На отливе войны

Наконец она приехала – казалось, с неохотой. Было часов десять вечера, и только она вышла из посланной за ней большой машины, как начала жаловаться. Шофер сказал, что по пути она тоже не переставая жаловалась. Она спустилась с переднего сиденья спиной вперед и на мгновение повисла на колесе, пока ее увесистая нога в скользком сабо судорожно пыталась нащупать землю. Солдат с фонарем равнодушно посмотрел, как она плюхается в лужу грязи, чего вполне можно было избежать. Она продолжила жаловаться. Ее оторвали от мужа, от остальных детей, и казалось, ее мало волновал ее сын, бельгийский гражданский, который предположительно был при смерти. Но раз уж она здесь, раз уж проделала весь этот путь, она заглянет к нему, раз Directrice считает, что это так необходимо. Directrice французского полевого госпиталя была американка, но британская подданная по браку, и у нее были занятные, устаревшие представления о мире. Она полагала, что, когда ребенок умирает, мать должна быть рядом. У Directrice было трое детей, которых она оставила в Англии около года тому назад, когда приехала во Фландрию для жизни и приключений фронта[58]. Но она бы, ни секунды не думая, вернулась в Англию, если бы узнала, что один из ее детей умирает. У бельгийской матери был противоположный взгляд на дело: она считала, что ее место – в Ипре, у себя дома, с мужем и остальными детьми. Более того, эту бельгийскую мать насильно увезли из дома, оторвали от семьи, от обязанностей, которые она считала важными. Так что она горько жаловалась и с большой неохотой пошла в палату, чтобы увидеть своего сына, который предположительно был при смерти.

Она увидела сына, поцеловала его, а потом попросила отвезти ее назад в Ипр. Directrice объяснила ей, что мальчик может не пережить эту ночь. Бельгийская мать приняла к сведению это утверждение и снова попросила отвезти ее в Ипр. Directrice снова заверила бельгийскую мать, что ее сын не переживет эту ночь, и попросила ее провести эту ночь с ним в палате, чтобы присутствовать при его кончине. Бельгийская женщина сопротивлялась.

– Если мадам Directrice приказывает, если она настаивает, то я, конечно, подчинюсь. Я проделала весь этот путь, потому что она приказала, и если она настаивает на том, чтобы я провела здесь ночь, так оно и будет. Но если она не настаивает, то я предпочла бы вернуться домой в Ипр, к детям.

И все-таки Directrice, которую охватило материнское чувство к умирающему, приказала и настояла, и бельгийка сдалась. Она всю ночь сидела с сыном, слушала его вопли и стенания и была рядом в три часа утра, когда он умер. После чего она попросила отвезти ее обратно в Ипр. Ее тронула смерть сына, но долг звал ее домой. Directrice пообещала, что на его похоронах прочитают мессу, и, услышав это обещание, женщина посчитала, что для нее нет причин оставаться.

– У моего мужа, – объяснила она, – небольшой кабачок на окраине Ипра. Пока нам очень везло. С самого начала этой долгой войны это первый раз, когда к нам в кухню залетает снаряд, вот и сына нашего поранил, сами видели как. Но у нас есть другие дети, их тоже кормить нужно. Сейчас муж хорошо зарабатывает – продает выпивку английским солдатам. Я должна вернуться ему помогать.

И бельгийского гражданского похоронили на кладбище для французских солдат, но его мать уехала в Ипр задолго до этого. Шофер машины, который вез ее обратно в Ипр, побледнел, когда получил этот приказ. Все боялись Ипра и его опасностей. Это было место смерти. Только бельгийка, у которой муж держал кабачок и хорошо зарабатывал, продавая выпивку английским солдатам, не боялась Ипра. Они с мужем хорошо зарабатывали на войне, и эти деньги могли помочь им вывести детей в люди. Она с готовностью забралась в машину, хотя и была благодарна Directrice, которая обещала отслужить мессу по ее мертвому сыну.

– Ох уж эти бельгийцы! – сказал французский солдат. – Как они разбогатеют после войны! Наживутся на американцах и на всех остальных, кто приедет поглазеть на руины!

