Однажды в Челябинске. Книга вторая

Только мальчуган касается льда коньком, вся остальная суета, что будоражит его вне катка, стихает. Он полностью сосредоточен на тренировке, впитывает каждое слово тренера, запоминает каждое движение, каждый прием. Вот и сейчас на льду он один – отвлекаться на посторонние мысли некогда. Лед не терпит частичного погружения. Если ты не сконцентрирован, то можно и упасть, влететь в борт, попасть шайбой в отца. Арсен запомнил свое состояние в момент триумфа и готов бросать точно по мишеням сколько угодно раз. А Дмитрий Валерьевич, прикинувшись вратарем, терпеливо отбивать броски сына, как и мама, Марина Анатольевна, готовая сменить его на этом посту. Родители – именно они держат мост, по которому Арсений идет в большой спорт, и держат достойно, даже когда силы на исходе.

Тренировка с отцом подошла к концу.

– Присядь на лавку, чемпион. Мы сегодня здорово поработали. Я соберу шайбы, и чайку из термоса хлебнем.

– Пап.

– Что, сынок?

– А я буду играть вон там? – маленький хоккеист указал на Ледовый дворец через дорогу.

– Думаю, ты будешь играть на чем-то покруче этого старья – на большой и современной арене. А мы с мамой и Кириллом будем посещать каждый твой матч. Такую обязательно построят. Ладно, беги на лавку.

Арсений покатил к лавочкам, а отец вновь взглянул в его сторону. Ему не терпится дожить до тех времен, когда парень повзрослеет, мышцы его окрепнут, а техника будет отточена до мелочей. Тогда он обязательно пробьется в Чемпионат России. Или даже уедет за океан. О том, что Дмитрий Валерьевич к тому моменту моложе не станет, мужчина старался не думать.

Юный нападающий приземлился на лавочку и, пока отец не видит, стал глубоко и часто дышать, чтобы нормализовать дыхание и сердцебиение. Мальчуган жутко устал, а еще ведь нужно ногами до дома дотопать. Мама наверняка уже состряпала что-нибудь вкусненькое. Спать он явно будет без задних ног.

Он потянулся к рюкзаку, как позади тихо прозвучал незнакомый голос. Арсений уверен, что, когда он подъезжал к лавке, вокруг никого не было. Мальчик замер от страха, а больше – от неожиданности.

– Можно присесть? – спросил Человек – с виду молодой человек, возникший будто из воздуха.

Сеня молча кивнул и опасливо посмотрел в сторону отца, что катался по льду, собирая разбросанные шайбы. Отец будто бы и не видел незнакомца, что сел на лавочку рядом с его сыном. Пацан знал, что с чужими разговаривать не следует, но он же не из робкого десятка. К тому же поблизости отец, а в Человеке есть что-то знакомое и успокаивающее, словно Арсений давно его знает, но видит впервые: очки, зачесанные вправо волосы, серо-зеленые глаза, взвинченный нос, несколько выпирающие щеки, черные брюки и пальто, шарф с орнаментом и кожаные перчатки, сдержанная выправка, всезнающий и гипнотический взгляд, легкая небритость.

– Папа, должно быть, гордится тобой. Ты отлично катаешься, – Человек приметил гордость на лице мальчика от столь лестного комплимента.

– А вы чего не катаетесь, раз пришли?

Человек подумал: «Даже не стесняется, несмотря на относительно небольшой возраст».

– Я не умею, – вздохнул незнакомец.

– Хотите научу?

– Научишь? Правда? Ты ж еще…

– Меня папа учит. Я могу его попросить. Он много упражнений знает… как на настоящих тренировках.

– Мама, наверное, души в тебе не чает.

– У меня лучшая мама на свете. Так что, учиться будете? Папу позвать?

– Хм, у меня и коньков нет.

– Кто ж на каток без коньков приходит?

– Зрители, наверное.

– Трусите?

