Ученик Хранителя Снов. Тетралогия

Это была потрясающая новость, но Эрни не знал, как задать другой, до сих пор сильно волновавший его вопрос. И все-таки он решился.

– А дом? Его… продали?

– Нет, Эрни, его не продали и не снесли. В общем-то, он стоит на прежнем месте в прежнем виде. – Эрни шумно выдохнул. Том внимательно и мягко смотрел на него. Выдержав паузу, он продолжил: – И он по-прежнему принадлежит тебе. Ты вступишь в наследство по достижении совершеннолетия, а пока что можешь навещать его так часто, как только захочешь. С моего разрешения, конечно, – с притворной строгостью добавил Том и засмеялся своим обычным полудетским смехом.

Эрни подошел и обнял Тома, и Том тоже обнял его – осторожно и бережно, как будто боялся сломать.

Глава семнадцатая. Новая жизнь старого дома

Нина сидела вполоборота к Эрни. Он заканчивал акварельный портрет.

Вышло довольно смазанно, но экспрессивно (по словам учителя). Впрочем, Эрни подозревал, что оценка «экспрессивно» отнюдь не означает «плохо».

Ушастик снова дожидался окончания уроков в кабинете биологии. Учительница биологии, похоже, уже была влюблена в него.

Парень со светлыми волосами (Эрни узнал, что его зовут Иван), несмотря на пораненную руку, пришел на урок изо. Говоря объективно, в рисовании он был лучшим. Нина сказала, что еще он играет на скрипке. Эрни было жаль его и его пораненную руку.

Эрни и Том сегодня снова позавтракали в кафетерии, как и большинство учившихся и работавших в школе. С Эрни этим утром поздоровалось, как ему показалось, огромное количество людей. Он за два дня так привык к этой школе, как будто учился в ней с самого детства. Кажется, он даже начинал понимать Тома и Поля, оставшихся работать здесь.

Сегодня Эрни собирался наведаться в дом дедушки и хоть что-нибудь привести там в порядок. Пока он рисовал портрет Нины в кирпично-красном свитере с горлом, его посетила идея.

– Слушай, ты занята сегодня днем? Кажется, я знаю место, где Ушастику могло бы понравиться: там довольно большой двор.

– Правда? А он не потеряется?

– Нет, не думаю. По крайней мере, Марк никогда не терялся, а мы взяли его, когда он был еще меньше Ушастика.

– Ну хорошо, если это не слишком далеко отсюда.

– Минут пятнадцать на автобусе, он останавливается в паре кварталов отсюда.

– Наверно, это там, где я живу: возле кольца автобусов, идущих в пригород.

* * *

Ушастик лежал на коленях у Нины, укутанный шарфом, и кусал ее варежку.

Эрни, облокотившись на пустовавшее кресло впереди, смотрел в окно, наблюдая, как центральные улицы сменяются полусонными пейзажами заснеженных окраин. Лицо Нины на фоне окна выглядело до боли знакомым. Наверно, когда нарисуешь чей-то портрет, всегда так.

Нина. Она даже не спросила, куда он ведет ее и почему он хочет туда отправиться. Конечно, он совсем не похож на маньяка, но почему она так доверяет ему?

– Кстати, завтра тебе придется прийти ко мне в гости, помнишь про домашнее задание?

Действительно, теперь она должна нарисовать его портрет, он совсем забыл. Но завтра он должен быть дома, они с Томом ждут работника социальной службы.

– Знаешь, что: давай в воскресенье, идет? Завтра я никак не могу, правда.

Нина пожала плечами.

– Ну ладно. Завтра нарисую Ушастика.

За окном замелькали знакомые деревья и постройки – пора было выходить.

Это была та самая дорога, которую он видел в тревожном сне с огромным месяцем.

Только на этот раз тревоги не было, наоборот, Эрни чувствовал себя очень умиротворенным.

Нина с интересом все разглядывала, Ушастик осторожно втягивал розовым носиком новый для него воздух.

– Какой чистый здесь снег… Не думала, что ты живешь так далеко от школы.

– Я жил здесь раньше… теперь в доме никто не живет, я решил наведаться…

Нина внимательно посмотрела на него. Она как будто собиралась что-то сказать, но ничего не сказала.

Эрни уже видел знакомую крышу и трубу, заваленную снегом.

Они обогнули угол и подошли к крыльцу. Эрни достал старый ключ и отпер входную дверь.