И, будто про себя, тихо добавил:

– Ces sales Belges![59]

Промежуток

Эрар был санитар не из лучших. Он никогда лишний раз не беспокоился о пациентах, а когда приходилось, был так груб, что они предпочитали лишний раз ничего у него не просить. Новички, которые пробыли в госпитале всего несколько дней, думали, что он глухой, потому что он не реагировал на их просьбы, а кричать им не хотелось – чтобы не тревожить соседей по палате. Подметал палату он тоже как попало, потому что в одной руке он держал метлу, а в другой – «Petit Parisien»[60], и можно с уверенностью сказать, что когда он садился на самую дальнюю кровать с номером «Le Rire»[61] двухлетней давности, присланным пациентам вместе с другими старыми газетами, он был не менее эффективен, чем когда угрюмо работал. Только одно он делал хорошо – высматривал Генералов. Он блестяще предсказывал их приближение, даже если они были еще далеко. В дни или часы, когда был шанс, что появится Генерал, он припадал к окнам и внимательно следил за дорогой. Издалека заприметив дубовые листья, он объявлял об этом всей палате, чтобы санитары и медсестры успели прибраться до прихода Генерала. Он отлично примечал дубовые листья – золотые дубовые листья на генеральских кепи – и ни разу не дал ложной тревоги, приняв полковника за Генерала, так что напрасно прибирать палату не приходилось. С уборкой он, конечно, не помогал, а оставался у окна, сообщая о продвижении Генерала по дороге – что сейчас он зашел в Salle III, что он вышел из Salle III, что беседовал возле Salle II, что теперь наконец поднимается на пригорок к Salle I и скоро будет на месте. Иногда Генерал безосновательно долго поднимался по пригорку, по деревянной дорожке, ведущей к палате, и на это время он пропадал из виду, а Эрар развлекал нас своими сожалениями о том, что нет перископа, который можно было бы просунуть во фрамугу над дверью.

Госпиталь навещали два Генерала. Первый был большой и важный Генерал, региональный главнокомандующий, на которого всегда было приятно посмотреть, когда он выходил из своего лимузина с нормандской тростью, свисающей с запястья, в узкой, с иголочки сшитой куртке с каракулевой оборкой, в безупречно чистых перчатках. Этот большой Генерал приезжал награждать мужчин, которым полагались Croix de Guerre и Médaille Militaire, и, наградив одного-двух, он обычно делал круг по госпиталю, пожимая руки пациентам и болтая с Directrice, докторами и офицерами, которые шли за ним по пятам. Другой Генерал был не таким импозантным. Он был низенький и толстый и носил серо-синюю форму оттенка, который называли невидимым, а его кепи было накрыто серо-синим чехлом с квадратной прорезью, через которую виднелся кусочек дубовых листьев. И все-таки он был куда более грозный, чем большой Генерал, потому что он был региональным Médecin Inspecteur[62], ответственным за все госпитали в округе. Он делал довольно тщательный обход и подробно расспрашивал хирургов о ранах и лечении каждого пациента, а поскольку он и сам был врачом, то мог оценить их ответы. Большой Генерал был военным, а не врачом и не задавал неудобных вопросов, поэтому принимать его было хоть и хлопотно, но никогда не стыдно. Когда приходил один из Генералов, все откладывали инструменты. Хирурги торопились закончить свои операции или – при возможности – перенести их, в палатах останавливали или переносили перевязки, и хирурги бежали за Генералом, первым или вторым, и почтительно сопровождали его на обходе, который мог занять целый день. Поскольку чаще всего обходы длились не меньше двух часов, посещения Генералов, одного или двух сразу, обычно значительно нарушали распорядок дня госпиталя. Иногда случалось, что оба Генерала приезжали одновременно, и обходов было в два раза больше, поскольку Генералы начинали обходы с разных концов территории, и хирурги ломали голову, к чьей свите им нужно примкнуть. И обычно Генералы приходили в самые загруженные дни, когда работа была особенно тяжелая и ее было больше, чем мог бы сдюжить за сутки даже увеличенный вдвое персонал.