– Нет-нет. Просто спорт – это не мое. У меня другое предназначение.

– Какое?

– Учеба, скорее всего.

– Откуда вы знаете, если ни разу на коньках не стояли?

– Трудно объяснить. Знаю и все. Как и ты…

– Раз вы все знаете, – Сеня с интересом повернулся в сторону Человека, – расскажите и про меня что-нибудь?

– Детям многое знать необязательно. Основные знания с годами приходят. А детство должно быть радостным и беззаботным, с мечтами и планами.

– Я уже взрослый… почти.

– Не хотелось бы портить твои детские ориентиры.

– Мне интересно.

– Что ж, Арсений, все просто…

– Вы знаете, как меня зовут? – удивился мальчик.

– Ты же сказал, что я знаю все.

– Здорово!

– В общем, все достаточно просто: есть цель – нужно к ней стремиться. Вот и все. У тебя есть цель? Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Хоккеистом.

– Просто хоккеистом? Или…

– Самым лучшим в мире.

– О-о.

– Хочу играть в первом звене, выигрывать кубки, зарабатывать много денег. Но…

– Что же мешает? – хорошая детская мечта, подумалось Человеку.

– Иногда мне кажется, что я не смогу. Сделаю что-нибудь неправильно и… – понурил голову мальчик.

– Да ты не вешай нос. Удача не терпит уныния. К тому же идеальных людей не существует. Без ошибок никак. Важно то, какие уроки ты извлечешь из них – это и сделает тебя сильнее и умнее. Не добьется победы тот, кто никогда не ошибается. Но вот, что я тебе скажу… – Человек нагнулся к Арсюше и на два тона понизил голос. – Не жди милости от судьбы – придется уповать не только на везение, но и на самого себя. Придется побороться, многое понять и пережить. Ты станешь хорошим хоккеистом, Арсений. У тебя будут успехи. Будут и падения. Сначала ты станешь новичком, а затем станешь профи, даже поведешь команду как капитан. И все к тебе придет рано или поздно… при должном раскладе. Главное, не зазнаваться, не задирать нос слишком высоко, ибо вся игра ведется на льду, а не на потолке. Это опасная дорожка, которая вначале может вознести тебя, а потом придать забвению. Сегодня ты силен и дерзок, а завтра – уже не так бодр и быстр, и на твое место обязательно придут те, кто моложе, лучше, упорнее, быстрее. Такие всегда приходят. Но отчаиваться не стоит: нужно найти свою фишку, которой нет ни у кого – тогда ты и станешь недосягаемым. А еще с плеча рубить не стоит; честным нужно быть, гибким, сдержанным и мудрым. Знай, когда нужно промолчать, а когда высказаться. Ищи силы умерить пыл, успокоиться, все взвесить – лишний раз срываться и психовать не надо. Многое у тебя будет получаться, но, чтобы не потеряться, будь самокритичным и продолжай тренироваться. За труды тебе воздастся. Терпи и работай во что бы то ни стало. Нельзя хоккей заменять деньгами: финансовую выгоду на рынке ищут, а не на катке. Это не тот путь, который тебе нужен. Он, конечно, соблазнительный, но верный лишь отчасти. Нужно вовремя понять, что для тебя важнее: мимолетная прибыль сейчас или копеечный шанс, но прорыв в будущем. А сколько же соблазнов несет этот мир, голова кругом: деньги, девчонки, слава, друзья, вечеринки, любовь – обычно все несерьезное приводит лишь к минутному облегчению, поэтому доверять нужно вещам серьезным, надежным, долгосрочным, а не лезть во всякие авантюры. Хоккей – командный вид спорта, как известно. Индивидуальные тренировки – это, конечно, круто, но здесь не место волкам-одиночкам. Твоя вторая семья – это твое окружение, твоя команда. Люди, которые смогут подставить плечо, отдать передачу, выручить. Суди о людях не по словам, а по поступкам. Не задевай людей за живое, даже