Внутри все было так же, как всегда, только сильно пахло пылью. Кресла с поломанной ножкой возле камина не было, внутри камина «красовалась» большая горка золы и пыли.

– Ух ты! – Нина с интересом разглядывала все вокруг, особенно полки с вырезанными из дерева предметами быта и декоративными фигурками.

Ушастик уже катался по пыльному полу, играя со своим хвостом, и смешно и громко чихал.

Эрни открыл засов на небольшой двери, ведущей во двор. С куста сирени, росшего рядом, сорвалась стайка воробьев, устроив снежный дождь.

Забор из камня по периметру двора оплетали ветви дикого винограда. Сосна, туя и молодая ель, подпиравшие стену соседского домика, были на месте. Ушастик уже карабкался на орех.

– Здорово! Никогда не видела такого большого двора! – Нина, предоставив осмелевшего Ушастика самому себе, осторожно, как будто боясь потерять равновесие, брела по каменной тропинке, ведущей к деревьям и кустарникам дикой розы.

Она смахнула варежкой снег с небольшой самодельной скамейки, присела на нее и позвала котенка. Ушастик, как миниатюрный альпинист, стал осторожно спускаться вниз, соскальзывая по обледеневшему стволу.

Эрни посмотрел на часы: он обещал Тому быть дома в четыре, чтобы вернуться до темноты. Нужно забрать свои инструменты для резьбы, кисти и лаки и навести порядок в доме, чтобы мыши и моль не стали здесь хозяйничать. Хорошо, что Ушастик оставит здесь свой запах.

Эрни вытирал пыль с полок и деревянных статуэток. Нина выгребала золу из камина, Ушастик пачкал в ней лапы и нос. Нужно было согреть чайник: в нетопленном доме было холодно даже в куртках.

В шкафчике над плитой лежал бумажный сверток с сушеной мятой, немного сахара, масла и кукурузной муки. Нина, наверно, ничего не ела с самого завтрака. Если купить молоко, можно быстро напечь блинов: в погребе наверняка остался ягодный джем. Эрни пересчитал монеты в кармане джинсов: Том положил их туда, пока он спал.

– Я схожу в магазин, это недалеко, хорошо? Можешь закрыть дверь на засов изнутри, хотя обычно здесь никто так не делает.

– Не переживай, я не боюсь, иди. – Нина сняла пальто и почему-то подкатывала рукава свитера.

* * *

В магазинчике, как обычно в это время, почти никого не было. Эрни решил поискать на полке что-то похожее на то, что обычно держал в холодильнике Том. На одной из дальних полок нашлась бутылка с овсяным молоком.

Колокольчик над входной дверью магазинчика звякнул. Эрни узнал светловолосого Макса, своего приятеля по старой школе, жившего через две улицы отсюда.

Макс протянул для приветствия руку (как всегда, загорелую и обветренную). В другой руке он держал годовалую сестренку, обхватившую маленькими ручками его шею.

– Давно тебя не видно.

– Я… перебрался в город, можно сказать… Теперь буду бывать здесь редко.

– Ну удачи тебе. Заходи, если что.

– Спасибо, передай всем в школе от меня привет.

Эрни поспешил вернуться в дом.

Возле порога лежала сложенная вдвое мокрая тряпка. Эрни вытер ноги.

Воздух в комнате был влажным, а пол – чистым, только Ушастик наследил на нем лапками, перепачканными в золе.

Нина выгребала золу из камина и ссыпала в какое-то старое ведро (интересно, где она нашла его).

– Спасибо за все это… Но, знаешь, ты не должна убирать здесь.

Нина выпрямилась во весь рост, уперев руки в бока. На ее запястьях и локтях виднелись следы золы, джинсы на коленках были перепачканы пылью и паутиной. Эрни уже подумал, что сейчас она подбежит к нему и начнет бодаться или драться.

Но она только рассмеялась, отряхивая колени и руки.

– Конечно, не должна. Но ведь и ты не должен был приглашать сюда меня и Ушастика, так ведь?

– Ну… да… наверно…

– Наверно, да. Так что давай готовить блинчики, чай я уже заварила.

Глава восемнадцатая. Землетрясение и история Тома

Эрни проснулся от странных толчков. Вдобавок кто-то или что-то довольно бесцеремонно «переложило» его с гамака на маленький складной диванчик. Спасибо, подушка и плед остались на месте. Хотелось снова уснуть, не открывая глаз: Эрни дождался, пока «землетрясение» закончится, и так и сделал.

