Однажды в Челябинске. Книга вторая

– Я всех будил. Вот и не успел.

– На раздачу мозгов на небе ты не успел, – вновь в рядах захихикали.

Сашка Патрушев тоже недалеко ушел: успел натянуть на себя трико, нацепил на голову кепку и совершенно забыл про обувь.

– Сашок, ты так дома ходишь? – тот что-то промычал в ответ. – Чего? Рот открой? – выяснилось, что хоккеист засунул в пасть капу, чтобы никак не комментировать происходящее. – Ты случаем не баран по гороскопу? Так, еду ему не давать – пусть капу жует.

Невысокий Пашка Брадобреев пристроился в конец своего ряда, вплотную к горшку с раскидистым комнатным растением. Однако этим утром он как-то странно прибавил в росте. Дойдя до форварда, я до такой степени удивился, что не знал, смеяться или отвесить ему оплеуху, чтоб на пол шмякнулся.

– Искривления ног не будет, Пашка? Хотя куда еще хуже, – я любовался коньками, что Брадобреев надел на построение. – Креативно. Так и ходи. Ладно, хоть догадался резинки на лезвия надеть.

– Куда ж нынче без резинок, Петь. Одно неловкое движение… и ты отец, – улыбнулся он.

– Глядя на тебя, понимаешь, что у бога тоже отличное чувство юмора. В книге «Кто есть кто?» твое место в главе «Что это?», – я обернулся. – Мухин, ты не те шорты надел, – тезка Брадобреева стоял в сланцах, единственной гамаше на левой ноге, одном налокотнике и в шортах из экипировки. – Шлема не хватает.

– Он у нас для дамского журнала фоткаться собрался, – раскрыл рот Тоха Малкин.

– Журнала кройки и шитья, – продолжил мысль Малкина я. – В ракушку только не гадь, Мухин. Малкин, проследи.

– А почему я? – спросил Антон. Из-под его мятой футболки выглядывает этикетка, словно ее с самой покупки не удосужились сорвать.

– Потому что, – подошел к нему я. – Что у тебя там? Цена твоя указана? Интрига, – легким движением руки я сорвал бумажку с воротника футболки, ибо висела она на груди, а не на спине, будто ценник. – Кукла резиновая «Антошка». Для особо взыскательных покупательниц.

– Да там не это написано!

– Пупсик, – улюлюкали сзади.

– Что там на самом деле, Петя? – спросил Митяев.

Я встретился с ним взглядом – спокойствие, как и обычно, но будто бы какая-то печаль, вина. С Сеней я разберусь позже.

– Как думаешь, у него получилось все разрулить? – шепнул Митяеву Степа.

– Наверное, раз спектакль тут устроил, – ответил за Митяева Абдуллин.

– Не знаю, – сурово ответил Арс, сложив руки на груди.

– «Любимому и заботливому зайчику Никите от Арины!» Сердечко, – прочитал я. – Имя сменил за ночь, Малкин? Сначала, значит, одеждой обмениваетесь, потом девчонками махнетесь, а дальше что? – я смял бумажку с посланием. – Чья зайчиха?! Глыба, Зленко, чего молчим? – те отрицательно покачали головами. – Понятно. Видимо, вы сами своих баб подарками закидываете, лишь бы они с вами встречались. А бабы перспективы хотят. Иного им не надо. Что ж, хорошо… Зеленцов! Так, а где у нас Зеленцов? Не вижу что-то его метелку на башке.

– Здесь я, – ответил суровый бритый парень из второго ряда, глядя на меня исподлобья.

– Где? – не узнал Зеленцова я.

– Тут, – он выступил вперед. Я изумленно уставился на него. Некоторые даже глаза протерли, ибо не признали Никитоса. Его внешность претерпела серьезные изменения – стоило лишь избавиться от кудрявых золотых локон.

– Mamma Mia! Ты чего с собой сотворил?! – воскликнул Абдуллин.