если заслуживают – запомнят, найдут и в момент твоей слабости отомстят. Море нынче предателей, обманщиков и лицемеров. А надежных, преданных и ответственных – единицы. Сложно таких найти и склонить на свою сторону, пока ты варишься в спорте, в школе, в компании парней и девчонок. Но такие люди у тебя будут – в один момент ты будешь очень сильно нуждаться в их помощи. Они выручат тебя и ничего не попросят взамен. Не отвергай таких, не забывай их добрых дел, ибо в дальнейшем вокруг тебя останутся только они, а все притворщики исчезнут. А вообще… родители, жена, дети и настоящий друг – вот кто по-настоящему заслуживает твоего внимания и твоей любви. У-у-у, как же по стране тебя помотает: где ты только не сыграешь, но найдешь ли то, что ищешь, только тебе решать. Может, ждет тебя богатство, но будут и болячки, и самокопание, и проколы, и мысли, что жизнь якобы не удалась. Хотя ты все сделал для того, чтобы ни в чем не нуждаться, как тебе кажется – тогда и откроется истина, что жил ты лишь для себя любимого. А чем же ты пожертвовал ради других, ради хоккея как смысла твоей жизни? Перешагнул через себя? Встретил испытания достойно и остался после пережитого человеком, а не бездушной машиной? Вот, что ценится и имеет истинный смысл. Готовься, придется через многое пройти. Где-то повезет, где-то придется пахать. Будь готов к этому. Лучшим быть тяжело. И не факт, что ты таковым станешь. Но ты всеми силами постараешься доказать, что достоин – всем и самому себе. Тебя будут ругать, ненавидеть, презирать, ломать, а ты будь собой, что бы там ни говорили и ни делали. Только себя переоценишь, и ты в пролете. Причем сначала будут мысли, что лучше и быть не может, но это всего лишь ширма перед забвением. Свернешь с дорожки и не заметишь, как ни на что не годен. Вернуться будет трудно, практически невозможно. А иногда надо принимать тяжелые решения, что пора заканчивать. Спорт – это, конечно, хорошо, но он имеет свойство резко исчезать из жизни людей, что ему преданы. Он окрыляет и одновременно замыливает глаза. Поэтому всегда должен быть запасной вариант. В жизни должно остаться что-то на замену хоккею, если с ним придется попрощаться. Позаботься об этом. Обрисованный мной путь тяжел. Миллионы, миллиарды вероятностей того, чем все может обернуться. Нужный момент не упустить – вот главная суперсила. Твоя жизнь целиком и полностью в твоих руках: ты можешь стать великим хоккеистом, легендой, а можешь оказаться крепким середняком. Первый может быть несчастлив и одинок, а второй – наоборот. Но одно скажу точно: хоккей не уйдет из твоей жизни, мой друг, – Человек успел увидеть как расцвет, так и завершение карьеры пацана, но распространяться о последнем не стал.

Маленький хоккеист внимал каждому слову незнакомца, причем многое не понимал, но верил, что со временем постигнет абсолютно все. Время словно замедлилось: речь произнесена объемная, а Митяев-старший все еще собирает шайбы. Арсений и слова в ответ вымолвить не мог, пытаясь заглянуть в будущее. Человек сказал многое.

– А теперь, чемпион, закрой глаза и представь свою заветную мечту, о которой ты мне рассказал, – произнес Человек.

Юный форвард подчинился.

– Ага, – звонко объявил Сеня, закрыв глаза и ожидая, что сейчас таинственный волшебник исполнит его сокровенное желание.

– Представил? Так все и будет, – щелкнул пальцами Человек.

Мальчик открыл глаза – незнакомец исчез. Арсений в замешательстве огляделся. Не мог же он все это нафантазировать? Именно тогда мальчуган понял, чего хочет в этой жизни – играть еще. Еще и еще.

