Арьяны

Сад выглядел в точности, как во сне.

Я замерла, вслушиваясь в окружающие звуки, но ничего сверхъестественного не обнаружила – всё то же жужжание в травах и отдаленный гул автострады. В восточной части лишь одиноко шелестели тонкие яблони. Под ними лежали полосатые красно-жёлтые «беспризорники».

Глеб написал, что его не будет до половины одиннадцатого и что меня ждёт скромный завтрак в беседке. Его изумительная проницательность одновременно восхищала и раздражала, но как бы то ни было, здесь он попал в десятку – находиться в доме покойной одной мне уж точно не хотелось. Я шагнула на мощёную дорожку, надеясь, что она приведёт меня, куда нужно. И точно – через несколько метров деревья расступились, открыв вид на просторную беседку, окруженную благоухающими цветами и кустарниками. Как и сам особняк, она была стилизована под старину. Резные столбы упирались в луковичную крышу, покрытую деревянными «чешуйками» и украшенную сверкающим шпилем.

Небольшой овальный стол был заставлен едой. Я насчитала только три розетки варенья! А ещё фрукты, печенье, зефир, тосты, омлет, сосиски и даже овсяная каша. Самое удивительное – от некоторых блюд и кофе шёл пар, будто они только-только были приготовлены. При детальном рассмотрении стало ясно, что дело в посуде. Не знаю, что это за материал, но он чудесным образом сохранял температуру, причём, не только горячего – сливки оказались просто ледяными.

«Будто попала в заколдованный замок», – мысленно усмехнулась я. Но, к счастью, во время завтрака не ожили ни чашки, ни блюдца, ни сливочник, да и угрюмый хозяин не показался.

Зато явился кое-кто другой.

Я доедала омлет, когда в кустах смородины появилось странное свечение. Ярко-рыжее, явственно выделяющееся на фоне зелёной листвы. Через секунду между сплетением веток показалась лохматая морда здоровенного пса. Я выбежала из беседки к незваному гостю.

– Ну и откуда ты здесь?

Взгляд внимательных карих глаз казался странно знакомым. И по-человечески осознанным. Пёс осторожно вышел из зарослей, дружелюбно виляя роскошным пушистым хвостом. Я стояла, не шевелясь, завороженная необычным сиянием медной шерсти. Пёс тем временем приоткрыл пасть, и в его глухом рычании мне почудилось отчётливое «Аня».

Стоп. Что? Собаки не разговаривают.

Зажмурившись, я тряхнула головой в попытке отогнать странное видение. Но пёс не думал исчезать, он по-прежнему стоял передо мной и смотрел с… улыбкой?

Странную сцену прервал внезапно оживший телефон.

– Жди тут! – приказала я псу, но, пока бегала за мобильником, лохматый гость бесследно исчез. – Чёрт…

Проклиная редактора, я ответила на звонок.

– Аннушка, дорогая, ну как ты? – участливо поинтересовался Алик.

– Э-э, не знаю…

– Что-то не так?

– Да ерунда, – отмахнулась я, стараясь выровнять голос. – Не заморачивайтесь.

Алик, конечно же, не повелся. При всей импульсивности и склонности к самодурству он оставался чутким руководителем и по-настоящему заботился о каждом авторе. Он был одним из немногих, кто поддержал меня после… инцидента. Даже курс терапии оплатил. Ну как оплатил, договорился о бесплатном лечении, а это в наше время не так уж и просто, даже при условии, что терапевт – его двоюродная сестра.

– Выкладывай.

Ну и как об этом рассказать?

Я тут наткнулась в саду на собаку, которая назвала меня по имени, а у вас как день прошёл?

– Альберт Сергеич, а вы можете попросить Алину позвонить мне? Нужна небольшая консультация по таблеткам.

– Конечно-конечно. Подожди пару минут.

Пара минут превратилась во все пятнадцать, но мне грех жаловаться – всё-таки в Москве другой ритм жизни. Алина наверняка сейчас только закончила тренировку.

Догадка подтвердилась, когда я услышала её запыхавшийся голос.