Бывают в полевом госпитале плохие дни, когда забот невпроворот, а бывают дни, когда делать нечего и все валяют дурака. Плохие дни – это когда маленькие деревянные бараки трясутся и трещат от бесконечного рева пулеметов, а санитарные машины привозят поломанных, искалеченных мужчин и уезжают обратно, чтобы вернуться с новыми людскими ошметками. Кровати в Salle d’Attente, куда подъезжают машины, забиты грудами под простынями. Из-под простыней торчат грубые шипованные сапоги, а груды, которые были людьми, иногда издают стоны, а иногда молчат. На полу кучами валяется грязная, испачканная, окровавленная одежда, оторванная или отрезанная от безмолвных тел под простынями. Носильщики, переступая через грязную одежду или отбрасывая ее ногами, укладывают искривленные тела на коричневые носилки и уносят их одно за другим в операционную. Операционная забита носилками, которые лежат на полу рядами и ждут, когда их освободят от груза, а тела уложат на операционные столы. И как только освобождаются носилки, носильщики убегают обратно в Salle d’Attente, где машины сгружают свою ношу, а оттуда опять в операционную – с новыми телами. В операционной работают на трех столах, и хирурги в белых халатах так плотно стоят вокруг столов, что невозможно разглядеть, что́ происходит. Носилки лежат на полу в коридоре, стоят у стен операционной, а машины всё приезжают и приезжают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ла Мотт также опубликовала несколько эссе о своем опыте военной медсестры. Эссе «Американская медсестра в Париже» вышло в июле 1915 г. в Survey: A Journal of Constructive Philosophy; «Под бомбами в Дункерке» – в Atlantic Monthly в ноябре 1915 г.; а «Веселая прогулка» – в Atlantic Monthly в октябре 1916 г. Кроме того, Ла Мотт, скорее всего, является автором «Описания опыта в американском передвижном госпитале. Ней, Франция», напечатанного в American Journal of Nursing в апреле 1915 г.

2

Все цитаты из книги Ла Мотт приводятся во Введении и Послесловии с указанием страниц настоящего издания. Примеч. пер.

3

List of New Books // Athenaeum. 1919. Dec. 26. № 1411.

4

Среди исследователей, гораздо более малочисленных, чем обычные читатели, «На отливе войны» долго оставалась неизвестной. Двадцать лет назад было трудно найти по ней какую-нибудь стипендиальную программу. Этот пробел стал заполняться свежими работами: Hallett Ch. E. Nurse Writers of the Great War (Manchester: Manchester Univ. Press, 2016); Hutchison H. The War that Used Up Words: American Writers and the First World War (New Haven, CT: Yale Univ. Press, 2015); Mariani G. Waging War on War: Peacefighting in American Literature (Urbana: Univ. of Illinois Press, 2015); Higonnet M. R. Введение к Nurses at the Front (Boston: Northeastern Univ. Press, 2001); Ellen La Motte and Mary Borden, a Nursing Couple / ed. A. Heitmann, S. Nieberle, B. Schaff and S. Schülting // Bi-Textualität: Inszenierungen des Paares. P. 92–103. (Bielefeld: Erich Schmidt, 2001); Smith A. K. The Second Battlefield: Women, Modernism and the First World War (Manchester: Manchester Univ. Press, 2000). Две более ранние работы принадлежат Tylee Cl. M. The Great War and Women’s Consciousness (Basingstoke: Macmillan, 1990) и Genthe Ch. V. American War Narratives, 1917–1918 (New York: David Lewis, 1969).

5

В период между июнем 1915 и июнем 1916 г. Ла Мотт провела несколько долгих смен как медсестра-волонтер в Hôpital Chirurgical Mobile No. 1 – передвижном французском госпитале на Западном фронте, расположенном недалеко от бельгийской деревни Росбрюгге. Здесь и далее, кроме переводов с французского, примеч. Синтии Уоктелл.

6

Рассказ «Герои» был впервые напечатан в 1916 г. в августовском номере журнала Atlantic Monthly.

7

Действие этой и большинства последующих глав разворачивается в мобильном хирургическом госпитале № 1, французском полевом госпитале в бельгийском Росбрюгге, где Ла Мотт работала медсестрой-добровольцем.

8

Солдат был признан дезертиром из-за попытки самоубийства.

9

Директрисой госпиталя была чикагская аристократка Мэри Борден, которая позже опубликовала свои собственные мемуары (The Forbidden Zone, London: Heinemann, 1929). Ла Мотт посвятила «На отливе войны» ей, используя ее фамилию по мужу – Мэри Борден-Тёрнер.

10

Армейский врач (фр.).

