Журнал «Парус» №91, 2025 г.

Но эти политики ведь не планировали всеобщее уничтожение! Они ведь не дураки – лишать себя всех радостей жизни, накопленных трудами тяжкими. От лишних ртов у них избавиться способов и так предостаточно, вспомни хотя бы недавнюю котовасию с летучими мышами.

Просто во время любого обострения, ты же знаешь, все силы ядерного сдерживания состоят в повышенной боеготовности, и долго это продолжаться не может. По причинам техническим, физическим, и физиологическим. А там уже не имеет значения – нервы сдали, рука дрогнула, сбой в компьютере, баскетбольный мяч на пульт бросили или заснули лбом на кнопке… А сейчас к этому еще и непредсказуемый ИИ добавляется. Вот и поимели что поимели: все напали на всех. Звездопад (кот чуть было не сказал словечко покрепче) по полной программе.

До кучи добавим сюда транснациональные корпорации. Вот, например, думаешь, кому-то нужен секрет идеального топлива? Да русские или арабы первые придавят такого изобретателя. И наши добавят от всей своей американской широкой души. Нефть и газ – наше все, а источник чистой дешёвой энергии исключает суперприбыли на привычных активах. Кому передел нужен, выход из зоны комфорта?

И с нашим открытием примерно то же самое могло случиться. Лекарство от рака нужно только больным, здоровым нужны деньги. Так получилось, что ты излечился и предал это гласности, показал всем, какой ты человечище. А вот не прошла бы твоя болезнь, но они на Земле просекли фишку, дождались бы нашей звездной геройской кончины, а потом – вуаля – волшебные ампулы в каждой аптеке вашего города, но за котлету баксов штука. Или не так, за 100 котлет штука, но только для избранных. Вот и суетитесь, людишки – воруйте, убивайте, грабьте, чтоб получить спасение. А мы на этом деле «мертвых президентов» поднакопим, они не пахнут.

– Твой цинизм, котяра, берегов не имеет, но возразить мне и тут нечем. Но всё ж до слез обидно: и тайкунавты, и экипаж МКС имеют свое предназначение, свою цель, и они к ней идут. А мы? Добились триумфа и вот так глупо погибнуть на самом интересном месте?

– Ну тебя, Фрэд, пошел тоску гонять по второму кругу. Мы ж не самураи с тобой. Это у них нет цели, есть только путь. А у нас, у американцев, как раз наоборот – есть цель, которую надо достичь любым путем, способы достижения и все промежуточные результаты не имеют большого значения. Была цель умереть в горящей звезде через неизлечимую болезнь, предварительно предавшись сибаритству, философствованию, великим открытиям и познанию себя – мы все это получили. А болезнь неизлечимая никуда не делась, это тот же рак, только не у отдельного человека, а у всего человечества. Метастазы растут, копятся, а потом – бац – терминальная стадия. И, как выяснилось, средства от рака нет. И какая разница, посредством какой разновидности рака мы умрем?

– Дожил я на старости лет! Кот умнее меня! Но ты знаешь, есть у меня для тебя хорошая новость. Удивительно, но все ружья, которые мы развесили в начале пьесы, в финале сюжета выстрелили.

– Это ты о чем? – насторожился кот, повернув ко мне уши и прищурив голубой глаз, оставляя сверкать желтый, что всегда было свидетельством крайней заинтересованности.

– Ты уже сам перечислил все эти выстрелы, кроме одного. Помнишь нашу дурацкую упаковку, которую коты могут открывать самостоятельно? Мы ее изобрели после просмотра мультика «Любовь, Смерть и Роботы» – серии, где человечество погибло, но выжили роботы и коты. Причем коты подчинили себе роботов. А всё потому, что научились открывать кошачьи консервы своими лапками. Наш «Анкл Фрэд» и так хорошо продавался, но я решил проверить силу маркетинга: изобрести что-то ненужное и убедить покупать это ненужное. И ведь как пошло! Ты видел отчеты по производству? Склады завалены по всему миру! Миллионы котов научились вскрывать инновационную тару!

– Дорогой ты мой человек! Как я сразу-то не подумал! Ведь теперь всю Землю захватят котики! – мой визави сделал в воздухе двойной кульбит и тройной тулуп.

– Нууу, может, и не захватят, но шанс такой мы им дали. Ладно, коллега, давай уже укладываться, завтра еще подумаем, не может быть такого, чтобы выхода совсем не было. Надежда рождается быстро, живет долго и умирает последней.

– И то верно – согласился мохнатый, – один утренний час стоит двух вечерних.