– Анна, доброе утро! Сожалею, у меня есть только десять минут для вас. Если вопрос серьёзный, могу предложить записаться на сессию.

Я улыбнулась. Во-первых, потому, что рада была её слышать. Во-вторых, меня искренность восхищала и в ней, и в Алике эта фантастическая способность ненавязчиво продавать себя.

– Нет-нет. Я только хотела уточнить, могут ли побочные эффекты от приёма лекарств наступить… э-э, не сразу, а спустя какое-то время?

– О каких именно эффектах речь?

– Ну сны стали очень подробными и яркими… – И к тому же, вещими. – И, возможно, появились галлюцинации.

– Гм. – Алина недолго помолчала. – Вы знаете, Анна, сны меня ничуть не беспокоят, это явление распространённое, а вот галлюцинации… Их в принципе быть не должно.

– Да?

«Значит, не в таблетках дело, – разочарованно подумала я. – Но тогда что это сейчас было?».

– Вы не меняли дозировку самостоятельно?

– Конечно, нет!

– Хорошо.

Алина снова замолчала.

Я глянула на время – отведённые мне десять минут уже закончились.

– Знаете, что, Анна? Давайте я поспрашиваю у коллег, может, в их практике подобное случалось. Если что, пишите, я на связи.

– Ладно. Спасибо.

– Всего доброго.

Как только Алина отключилась, на меня накатило странное чувство стыда. Из-за чего я вообще шум подняла? Это наверняка обычный соседский пёс забрёл сюда случайно, а моё разгулявшееся воображение додумало, что он говорящий…

После всего случившегося и не удивительно!

Это всё стресс. Точно. И остаточная усталость от ночного перелёта.

Ох… Мне же снилось в самолёте, что я застряла в теле собаки. Рыжей собаки!

– Любуетесь садом?

От неожиданности я взвизгнула и выронила телефон. Глеб, в два счёта преодолев расстояние между нами, подобрал его и протянул мне.

– Простите. Не хотел напугать.

– А улыбаетесь так, будто хотели, – съязвила я.

– Каюсь, не удержался.

Его самодовольную ухмылку хотелось стереть, но сил на словесную перепалку не было, так что я ограничилась коротким замечанием.

– Вы вернулись раньше.

– И за это тоже простите.

«Вот же… индюк!».

– Ладно, вижу, вы не в настроении шутить. – Глеб вскинул руки в примирительном жесте, перехватив, по-видимому, мой гневный взгляд. – Анна, мне правда жаль, я иногда бываю чудовищно бестактным. Это своего рода… профдеформация.

– Проехали.

– Желаете осмотреть дом?

Поколебавшись с секунду, я кивнула. Глеб приглашающе подал руку, и мы в молчании зашагали по каменистой дорожке. Миновав сад, подошли к парадному крыльцу, представлявшему собой подобие портика с массивными резными колоннами. На центральных держался аккуратный балкончик с ажурными перилами.

– Они тоже из дерева? – удивилась я.

– Да. Прадед не признавал иного материала для строительства.

– Но как? Мне казалось, дерево физически неспособно так гнуться!

Глеб загадочно ухмыльнулся.

– Видимо, у мастера был свой секрет.

Его интонация и выражение лица… Казалось, будто он говорит о себе, но это исключено, ведь зданию было по меньшей мере пятьдесят лет, а Глеб едва тянул на тридцать пять.

– И вам он известен? Секрет.

– Увы. – Глеб многозначительно развёл руками. – Могу лишь предположить, что детали обрабатывали специальным веществом, повышающим гибкость.

Я окинула взглядом дом. Ночью он показался мне каким-то угрюмым, неприветливым, теперь же при свете дня я оценила его величественную красоту. Шпиль центральной башни, возвышающейся четвёртым ярусом над мансардой, устремлялся в безоблачное небо.

– Наверху тоже комнаты?

– В мансарде был кабинет прадеда и дополнительная спальня на случай, если слишком устанет, заработавшись, и не захочет спускаться вниз. А в башне просто пылится разный хлам.

