скачать книгу бесплатно
Каждый раз он обманывал себя, внушал, что эти незамысловатые действия способны облегчить ту многолетнюю боль в месте, где с физической точки зрения обитало сердце.
Чувство потери – единственное фантомное чувство, что, засев однажды в сердце, не поддаётся выскабливанию. Года здесь бессильны. Попытки отвлечься – лишь актёрские маски с комедий дель артэ. С Потерей приходится быть обвенчанным, преклонять перед ней колено каждый раз и, быть может, тогда Она позволит немного отойти на второй план.
Видар поднимается. Государственные дела не позволяли ему надолго расслабляться. Лицо принимает суровое выражение, он быстро отряхивает тёмно-зелёные, почти чёрные, брюки от земли, а затем выходит за территорию фамильного склепа.
Подходя ближе к замку, замечает маржанку. Что-то заставляет его замедлить шаг и внимательно наблюдать за ней.
Рука Эсфирь слегка вытянула вперёд, а на предплечье восседает большой чёрный ворон. По оценке Видара, он должен весить килограммов семь, не меньше, но ведьме, кажется, это не доставляет неудобств. Она разговаривала с птицей, обаятельно улыбаясь.
Эсфирь чуть приподнимает руку, и ворон, резко направляется ввысь, с колоссальной скоростью, взмывая до самого высокого шпиля замка, а оттуда – будто бы мёртвым камнем, падает вниз. За несколько сантиметров до тонкой руки останавливается и с гордостью касается лапами оголённой бледной кожи.
Видар хмурится. Когда она находилась поодаль – ему хотелось отдать приказ, чтобы вышвырнуть несносную так далеко, насколько законы Пандемониума позволяли. Гнев и ярость служили естественной реакцией на выскочку. Но, когда она стояла рядом, так нагло глядя в глаза, не опасаясь за собственную шкуру (будто она пережила абсолютно все события этого мира), дерзя только потому, что таковым был смысл её существования – подсознание играло жестокую шутку. Гнев испарялся, а ярость вспыхивала в новом свете – каким-то неясным раздражением, нездоровой дрожью всего нутра, вены обжигало кровью. Он не понимал своей реакции. Хотел лишь, чтобы она исчезла из его жизни также быстро, как и появилась. Надеялся, что устроит ей такую жизнь, какой она ещё не вкусила. Глядя в пустые разноцветные глаза – потаённое желание оставалось лишь несбыточной эгоистичной хотелкой. Эсфирь Лунарель Бэриморт – слыла достойным соперником. Это он понял только, завидев бесовскую кучерявую прядь.
– Ваше Величество!
Его окликает сладкий голос Кристайн Дивуар.
Он оборачивается, принимая приветствие.
– Кристайн, – сдержанно кивает в ответ.
Всё-таки, он должен признать, её попытки охмурить его и вынудить сделать королевой безумно занятны.
– Не откажитесь ли от чашки медового чая в моей компании?
Безмерное множество аксессуаров в остроконечных ушках покачивались, даря едва уловимый металлический звон.
– С превеликим удовольствием, герцогиня, с превеликим удовольствием! – Видар поджимает губы, сдержанно улыбаясь.
Он учтиво подставляет локоть, приглашая обхватить руку. На лице альвийки сияет удовлетворение от хорошего настроения короля, что слыло явлением редким.
Видар краем глаза косится в сторону, где стояла ведьма, но её и след простыл. Будто никогда и не существовало. Только стая из двенадцати небольших птиц удалялась от замка.
ГЛАВА 9
Шёлк цвета терпкого обсидиана струится по мраморной коже Эсфирь. Порядка нескольких суток она была предоставлена в Замке Ненависти самой себе. Изредка объявлялся генерал Себастьян, благодаря ему Эффи узнала о существовании небольшой кухоньки и её хозяйке – тётушки До. Альвийка в достаточных летах являлась второй по счёту в демоновом Халльфэйре, кто проникся ведьмой.
Тётушка служила смотрительницей за замком, ничего не укрывалось от острого светло-серого взгляда. Эсфирь облюбовала её крохотную кухоньку почти с той самой секунды, как добродушная альвийка искренне улыбнулась ей.
Пока Эсфирь не принуждали присутствовать при трапезах короля, она с удовольствием находилась в помещении смотрительницы. Ей даже пришлась по душе человеческая обстановка, тётушка До в вопросах удобства всегда отдавала дань людям. Так, на уютной кухне в зелёно-древесных тонах можно было найти кофемашину, микроволновку, даже хлебопечку.
С тех пор, как Эсфирь упомянула о вине – оно всегда находилось в холодильной камере.