– Сотворил необходимый upgrade. Давно хотел.

Да, вынужден признать, что Зеленцов отныне кажется гораздо выше, крепче, внушительнее, суровее и устрашающе. А в глазах его, помимо испепеляющей ярости, стало проглядывать уныние, словно что-то его гложет.

– Я могу взять свою футболку?

– Можешь, – разрешил я.

Малкин остался голым выше пояса, пристально взглянув на Никиту, что выдернул футболку из его рук.

– Холодно, – обнял себя руками Тоха.

– Терпи. Мухин с Костицыным вон стоят. И ничего. Не трясутся.

Я продолжил вглядываться в ряды. У кого-то невооруженным взглядом заметны следы вчерашней попойки, у кого-то – не слишком явно. Временами в ноздри залетал разномастный запашок выпивки, словно в цехах завода по производству алкогольных напитков. Степанчук легко мог выкупить таких, отчего придется объясняться всем без исключения. Мне же в таком случае можно прощаться с репутацией и местом. Так что пусть пацаны умоются и освежатся, плотно позавтракают – глядишь, с обликом станет получше.

Дальше взгляд пал на Артура Гайтанова, чересчур сильно хмурившего брови:

– Артурчик, чего ты весь в зеленке измазан?

– Получил травму в темноте – хотел обработать.

– Боюсь спросить: травму чего? – поинтересовался я. – В нос, что ли, дали? – Артур странно покосился на соседей по комнате, что еле сдерживают смех. – Или ты первее всех уснул? – уточнил я.

После моей фразы Серега Соловьев неистово заржал. Гайтанов хотел броситься на него с кулаками – он сильно-сильно их сжимал и так же сильно себя останавливал, дабы не сорваться на провокатора.

– Я тебе отомщу, выблядок, – прорычал Артур в сторону Соловьева.

Я приметил пятна от зеленки на футболке Гайтанова и на его руках.

– Не все ведь остальным позориться, верно? Давай уж глянем, что там Соловей намалевал, – Гайтанов залился краской, когда остальные даже строй нарушили, чтобы поглазеть на него. – Футболку приподними.

– Давай, Гайтан, все свои, – корячился на коньках Брадобреев, подбадривая товарища.

Артур задрал футболку. На его смуглом торсе жирными буквами зеленкой написали: «ДЕРГАТЬ ТУТ». Зеленая стрелка от надписи показывала вниз, утопая в растительности ниже пупка.

– Красава! – дал пять Соловьеву Кошкарский.

– Правый кулак разожми. Не левый, а правый, – настаивал я.

Команда залилась хохотом, ибо Серега нарисовал Артуру на ладони пенис с мохнатой мошонкой.

– Ты прямо-таки заморочился, Соловьев. Непревзойденный мастер.

– Онанизма он мастер!

– Хрен теперь отмоешь, – лыбился Сергей.

– Точнее, хуй! – уточнил Брадобреев.

Гайтанов замахнулся на Соловьева. Тот мигом ретировался с тупым гоготом за угол.

– Прям как кот: нагадил и в кусты. Со своего органа срисовал, небось?

– Маловат, – в шутку бросил Богдан.

– А ты почем знаешь? – спросил я Чибрикова. – И где только зеленку нашли… Так, а ты чего такой замученный, Богдан? Тебя в темноте с вантузом перепутали?

Богдан лишь скорчил недовольную рожу.

– Где у меня Смурин?

– Вот я, – отозвался Сергей.

– Ай, ты всегда спросонья такой страшный? Как водяной прям. Накинь на лицо тряпку и вернись в строй.

– Воды вчера перепил. Вот и опух чутка, – оправдывался Смурин.

– Говорю же, водяной. А подобные отмазки годятся только для утренней зарядки.

– Товарищ командир! – внезапно выкрикнул Абдуллин. – Есть ли возможность выдать нам еще дополнительный часок сна? Вчера день был так себе.

– Ты совсем припух, Абдуллин?!