Мы поднялись по ступеням. Глеб достал из кармана пластиковую карту и приложил к встроенному в дверь кардридеру. Створки бесшумно разъехались, открывая вид на просторный холл.

Я застыла на пороге, шокированная увиденным. С одной стороны – стилизация под старину, с другой – современные технологии… Просто голова кругом!

– Да кем была ваша тётя?!

Глеб впервые с момента встречи рассмеялся.

– Жертвой прогресса, кем же ещё.

Как только я вошла, двери автоматически закрылись.

Вчера Глеб провёл меня сразу к летним комнатам. Крыльцо, ведущее к ним, гораздо скромнее парадного, так что моя реакция на убранство особняка была вполне естественной. Конечно, по внушительной площади дома можно догадаться, что его хозяева не бедствовали, но, признаться, такогоя точно не ожидала.

Потолок и стены в холле украшала глухая резьба, ничуть не уступающая по красоте декору старинным дворцов. Паркет блестел, отражая свет хрустальной люстры, висящей над закругленным пространством между изогнутыми рукавами лестницы. В центре этого островка стоял журнальный столик из чёрного дерева, вокруг него расставлены мягкие кресла.

Слева находились объединенные кухня и столовая, справа – библиотека и гостиная. От вида последней стало не по себе. Если верить моему сну, именно здесь всё и случилось, но вызывать новые подозрения своими расспросами мне не хотелось, так что я поскорее покинула помещение. На втором этаже размещались богато обставленные спальни, одна из них, самая большая, имела выход на балкон. Отдельную комнату выделили под гардеробную. Вещи в ней были запакованы в чехлы, на некоторых толстым слоем лежала пыль. Кабинет и комнаты в мансарде оказались запертыми. Ключ Глеб так и не нашёл. А может, просто не хотел меня туда пускать…

После экскурсии я вернулась к себе, чтобы изучить высланные Аликом материалы. Около часа Глеб попросил помочь ему с обедом. Хоть перспектива готовки меня не сильно привлекала, я решила использовать эту возможность, чтобы разузнать побольше об их семье.

Глеб внимательно следил за тем, как я нарезаю овощи и аккуратно раскладываю по тарелке.

– Красиво, – заключил он, оценив нехитрую композицию.

– Спасибо.

– Что ж, обязанности распределили: вы шинкуете, я готовлю.

В его словах на удивление не было едкой иронии. На самом деле, я ожидала очередных насмешек после того, как призналась, что не умею готовить, но Глеб принял этот факт с поразительным равнодушием.

– Вам, наверное, некогда со мной возиться, – бросила я как бы между делом. – И без того хлопот хватает.

Глеб утащил из-под ножа колечко огурца и, прожевав, спокойно ответил.

– Если вы про похороны, то от меня почти ничего не требуется. Всеми приготовлениями занимается историческое общество.

– С какой стати?

– С такой, что Василий – один из его основателей, а семьи членов общества имеют право получать любого рода поддержку.

Рука так и замерла над разделочной доской.

– Василий – это ваш прадед? Который построил особняк?

– Да. – Глеб вальяжно откинулся на спинку стула. – Я думал, вы уже успели навести справки.

Нож слишком резко входит в мякоть помидора, отчего мелкие брызги хаотично разлетаются по столу.

– Нет. Редакция мне никакой информации не предоставила, кроме архивных статей и постов в соцсетях диванных экспертов про это ваше общество.

Глеб снисходительно хмыкнул.

– Ну спрашивайте, что интересует. Может, смогу удовлетворить ваше любопытство.

– Что, правда?

Глеб выразительно развёл руками.

– Ладно. – В голове, как назло, не было ни одной идеи о том, с чего начать интервью. Зайти издалека, проверить, насколько вообще он готов откровенничать или сразу идти ва-банк?

– Вы с тётей были близки? – наконец, решилась я.

– Мы не общались много лет, – последовал резкий ответ.

Глеб не выглядел застигнутым врасплох. Очевидно, он ждал этого вопроса.

– Значит, вам не известно, почему она вдруг согласилась встретиться с нами?

