Герой из героев. Дело привычки

– А родилась она, – вдруг понял я всю трагедию. Ничтожный нюанс перекроил судьбу не только одной девочки, но и целой страны.

– Да. А родилась она. Чудовищная ошибка генетики. Король не мог допустить монстра на престоле и пошёл на попятную. Его младший братец осерчал, и они снова рассорились. Но это было отнюдь не тихое недовольство нарушением клятвы. Амейрис и герцогство Юрвенлэнд начали раздирать заговоры и интриги. Так что… Мало кто удивился, что однажды юный символ восстания погиб. Правда герцогиня Юрвен, её мать, до самого последнего вздоха яро опровергала это. Сам Его высочество вёл себя спокойнее, но оставшегося за ним герцогства ему всегда было мало. К настоящему моменту он достаточно поднаторел в политике, чтобы получить влиятельную поддержку без акцента на нарушение брачного договора. Нынче он собирает войско, намереваясь развязать войну за трон.

– Так вот почему Эветту отдали в Чёрную Обитель. Корона не для Чёрных магов, запрещено, так король хотел избавиться от проблемы, – понял я и тут же нахмурился. – Хотя к чему такие сложности? Не проще ли было убить?

– Вероятно, сыграло свою роль родство. Возможно, король решил, что убийство станет большим грехом. Или же его беспокоило слабое здоровье королевича, тот рос слабым ребёнком. Ну, да так или иначе, а с внешностью Эветты нечего было делать где-то кроме Шрай-Хана, где женщинам дозволяется показывать только верхнюю часть лица.

– Но отчего именно Квалификатором? Она была лучше многих других неофитов.

– А кем ещё её назначать? Просто так из неофита в Аналитики нельзя. Да и ей следовало изучить нравы страны прежде, чем влиять на её правителей. Алхимики же в основном сиднем сидят на месте, лишь изредка высовывая нос за пределы дома в поисках нужного ингредиента. Соискатель-женщина – не для Шрай-Хана, – с сожалением отставляя в сторону опустевшую кружку, пояснил Арнео. – Так что логика была во всём. Во всём, кроме того, что Эветта не могла для себя перенести такой участи. Не могла она отбирать из семей детей, покупать их как товар, выменивать за услуги Храма. Она не загрубела сердцем, несмотря на годы в обучения в Ордене.

– Так это из-за тебя она вернулась в Юдоль?

– В Юдоль она вернулась значительно позже, нежели получила свободу. Видишь ли, меня настолько затронуло отчаяние в её взгляде, что я посмел обратиться ко Тьме, – с неким восхищением относительно собственного поступка, зашептал мой собеседник. – Так и сказал. Либо, нахер, разрушаю все Храмы и начинаю войну, либо пусть хоть чем-то меня отблагодарят за покорность и послушание!

– Странно, что Тьма согласилась.

– Я и сам удивился! – признался бог. – Но по итогу, преклонив колено, вручил Эветте талисман, означающий, что отныне её жизнь начинается заново. После этого она меня простила, и мы долгих семь лет вместе бродили из города в город.

«Так вот о каком диске, изображающем солнце, говорил мальчишка, рассказывающий мне о…», – подумал я прежде, чем осознал.

Эветта не предавала Тьму!

Она не предавала Тьму, а, значит, ни о какой каре для отступницы не могло идти речи. И вот причина, отчего Хозяева запретили мне использовать поток смерти! Вот отчего ни заставили меня действовать лишь мечом! Это было не испытание, а необходимость. Они распоряжались этим миром, но он им не принадлежал. Таковы правила. Они не смели без объявления войны уничтожать кого бы то ни было, не отдавшего себя под их власть или… освободившегося от неё.

Я убил не предательницу. Я убил женщину, избравшую для себя путь отличный от моего. Тьма решила насмеяться над ней и осмелившимся требовать её свободы богом. Для убийства был избран идеальный исполнитель. Мне ли не найти то обстоятельство, что дозволило бы доказать, что это исключительно моя личная прихоть избавиться от прошлого? И Хозяева… Хозяева решили не озвучивать мне истинную суть игры.