– Дельное же предложение, нет? – Тема вертелся в поисках поддержки.

– Будешь базарить, зарплату сухарями получишь. А ты чего, Митяев, свитер свой игровой напялил? Забыл свою фамилию?

– Не угадал. Хотел вот выйти без всего. Только не хочу лишний раз свой пресс светить, чтоб парни не комплексовали сильно, – все мигом глянули на выпендрежника и прощупали свои кубики на животе, а Брадобреев даже футболку приподнял и, показав Арсению язык, постучал по своим мышцам, дабы кореш убрал свою высокомерную улыбочку.

– С тобой все ясно. Ты в своем репертуаре. Шабашкин, ты чего так вылупился на Пашкин пресс? Рот закрой, а то слюнки потекут. Брадобреев, аккуратнее теперь в душе.

Кого я еще не охватил? Взгляд мигом пал на капитана. Андрей Волчин нарядился в зимнюю куртку и шапку.

– Ну что, капитан?! – я не упускал ни единого шанса кольнуть золотого медалиста Волчина. – Распустил команду донельзя. Засунул ответственность, рассудительность и здравый смысл в задницу?! Напрашиваешься на то, чтобы возглавить колонну, идущих на хер?! Ты бы отлично смотрелся в роли ее лидера.

– С точки зрения элементарной эрудиции, – завернул в ответочку Волчин, – каждый локальный индивидуум стремится мистифицировать абстракцию, но ни в коем случае нельзя пренебрегать тенденциями парадоксальных иллюзий, а также мотивировать критерии абстрактного субъективизма. Так как твой потенциальный уровень в сухом остатке равен нулю и стремится к минус-бесконечности, дальнейший беспредметный разговор считаю бессмысленным.

– Чего он сейчас сказал? – задался вопросом Бречкин.

– Он назвал меня дураком. А я назвал его безответственным и напыщенным индюком. Кого здесь не хватает, капитан? Все на месте?

– Филиппова нет, – доложил Волчин.

Я, памятуя о вчерашней драме, заволновался, мельком глянув на Бречкина.

– Где же у нас Филиппов? – спросил капитана я.

– Я могу его найти, – вызвался Костицын.

– Ты собственную задницу в штанах не найдешь, Толя. Вернись в строй, – произнес я и обратился к Волчину. – Позор капитану. Распустил всех.

Из строя с серьезными лицами вышли ночные стражи порядка в общаге – Дима Коротков и Никита Глыба. Они отвели меня к Филиппову. Неожиданные открытия продолжились.

– Почему он связан? – взглянул на лежащего Филиппова я. – И почему в его ротовой полости носки?

– Это кляп, – пояснил Глыба.

– Это не подводит нас к разгадке, – намекнул я, размышляя о том, что Филиппов, видимо, всех хотел сдать, но не тут-то было.

– Привязали его. Фанат ролевых игр, видите ли. С садомазо завязал, коль травмировался, – хохмил Брадобреев, хотя и сам в шоке от увиденного.

– С кем же он хотел поиграть? Сам с собой? Или с тобой, Брадобреев?

– Свят, свят, свят.

Я посмотрел на Короткова:

– Твоя версия.

– Буянил.

– Смысл ему буянить? Газировкой отравился?

– На Бречкина кидался.

– Понимаю его, – ответил я.

В разговор включился и сам Леша Бречкин:

– Елизаров, ты вроде что-то там говорил: мол, устал и все такое. Может, тебе реально отдохнуть, съездить куда-нибудь? В челюсть, например?

– Ясно, – взглянул на него я. Медальон Бречкина лежал у меня в кармане. – Дима, Никита, приведите Филю в чувство. А то Степанчук расстроится. Остальных прошу обратно в холл – нужно перетереть кое-что, – все недвусмысленно переглянулись.