11

Эфир использовался во время операций в качестве анестетика.

12

Палата (фр.).

13

Тяжелораненые (фр.).

14

Комиссованные (фр.), то есть не годные к дальнейшей воинской службе.

15

Йодоформ использовали во время войны в качестве антисептика.

16

Медаль «За военные заслуги» (фр.). Высшая военная награда, присуждавшаяся французским солдатам за храбрость в бою.

17

Пилотируемые аэростаты, привязанные к земле, использовались для наблюдения за передвижениями противника.

18

Родина (фр.).

19

Джаггерна́ут, иногда ошибочно – яггернаут (англ. Juggernaut) – термин, который используется для описания проявления слепой непреклонной силы; для указания на кого-то, кто неудержимо идет напролом, не обращая внимания на любые препятствия. Происходит от санскритского слова Джаганнатха, которое в переводе означает «владыка Вселенной» и является одним из имен Кришны в индуизме. Ред.

20

Мой друг (фр.).

21

Благодарная отчизна (фр.). Отсылка к надписи над входом в Пантеон в Париже: «Aux grands hommes la patrie reconnaissante» (Великим людям – от благодарной отчизны).

22

Пункт первой медицинской помощи (фр.).

23

Носильщик (фр.).

24

Черт возьми (фр.).

25

Бедняга ты мой (фр.).

26

На тот момент все американские санитары были добровольцами.

27

Грязные иностранцы (фр.).

28

Впоследствии многие водители санитарных машин написали о своем опыте, в том числе Эрнест Хемингуэй, Джон Дос Пассос и Э. Э. Каммингс, а также и менее известные писатели, например, Лесли Басуэлл, автор книги «Санитарная машина № 10».

29

Одним из американцев, записавшихся во Французский легион, был поэт Алан Сигер, написавший знаменитое стихотворение «Рандеву со смертью» и погибший 4 июля 1916 г. во время битвы на Сомме.

30

Смертельная бактериальная инфекция.

31

Военный крест (фр.). Французская медаль, учрежденная в 1915 г. для награждения за особую храбрость.

32

Инвалиды, калеки (фр.).

33

Генеральский знак отличия.

34

Весельчак (фр.) – ироническое прозвище солдат африканского батальона.

35

Африканский батальон (фр.), сокращенное название батальонов легкой инфантерии Африки, которые, как правило, проходили службу на севере Африки и были укомплектованы французскими преступниками.

36

Послушай-ка! (фр.)

37

Завсегдатай заведений парижских Больших бульваров, модник.

38

Скорее всего, отсылка к персонажу Мими из оперы Джакомо Пуччини «Богема».

39

Фермер (фр.).

40

Наши герои! Умершие на поле брани! Благодарная отчизна (фр.).

41

Да здравствует Франция! Да здравствуют грязные крысы! Да здравствует кайзер! (фр.)

42

Бараки, деревянные хижины (фр.).

43

Забегаловка, таверна (фр.).

44

Медбрат (фр.).

45

Главный врач (фр.).

46

Войсковое соединение (фр.).

47

Газовую гангрену вызывало заражение ран бактериями, находившимися в земле окопов и полей боя.

48

Колет! Жжет! (фр.)

49

Мадам Кюри получила две Нобелевские премии за свою инновационную работу в области радиоактивности. Возможно, Ла Мотт встречала ее в Париже до войны.

50

Уколы (фр.).

51

Честь и Дисциплина (фр.).

52

Ах, это грустно! Как это грустно! (фр.)

53

Это явно ошибочная дата. Ла Мотт прибыла в госпиталь только летом 1915 г., когда он открылся. Скорее всего, глава была написана 15 апреля 1916 г.

54

Из-за своего стратегического расположения Ипр стал местом трех крупнейших битв Первой мировой войны.

55

Комната ожидания (фр.).

56

Ипр был частью британского сектора военных действий.

57

Игра слов: Entente (фр.) – взаимопонимание, согласие; Антанта – тройственный союз Французской республики, Британской империи и Российской империи.

58

У Мэри Борден в Англии остались муж и три маленькие дочери.

59

Ох уж эти поганые бельгийцы! (фр.)

60

Крупный французский журнал.

61

Французский юмористический журнал.

62

Медицинский инспектор (фр.).