– Нет, но есть одна догадка. – Глеб прошёл мимо меня и наклонился к духовке, чтобы достать картофельную запеканку. – Подайте, пожалуйста, лопаточку.

Его манера держать интригу до жути раздражала, но за пару лет в журналистике кое-чему я всё же научилась. В первую очередь – терпеливо ждать ответа.

– Агнии нужно было, чтоб вы оказались здесь, – наконец, сказал Глеб.

– Что за чушь! – хрустальная посуда угрожающе звякнула от резкого движения. – Я не настолько прославилась, чтобы обо мне знали в провинции.

– Именно. – Глеб с глухим стуком поставил тарелки на стол. – Значит, ваша писанина тут не при чём.

– Писанина?!

Он со вздохом закатил глаза.

– Не принимайте на свой счёт, я в целом журналистов не жалую.

– Тогда зачем согласились на интервью?

– Чтобы выяснить, на кой чёрт вы сдались Агнии! – рявкнул он, вероятно, потеряв всякое терпение.

– Вы издеваетесь?

Мы замерли посреди кухни, сцепившись взглядами. Я долго вглядывалась в его напряжённое лицо, пока не осознала: он правда верит в то, что говорит.

– Глеб, послушайте, я даже не работаю в «Мистериуме», мой приезд сюда не более чем череда…

Случайностей?

Произнести это слово не позволила совесть, потому что события последних двух дней случайностями точно назвать было нельзя.

Ощутив внезапную слабость в ногах, я медленно опустилась на стул. Глеб последовал за мной.

– Поняли, наконец, – тихо сказал он.

Мы долго сидели в тягостном молчании, погруженные в свои мысли, пока Глеб не прервал его резкой фразой.

– Мне известно, почему вы бросили писать.

Я резко вскинула голову.

– Закрытое заседание, да? Оно и понятно. Но я всё же раздобыл стенограмму суда.

– Не смейте, – прошипела я угрожающе.

В серо-голубых глазах мелькнуло что-то тёмное. Жестокое.

– О! Так судья всё же ошибся? – его губы расплылись в ядовитой усмешке. – Уж не вина ли прячется за вашей враждебностью?

Я вскочила из-за стола и бросилась к выходу.

– Это вы его убили?

Голос Глеба почти потерялся в звоне хрустальных подвесок. Грудь сдавило невидимым образом. Перед глазами всё поплыло. Светлый коридор превратился в душный номер отеля. Хруст. Брызги. Крик.

И вдруг посреди этого ужаса – прикосновение тёплой ладони к щеке. Свежесть морского бриза с нотками апельсина развеяла тошнотворный запах. Отчаянно сражаясь с чернотой, я вскинула руку в пустоту.

На той стороне кто-то сжал её.

Глава 4

Похоронная процессия под проливным дождём медленно двигалась к месту погребения. Четверо крепких мужчин в военной форме несли гроб. Следом за ними шёл Глеб. Со мной под руку, надрывно рыдая, шествовала соседка Нина Степановна – худощавая женщина с желтоватым лицом и короткими седыми волосами. Следом тянулась вереница многочисленных приятелей и знакомых Агнии.

Глебу предложили произнести речь, но он отказался. Зато Нина Степановна, не переставая хлюпать носом, без умолку говорила в течение двадцати минут. Её подхватили ещё несколько человек. Из-за грохота дождя, ударяющегося о зонт, я и половины слов не смогла разобрать, однако общий смысл уловила: Агния по-настоящему горела своим делом, написала немало трудов по истории Скрова, преподавала больше десяти лет в университете. Все любили её за острый ум, ответственное отношение к работе и спокойный нрав.

Наконец, под звуки оркестра гроб медленно погрузили в землю.

– Сейчас все поочередно должны бросить по три горсти на крышку, – наставляла меня шёпотом Нина Степановна.

– А это обязательно? – скривилась я.

Женщина неодобрительно покачала головой.

– Молодёжь....

