скачать книгу бесплатно
– Зато они думают, что СПИД – это новая британская группа, – добавляет Прайс.
– Так где мы ужинаем? – спрашивает Ван Паттен, рассеянно глядя на вопрос, записанный у него на салфетке. – Где мы, блядь, будем ужинать?
– Забавно: девки считают, что мужики только этим и озабочены… болезнями всякими и прочей херней, – говорит Ван Паттен, качая головой.
– В жизни не стану трахаться с гондоном, – объявляет Макдермотт.
– Я тут отксерил одну статью, – говорит Ван Паттен, – в ней говорится, что, какую бы паскудную, продажную, грязную телку мы ни драли, шанс заразиться равен полдесятитысячной процента, или что-то вроде того.
– У нормальных парней такого просто не может быть.
– Во всяком случае, у белых.
– И эта девка была в ебаной перчатке? – переспрашивает Прайс, который, похоже, еще не оправился от потрясения. – В перчатке?! А не проще бы было подрочить самому?!
– Знаешь, хуй тоже встает, – говорит Ван Паттен. – Это Фолкнер написал.
– Ты где учился? – интересуется Прайс. – В Pine Manor?
– Парни, – говорю я, – смотрите, кто идет.
– Кто? – Прайс даже не поворачивает головы.
– Подсказка, – говорю я. – Самый большой кретин в компании Drexel Burnham Lambert.
– Конноли? – высказывает догадку Прайс.
– Привет, Престон, – здороваюсь я с Престоном, пожимая ему руку.
– Ребята, – говорит Престон, кивая всем сразу, – прошу прощения, но сегодня я с вами поужинать не смогу.
На Престоне – двубортный шерстяной костюм от Alexander Julian, хлопчатобумажная рубашка и шелковый галстук от Perry Ellis. Он кланяется, положив руку на спинку моего стула:
– Мне очень жаль, но, знаете ли, обстоятельства.
Прайс награждает меня гневным взглядом и произносит одними губами:
– А его приглашали?
Я пожимаю плечами и допиваю остатки «J&B».
– Чем вчера вечером занимался? – спрашивает Макдермотт и добавляет: – Славный костюмчик.
– Кем вчера занимался? – поправляет Ван Паттен.
– Нет-нет, – отвечает Престон, – ничего такого. Вполне респектабельный и приличный вечер. Без девок, бухла и траха. Ходили в «Русскую чайную» с Александрой и ее родителями. Она называет отца… вы подумайте… Билли. А я был такой весь замотанный и уставший… и всего-то один-единственный стопак «Столичной».
Он зевает, снимает очки (Oliver Peoples, разумеется) и протирает их носовым платком от Armani:
– Не знаю, но, по-моему, наш малахольный православный официант кинул мне в борщ кислоту. Я такой, блядь, уставший.
– А сегодня что делаешь? – любопытствует Прайс без всякого интереса.
– Надо вернуть видеокассеты, ужинаем с Александрой во вьетнамском ресторане, а потом идем на Бродвей, на какой-нибудь британский мюзикл, – говорит Престон, обводя взглядом зал.
– Слушай, Престон, – говорит Ван Паттен. – Мы тут придумываем вопросы, чтобы послать в «GQ». Может, подскажешь?
– Подскажу, – отвечает Престон. – Когда надеваешь смокинг, как сделать так, чтобы сорочка спереди не задиралась?
С минуту Ван Паттен с Макдермоттом сидят молча, а потом Крейг, нахмурив брови и посерьезнев, задумчиво произносит:
– Хороший вопрос.
– Прайс, – говорит Престон, – а у тебя есть вопрос?
– Есть. – Прайс вздыхает. – Когда у тебя все друзья – бараны, то что будет, если ты вышибешь им мозги «магнумом» тридцать восьмого калибра: уголовное преступление, просто проступок или Божественное Провидение?
– Не пойдет для «GQ», – говорит Макдермотт. – Попробуй отправить в «Soldier of Fortune».