Даже если ты попробовал хоккей на вкус всего-то минуту-другую, ты в его плену. А все потому, что эта игра зиждется на лучших элементах всех популярных видов спорта: скорость, выносливость, техника, борьба, реакция – сердце и разум пополам. Лучшее, что только можно придумать и от чего нельзя отказаться. Высшее наслаждение…

Давно это было. Будто в прошлой жизни…

Арс резко проснулся, ибо причины пробудиться – весомее некуда.

***

Суббота, 17 декабря 2011 года, раннее утро.

Гостиница, что на три четверти занята приезжими хоккеистами, спит глубоким сном. Ни шороха, ни звука. Я решил не нарушать утреннюю идиллию. Приятно наконец-таки оказаться в тишине и умиротворении.

«Ну вот, теперь все в ажуре», – подумал я. Все позади – можно расслабиться.

Я на цыпочках прошел в комнату. В той же позе, что и перед моим уходом, на своей кровати лежал Степанчук. Надеюсь, он ничего не заметил из того, что здесь творилось. Я разделся и улегся на холодную постель, накрылся ледяными одеялами и закрыл глаза, понимая, что абсолютно выбился из сил и через секунду-другую погружусь в сон. Я мгновенно ощутил легкую дремоту. Она подобна пенке от кофе, к которой прикасаешься губами, прежде чем испить сам напиток… Как вдруг совершенно несвязные, громкие и назойливые пиликанья издал мой телефон. Это будильник – пора вставать. Что ж за мука?

Мои глаза распахнулись от неожиданности. Как на пружине мой торс поднял с кровати все остальное. Ни простыня, ни подушка, ни одеяла даже прогреться от тепла моего тела не успели. От трезвонящих телефонных звуков уши в трубочку сворачиваются, а тренеру хоть бы хны: он даже с места не сдвинулся, лишь стал похрапывать чуть тише. Но я-то знал наизусть, что от меня требуется: «Есть, сэр. Да, сэр. Конечно, сэр. Не вставайте, сэр. Я прекрасно знаю, что делать, сэр», – думал я, показывая Степанчуку язык.

Кровать тянула меня обратно в свои объятия со страшной силой: «Да пошла ты!» – мысленно прорычал я. Через щели в деревянной оконной раме в комнату пробиралась прохлада – хотелось скорее одеться. Я успел осмотреть повязку на груди – на удивление с ней все в порядке. Хотя наклоняться все еще слегка больно, а наклонялся я к сумке, в которой лежал мой персональный свисток. Им я пользовался не только в хоккейной школе, но и в школе обычной – судил волейбол на физкультуре (единственное, что мне нравится на физкультуре).

По жутко трескучему линолеуму, который только что вымыла комендант, я направился в сторону соседнего блока. С каждым метром я шагал все быстрее, предвкушая грандиозный спектакль, что я планомерно устраивал после тренировок и проигранных матчей. Однако сегодня он будет кардинально отличаться от прежних, ибо для большей части команды я якобы не осведомлен о тусе. Зная хоккеистов, я даю беспроигрышную вероятность того, что они попытаются скрыть очевидное. Притом многие явно не в курсе, что шестерка избранных еще и сбежала из гостиницы и вляпалась в неприятности. Такой расклад сил интригует – ситуацией можно манипулировать вечно. Знание всего произошедшего (со всеми щекотливыми и компрометирующими подробностями) дает мне карт-бланш, отчего с виновниками бессонной ночки можно обращаться как душе угодно. Однако ночные события натолкнули меня на мысли отойти от всего, что я совершал раньше. Я не мог позволить себе выручить парней только ради собственной выгоды, последующих интриг, шантажа и провокаций. В момент, когда все вскрылось и когда я принял решение о своем крестовом походе, я ни секунды не помышлял о корысти. Неужели мне теперь не интересен грандиозный эксперимент, что я затеял, когда угодил в хоккейную школу? Кажется, сейчас я узнаю, стою ли чего-то, достоин ли я настоящего уважения, либо я все тот же, кем и был. Но без театральности все равно никуда – я был бы не я, если б не сделал того, что сделал.