Вскоре он проснулся снова: жужжал робот, мывший пол в комнате. Том был рядом. Эрни понял это по писку, который время от времени издавали его любимые тапки.

Эрни протер глаза и сел.

Привычного «сквозного» утреннего света не было: занавес был плотно задернут. Комната стала гораздо уже и… заурядней. Это была скромная и опрятная квартира-студия. Такая, какой Эрни, впервые войдя сюда, ее увидел.

Том помешивал кипящий какао и выкладывал на сковородку овощи и кусочки соевого творога.

– К нам придут минут через сорок. Позавтракаешь со мной?

– Конечно. Пойду умоюсь.

Эрни влез в гигантские тапочки и запихнул плед и подушку в платяной шкаф, теперь стоявший там, где вчера находился стеллаж с книгами.

Подойдя к проему, ведущему в коридор, он сконцентрировался, рисуя в воображении детали интерьера прихожей. Восстановив в памяти обстановку, он раздвинул занавеску и шагнул. И ничего не почувствовал. Упругого тумана не было: обычный воздух без каких-либо следов магии.

Похоже, сейчас они действительно находились в обычной квартире, в обычном доме, в обычном городе. Это было странное ощущение: за эти несколько дней волшебство как будто стало неотъемлемой частью его новой жизни, и без него дом казался каким-то… неполноценным. Хорошо, что это ненадолго.

Эрни оделся, и они с Томом наскоро позавтракали. Том, пережевывая овощи, снова повторил Эрни то, что вчера вечером они «репетировали» перед сном.

– «Я спокоен. Все хорошо. Это просто формальность. Сейчас мы просто сделаем это». Ну, давай, Эрни, теперь ты: вдох, выдох.

Эрни вдохнул, выдохнул и пять раз подряд повторил то, что сказал Том. В дверь позвонили как раз тогда, когда он закончил. Том уже успел убрать со стола посуду.

* * *

Бледный молодой человек присел за стол напротив Эрни. Он избегал смотреть на них с Томом и говорил очень тихо, иногда заикаясь. Бумаги и ручки он несколько раз уронил и долго извинялся.

Эрни отвечал на формальные вопросы, ставил галочки в бланках, вписывал в пустые поля свое имя. Том все это время стоял позади него, положив ладони ему на плечи.

Молодой человек отказался от чая, предложенного Томом. В прихожей он снова уронил папку с бумагами, густо покраснел и вышел, споткнувшись о порожек.

Том и Эрни обнялись.

– Ну вот, все позади. Теперь я твой полноправный опекун, приемный папа. Просто папа, если хочешь. Или просто Том, если тебе так комфортнее. Хорошо?

Том снова держал Эрни за плечи, вытянув руки, глядя на него сверху вниз со странным, одновременно и внимательным, и отстраненным выражением лица.

– Пойдем все-таки выпьем чая: мы же не такие стеснительные, как этот молодой человек, верно?

– А почему он так нервничал?

– Он работает совсем недавно, на испытательном сроке. Ему поручили заполнить документы, и переживает он гораздо больше, чем мы с тобой.

– Понятно.

– Надеюсь, он ничего не забыл. – Том запускал руку в банку с коровами. – Я так привык к «двойному» дому, что без этого чувствую себя как в гостях.

Эрни рассмеялся.

– Я тоже.

Том рассыпал по полу порошок, вращаясь «вокруг своей оси» и беззвучно бормоча что-то.

Дом снова принял привычный вид. Большое окно показывало южную страну.

Том и Эрни присели за столик друг напротив друга. Оба макали в чай овсяное печенье.

Из ниши вылетел Мистер По и потребовал пропущенный завтрак.

Том выглядел беззаботным и довольным. Он насвистывал что-то и качал ногой под столом, задевая коленку Эрни, в такт своей «песенке».

Эрни не хотелось портить Тому настроение, но он все-таки решился задать сильно волновавший его вопрос.

– Том?

Том перестал насвистывать, но все еще пинал коленку Эрни, в его глазах мелькали веселые, ребяческие искорки. Приподняв брови, он задержал взгляд на лице Эрни.

– А ты когда-нибудь раньше был опекуном?

Том перестал пинать ногу Эрни носком тапка, как бы сжался, спрятав ноги под стол и скрестив руки в замок, опираясь на стол. Теперь он серьезно и грустно смотрел в окно. Большое окно с красивым пейзажем.

– Нет, Эрни. Но я был отцом.