– Или в «Vanity Fair». – Ван Паттен.
– А это кто? – глядя в сторону бара, говорит Прайс. – Это не Рид Робисон? Кстати, Престон, надо просто пришить к сорочке петельку, пристегивающуюся к пуговице на брюках, и проследить за тем, чтобы накрахмаленный перед сорочки не опускался ниже пояса брюк, иначе, когда садишься, он будет топорщиться, так этот мудак – Робисон или нет? Чертовски похож.
Слегка ошалев от речи Прайса, Престон медленно оборачивается, вновь надевает очки и смотрит, щурясь, в сторону стойки:
– Нет, это Найджел Моррисон.
– А-а-а! – восклицает Прайс. – Один из этих молоденьких британских педиков, стажирующихся в…
– Откуда ты знаешь, что он педик? – перебиваю я.
– Британцы все педики, – пожимает плечами Прайс.
– Но откуда ты знаешь, Тимоти? – ухмыляется Ван Паттен.
– Я видел, как он ебал Бэйтмена в жопу. В сортире банка Morgan Stanley.
Я вздыхаю и обращаюсь к Престону:
– А где он стажируется, Моррисон?
– Не помню, – отвечает Престон, почесывая в затылке. – В Lazard?
– Где? – напирает Макдермотт. – В First Boston? Goldman?
– Точно не помню, – говорит Престон. – Может, в Drexel? Он всего лишь помощник ответственного аналитика по финансам, а его жуткая подруга с гнилыми зубами, та вообще сидит в какой-то дыре, занимается выкупом акций за счет кредита.
– Где мы сегодня ужинаем? – говорю я. Мое терпение лопается. – Надо заказать столик. Я не собираюсь стоять в каком-нибудь ебаном баре.
– А что это за дрянь надета на Моррисоне? – обращается сам к себе Престон. – Что, действительно костюм в полоску с клетчатой рубашкой?
– Это не Моррисон, – говорит Прайс.
– А кто? – Престон снова снимает очки.
– Это Пол Оуэн, – говорит Прайс.
– Это не Пол Оуэн, – говорю я. – Пол Оуэн в другом конце бара. Вон там.
Оуэн стоит у стойки, в двубортном шерстяном костюме.
– Он занимается счетами Фишера, – говорит кто-то.
– Везучий мерзавец, – бормочет кто-то другой.
– Везучий жидовский мерзавец, – произносит с нажимом Престон.
– Боже мой, Престон, – говорю я. – Это-то тут при чем?
– Слушай, я своими глазами видел, как он трепался по телефону с исполнительными менеджерами и при этом плел ебаную менору. А в прошлом декабре он приволок в офис куст хануки, – неожиданно оживившись, говорит Престон.
– Хуйню ты плетешь, – холодно замечаю я, – а не менору. Хуйню.
– Бог ты мой, Бэйтмен, может быть, мне сходить в бар и попросить Фредди пожарить тебе этих ебучих картофельных оладий, – говорит неподдельно встревоженный Престон. – Этих, как их… латкес?
– Спасибо, конечно, но я как-нибудь обойдусь, – отвечаю я. – Просто попридержи свои антисемитские замечания.
– Вот он, глас рассудка. – Прайс тянется вперед, чтобы потрепать меня по спине. – Милый соседский мальчик.
– Да, милый соседский мальчик, который, по твоим же словам, дает трахать себя в жопу британскому стажеру финансового аналитика, – насмешливо отвечаю я.
– Я сказал, что ты – глас рассудка, – говорит Прайс. – Я не говорил, что ты не гомосексуалист.
– Или что ты не зануда, – добавляет Престон.
– Угу, – говорю я, глядя на Прайса в упор. – Спроси Мередит, гомосексуалист я или нет. Она тебе скажет… если только вынет мой хуй изо рта.
– Мередит западает на педиков, – Прайс невозмутим, – поэтому я ее и бросил.
– Постойте, ребята, слушайте, я анекдот вспомнил, – потирает руки Престон.