Спустя некоторое время Глыба с Коротковым достучались до спящего Антона и освободили его от оков. Парень спокоен как удав (в отличие от ночи) и искренне не понимает, почему его связали. Говорит, что ни черта не помнит, а голова трещит как после рок-концерта: либо врет (подумал о содеянном и отложил месть Бречкину на потом), либо зелье Озерова в алкоголе так на него подействовало.

– Степан, ты чего тоже в кепке? – спросил я. – Зима на дворе.

Глаза Степы театрально округлились.

– Ты не понимаешь, – он схватился за головной убор. – Это кепка-невидимка.

– Да ты что?! Я ж тебя вижу.

– Вот падла, испортилась, – выкрутился Кошкарский.

– Находят же детей в капусте, да? А тебя сегодня нашли под кроватью, завтра найдут за домом, послезавтра – за гаражами или в парке. Завязывай бухать.

– А как же аисты, которые детей приносят?

– Чибриков, твой аист, видимо, скинул тебя с очень большой высоты.

– Постой-ка, – опомнился Волчин, – ты в курсе, что мы…

– Даже слабоумный при взгляде на вас догадается, что вы вчера кутили. А некоторые, – я взглянул в сторону беглецов, – позволили себе лишнего.

Договаривать и не нужно.

– Так вы все-таки свалили в клуб?! – предъявил Митяеву и его отчаянной компании насупившийся Патрушев.

– Отмечают и пьют обычно после успешно выполненного дела, а не перед ним. У вас на носу ответственная игра, а вы хорошенько так залили себе томный вечерочек без причины. Ну кто вы после этого? Я никого не оправдываю. Соглашусь, что иногда мы принимаем решения, от которых тараканы в голове аплодируют стоя. Речь не только о пьянке, а о кое-чем посерьезнее. И абсолютно у всех злостное нарушение режима – ему нет оправдания.

– Я спал как убитый. Никогда прежде так не высыпался, – объяснился Зленко, будто в отрыве от остальной команды. Многие не оценили.

– Из вас троих команды не построишь.

– Знатная шайка бы вышла: худшие из худших, – шепнул Смурину Бречкин.

– Остальным за демарш самого сурового наказания мало, – продолжил я. – Кому вы нужны такие пустоголовые и несобранные, будь вы хоть 100 раз лидерами первенства? Там, куда вы метите, некому будет с вами цацкаться. Один лишь я с вами бьюсь об стенку который месяц. И все ведь ради благой цели, как вы не поймете? Ради вас, дебилов. Чтоб не было неприятностей. А вы взяли и создали их. На ровном месте. Вы хоть понимаете, что за этим может последовать? Так недолго и из команды вылететь.

Все молчали.

– Мы и тебя хотели пригласить, – произнес Смурин.

Интересно, что бы я ответил на такое экстравагантное предложение, если бы оно поступило вечером?

– Это шутка?

– Людей часто приглашают, чтобы посидеть в компании, отметить, побазарить, – объяснил Соловьев. – Своих типа.

Я печально усмехнулся. Неужели такое и взаправду могло произойти? Тогда бы я не стал ничего никому доказывать. Все бы пошло совсем по другому сценарию. Неужели меня наконец признали? С другой стороны, предложения ведь так и не поступило. Да и не факт, что я бы принял его.

– Чувствуем потребность извиниться, – говорил за команду Чибриков. – За все, что произошло.

– Даже не представляешь, как этого чудовищно мало, – вздохнув, произнес Митяев вместо меня. Он все прекрасно понимает.

В каждом в то утро сидела толика сожаления – даже у тех, кто всю ночь дрых.

– После такой ночки, Богдан, потребностей вообще никаких быть не должно, – ответил я.

– Покурить если только, – неуместно хохотнул Брадобреев.

– Я тебе сейчас устрою! У кого еще какие предложения?

– М-да, проблема.

– Есть один путь, – ответил Андрей Волчин, тщательно все взвесив, – лечь на рельсы. И все проблемы исчезнут сами собой.

– Дельное предложение от капитана.

– Степанчук нас в порошок сотрет.