Последнее слово он произнес как будто через силу, по его лицу пробежала тень душевной боли. Эрни инстинктивно взял в свои ладони его руки, по-прежнему крепко сцепленные в замок.

Некоторое время Том молчал, глядя в окно. Между его светлых бровей проступила морщинка.

Потом он заговорил, не сводя глаз с извилистой улицы приморского города:

– Ты, наверное, видел ту фотографию в рамке… у нас в доме нет других фотографий.

– Да… там девушка, очень похожая на тебя.

– Ее зовут Дана.

В голове у Эрни пронеслось карканье знакомого сиплого голоса: «Дана-порядок-Мистерпо!» Нетрудно было догадаться, кем приходилась Дане красивая женщина, обнимавшая ее на фото.

– Она живет там? В этой стране с пальмами?

– Да. В стране с пальмами, морем, оранжевыми цветами, розовыми деревьями и темноволосыми бойкими людьми. Это Испания, Эрни.

– Они живут на этой улице?

– Нет. Но на этой улице немало милых магазинчиков, и они часто проходят здесь.

Эрни никогда не думал, что увидит Тома таким грустным. Он мог представить его уставшим, притворно-строгим или раздраженным, но не глубоко печальным и подавленным.

– Но… вы же видитесь?.. Хотя бы иногда?

– Иногда – да. Но чаще я просто смотрю в это большое окно.

Эрни не знал, что сказать, он просто продолжал сжимать похолодевшие пальцы Тома с шершавой кожей, обветрившейся на морозе.

– Как ты, наверное, успел заметить, я слишком люблю эксперименты.

Однажды Далия сказала, что хочет «нормальной жизни» для себя и дочери. И ведь они имеют на это полное право, не так ли?

Последние слова Том произнес совсем тихо, как будто надеясь, что это сделает грустную правду менее очевидной.

– Да, так. – Не смог не согласиться Эрни.

Ему было безумно жаль Тома, но он не знал, как подбодрить его. Он встал и налил по новой кружке чая для себя и Тома.

Глава девятнадцатая. Потайная дверца и письмо для дедушки

Напившись чая, Том немного повеселел: он снова болтал ногой и барабанил по столу пальцами, продолжая рассказ.

– У Далии теперь собственная школа танцев. Ты не представляешь, как она танцует. Она даже меня научила, а раньше я двигался как медведь.

Теперь Эрни понял, откуда у Тома такая осанка и пристрастие к каблукам.

– А Дана создает декорации для местного театра, у нее безупречное чувство красоты, она всегда была такая умница. Далия ужасно ей гордится.

Том ненадолго замолчал, пережевывая очередное печенье, смоченное чаем.

– А как насчет тебя, Эрни? Ты еще не решил, чем хотел бы заниматься в жизни? Учитель труда считает, что в резьбе по дереву ты Огюст Роден. Так он мне и сказал.

Сердце Эрни сделало сальто. Он запустил руку под футболку и достал истончившийся, бледный и ломкий кусок пластика, все это время служивший ему амулетом, надеждой, чем-то, связывавшим с самой сокровенной мечтой.

– Знаю, у меня здорово получается. Но это скорее хобби… Есть одна мечта… Однажды я… я услышал музыку и…

– О. Музыка – это чудесно, расскажи мне об этой музыке и своей мечте.

Эрни рассказал Тому все. Ему казалось, что он полностью понимает его: видит его глазами, слышит его ушами, проживает его ощущения. Том действительно умел читать в сердцах людей, замечать и беречь все чудесное, что есть в тех, кто рядом с ним, и даже в тех, кто далеко от него…

– Знаешь, у меня кое-что есть, что может тебе понравиться.

Том занырнул в нишу, звякнул какими-то ключами и исчез за шкафом. Эрни заглянул в нишу, Тома совсем не было видно.

Эрни обошел громоздкий платяной шкаф. За шкафом в стене виднелся проем: низкий, в полный рост здесь прошел бы только годовалый ребенок. Дверца в форме арки с древней-древней связкой ключей, торчавшей из нее, болталась туда-сюда, поскрипывая на грубых петлях. Пахло пылью и опилками.

Из проема показалась голова Тома. Он выбирался из «потайной комнаты» на корточках. Приняв позу потягивающейся кошки, он что-то доставал оттуда. Раздался звук лопнувшей струны.

Наконец Том и то, что он доставал, окончательно появились. Эрни широко раскрыл глаза: Том держал в руке точно такую же лютню, какую он на днях видел на картине и вырезал из дерева.