– Престон, – говорит Прайс, – ты сам ходячий анекдот. Ты ведь знаешь, что тебя на ужин не приглашали. Кстати, славный пиджачок: не сочетается, но дополняет.
– Прайс, ты – скотина, ты, блядь, так жесток со мной, – смеется Престон. – Ладно, слушайте. Встречаются на приеме Джон Ф. Кеннеди и Перл Бейли, уединяются в Овальном кабинете, трахаются там, то да се, потом Кеннеди засыпает и… – Престон вдруг умолкает. – Вот черт, что же потом… Ах да, Перл Бейли говорит: «Господин президент, мне охота еще поебаться», а он отвечает: «Я сейчас посплю, а минут через тридцать…» – нет, постойте… – Престон опять умолкает, немного смущенный. – Сейчас… «Через час… ну да ладно… минут через тридцать проснусь, и мы опять трахнемся, только ты, пока ждешь, держи одну руку у меня на хуе, а другую – на яйцах», и она отвечает: «Хорошо, только зачем мне держать одну руку на хуе, а другую… другую – на яйцах?» – и… – Он замечает, что Ван Паттен что-то небрежно рисует на обороте салфетки. – Ван Паттен, ты меня слушаешь?
– Слушаю, – раздраженно отвечает Ван Паттен. – Давай. Заканчивай. Одну руку – на хуе, другую – на яйцах, а дальше?
Луис Каррузерс так и стоит у стойки и ждет. Теперь мне кажется, что на нем шелковый галстук от Agnes В. Все словно в тумане.
– Я не слушаю, – говорит Прайс.
– А он говорит: «А затем…» – Престон опять запинается. Длительное молчание. Престон смотрит на меня.
– Не смотри на меня, – говорю. – Это не мой анекдот.
– И он отвечает… У меня в голове пусто.
– Уже можно смеяться? На фразе «у меня в голове пусто»? – интересуется Макдермотт.
– Он говорит, мм… – Престон закрывает глаза рукой и задумывается. – Вот черт, ты подумай, забыл…
– Великолепно, Престон, – вздыхает Прайс. – Ты такой идиот, что даже не смешно.
– У меня в голове пусто? – спрашивает меня Крейг. – Я что-то не понял.
– Сейчас, сейчас, – говорит Престон. – А, вот, вспомнил. «А затем, что, когда я последний раз трахал негритянку, она стащила у меня бумажник». – Он первый начинает хихикать.
После непродолжительного молчания стол разражается смехом. Смеются все, кроме меня.
– Вот, стало быть, анекдот, – с гордостью говорит Престон, явно воспрянув духом.
Он и Ван Паттен пожимают друг другу руки. Даже Прайс смеется.
– Господи, – говорю я. – Это ужасно.
– Почему? – искренне не понимает Престон. – Это смешно. Это юмор.
– Ладно, Бэйтмен, – говорит Макдермотт. – Не напрягайся.
– Ах да, я забыл. Бэйтмен встречается с кем-то из Союза борьбы за гражданские права, – говорит Прайс. – Что тебе тут не нравится?
– Это не смешно, – отвечаю я. – Это расизм.
– Бэйтмен, скотина ты мрачная, – говорит Престон. – Кончай читать биографии Теда Банди. – Престон выпрямляется и смотрит на свой Rolex. – Слушайте, мне пора. До завтра.
– Да, на том же месте и в тот же час, – говорит Ван Паттен, пихая меня локтем.
Перед тем как уйти окончательно, Престон опять наклоняется надо мной:
– «А затем, что, когда я последний раз трахал негритянку, она стащила у меня бумажник».
– Я понял, понял, – говорю я, отпихивая его.
– Не забывайте, ребята: немногое в этой жизни работает так же четко, как Kenwood. – Он уходит.
– Ябба-дабба-ду, – говорит Ван Паттен.
– Слушайте, а вы знаете, что пещерные люди получали больше клетчатки, чем мы? – говорит Макдермотт.