Верховная слегка улыбается, вспоминая тёплую улыбку альвийки и атмосферу той крепости, что ей удалось приобрести за столь короткое время. Нужно обязательно рассказать об этом братьям в ответном письме. Эффи опускает взгляд на бумагу с красивым каллиграфическим почерком Паскаля.
Она всегда удивлялась, как такой шебутной, волевой, просто несносный маржан мог так красиво писать. Смотря на почерк, казалось, что письмо написано каким-то серьёзным дипломатом, что выводил каждую закорючку по меньшей мере час. Чтобы ей написать так красиво могло понадобиться лет триста.
«Моя Эффи-Лу!»
Эсфирь большим пальцем проводит по буквам, пока лицевые мышцы сводит от улыбки. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала тепло, да и в принципе проживала положительные эмоции. Прибыв в Первую Тэрру, чувства внезапно обострились. Она яростно искала первопричину, но ни в магических талмудах, ни внутри себя найти ответ не предоставлялось возможным. Что-то изменилось. Кажется, какая-то часть её души.
– Ай! – резко вскрикивает, вскакивая с кресла.
Заторможено хватается за сердце, цепляясь длинными пальцами за ключицу. Ощущение, что плоть обугливается вместе с костями. От дикой боли подкашиваются ноги, а Эсфирь, словно лишённая жизни, падает на пол. Невидимое пламя выжигает внутренности, особенно – сердце, отчего она сильнее прижимает ладонь к болезненному участку, пытаясь дышать. Орган жизнедеятельности сошёл с ума: колотится о грудную клетку так, будто ставит цель пробить её, а вместе с тем и мышечный каркас. Счёт минутам безвозвратно утекает по паркету.
Она упирается лбом в пол, делая глубокие вдохи, постепенно ощущая, как боль покидает тело, оставляя лишь онемевшие губы и пальцы. Сильно хмурится, бросая небрежный взгляд в сторону арки: на улице ярко сияет солнце, а ветер нежно ласкает ветви плакучих ив. Видимо, телу нужно время, чтобы привыкнуть к Халльфэйру.
Эсфирь, наконец, поднимается, судорожно вдыхает и поправляет халат. Нужно успокоиться и вернуться к более приятным вещам, нежели привыкание к другой земле.
Быстро скользит взглядом по строчкам письма, в которых Паскаль в своей развязной манере рассказывает о делах Малвармы, здоровье семьи, о занятости Брайтона, не утаивает и про путешествия в людской мир. Снова натащил оттуда молочного шоколада и вина, а ещё хвастался успехами на любовном фронте: и маржанском, и людском.
– Проныра, – ухмыляется Эсфирь.
В отблеске её глаз легко читается гордость и бесконечная любовь. Она забирается на мягкое кресло с ногами.
Паскаль требовал полный отчёт от Эсфирь: от чувств до обстановки в чужой стране. В чём ходит, чем питается, обижают ли её, начался ли Ритуал Доверия. От упоминания последнего Эсфирь закатывает глаза. До Посвящения она и долбанный альв обязывались скрепить себя Узами Доверия, пройдя три испытания от Дочерей Ночи.
Она слабо понимала, как ей расположить к себе короля, но быть откровенно честной – и не стремилась. Провалить Ритуал означало только одно – лишиться титула Верховной и добровольно заточить себя в Пандемониуме. Признавать себя деформированной ведьмой Эффи не спешила, а ярым желанием провести остатки своей вечности в пекле не горела и подавно.
Слабый, очень неуверенный стук в дверь, отвлекает от мыслей. Она не произносит ни слова, лишь бегло кидает взгляд в сторону двери. Едва уловимая секунда, как нутро наполняется покалываниями во всевозможных участках тела. Энергия Хаоса приятным холодом ласкает плоть. Входная дверь медленно открывается, тем самым пугая пришедшего.
Гостем оказывается прислуга. Эсфирь, не глядя в её сторону, усмехается. Та так перепугана, что с холодным рассудком явно не в ладах.
– Госпожа Верховная, Его Величество ожидает Вас за сегодняшним ужином, – быстро тараторит служанка, осмеливаясь поднять взгляд только на секунду.
Этого времени достаточно, чтобы потерять дар речи от увиденного. Ведьму окутывал полупрозрачный длинный шёлковый халат, который ближе к подолу сверкал ослепительным блеском камней. Больше ничто не обременяло красивое тело. Несуразная служанка отдала бы всё, чтобы хоть капельку быть похожей на неё.