– Не имею ни малейшего понятия, как обращаться с ней, но учитель музыки наверняка подскажет что-нибудь. Это настоящая средневековая лютня. Давным-давно мне подарил ее один из учеников, распродававший антиквариат, доставшийся ему по наследству. Если бы не твоя история, я даже и не вспомнил бы о ней. Тебе она интересна, или запихнуть ее обратно?

– Она… она… потрясающая! Можно подержать?

Эрни осторожно провел пальцами по оставшимся в живых расстроенным струнам запылившейся лютни. Сейчас ему казалось, что в этих звуках больше магии, чем во всем, с чем ему довелось столкнуться в доме Тома.

– В понедельник покажу ее учителю музыки, узнаю, где раздобыть струны и нуждается ли она в ремонте. А пока делай с ней все, что хочешь, я буду там. – Том указывал на «хранилище».

Эрни сел в кресло, стараясь понять, как правильно держать лютню. Он пытался вспомнить, как это делал человек, изображенный на картине в кабинете музыки. Пальцы Эрни не были нежными, но прижимать струны к грифу так, чтобы звук был приятным, было трудно и больно: струны оставляли в подушечках пальцев глубокие борозды.

Однако это не остановило Эрни: он пробовал и пробовал снова и снова, пока не получился более-менее внятный мотив. И это было совсем не то, что слушать со стороны любую, сколь угодно прекрасную музыку, это было… настоящее волшебство. Волшебство, создаваемое его собственными уставшими пальцами.

Наверно, Эрни просидел бы так, прижимая и перебирая струны, весь остаток дня и полночи, но он вспомнил, что завтра Нина ждет его, чтобы сделать рисунок для урока изо, а учителю труда он обещал еще парочку фигур из дерева к понедельнику. Хорошо бы еще помочь Тому со снами и накормить Мистера По чем-нибудь вкусным.

Эрни взял брусок и нож, один из тех, которые одолжил ему учитель труда. Он представил себе фигурку: девушку-тинейджера с головой кошки (точнее, «лицом» и ушами) и длинными волосами. Минут через пятнадцать он почти закончил: осталось только доработать форму ног и руки, скрещенные на груди.

Давая рукам отдохнуть, он разглядывал сквозь окно улочку испанского города, залитую послеполуденным светом. По ней не спеша шла девушка. Время от времени она останавливалась. Было заметно, что идти ей почему-то тяжело. Однако она все приближалась и приближалась. Эрни уже догадался, что она направляется к их дому.

На девушке была шляпка с приколотыми к ней живыми цветами. Один из них был точно таким же, как тот, который принес Мистер По после случая с грозой и газетой. Платье девушки было длинным, легким и очень просторным. Время от времени налетавший ветер трепал его, как парус. Волосы девушки были очень длинными, светло-русыми. Одной рукой она придерживала шляпку, в другой держала какие-то конверты.

Дойдя до двери, она просто положила конверты в почтовый ящик и так же неспешно отправилась обратно.

– Том, тебе письмо! Из Испании! – Том тут же материализовался в комнате и через пару секунд уже держал в руках письма, глядя сквозь стекло на удаляющийся силуэт девушки.

Конверты были подписаны изящным красивым почерком. Верхний конверт был адресован «Мистеру По», второй – «Тому», а прочитав надпись на третьем, Том скорчил возмущенную физиономию.

– Почему она назвала меня «дедушкой»?! Я, вообще-то, совсем еще не старый!

Том распечатывал конверт с надписью «дедушке Тому». Внутри оказалось не письмо, а нечто, похожее на рентгеновский снимок, перенесенный на бумагу. Вот только, что именно было изображено на снимке, понять было трудно. Но Эрни прочитал надпись на обратной стороне листка, которую Том, разглядывая «рентген», сейчас не видел. «Дедушке Тому от крошки Анни». Эрни уже догадался, что это за снимок.

– Том, по-моему, такие снимки женщины делают, когда они ходят к врачу.

– А?!. – Том все еще не понимал.

– Ну… к женскому врачу, понимаешь? – Том поморщился, но все еще не понял.

– Когда они беременны.

– Далия?!

– Том, это была не Далия.

Том хлопнул себя по лбу и сел на стул.

– Я совсем забыл, какая она уже взрослая… Дана… она ведь уже… взрослая…

– Давай откроем другие конверты! – предложил Эрни.