– И это по-божески, – отреагировал я.

– Когда же нам сдаваться с потрохами? – поинтересовался Волчин.

Многие понимали, что последствия могут негативно отразиться не только на хоккее, отчего на душе у каждого бушевал сильнейший ураган, особенно у тех, чьи шалости замять не получится.

– Никогда, – заявил я, выкинув главный козырь.

– В смысле?

– В прямом.

– Подожди. Ты… – Митяев не мог собраться с мыслями. – Тебе удалось?

Я победоносно взглянул на Арсения – он понял все без лишних слов.

– Прознав обо всем ночью, я понял, что наступило время не слов, а поступков. Посему и принял всевозможные меры, чтобы замять ваши шалости, – многие не представляли всего объема неприятностей, которые я разрулил. Вскоре все случившееся наверняка превратится в легенду.

– Хочешь сказать, что Степанчук не в курсе?

– Нет, – улыбнулся я. – Удивлены?

Все заметно оживились и радостно зашушукались.

– А вот приберете в палатах, и все уж точно в тайне останется. Чего, не верите в свою удачу? Подвоха ждете? Зря, дуракам же везет.

– Так что, мы не вылетим из команды, получается? – опомнился Брадобреев.

– Не поздно еще все поменять. Тренера зову? – произнес я.

– Нет-нет-нет! – заволновались остальные.

– Испугались? Я шучу. Мне самому не особо хочется так делать. Я прикипел к вам за последние месяцы. И вы прекрасно знаете, что я не привык проигрывать.

– Но когда-то ведь все тайное станет явным…

– Когда? Не имею ни малейшего понятия, Андрюха. Если только ваши внуки узнают, когда вы захотите им рассказать о вашей бурной молодости. Хоккейная школа не в курсе, тренер и родители не знают, а полиция ни о чем не догадается.

– А при чем здесь полиция?

– Были причины.

Коротков и Глыба посмотрели на Митяева и его сподвижников с подозрением.

– Обо всем знаем только мы. Я же сделал все, чтобы тайна сохранилась. Здесь, конечно, не Лас-Вегас, но… все, что случилось в Челябинске, остается в Челябинске. Как-то так. Благодарностей не стоит.

– Получается, ты спас наши задницы.

– Ваши задницы меня не интересуют. Я спас ваши жизни и вашу дальнейшую карьеру. Ради того, чтоб включить через пару лет телек и сказать себе, что этих игроков и этого хоккейного праздника в Магнитогорске или где-нибудь еще не случилось бы, если б не я. А пока у нас большие планы на сегодня… Ах да, кстати, Бречкин, это твое? – я выудил из кармана целехонький медальон.

– Украл? – тихо предположил Патрушев.

– Вряд ли, – направился ко мне до глубины души пораженный Бречкин, протянув к медальону трясущиеся руки. Таким Леху прежде не видели.

– Пашка, лови! – потрепанное портмоне полетело в сторону хозяина – он и не надеялся его снова увидеть, оттого и не успел среагировать и схватить его в полете. Аксессуар смачно хлопнул Павлика по щеке. – Можешь пересчитать – все на месте. Шапку потом отдам. Остальные потери у меня в номере, так что милости прошу.

– Да ты шутишь? Это постанова! – выступил вперед Патрушев. Шестерка ночных героев точно знала, что я не лгу и не украл все их добро, пока они спали, как думал Сашка.

– Тогда я здорово заморочился, выходит? – парировал я.

– Ты нас наебываешь, как и всегда! Хлебом тебя не корми, а дай найти косяк и против нас обернуть. Других учи, долбаеб.

– Не говори, чего не знаешь, Патрушев, – угрожающе произнес Бречкин.

– С каких пор ты за него, Бреча?! – возмутился Сашка.

– Давай мы потом тебе объясним, – мирно подошел к возмутителю порядка Кошкарский.

– Потрудитесь.