Эсфирь плавно поднимается с кресла, демонстрируя изящные икры и стопы. Она медленно, словно крадущаяся нимфа, шествует прямиком на смущающуюся девушку. Ведьме бесконечно льстит такая реакция. Страх, ненависть, зависть подпитывают каждый рыжий завиток.
– Что-то ещё?
Эсфирь чуть приподнимает уголки губ, насмешливо заправляя выбившуюся золотистую прядь альвийки обратно под чепчик.
Щеки девушки вспыхивают алыми кострами. Теми, на которых когда-то в Салеме люди сжигали малварских ведьм.
– Д-да… Его Величество указал не надевать чёрные и изумруд… ах!
Служанка с придыханием вскрикивает, когда пальцы Эсфирь скользят от уха до воротника стойки.
– Какой цвет не стоит надевать? – хитро щурится ведьма.
– Изумрудный… – шепчет она, стараясь лишний раз даже не дышать.
Эсфирь почти вплотную подходит к ней, касаясь губами её уха.
– Передай своему королю, что я буду в красном… Таком же красном, как румянец на твоих щеках. Ты свободна, – томно шепчет ведьма, медленно отходя на шаг.
Служанка быстро моргает, несуразно кланяется и сбегает. Эсфирь довольно смеётся, удовлетворённая удачной шуткой. Она едва дёргает бровью, как входные двери быстро закрываются. Вечер обещает быть грандиозным.
***
Видар, по-хозяйски развалившись на огромной постели, лениво наблюдает за тем, как Кристайн медленно, но ловко застёгивает платье.
Её щечки покрывает румянец, а некогда идеально-уложенные волосы нуждаются в новой причёске. Она выглядит счастливой. Блеск глаз выдаёт с потрохами. Король ухмыляется, облизывая губы.
В его власти находилась любая. Стоило лишь поманить пальцем – и все неслись очертя голову. Только он не манил. Никого. Тем самым превращаясь в лакомый кусочек всех Тэрр.
За долгие годы жизни в его постели находилась лишь одна альвийка, та, что сейчас усердно поправляла макияж. Видар не видел смысла в бесчисленных связях с куртизанками, подданными, теми, кто желал его внимания и власти. Все они сразу же причислялись к грязи.
С Кристайн всё было гораздо сложнее. До ухода в людской мир он желал сделать её королевой только за одно качество – чистая альвийская кровь, под стать его, древней. Находясь среди людей, он пересмотрел многие взгляды. Связывать себя с той, что подходила для брака с технической стороны более не хотел. Себастьян добился своего, отговорил, но поверить в родство душ Видар так и не смог, хотя позволил этому явлению существовать в подкорках мозга. Иногда, в особо пьяные дни, он даже мечтал о родственной душе.
После заявления Кристайн о домогательствах Лжекороля – Видар старался не считать её грязной, опороченной изменщиком, более того – пытался окружить комфортом. Пытался, по завещанию матери, в первую очередь быть мужчиной, а, значит, опорой для женщины.
Со временем её влюбленный взгляд стал жалким, перестав тешить эго; желание касаться собственного тела – пресекал; общение сводил к минимуму. А потом потребности взяли верх, окончательно превратив его в сухого, закостенелого эгоиста, что не собирался считаться с чужими эмоциями.
Он предоставлял ей кров, комфорт, содержал – если так угодно, ясно указывая, что на большее не стоит рассчитывать. И раз она продолжала биться в закрытые двери, то это лишь её волеизъявление. Разве он виноват в чужом влечении? Вот обвинения в потребительстве ещё бы мог принять, да только никто не смел их предъявить.
– Правда, что к нам за ужином присоединится ведьма? – интересуется Кристайн, аккуратно цепляя цепочку сначала за хрящик уха, а потом чуть ниже.
Она внимательно следит за его реакцией в отражении зеркала.
– Абсолютно точно, – лениво протягивает Видар, подкладывая руки под затылок.
В данный момент даже мысль о существовании демоновой Верховной не выводила из себя.
– Она не внушает доверия, вот хоть на растерзание демонам меня отдайте! – фыркает Кристайн, расправившись со всеми цепочками.
Она усердно заправляет прядь в причёску, чувствуя себя, по меньшей мере, хозяйкой замка.
– Могу я тебя растерзать? – Видар игриво приподнимает бровь, но взгляд по-прежнему пуст.
– Всё должно быть в меру, Ваше Величество! – она поддерживает флирт.
– Ей никто не собирается доверять. Вряд ли у неё получится заслужить такую награду.
– А как же Ритуал Доверия?
– Если она не хочет быть изгнанной или мёртвой, то ей придётся что-нибудь придумать, – равнодушно пожимает плечами.