Глеб первым совершил описанный соседкой ритуал. Мы же оказались где-то в хвосте шеренги. Когда подошла наша очередь, я, с трудом поборов чувство брезгливости, зачерпнула немного земли и уже собиралась бросить её, как вдруг подкатилась на мокрой глине, едва не свалившись в яму. Глеб, чудом оказавшийся рядом, успел меня поймать.

Толпа отозвалась нестройным оханьем.

– Ой, плохая примета, – трагично прошептала в спину Нина Степановна.

– Всё нормально? – Глеб отвёл меня в сторону от суеверных стариков. – Снова кружится голова?

– Нет-нет, я в порядке. Просто первый раз на похоронах, слишком много… впечатлений.

Глеб понимающе кивнул.

– Тогда, может, подождёте в машине? – Он достал из кармана ключи. – Нажмёте на кнопку с открытым замочком.

– Что, просто кнопка? Никакой биометрии или секретного кода?

Глеб звучно рассмеялся. Несколько человек обернулись на нас, выражая явное недовольство поведением племянника покойной. Его это, кажется, не заботило.

– Нет, Анна, ничего сверхъестественного.

Я потянулась к ключам.

– Вот чёрт! – На пальцах всё ещё была глина. – Надо бы чем-то…

Глеб жестом попросил подождать и скрылся в толпе, вскоре вернувшись с бутылкой воды и влажными салфетками.

– А мне ничего не будет? Ну за то, что не закончила… ритуал?

– Нет, – усмехнулся Глеб. – Это лишь дань традициям, напоминание о том, что человек смертен, «… ибо прах ты, и в прах возвратишься»[1].

Я застыла.

Из глубины души поднялась обречённость. Отчего-то все стремления, все долгосрочные планы, цели, мечты показались нелепыми. Чего стоила моя жизнь? Возня букашки, зажатой меж пальцев могущественного существа…

Стоп.

Я уже чувствовала это раньше.

В том кошмаре, когда смотрела емув глаза.

Словно в бреду, ведомая этим чувством, я вышла за оградку, двигаясь к эпицентру – туда, где оно ощущалось особенно ярко. Не знаю, сколько плутала среди могил, но очнулась в трёх метрах от центрального входа, когда услышала громкий лай.

Я огляделась. Собак поблизости не было. Зато под аркой, опираясь на зонт-трость, стоял высокий худощавый мужчина, одетый в классический английский костюм светло-серого цвета. Строгий образ разрушали лишь солнцезащитные очки с желтыми стёклами в грубой оправе. Болезненно бледная кожа казалась почти прозрачной, особенно на контрасте с угольно-чёрными волосами. Ярко выраженные носогубные складки и аккуратная бородка прибавляли возраста его молодому лицу.

Он медленно подошёл и молча раскрыл надо мной зонт (мой остался у Глеба). Дождь лил не переставая, но его одежда была совершенно сухой. Капли буквально отскакивали от него.

– В-вы н-не п-промокли, – проговорила я, только сейчас осознав, как сильно замерзла. А, может, причиной дрожи стал взгляд мужчины. Он смотрел на всё глазами врача, оценивающего состояние больного. Во мне, казалось, он подмечал каждое несовершенство и лишь природой искренне восторгался.

– А, – словно очнувшись, ответил незнакомец. – Мой костюм обработан специальным составом.

– И в-волосы?

– И волосы. – Лёгкая улыбка немного оживила его лицо, но в глазах читалось то же спокойное равнодушие. – Соболезную вашей утрате.

«Мне и терять-то некого», – подумала я, но вслух сказала иное.

– Я не знала покойную лично. Ехала из Москвы, чтобы написать материал о ней, но так и не застала.

– Интересно. – Мужчина отвел взгляд, задумавшись о чём-то. Затем с видом человека, только что решившего сложный вопрос, вновь обратился ко мне. – Вы, значит, журналист?

– Без диплома, – честно призналась я.

– Учитесь? – Отрицательный ответ его, на удивление, не смутил. – Бросили?

– Не по своей воле. Так сложились об…

Мужчина энергично качнул головой.