Я протиснулся в одну из комнат через скрипучую дверь так, чтоб сильно не впускать внутрь свет из коридора (даже номер запереть не удосужились). Осмотрелся. Комната Смурина, Зеленцова, Костицына и Шабашкина. Все дрыхли так, будто ничего не произошло – спиртное знатно сморило команду. Припомнив начало столь волнительной ночи, я омерзительно щелкнул зубами: если б они соблюдали режим, ничего б не случилось. Я с неприязнью взглянул на обитателей номера, который сейчас смахивает на неприбранный чулан. Самих лежебок как взрывом по комнате разбросало – словно их вместе с одеждой и постельным бельем прополоскали в стиральной машинке: подушки в одной стороне, одеяла – в другой, матрасы – в третьей, спящие туши – в четвертой. Раскардаш, затхлый запашок алкоголя, свисающие с коек ноги и руки. Кто-то похрапывает. Я отступил назад и нечаянно повалил на пол стоящие в рядок опустошенные бутылки. Из одной даже вылилось содержимое – слегка выдохлось за ночь.

Этот номер – отличное место для начала утренней разборки: я нащупал доисторический выключатель; пластиковый свисток на шнурочке я всунул в рот и готовился начать кипиш.

Свет резко озарил комнату. За ним незамедлительно последовал оглушительный свист, способный устроить ядерный взрыв барабанным перепонкам: я старался – всю дыхалку выдул.

Квартет спящих от внезапности синхронно подлетел на панцирных кроватях. Шабашкин вскочил так резко, что носки его ног и пальцы его рук соединились где-то в воздухе, будто он зарядку делает. После чего он свалился на пол вместе с одеждой и постельным. Костицын вытаращил на меня глаза. Смурин закрыл уши. Зеленцов не мог сообразить, где очутился и что творится.

Я вложил в свой голос все рвение и громкость, что на тот момент имел:

– А-А-А! ПОДЪЕМ! Подъем, алкашня! Через минуту всем строиться в холле! Кого не будет – пусть пеняет на себя! И чтоб одеты были как на парад! Все в ваших руках! Время пошло! – хлопнул в ладоши я, сделав еще пару свистков.

В комнате наступило мгновенное оживление. Все кинулись спросонья разбираться, где и чья одежда. Выглядит потешно. И это только начало.

– Чего вылупился, Костицын?! Бегом остальных будить!

Толик быстро спрыгнул с кровати и в одних трусах ринулся к остальным товарищам по команде, залетая в их комнаты как ураган или истошно тарабаня по дверям с призывом просыпаться.

Я же вновь дунул в свисток – покой иных жильцов меня интересовал мало (вообще много спать вредно). В голове уже давно шел обратный отсчет. Я торжественно расхаживал вдоль комнат, где стремительно поднимался шум, а после и паника. Остановившись в холле, я принялся ждать. Словно муравейник водой окатили – именно так нынче выглядит расположение «Магнитки-95».

Из номеров с распахнутыми дверями издавались непечатные выражения. Никто и не подвергает сомнению то, что нужно подчиниться помощнику тренера, чтоб не возникло лишних подозрений. К тому же неподчинение тренеру всегда карается – сюда же с недавнего времени относится пренебрежение указкам помощника тренера. Сегодня срыва никак нельзя допускать, ведь все конкретно накосяпорили.

Хоккеюги повскакивали с постелей и стали метаться, будто только что вылупились. Одно удовольствие лицезреть подобное зрелище. Каждого из спортсменов охватили страх и желание обставить других.

– Мужики!

– Пацаны!

– Сука! Шухер!

– Палево!

– Бля-я-я-я!

– Физкульт-привет!

– Шмотки, мать твою!