… Волновала ли меня эта недомолвка Тьмы?

– Если ты создал этот мир, то как ты можешь не бороться за него? – неожиданно для самого себя спросил я Арнео.

Тот равнодушно пожал плечами.

– А я его и не создавал.

– Тогда как ты оказался рядом, когда умер предыдущий хранитель? Неужели сам убил его? Мне в это с трудом верится.

– Всяко в жизни бывает, – вроде как обиделся мой собеседник, но затем звонко рассмеялся и, махнув рукой, всё же решил расщедриться на повествование. – Ладно. Раз уж сегодня я столько историй тебе, мой мальчик, рассказал, то ещё одна лишней не станет… Я ведь всегда был уверен, что куда как лучший поэт нежели маг. Но если кто-либо в этом обстоятельстве сомневался, то во мнении, что лучник из меня отвратный сходились абсолютно все! В целом, мы хорошенько так посидели с богом этого мира, вкушая различные крепкие нектары, а потом затеяли спор. Мне всего-то надо было попасть из лука в тыковку, которую мой собутыльник держал в вытянутой руке, чтобы получить… хм. Кое‑что ценное получить. Не важно что. Ну, я и выстрелил. Попал ровнёхонько так между глаз ему. Этот бог, чтоб захмелеть, с себя защиту снял. Всю. Подчистую. И поставить обратно, перед тем как изображать из себя мишень, подзабыл.

– А зачем ты принял его ношу?

– Так как иначе? Вулканы извергаются, земля трясётся, с неба стеклянный дождь. Живые вокруг визжат. Я враз протрезвел, хотя выпил-то ого-го! Или нет. Может потому и протрезвел, что, когда видишь один гейзер под ногами, это херово, а уж когда он троится? У-у-у!

– Столь быстро катаклизмы не начинаются.

– Ну, Предвестнику-то виднее, опыта в разрушении миров у тебя хоть отбавляй, – съязвил Арьнен. – Но, веришь или нет, а у меня оно так было. И так как умер бог от моей руки, а никаких иных вариантов получше не предвиделось, то моя совесть… Не переживай. Не один ты недоволен остался. Эльфы, из чьих запасов нектары-то и распивались, так вообще на меня взъелись. Трав всяких нажгли, обкурились, да и состряпали великое пророчество, что через тысячу лет я потеряю власть над миром.

– И прошла эта тысяча лет?

– Да уж два века как. Эльфы-то, бедолаги, наверное, чего-то чистого и прекрасного ожидали. А к нам Тьма пожаловала. Ну, да спасибо им, что предупредили. Я и сражаться не стал. Сразу навстречу эдак представительно вышел и предложил свои услуги… Как видишь, власти у меня нет. Одно название.

– Зато мир живой.

– Да. И я вместе с ним. Эльфы, правда, совсем осерчали и те, что до того не ушли, всей гурьбой на дороги междумирья подались. Ну, да и скатертью им дорога. Я их всегда…

– Сударь Морьяр! – стремительно сбегая вниз по ступенькам, во весь голос закричала служанка. – Сударь Морьяр! Ваша дочка сбежала!

Глава 13

Арнео ещё успел удивлённо округлить глаза, прежде чем ринулся следом за мной со всех ног в нежелании упустить чего-либо из таких интригующих событий. Я же бросился к служанке и на бегу требовательно спросил:

– Да куда она могла из комнаты на третьем этаже деться?!

На самом деле, мне тотчас вспомнился трупик разбившегося бело-рыжего щенка по кличке Шершень, которого мы с Эветтой и мастером Гастоном похоронили возле крепостной стены, а потому я уже успел отчётливо представить себе худенькую светловолосую девочку, лежащую с неестественно повёрнутой шеей на мостовой, и даже обвинил во всём плохо закрытые ставни.