– Знаешь, Патрушев, – произнес я, – болезнь равнодушия разрушает многое. Я ей не страдаю.

– Выходит, мы перед тобой в неоплатном долгу, – констатировал Чибриков.

– Получается, что так.

– В голове не укладывается. Ты и…

– Надо прийти в себя и все осознать, – произнес Брадобреев – многие не понимали, о чем эти шестеро ведут разговор с помощником тренера.

– Ты нас… спас, – прямолинейно изрек Богатырев.

– Если мы сейчас можем что-то сделать…

– Мужики, есть просьба. Лично для меня. Сделайте сегодня «Мечел».

– Пережить бы этот день, – вымолвил Филиппов, словно спал целую неделю.

– Выше нос, братва! Думаю, с этой маленькой проблемой вы справитесь.

– Пиздец, у меня отлегло, – признался окружающим Абдуллин. – Я, кажется, знаю, кто у нас MVP этого выезда.

– Хорош трепаться, – отрезал я. – Вся концентрация на игре. Всем умываться. Каждый должен выглядеть идеально – прям как мятная жвачка.

Брадобреев на коньках по дороге к умывальникам прошел мимо меня и добродушно похлопал по плечу. И многие, я заметил, менялись в лице, глядя в мою сторону. Прежде такого не было. Разве не на такой эффект я рассчитывал? Многие сейчас вздохнули с облегчением (кроме всяких там пофигистов), ибо успели представить грядущие катастрофические последствия собственной глупости. Теперь я командовал парадом – уже по-настоящему.

Хоккеюги толпились у душа, раковин и уборных. Я наблюдал за пацанами, что стояли будто у билетных касс, как ко мне подобрался восхищенный Арсений Митяев. Даже и не сомневаюсь, что он верил в мой успех. А у меня сейчас даже язык не повернется предъявить за то, что ночью он слегка дезинформировал меня, не предупредив о многом.

– Вот ты и добился своего.

– Не за что, Арсений, – ответил я, словно на благодарность. – А у тебя были сомнения, что мне удастся все провернуть? Хотя я и был пару раз близок к провалу. Какого хрена ты улыбаешься? Смешно тебе?

– Расскажешь, как ты это сделал?

– Тебе реально интересно?

– И не мне одному.

– Хочешь сказать, остальные станут меня слушать?

– Как никогда в жизни не слушали.

– Но только на пути обратно в Магнитогорск. И подальше от Степанчука.

– Интригу наводишь?

– Нисколько. Мне вот вообще не до смеха, – я потянул свою футболку за ворот. – Арс, – на моей шее блестела его золотая цепочка с крестом.

Митяева словно молнией поразило.

– Братишка, ты…

– Помнишь, при нашем знакомстве ты назвал меня ни на что не способным ботаном? – напомнил я.

– Я уже миллион раз убедился, что был тогда не прав. Но, блять, как ты все провернул? – я вернул другу цепочку, на которую он смотрел как на самое дорогое на планете сокровище.

– Надо ли рассказывать? Меня все равно никогда не поймут – в этом и заключается мой авторитет. Хотя… сегодня я точно спас пару жизней и с десяток репутаций. Надеюсь, наверху зачтут мои усилия.

– Ты спас всех нас. И выручил меня лично. И явно еще не раз это сделаешь.

– Рад, что ты понимаешь разницу: кто-то говорит «раздевайся», а кто-то – «одевайся теплее». Как считаешь, остальные оценят?

– Глупый вопрос, Петь. Ты от такой жопы всех отвел. Остальные пока что не осознали этого до конца. До некоторых дольше обычного доходит. За такое уважать тебя – это наименьшее, что можно сделать. Будь уверен, все благодарны, даже Патрушев. А добро обязательно вернется – я за пацанов ручаюсь, – Сеня, дабы еще немного меня побесить, поставил прежнюю пластинку. – Если все это, конечно, не твоя затея.

– Я бы не смог сам себя перехитрить.

– Да кто ж тебя знает, – хохотнул Митяев.