Внутри них действительно были письма – очень красиво оформленные. Это были приглашения на свадьбу. В конверте для Мистера По лежал оранжевый галстук-бабочка, сделанный из атласной ленты.

Том смотрел на дату в уголке листа, где были изображены букетик цветов и фигурки-символы невесты и жениха:

– Это следующее воскресенье, Эрни… так скоро…

– Ничего, мы купим подарок в субботу, могу помочь выбрать костюм.

– Костюм мы будем выбирать тебе, тем более у тебя еще нет ни одного. А все мои пылятся в том большом шкафу.

– Но меня ведь… не приглашали.

– Брось, Эрни, как бы тебя пригласили, если они и не подозревают о твоем существовании? Ты пойдешь со мной, и точка.

– Ну хорошо. Только, стоило бы предупредить их…

– Конечно, я их предупрежу, Эрни. Может, я и стану дедушкой в этом году, но в маразм я еще не впал.

Том снова хохотал как ребенок, от его недавней грусти не осталось и следа.

Глава двадцатая. Гномы и кукольный домик

Утро было пасмурным. Эрни и Том разобрали почти половину снов, в хаосе валявшихся на полу, и теперь снова пили кофе с бутербродами. Работать вдвоем по очереди было гораздо легче. Отдохнув, пока Том раскладывал сны «по полочкам», Эрни снова мог делать это сам.

Но все-таки они устали. К тому же в двенадцать он обещал быть у Нины.

– Том, а когда ты начал собирать сны?

– Знаешь, даже не помню точно. У нас в семье все этим занимались, по крайней мере, начиная с моего прапрапрапрадедушки. Но мое дело некому продолжить, поэтому я очень рад, что мы с тобой встретились.

Том, как обычно, устало смотрел в окно, скрестив на груди руки.

– Если бы я тебя не встретил, никогда бы не подумал, что сны, которые снятся людям, могут вот так лежать где-то, в чьей-то маленькой квартире. Это похоже… не знаю… на странную коллекцию редких вещей…

– Сны не предметы, Эрни. Одни из них становятся воплощенными идеями, другие живут как память, третьи олицетворяют надежду и веру, другие – заветные мечты, которые ищут возможности осуществиться, некоторые из них – боль, которую излечит время, некоторые – утрата, которую ничем не восполнить… Знаешь, я мог бы продолжать долго, но есть вещи, которые опасно называть словами. Словами можно выразить не все на свете.

– И мы храним все это?

– Да, Эрни, кто-то должен хранить. Ты можешь представить себе мир без надежды, без мечты, без идей, без исцелений и чудес?

– Наверно, это был бы очень угрюмый, несчастливый мир.

– Ты прав. Поэтому мы и здесь, так ведь? Ты ведь хочешь жить в счастливом мире, как и я.

Том был поистине уникальным человеком: он говорил о счастье с глубоко печальным лицом и смеялся, когда другие умерли бы от страха или разразились бы криком.

* * *

Нина встретила Эрни на автобусной остановке, с которой они позавчера отправлялись в пригород. Ушастик снова торчал из-под ее пушистого шарфа, принюхиваясь и фыркая.

Они свернули в узкий извилистый проход и прошли немного вперед, вдоль железного забора. Нина отперла калитку, и они вошли во двор. Точнее, дворик. Он был изолированным, но совсем крошечным. Узкая тропинка, ведущая к дому, была расчищена и посыпана песком. Эрни почему-то был почти уверен, что тропинкой занималась Нина. Ведро с песком и квадратная лопата стояли у железного забора.

Дом Нины производил странноватое впечатление. Эрни мог бы сказать, что это миниатюрный коттедж с претензией на дворец. Или игрушечный домик для принцессы, который ради шутки увеличили до человеческих размеров.

– Твой дом очень красивый.

– Да, он действительно милый. Но мама и папа все время работают, чтобы расплатиться за него. Я почти никогда их не вижу: раньше были няни и учительница, теперь я сама по себе. Зато я все умею: готовить, убирать, стирать, шить и гладить, пересаживать цветы, подстригать газон, оплачивать счета… Маме некогда все это делать. А еще она ненавидит животных в доме. – Ушастик, не обращая внимания на слова Нины, громко мурлыкал, стоя на ее плече, «бодая» чумазым лбом ее щеку.

– Это… немного грустно.

– Насчет животных?

– Насчет тебя. Ты как будто совсем одна…

– Я привыкла.