– Я только и открыла замок двери, чтоб кувшин с водой поставить. Бадью-то давно наполнила, а вот про него подзабыла, – взволнованно заверещала служанка. – А она как увидела меня, так сразу юрк за дверь и прямиком к чердачной лестнице!

– То есть она на чердаке? – сразу успокоился я.

– Не-не! – эмоционально вскидывая руками, опровергла моё предположение женщина. Её глуповатое лицо и слабовольный писклявый голос раздражали. – Так называется только. Ведёт-то на крышу! Мы всё не убирали лестницу, чтобы черепицу обновить удобнее стало. В том месяце заменили наконец, а лестницу так и оставили-то. Забыли!

Треклятье! Всё-таки разобьётся!

Не желая и далее общаться с «гусыней», я уверенно отодвинул женщину в сторону (отчего она едва не свалилась с ног), и стремительным шагом двинулся вперёд. Набойки сапог отбивали по дереву гулкий чёткий ритм.

Коридор не был особо длинным. Всё же постоялый двор, хотя и вырос за прошедшие двадцать лет на целый этаж, не мог изменить свой периметр, теснясь между соседним домом и улочкой. Так что вскоре я упёрся в стену. Никакой лестницы здесь и в помине не было, хотя над моей головой действительно виднелась крышка люка. И мой рот уже открылся было, чтобы на чём свет стоит обругать служанку, вместе с Арнео тенью следующую за мной, как я увидел прибитые к стене поперечные перекладины. Сложно сказать, чего в них было больше – гвоздей или же гниловатого дерева, но одно я предвидел наверняка. Если бы некто решил избавиться от этого «украшения», то можно было бы вместо стены оставить дыру для нового огромного окна.

Быстро поднявшись, я высунулся по пояс и сразу стал обладателем элитного места для созерцания драки на дощатой мостовой внизу. Однако черепок, упавший из-за моей попытки выбраться наружу целиком, прервал драчунов, и они, мгновенно забывая о распрях, уставились наверх, прикладывая ладони ко лбам. Я развернулся к другой стороне крыши, строение которой было типичным для Юдоли – по обе стороны крутые скаты с жёлто-серой черепицей. Соединяющая их середина представляла собой покрытую шершавым металлом узкую дорожку шириной в полторы ладони. И вот на самом-то её краю, на самом дальнем от меня конце и стояла на четвереньках Элдри.

Девочка явно хотела перебраться на крышу соседнего дома, больше ей просто‑напросто некуда деваться было. Вот только пусть его стена была смежной с таверной, а имел он всего два этажа. Слишком высоко для безопасного спуска. Да и в целом прыжок должен был стать акробатическим. Если не попасть на конёк, то предстояло скатиться по скату, как с горки. Сущее самоубийство!

Пятилетний ребёнок с таким бы точно не справился.

– Немедленно возвращайся! – потребовал я.

Малявка повернула светловолосую головку в мою сторону, и в её серых глазах отразился испуг больший нежели страх высоты. Поднявшийся ветер трепал голубое платьице и змейкой унёс развязавшийся поясок.

– Мама! Мамочка! – бессмысленно и жалобно позвала девочка на помощь Эветту.

Стало понятно, что сама она ко мне не подойдёт. Ни за что на свете! А потому я, мысленно чертыхаясь, встал на конёк и сделал пару осторожных шагов вперёд, рассчитывая пройти весь путь самостоятельно. Однако девочка испуганно всхлипнула и придвинулась к краю крыши ещё ближе. При этом она едва не поскользнулась, а несколько черепков один за другим полетели вниз, где разбились с громким звуком.

Мне пришлось замереть.

– Хочешь переломать себе все кости, да? Если ты будешь убегать, то только разобьёшься!

– Мама!

– Я сейчас подойду к тебе, и мы вернёмся в комнату. Понятно?