Только вот в себе он был уверен явно в разы меньше. Кто знает, какие тайны нужно раскрыть друг перед другом. На её – плевать, а вот свои выдавать не хочется. Тем более ей. Да, ведьму откачивать придётся неделями, когда она узнает, что он воевал за Малварму!
Но далеко не это возглавляло топ тайн. Видар одновременно хотел и не хотел узнать: является ли малварка тем ребёнком, которого он спас? Если да, то к её карме автоматически прибавляется долг, обязывающий спасти его жизнь в ответ. Почему-то Видар уверен, что её способностей хватит лишь на то, чтобы загубить всё живое, включая его самого.
А ещё – треклятое видение. Не хватало, чтобы ведьма искрилась ярче свечей в Ледяную Ночь[7 - Аналог Нового Года.], когда узнает, что является его персональным ночным кошмаром. Видар уже в натуре представлял заливистый смех. Заочно знал, что дикий взгляд разноцветных глаз навсегда станет в разы насмешливее.
Мысли о ней снова будят раздражение, щекотливую ненависть в душе. Он искренне желал избавиться от неё или, в крайнем случае, показать всю свою мощь и ярость в полную силу. Доказать непокорной маржанке непоколебимую власть. Только стоило ли доказывать то, что и без того незыблемо? От ответа на этот вопрос Видар увиливал. Хотя прекрасно знал. Не стоило.
Тогда, что так распаляло? Её непокорность, желание проучить и даже приручить. Кому не понравится иметь власть над вестницей зла, мудрой и своенравной ведьмой? Той, что, прикоснувшись с огнём и дымом погребальных костров, окончательно очернила душу?
Своё нездоровое влечение он не осознавал, но чувствовал каждой клеточкой тела и невыразимо гневался на себя за это.
– …ваем её, – слышит обрывок от фразы Кристайн.
Она сидит опасно близко к нему, всматриваясь в холод его глаз.
– Повтори, – почти приказывает король, фокусируясь на её лице.
– Мы недооцениваем её, – подчиняется, сдерживая очередной приступ ревности.
Она не могла вытащить из него и толики эмоций, обращенных к ведьме, и что хуже, к себе.
– Ты можешь идти, Кристайн, – медленно облизывает губы Видар, чуть щуря глаза.
– Буду ждать Вас за ужином, Ваше Величество, – покорно отзывается она, легко поднимаясь и направляясь к двери.
Видар остаётся в одиночестве и назойливых мыслях, что роем ос кружат вокруг единственного имени.
Он устало выдыхает.
– Демонова инсанис[8 - С лат. Сумасшедшая.]!
Ведь она обязательно начнёт сегодня концерт. Наверняка придёт в чёрном. Назло. Будет так грубо «тыкать», ухмыляться, острить, подрывать его авторитет в глазах двора. А что подумает Старожил? Он, демон её дери, и под пытки отдать не сможет! В руках ведьмы фулл-хаус.
И действительно, ведьма приходит к ужину не в том, в чём желал её видеть король. Она впорхнула в обеденную залу с лёгкостью феи и видом дьяволицы.
Платье кровавого цвета дерзко облегает хрупкую фигуру с аккуратными формами. Множество золотых побрякушек поселились на месте декольте, но выделялся среди них один кулон – небольшой золотой ворон с красными рубинами вместо глаз – единственная подвеска на одной из цепочек. Кучерявые локоны убраны в высокий пучок. А на губах дерзкая, просто невыносимая, ослепительная ухмылка.
– Слёт упырей в другой стороне, госпожа Верховная, – ядовито роняет король, за что получает недовольный взгляд от генерала.
– Да? Странно, – искренне удивляется Эсфирь. – Ведь закуски уже здесь! – Она бегло осматривает Кристайн. Скулы альвийки играют ненавистью. – Прошу прощения за опоздание. Письмо брату стало причиной задержки.
Видар мастерски скрывает удивление. В последнем предложении инсанис не было и намёка на издёвку.
«Неужели не всё потеряно и она бывает адекватной?»
От кричащего цвета платья у Видара начинается мигрень.
Себастьян учтиво усаживает её на свободное место, попутно справляясь о самочувствии и настроении.
– Благодарю за внимание, всё прекрасно. В общем и целом, здесь не так плохо, как мне могло показаться на первый взгляд. Природа Столицы – волшебство какого-то иного уровня!
Эсфирь так невинно хлопает глазами, что у Кристайн дёргается глаз.
Видар удивлённо приподнимает бровь.
«Кто это такая? Где та бешеная фурия?»
Эсфирь так удовлетворена реакцией короля, что незаметно прикусывает щёку изнутри, сдерживая озорную улыбку.