– Прячь! В окно, в шкаф, под кровать!

– Жри! Пей! Глотай давай! Скорее!

– Ну ты и тормоз! Жопа просто!

– Сам виноват!

– Зачетные боксерки! Где брал?!

– Бутылки! Убирай, а то присядем на них сейчас!

– Зачем разбудили? Мне снились бабы.

– Потом! Не то! Вот это сначала!

– Кто здесь блевал?! Признавайтесь!

– Проснись же, говнюк! – послышался знатный шлепок по лицу (либо по заднице).

В одной из комнат послышался грохот – это на луже недопитого пива поскользнулся Вова Шабашкин.

– Чего разлегся, ебалай?!

– Все в порядке! Я в порядке!

– Булками шевели!

– Не успеем!

– Чего ржете?! Водички дайте!

– Вылетишь в окно!

– Да я лучше под землю провалюсь!

– Ха-ха-ха, да как тебя так угораздило, мешок?!

– Снимай, не твой же шмот!

– 30 секунд! – объявил я. – Толик, не забудь нижнюю комнату разбудить, – хоккеисты ведь заселились и в номер этажом ниже.

Костицын сломя голову помчался туда, сверкая пятками и уйдя в занос на мокром полу.

– Ты босиком, что ли? – удивился я. – А позвонить им не судьба?

– Живее, раз-два! Ziegel, ziegel! Schneller!

– Сдурел?! Убери это подальше, а то увидят еще!

Такими возбужденными, взъерошенными и несобранными я прежде хоккеистов не видел. Даже правильный Андрей Волчин потерялся в суете, словно обездоленный. Всюду гремели, шуршали, топали, шныряли, кричали, матюгались. Да невозможно за минуту ни улики скрыть, ни себя в порядок привести, размышлял я. Остается четверть минуты – возня явно разбудила людей снизу и сверху. Вещи летали только так. Кто-то шевелился сонно, не имея возможности попасть ногой в кроссовок, а кто-то летал по комнате, будто выжрал цистерну энергетика, чуть ли не на потолок запрыгивая. «Стоит, наверное, и комнаты проинспектировать? Нет, это лишнее, – думал я. – Надо же, вещи толком не разложили, а до бутылок дорвались!»

– Не спи!

– Надзиратель! Атас!

– Гоблин, сука! Ты чего сделал?!

– Прости!

– Помирать, так с музыкой, – раздалось из крайней комнаты.

Отведенное для приготовлений время заканчивалось, но переполох в номерах и не думал подходить к концу. Хаотичное движение из угла в угол продолжалось вместе с попытками припрятать или уничтожить улики вчерашней пьянки, а также натянуть штаны, носки и футболки, попытаться зубами схватить полотенца со спинок кроватей, удерживая при этом мыльные принадлежности подбородком или прочими частями неповоротливого тела. Такая неимоверная концентрация здорово отрезвляет и бодрит спортсменов, а мне служит отличнейшим лекарством от сна. Пора завязывать с балаганом.

– Все! Время!!! – крикнул я – меня услышали даже на улице.

Тут же в холл высыпали 16-летние пацаны, надежда магнитогорского хоккея – одной толпой, словно во время беспорядков, кто во что горазд. Парни выстроились в три шеренги и уставились прямиком на стену или на затылки одноклубников впереди, лишь бы не встречаться с моим разъяренным взглядом. Холл превратился в импровизированный плац. Хоккеры как смогли построились по-армейски в надежде, что я не замечу ничего странного. Однако я знал неимоверно много. Со своего места я видел и шесть пар глаз тех, кто отличился больше остальных.

Отметив такую покорность, я ощутил некоторый прилив задора: «Сейчас-то я оторвусь по полной».