– Нет! Нет! – истерично завизжала Элдри и вытянулась вперёд, высовываясь за край крыши на добрую треть корпуса. – Мама! Нет!

– Ты так умрёшь!

Позади меня раздалось бренчание струн. Короткий, но весёлый мотивчик заставил девочку обернуться. Я и сам ошеломлённо поглядел назад.

– Чего тебе здесь нужно? – сердито шикнул я на Арнео. Бог стоял позади меня в раскрепощённой позе и приветливо махал Элдри рукой.

– Мне кажется, что без моего вмешательства она спрыгнет вниз.

– Не спрыгнет.

– Спрыгнет. Тебя она боится больше возможности убиться насмерть… И не могу сказать, что не так уж солидарен с её выбором перспективы!

– У тебя не лучше получится.

– Если ты думаешь, что у меня не получится, то просто наблюдай. Работать профессионал будет.

Я скептически фыркнул, но уступил ему место на узеньком коньке. Арнео ловко меня обошёл. Затем провёл пальцами по струнам и заиграл простецкую мелодию, чтобы после, словно показывающему представление циркачу, начать подходить к девочке. Он то высоко задирал ногу, то вставал на одно колено. И при этом широко улыбался да весело напевал:

Кто мышей ловить мастак?

Кто гуляет просто так?

Кто сидит на высоте?

Кот! И песня о коте!

Сидел на крыше рыжий кот,

Не ведал никаких хлопот.

Лежал под солнцем он, мурчал,

Мурчал превыше всех похвал!

Но вот проголодался кот.

Однако как набить живот?

Ведь нет на свете мыши

Той, что живёт на крыше!

И понял кот, что надо вниз,

Да вот исчез окна карниз!

Как же покинуть крыш приют?

Он крикнул: «Мяу! Кто спасёт?».

– Ну-ка! Если не скажешь «мяу», то кот не спасётся.

– Мяу, – неуверенно протянула Элдри.

Арнео стоял совсем близко к ней и мог бы уже схватить девочку. Я бы так и сделал. Однако он продолжил песню:

И подошёл к коту поэт,

Поэт пропел коту куплет,

Что он возьмёт кота домой,

А в доме кот найдёт покой!

И согласился рыжий кот

Теперь он счастливо живёт.

Зимой прижмётся к тёплой печке,

А летом ляжет на крылечке.

Не манят больше кота крыши…

Тем более, ну нет там мышек!

Песня была отвратительно никакая. Разве что исполнялась выразительно и приятным голосом. Мне бы так не удалось. Пел я ужасно неэмоционально, хотя завсегда попадал в ноты. Музыкальный слух у меня имелся. Как и притязательный вкус. Однако, в отличии от меня, Элдри, видимо, произведение понравилось. Как и у любого ребёнка, эмоции у неё менялись быстро, и место тревоги в глазах заняли сначала любопытство, а там и искорки смеха. Она улыбнулась. Арнео же протянул ей руку и спросил:

– Ну, что? Пойдёшь со мной, котик?

– А ты меня не обидишь?

– Нет. Котики дружат с поэтами, поэтому поэты котиков не обижают, а очень даже о них заботятся.

От такой логики у меня аж зубы заныли и только что лицевой нерв не задёргался. И всё же Элдри этого рассуждения хватило. Она смело протянула ладошку и вскоре всем телом прижалась к Арнео.

– Давай-ка ко мне на ручки? Как настоящий котик.

– Хорошо.

– Эм-м, только куда же нам деть гитару?

– Не знаю.

– А что, если мы бросим её вниз и устроим большой ба-бах?

Вопрос был задан столь восторженно, что мне и самому всенепременно захотелось что-нибудь сбросить вниз… Тело того же Арнео, например. И чтобы так: «Ай-ай-ай!». А затем – ба-бах! Бдыщ!

Элдри согласилась:

– Да!

