно познакомится. –  он дарит ей самую приветливую улыбку, на которую способен, но что удивительно, мама отвечает ему тем же и к моему ужасу, целует в обе щеки.

– Кажется, так делают в Париже. – говорит она.

Впервые в жизни Элиота кто-то оставляет без слов.

– Ты уверена, что эта твоя мать? –  шепчет он, а мама уже на пути в бар. – Ты ничего не перепутала?

– Нет. – следую за ней.

Мы подходим к нашему обычному столику в кабинке. Элиот удаляется за напитками.

– Где-то я его уже видела! – кричит мне мама на ухо.

– Мы вместе в школе учились, мам.

Она делает вид, что вспомнила, но это хрень полная. Она ни черта не помнит. Элиот возвращается с напитками. Я еще никогда не видела его таким напряженным, он словно ждет подвоха от Элеоноры. Признаться честно, я и сама жду, когда старая Элеонора появится вдруг и снова будет смотреть на нас всех осуждающим взглядом. Но ничего такого не происходит.

Мы вместе выпиваем так, будто делали это уже миллион раз. Элиот заметно расслабляется. А мама уже тащит меня на танцпол под Queen – I want to break free.

Черт возьми! Кто бы ни была эта женщина передо мной, но это не моя мать. То, как она двигает бедрами…матери так не танцуют. Я кошусь на Элиота, он сидит с открытым ртом и снимает нас двоих на телефон. Эта песня не самая зажигательная, поэтому людей на танцполе не так много. Но я все равно замечаю, что мы с ней привлекаем много внимания. Две огненно-рыжие дамы на танцполе. А одна из нас так вообще в красном костюме, пиджак которого сейчас распахивает. Под ним только красный жилет. Она подзывает меня к себе и мы в голос начинаем подпевать песне.

Затем включается рок-версия abcdefu (angrier) – GAYLE. Мама не знает этой песни, но ей кажется нравятся слова.

Я была влюблена в тебя, но теперь это позади!

И я пыталась быть хорошей,

Но ничего не получается, так что позволь мне произнести всё по буквам…

A-B-C-D-F you, да иди ты к чёрту

Со своей мамой, своей сестрой, своей работой,

Своей раздолбанной машиной и своей фигнёй, которую ты называешь искусством!

Иди на *уй со своими друзьями, которых я больше никогда не увижу!

Вы все, кроме твоей собаки, можете идти к чёрту!

Я выдыхаюсь, но мама продолжает танцевать. Возвращаюсь к столику и вижу Эмму.

– Что здесь происходит? – на её лице тот же шок, что был и у Элиота.

– Просто пей. –  говорит ей он и придвигает рюмку. Она залпом выпивает шот.

– Мои родители разводятся. – рассказываю я. – И мама купила мне квартиру в Париже.

– Что? –  кричат они в один голос, и Эмма начинает визжать, набрасываясь на меня. – Поздравляю!

– Спасибо.

– Так значит, нам сегодня есть, что отметить. – перекрикивает Элиот песню.

Мы поднимаем рюмки в воздух.

– За новое начало! – кричит Эмма.

– За новое начало! –  отвечаю я, и мы чокаемся, выпивая.

По воздуху разносятся первые ноты Umbrella – Rihanna feat. JAY-Z.

– Это же наша песня!–  вскакиваю я, таща за собой Эмму, Элиот выходит на танцпол сам.

И вот мы снова вместе, как и всегда. Меня распирает от счастья. Голова кружится, но не только от алкоголя. Я не могу поверить в то, как моя жизнь за последний месяц перевернулась с ног на голову. Все поражения, неудачи обернулись в конечном итоге чем-то совсем неожиданным. Я в лучшем городе мира, со своими друзьями и даже мамой праздную возможно одно из самых важных событий в своей жизни. И это даже не покупка квартиры. Дело во мне самой. В том, кем я становлюсь. Мне больше не страшно свернуть не туда, не страшно делать то, что нравится, не страшно быть тем, кем я всегда хотела быть – настоящей Даной Эдвардс. И пусть сейчас не все стороны моей жизни идеальны, я знаю, что справлюсь. Ведь идеала все равно не бывает.

Мы танцуем и поем друг для друга.

Давай, иди ко мне в объятия!

Всё хорошо, не бойся.

Пусть, пусть идёт дождь,

Я всё равно буду всем для тебя и даже больше,

Потому что

Когда светит солнце,

Мы вдвоём светимся от счастья.

Я уже говорила тебе, что всегда буду рядом с тобой,

Говорила, что всегда буду твоим другом.

Я поклялась, что так будет до конца.

Сейчас идёт дождь, сильный, как никогда,

Но я знаю, что мы по-прежнему вместе,

Иди ко мне под зонтик.

Иди ко мне под зонтик.

Начинаю искать глазами маму, потому что больше не вижу её в толпе. Элиот касается моего плеча и кивает в сторону бара. Я перевожу взгляд, и мой рот широко раскрывается. Моя мама, Элеонора, мать твою, Эдвардс лезет на барную стойку под громкие овации толпы. Это точно сон, но на этот раз я не попрошу себя разбудить. Потому что если это он, то я хочу остаться в нем навсегда.

38

Жарко! Черт возьми, как же душно! Сбрасываю с себя одеяло, переворачиваюсь и падаю, на мать твою, твердый пол. Боль от задницы ударяет в голову, и я морщусь. Какого хрена я спала на диване? И где я вообще? Поднимаюсь на ноги и зависаю на полсекунды в таком положении. Потому что боль в голове пронзает, кажется, все тело. Делаю глубокий вдох и выдох. Так, это похоже на номер отеля. Точно! Мамин люкс. Мы приехали сюда под утро.