Я с важным видом неторопливо прошелся вдоль первого ряда. Чего я только там не увидел. Картина передо мной одновременно смешит и пугает – будто маленькую комнатушку обклеили обоями тысячи видов и цветов. Бросились в глаза футболки наизнанку, штаны шиворот-навыворот, разная обувь на ногах, свисающие или разорванные треники, шорты, майки – в основном чужие, поскольку кому-то они тесны, а на ком-то и вовсе смотрятся как мешки. На головах красуются набекрень кепки, шапки, шлемы в качестве несуразных попыток скрыть взъерошенные волосы, которые можно уложить лишь путем их полного сбривания. Некоторые особо креативные на славу потрудились над образом за одну-то минуту: видимо, ночевали не там, где положено. На то, что легли не по разнарядке, еще можно закрыть глаза. Так вот, эти кадры соорудили себе из пододеяльников, наволочек, простыней и полотенец утренние костюмы – как из Древней Греции. Но давайте по порядку…

– Чем лучше вечером, тем хуже утром. Так, кажется, в народе говорят? И не надо такие гримасы строить, будто вы не сечете.

– Так ты…

– Я никому слова не давал, – заткнул я Никиту Глыбу. – А кто скажет «доброе утро», того убью на месте, – заложил руки за спину я. – У меня плохой день на протяжении нескольких месяцев, а тут еще вы.

– Ясно теперь, чего ты ходишь вечно такой кислотный.

– Отставить разговорчики! На себя лучше повнимательнее взгляните сейчас. У каждого голова будто декоративное приложение к жопе. Выпускной год, во что вы превратились?! А я не зеркало, чтоб вас пугать, – я искал, с кого начать разнос, который должны стерпеть все без исключения (провинились ведь). Накипело. – Если выглядите как свиньи, это не значит, что нужно вести себя по-свински.

– Да ладно тебе, Петь, – махнул рукой Богатырев весь в белом, – будь проще!

– Прям как ты, Серега?! – ответил я. – Ты уже прост настолько, что к тебе микробиологи в очередь выстроились, – по рядам прошел редкий смешок. Я подошел к Сергею вплотную и поинтересовался. – Скажи на милость, у тебя под простыней что-нибудь есть?

– Есть, – гордо заявил Богатырев, придерживая пододеяльник, завязанный на груди.

– Я про трусы, идиот.

– А-а, тогда нет.

– Что ж, ты отправишься…

– На хуй? – предположил Митяев откуда-то с дальних рядов.

– Нет. Сергей пойдет умываться первым. А затем снимет весь этот позор, но не в комнате, а в коридоре, чтоб еще кого-нибудь не заразить своей тупостью.

– Будет исполнено, – заявил неунывающий Богатырев, не отводя глаз от невидимой точки на стене. Я повернул голову и убедился, что на ней ничего нет.

В холл, запыхавшись, влетела бригада, расселенная этажом ниже: Пирогов, Акмальдинов и Зленко выглядели ухоженными и бодрыми, чем разительно отличались от остальных.

– А вот и наши сони подоспели, – всплеснул руками я. – И как понимать ваше опоздание?!

– Не надо ругать ленивых, Петь. Они ж ничего не сделали, – Волчин попытался предотвратить мою агрессию в их сторону и поймал себя на мысли, что ничего хорошего из ночных посиделок так и не вышло, как он и прогнозировал.

– Ребят, а чего тут у вас? – недоумевал Ваня Пирогов.

– Меньше вопросов, Пирожок. Вставайте в строй к остальным. Скажите-ка, вы чего ночью делали?

– Спали, – ответил Никита Зленко.

– М-да, скучно вы живете, мужики. Правильно, но скучно.

При попытке «правильных, но скучных» пристроиться в шеренгу ряженые с этого этажа нарочно их отталкивали типа «с законопослушными не водимся».

– Хорош там, – я искал следующую жертву. – Костицын! – Анатолий кроме стоптанных кроссовок, майки и мятых трусов предпочел больше ничего не надевать. – Тебе не холодно? Ты на пляж, что ли, пришел?!