Прекрасный музыкальный инструмент, покрытый чёрным лаком и искусно разрисованный алой и жёлтой краской, разбился вдребезги. Какая-то женщина, которая только-только повернула в сторону постоялого двора и не видела событий на крыше, испуганно завизжала. Арнео тут же усмехнулся и подмигнул малолетней подельнице. Та хихикнула. А затем он взял её на руки и понёс к люку.

Чтобы им не мешать, я спрыгнул вниз. Служанка стояла подле лестницы, по‑идиотски открыв рот, и беспрерывно теребила передник. Вид этой клуши раздражал, а сдерживаться повода у меня не было, поэтому я тут же послал женщину в самых горячих выражениях куда подальше и даже немного проводил по коридору, тихо и зло выговаривая своё мнение о постоялом дворе, пока не довёл её до слёз. Бард, оказавшийся богом, тем временем спустился и, продолжая держать ребёнка на руках, неспешно пошёл мне навстречу. Чем ближе эти двое ко мне приближались, тем более мрачным становилось лицо девочки. Наконец, она крепко обняла Арнео за шею и жалобно попросила:

– Не отдавай меня ему. Он маму и Реньяру убил! Он плохой!

– А Реньяра кто?

– Моя сестрёнка.

– Ай-яй-яй, – с утрированной укоризной покачал головой бард и требовательно воззрился на меня.

Я не собирался никому ничего пояснять, а потому молчал, не меняясь в каменном выражении лица. Так что Арнео пришлось продолжить.

– Что-то происходящее не очень похоже на счастливое воссоединение семейства. Да и на тебя девочка совсем не похожа… Хотя… Что-то знакомое в ней есть.

– Верно, меня с ней иначе кровь связывает. Но она всё равно принадлежит мне, так что отпусти её и уходи.

– Это же по какому праву она тебе принадлежит? – нехорошо сощурил он глаза и с нежностью погладил волосы Элдри.

– По праву сильного, – делая угрожающий шаг вперёд и не моргая, ответил я. Отдавать Арнео даже такую частичку Эветты я никак не собирался, как бы удобно это для меня ни было.

– Причём здесь тогда кровь?

– Я выполняю старое обещание, данное её матери. Доволен объяснением?

– Нет.

– Твои проблемы. Я тебе всё сказал, так что теперь отпусти её и уходи. Нет? Так я сам заберу у тебя своё.

– Что-то тут ничего не складывается, – всё же ставя девочку на пол, холодно заметил вредный бард. – Эй, малышка. Кто твоя мать?

– Эветта, – пропищала из-за спины Арнео Элдри.

– Так вот о какой крови речь! – челюсть красавца-барда аж затряслась, когда он уставился на меня полными гнева глазами. – Ты? Ты убил Эветту?! Мы с полчаса кряду говорили о ней, ты возмущался, что я разрушил её жизнь, а сам… Ты, сволочь, взял и убил её?!

– Не уверен, что в этом жалком мире найдётся маг, способный взять на себя обязательства бога, но ещё один укор, и я без промедления приступлю к выполнению ещё одного своего старого обещания. Наконец-то убью тебя.

– А там и поднесёшь мой мир в подарок Тьме, – с презрением заключил Арнео.

– Да. Это же разумно. Меня не прельщает судьба самому становиться хранителем.

– Странно, что такой умник никак не видит нестыковки. Постарайся в будущем заметить. Разумным себя называешь только ты сам!

Мои руки уже сжались на плечах Элдри, а потому меня не волновало раздражение бога, который боялся. Его страх физически ощущался. Он был испуган. И до отвращения растерян от того, что аура моего тела, более не пропускающего через себя поток смерти, показывала не такого уж грозного для богов мага. Она начала рассеиваться, и это сбивало его с толку. Он не мог оценить всю степень угрозы. В его распоряжении были только жуткие слухи о моих нескромных возможностях, видение моих разработанных энергоцентров и знание о том, кому я служу. А потому итог был прост – Арнео шустро наклонился, виновато поцеловал девочку в лоб и быстрым шагом ушёл прочь.