– Вы не обязаны объясняться, – он методично расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармашка визитку. – Если надумаете задержаться в городе, буду рад обсудить сотрудничество.

Я неуверенно приняла тёмно-коричневую карточку с изящным золотым вензелем «А» в центре. На обороте было указано имя, должность и контактный телефон владельца.

– Вы глава исторического общества? – Моя излишне эмоциональная реакция спугнула парочку ворон, ютившихся на ветке старого тополя.

– Владимир Князев к вашим услугам.

Мужчина почтительно поклонился и протянул мне руку.

– Анна Гарипова, – я сжала горячую ладонь, и у меня резко потемнело в глазах.

Пламя, крики, удушливый запах дыма, звон орудия. Он сосредоточился на еёэнергии. Усмехнулся, почувствовав яростный всплеск за спиной. Серо-зелёные глаза пылали ненавистью.

– Всё кончено, Софья.

Женщина отчаянно зашептала что-то, с нежностью обхватив заметно округлившийся живот. Слезы стекали по красивому лицу, но во взгляде не было и тени страха.

Мужчина обнажил меч, но, наверное, впервые в жизни не спешил исполнить приговор.

Эта любовь… Было в ней нечто прекрасное. Живое. Естественное.

Но жар меча Правосудия чувствовался даже через перчатку. Медлить больше нельзя.

Один точный удар – мать и дитя были повержены.

– Анна! – голос Глеба вернул меня в реальность. За спиной раздались торопливые шаги, и вскоре его широкая ладонь мягко легла мне на спину. Я вздрогнула от неожиданности, однако возражать не стала. Его близость странным образом успокоила.

– Владимир, – с нескрываемым раздражением отозвался Глеб. – Не ожидал тебя увидеть здесь.

– Ты же знаешь, я ценю порядок, – мужчина особенно выделил последнее слово. – А моё присутствие – лучшая его гарантия.

Было очевидно, этот диалог – часть давнего спора, какого-то нерешенного противоречия между ними.

– Что ж, Анна, рад знакомству.

Владимир одарил меня сдержанной улыбкой и сложил зонт. Я сжалась, приготовившись к потоку холодной воды, но, к моему изумлению, дождь резко прекратился.

– Глеб. – Мужчины попрощались сухим рукопожатием. – Ещё увидимся.

– Да.

Владимир развернулся на каблуках и, постукивая зонтом-тростью, важно зашагал к выходу.

– Что он от вас хотел? – требовательно спросил Глеб, как только мужчина скрылся за воротами.

– Предложил сотрудничество, – в подтверждение слов я помахала визиткой.

– Можно взглянуть? – Он с нетерпением выхватил карточку, недовольно фыркнул, едва пробежавшись глазами по тексту. – А какого рода сотрудничество?

– Он не уточнил, но мы говорили про журналистику, так что…

– Интересно.

Глеб глубоко задумался. Зрачки его беспокойно метались, казалось, он едва успевал угнаться за собственными мыслями. Наконец, его взгляд – решительный, жёсткий – остановился на мне.

– Соглашайтесь.

Я остолбенела от его приказного тона.

– Вы не можете мне указывать!

Глеб резко выдохнул и, словно очнувшись, посмотрел на меня беспомощно и виновато.

– Вы правы, не могу, но очень прошу.

– Зачем вам это?

Он нервно оглянулся на арку, будто боялся, что Владимир может нас подслушать, и, понизив голос, проговорил:

– Анна, вы можете счесть меня безумцем, но я уверен, что этот… человек появился здесь из-за вас. И мне нужно знать, что он задумал. Это в ваших же интересах, поверьте.

Я испуганно отшатнулась от него.

– Вы и правда безумны!

– Анна! – Глеб порывисто схватил меня за плечи. В его глазах смешались мольба, вина и что-то ещё, неразличимое. – Вы ведь хотите понять, что случилось тогда?

Это была откровенная манипуляция, но она сработала.

– Я помогу найти ответы, – серьёзно сказал Глеб. – Даю слово.

– А взамен?

– Взамен вы немного для меня пошпионите.

[1] Бытие, глава 3, стих 19.