Так, для начала отворачиваюсь от солнечного света. Одна дверь напротив – выход. Две справа и две слева. Не долго думая, иду направо. Рандомно открываю первую. Голое тело. Мужское голое тело.

– О Боже! – резко разворачиваюсь спиной и зажмуриваю глаза.

– Да ладно тебе, – говорит Элиот у моего уха. – я думал, мы это уже проходили.

Отхожу обратно к дивану.

– Почему ты без штанов? –  тянусь за пледом и швыряю его через плечо.

– Я не знаю, где мои штаны, дьяволенок.

Поворачиваюсь к нему лицом, в надежде, что он уже прикрылся. Но плед одиноко лежит на полу между нами, а Элиот стоит все еще полностью обнаженный, как ни в чем не бывало.

– Не хочешь прикрыться? –  стараюсь смотреть только ему в глаза, но сложно игнорировать кого-то с телом Элиота. Да, я уже видела его голым, но…

– Зачем? Меня моя нагота не смущает.

– Зато меня смущает.

– Почему? Ты же уже все видела.

– Ладно, к черту. Лучше скажи, где твои штаны?

– Это ты мне скажи. – ухмыляется он.

– Я? А мне то откуда знать?

– Мы проснулись вместе.

– Ты тоже спал на диване?

Он хмурится.

– Нет, в кровати.

О. Боже. Мой.

– А кто тогда…– начинает он.

Мы смотрим друг на друга, пока в наших головах одновременно не складывается совершенно сумасшедшая картинка.

– Ты не мог. Ты бы не стал.

– Я не мог. – вижу, как извилины в его мозгу отчаянно напрягаются. – Наверное.

– Элиот!

– Что? У меня похмелье, сейчас я ни в чем не уверен.

– Ты не мог переспать с моей мамой!

– В теории не мог. Но вчера мы с ней, кажется, выкурили косяк…

– Что вы сделали?

Вторая дверь справа от нас распахивается.

– Обязательно так шуметь? – совершенно помятая Элеонора Эдвардс появляется перед нами в чем, так сказать, мать родила.

Элиот внимательно рассматривает, а я просто в ужасе или бешенстве. Еще не решила.

– Я определенно мог. –  подытоживает Элиот.

В бешенстве. Я точно в бешенстве! Когда мама осознает, в каком виде вышла к нам, то сразу же захлопывает дверь.

Это сон. Просто сон. И сейчас я проснусь, а мой лучший друг не спал с моей мамой.

Ищу свою сумку. Я больше не могу здесь находится. Черт, значит, пока я спала, они в соседней комнате…

– Эй, не злись.

– Не злится! Ты переспал с моей мамой!

Хватаю свою сумку с пола у дивана и проверяю на наличие телефона и денег.

– Да. Но во-первых, объективно, она горячая женщина. Теперь я понимаю, в кого ты…

– Не смей заканчивать это предложение! – рычу я и направляюсь к выходу, но Элиот загораживает мне дорогу.

– А во-вторых, мы взрослые люди, ей нужно было расслабиться. Я помог. Что в этом плохого?

Мне так сильно хочется заехать ему по лицу.

– Она – моя мама!

– Она – женщина.

– О, ну уж это ты наверняка знаешь лучше меня.

Отпихиваю его в сторону и вылетаю в коридор. Но он не сдается, идет за мной.

– Хочу напомнить тебе, что ты голый. –бросаю я.

– Какое сейчас это имеет значение? –  он хватает меня за руку и разворачивает к себе. – Выслушай меня.

Его серьезное выражение лица выбивает почву у меня из-под ног.

– Секс с Элеонорой не связан с тобой. В том смысле, что это никак не влияет на нашу дружбу или на твои отношения с матерью. Повторюсь еще раз, мы все взрослые люди, Дана. Перестань воспринимать её, как какого-то робота. Она живой человек, такой же, как и ты.

Черт, он прав. Я и сама многое натворила за последнее время, не мне судить свою мать за случайный секс. И может, если бы это был кто-то другой, не мой лучший друг, я бы вообще так не завелась.

– Ты прав. –  говорю я. – Не мне вас судить.

Он выпускает меня. Лифт за моей спиной открывается, я оборачиваюсь. Взрослая женщина выходит и на секунду замирает, увидев Элиота. Но он только мило ей улыбается и говорит:

– Доброе утро.

Она кивает и проходит мимо нас, покраснев.

– У нас все хорошо? – спрашивает он.

Я выдыхаю.

– Да.

– Тогда я все-таки пойду поищу свои штаны. – он чмокает меня в щеку и демонстрируя свою идеальную задницу, возвращается в номер.

Честно говоря, не пойму, почему так отреагировала. Мы никогда не были близки с мамой. А Элиот…ну, он всегда живет моментом. Наверное, мне пока непривычно видеть маму такой свободной и безрассудной. Надеюсь только, что это не временное помутнение. Люди не меняются так резко. Во всяком случае, я в это не верю.

***

Прошло 48 часов. Он не писал и не звонил. Не то, чтобы я ждала звонка от него. Но во мне еще горела частичка надежды на то, что я все-таки что-то значила для Рафаэля. А это молчание лишний раз подтверждает обратное. Я была права, запихнув те три дня в угол своего мозга.