Малявка тут же захныкала, но я, не испытывая ни малейшей жалости, отвёл её в комнату и, удостоверившись, что дверь хорошо закрыта, от всей души отстегал ребёнка ремнём. Это должно было унять тягу к побегам на какое-то время. И методика действительно сработала. Мой зверёныш колко смотрел на меня исподлобья, жался в углу, но слушался, хорошо ел и, судя по всему, в мечтах не единожды загрызал до смерти своего тюремщика. Однако до того, как я сделал такой вывод, мне пришлось испытать уйму неудобств и ограничений.

Прежде всего, как я уже говорил, от меня требовалось дойти до мастера Гастона и не пойми как переговорить с ним. Но совершить подобную прогулку в обществе Элдри (а уж тем более без её общества!) стало бы неблагоразумно. Опиума оставалось всего ничего, и я не был уверен, что его хватит на достаточное время. Девочка и в этот раз очнулась значительно раньше, чем я ожидал. Искать дополнительную дозу – уже опасно для детского здоровья. Можно было переборщить. При таком раскладе объяснения с мастером Гастоном и вовсе нелицеприятными вышли бы.

Ох, как же я не хотел его видеть! Я представлял, как он на меня орёт, и трясся как мальчишка!

Но выбора, как такового, я не видел, а потому взял Элдри за руку и сцепил пальцы на её коже аж до синяков. Что делать? Мне не хотелось, чтобы она сбежала. А после я спустился на первый этаж и сухо осведомился у хозяина гостиницы.

– Есть человек, что пару часов за ней приглядеть сможет?

– Хм, – задумался мужчина, но всё же сказал. – Найдётся, но не задаром.

– Сколько?

– Недорого. В пять медяков сговоримся. У меня как раз сын бездельничает.

Я проследил за взглядом своего собеседника и увидел скучающего паренька лет тринадцати. Не особо-то он и произвёл на меня впечатление, но цена его услуг нравилась.

– Если она завизжит или попытается убежать, он справится?

– Да куда ей бежать, коли дверь запереть? – убедительно произнёс хозяин гостиницы. – А на визг разберёт, так охолонем. Сам поднимусь.

– Хорошо.

Покуда мальчик, откликаясь на зов отца, подходил ближе, я отсчитывал монеты и напряжённо думал. Мне очень хотелось верить, что всё обойдётся – и что мой Шершень не сбежит, и что предприимчивое семейство излишним милосердием не страдает. То есть, не позовут они стражу для разбирательства отчего у девчонки крики такие дурные.

Отдав деньги, я вышел на улицу. В такой жаркий день очень хотелось обзавестись широкополой соломенной шляпой и сидеть где-либо в тенёчке, вытянув ноги. Однако моим ногам покой только снился. Время нельзя было терять, а потому я отправился не за соломенной шляпой, а к дому мастера Гастона. Как-то после попытки побега девочки и последующих разбирательств с богом этого мира расхотелось мне ещё один чудный день в Юдоле просиживать. Эта подлючая тварь Арнео запросто мог в порыве возвышенных чувств пойти к Тьме претензии какие‑либо высказывать. И что тогда помешает моим Хозяевам поинтересоваться у меня отчего я молчу? Зачем скрываю, что исполнил свой долг?

Предположения о таком мне крайне не нравились, а потому я шустро зашагал по мостовым, покуда не остановился возле дома красильщика. И первое, что понял, можно было потерять время. Даже стоило. По крайней мере, часика три-четыре. Тогда бы я не столкнулся нос к носу с похоронной процессией. Гроб с останками Катрин как раз выносили через дверь. Мишель и Герда стояли снаружи, обливаясь слезами. Рыдающая Аннет шла вслед за мёртвой дочерью и так и порывалась ухватиться за крышку гроба.