– Вот кого вы недооценили, так это вашего дружка Озерова.

– Еще тот фрукт, конечно.

– Пришлось столкнуться с его делишками. И с блондинкой, и с таксистом, и с Олегом.

– Ничего себе, – виновато почесал затылок Арсен.

– Все серьезнее некуда.

– Блондинка ничего такая, да? – облизнулся Митяев и подмигнул мне.

– Для смертника в самый раз.

– Знал, что она выберется.

– А ты что, с ней шпили-вили?

– Почти.

– Ну вы учудили, конечно. Слов нет.

– А ты на что рассчитывал? На банальщину?

– Ты неисправим. Скажи еще, что я виноват в том, что вы бухали.

Любил же я подкидывать аргументы соперникам (специально, конечно же).

– А кто еще кроме тебя и тренера доставляет нам столько страданий? Скоро, глядишь, и к мозгоправам обратимся.

– Вам? Страданий? – я вытаращил глаза на Митяева. Он угорал, как всегда. – Иди ты… умываться! – подтолкнул одноклассника я. – Сегодня важная игра, а от тебя разит как от водителя маршрутки. Пробежку, что ли, вам устроить?

– Не-е-е-т! – протянул Малкин с зубной щеткой во рту.

– Холодно.

– Прибавь к наружной температуре свои 36,6 градусов. Самое то получится.

– Я могу пробежать, но только за опохмелкой.

– Отставить! Вы у меня так просто не отделаетесь. Нужно прочувствовать вину.

– Петь, даже не начинай, – попросил Митяев.

– Хотя да, куда ж вас еще морозить – вы и так на всю голову отмороженные. Приводите себя в порядок. И будем думать, как вас на рабочий лад настраивать.

Только я хотел сделать очередное объявление, как в холле появилась комендант, уронила швабру с ведром, всплеснув руками:

– Господи! Что здесь происходит?

– Резвее, Пашка! На коньках ты ездишь лучше, нежели на прямых ногах ходишь.

Парни напоминают аборигенов, что впервые в жизни соприкоснулись с благами цивилизации. Выделяется Пашка Брадобреев, что так и не переобулся из коньков, словно проверял свою координацию.

– Скажи-ка мне на милость, помощничек, – взяла меня под руки Галина Степановна и указала на Пашу, – чего он тут расхаживает? Линолеум же мне порежет. Здесь вам не каток. Где ваш тренер?!

Богатырев чуть не поперхнулся над умывальником от упоминания тренера.

– Не стоит беспокоиться. На лезвиях футляры, что уберегут полы.

– Это наказание такое?

– Да, можно и так сказать. Он сам себя наказал… Еще давно.

Комендант фыркнула.

– А что же вы хотели, Галина Степановна? Это хоккеисты, спортсмены – народ, которому с утреца лучше препятствий не чинить.

– Я с каждым разом все больше вам поражаюсь. И это спортсмены? Вот раньше были спортсмены – не то, что сейчас… Они у тебя еще и играть сегодня собираются? В таком непотребном виде?

– Да, представьте себе. И они обязательно добьются высоких результатов. А их видок – всего лишь ноу-хау, воспитательный момент. Сейчас, может, они и выглядят так, словно психи из дурки сбежали. Но через некоторое время – уже на льду – мы узреем сплоченную и уверенную в себе команду, что будет беспощадно крушить соперника. А кухня больших побед у каждого клуба своя – у нас она такая.

– Все равно не верится, – покачала головой женщина.

– Могу пригласить вас на игру.

– Нет, спасибо, с меня хватит.

Я вновь оглянулся в сторону хоккеюг. Действительно. Волчин споласкивал руки в зимней куртке; Брадобреев еле как балансировал на коньках; Мухин пытался управиться с шортами перед дверью в туалет; Гайтанов безуспешно мылил живот и правую ладонь. А Богатырев еле как удерживал простыню, что неминуемо спадет и оголит его полностью.