– Нет, этого не может быть! – стонала женщина. – Она живая! Живая. Верните её домой!

Кто-то из соседок постарался успокоить несчастную, но слова не помогали. Горе не давало расслышать ей ни одного звука. Возможно, мастер Гастон, её отец, смог бы достучаться, но он и сам походил на тень самого себя. Глаза у него опухли, кожа выглядела белее снега, сухие руки дрожали. Его самого приходилось поддерживать, чтобы он не упал. Таким раздавленным этого человека мне никогда ещё не доводилось видеть.

– Мастер Гастон, – подошёл я ближе.

– Арьнен? Это ты, Арьнен? – попытался он всмотреться в моё лицо так старательно, как будто по новой ослеп.

– Я.

– Ты тоже пришёл проводить мою Катрин в последний путь?

Хм. Вообще-то нет.

– Мне бы хотелось…

– Не надо, не говори ничего, – из глаз мужчины потекли слёзы. – Я уже слышал много слов скорби.

Так может послушаете радостную весть? Не хотите мёртвую девочку на живую обменять? Возраст практически один в один. Баш на баш будет.

– Но меня-то вы ещё не слушали, – с укоризной произнёс я. – Кроме того, скорбные речи у меня никогда не получались, я вообще не вижу в них смысла. Мне совсем не то хотелось вам сообщить.

Мастер Гастон внимательно поглядел на меня, прежде чем твёрдо сказал:

– Тогда тем более не говори ничего, Арьнен.

– Но как я могу ничего не говорить, если я специально ради этого шёл к вам? Выслушайте. У меня есть деловое предложение, которое может вам понравиться.

– Арьнен, о чём ты? Ну какое деловое предложение? – с раздражением уставился на меня мастер Гастон.

– Думаю, вы его оцените. Так вот…

– Прекрати!

Его громкий голос привёл к тому, что ближайшие к нам люди покосились на меня с откровенной антипатией.

– Прекрати, – сурово повторил мастер Гастон. – Если не имеешь никакого уважения к смерти, так прояви его хотя бы ко мне! Уходи отсюда и не смей появляться до конца недели.

– Я уважаю смерть. И вас я тоже уважаю. Это вы ведёте себя не очень-то вежливо, не давая сообщить…

Мне пришлось прерваться на полуслове, так как мастер Гастон резко отвернулся. Он намеревался проигнорировать меня и пойти вслед за процессией. Его нисколько не заботило, что я столь тщательно готовил речь для него.

– Мастер Гастон! – в возмущении я ухватил старика за локоть, но он так дёрнул рукой, что мне пришлось его отпустить. Вместе с этим из окружающей нас толпы донеслось:

– Убирайся отсюда, паршивец!

А ещё кто-то не очень-то тихо добавил:

– Вот мерзавец. Поучить бы его уму-разуму…

Почувствовав поддержку соседей, мастер Гастон зашагал вперёд решительно и достаточно быстро для своего возраста. При этом, хотя я видел только спину, во мне горела уверенность, что его лицо выражает ослиное упрямство. Он по‑настоящему рассердился на меня, и я окончательно понял, что первое впечатление оказалось верным. Не следовало торопиться. Я выбрал крайне неудачный момент для проявления собственной смелости, и повторять попытку в ближайшие дни действительно не стоило.

Отойдя в сторонку, я подождал, пока похоронная процессия не скроется из виду, а после сел на крыльцо и всерьёз задумался. Бездеятельно коротать дни в городе мне никак не улыбалось, ведь за время, что я терял впустую, некто (да тот же Бажек!) мог донести до ушей мастера Гастона весть о смерти Эветты. И донести так, что меня с порога взашей прогонят. Тогда пришлось бы искать какие-либо иные подходы к старику, а это опять думать, что ему сказать, и снова потерянное время. Оно запросто могло перейти даже не в дни, а в недели. Это если действовать мягко, а не с наскока, как я только что попробовал.