Я вплыл в свою койку и пристегнулся одеялом. Элиен, хоть и обладал штатным персональным спальным местом, полез, извиваясь словно уж, ко мне подмышку. Циничный философ и храбрый астрокот боялся спать один после того страшного судного дня.

Мне не спалось. Постигло ли «Старфолл» фиаско и всё ли потеряно или мы достигли своей цели? Грустна ли моя история или не так уж плоха? А может быть и не было никакого полета в космос, болезни и победы над ней, никаких ужасов термоядерного Армагеддона? А если это все мне привиделось и подсознание играет со мной в прятки и салочки одновременно? И не было никакого премудрого астрокота, это всего лишь мои горячечные диалоги с другим «Я» внутри меня? Одиночество, проклятое одиночество – удел ранимых душ, обремененных интеллектом и совестью.

Теплый комок у меня подмышкой сладко зевнул и потянулся. Дыхание мое постепенно углублялось, веки тяжелели, я проваливался в спасительный живительный сон. Прав был мой альтер эго – утро вечера мудренее. Поискать ответы на вопросы у меня есть вечность времени – почти целый месяц.

В глубине усталого космического корабля проскочили электронные импульсы, зашевелились клапаны и контакторы, тормозные двигатели нехотя просыпались от дремы, чтобы включиться немного раньше намеченного срока и начать наш стремительный звездный путь домой. На родную, любимую, желанную Землю. Дом, милый дом…

Андрей СТРОКОВ. Крайний полёт

Рассказ

Пролог

Всему живому обязательно нужно сначала родиться. Когда придет время, ни раньше, ни позже. Время листьев пришло сразу после подснежников, когда подсохло на улице и первые нетерпеливые велосипедисты огласили своими звонками приход весны.

Зашевелились, завозились ростки в тесных скорлупках, и, поднатужившись, раздвинули плечами края узилищ. Нежными и беззащитными казались они стороннему наблюдателю, хотя несли в себе скрытую силу, способную пробивать асфальт и дробить камни. Проглотив первую порцию земного сока от самых корней Дерева, впитав стремительные фотоны, вдохнув живительной углекислоты, заматерели они, разрослись. Забурлил по жилам хлорофилл, закрутился смерчем кислород, вовсю заработали зелёные лёгкие города.

Санька нехотя брёл в школу, но душа его стремилась вольным соколом в пампасы: очень хотелось влюбиться, но пока не придумал, в кого. Скворец в гуще молодой листвы выводил изумительные рулады, будучи в весеннем томлении не хуже Саньки. Ворона с высоты своего трона на фонаре, чертыхаясь, осуждала легкомыслие молодежи. Старик, нараспашку раскрыв навстречу весне окно, наслаждался кипением жизни. Рыжий Кот, неторопливо обходя владения, подрал кору мощными когтями, удовлетворённо предвкушая богатое на приключения лето.

1.

Кот всю жизнь свою, с самого рождения, жил на этой улице и было у него свое любимое Дерево. (У всякого кота, тем более, учёного, должно быть такое дерево, – не важно, дуб это или тополь, с золотой цепью или без.) А на древе том – приметный сук, раздвоенный и очень удобный. Вот и сейчас, оставив за спиной своих преследователей, Кот лихо взлетел по стволу, перепрыгнул с ветки на ветку и вольготно устроился в развилке. Он был смел, мускулист, нагломорд. Драное ещё в юности ухо и свежая царапина через нос выдавали матёрого бойца.

Устроившись поудобнее, лёгким кивком вежливо поздоровался со всеми листьями сразу, приветствовать каждого персонально, понятное дело, возможности не было. Но у мохнатого тут имелся знакомый Лист, с которым всегда было особенно приятно поболтать, несмотря на его юность и неопытность. Приятель отличался жадностью к познаниям и задавал Коту массу всевозможных вопросов, а отвечать на них, заводить песни, говорить сказки любой уважающий себя кот умеет с пелёнок.

– Здрав буди, котярин! – стараясь не засмеяться, важно поприветствовал гостя хозяин. Рыжий выглядел порядочно взъерошенным после пробежки. – Сегодня опять с почётным эскортом?

Внизу, истошно тявкая, бесновались две серенькие дворняги среднего размера.

– И тебе не хворать, Зелёный. – мультик «Тайна третьей планеты» был у Кота самым любимым после «Каникул в Простоквашино». – Представляешь, повадились нападать вдвоём. Тоже мне стая. По одиночке не смеют приближаться, а тут – навалились гурьбой из-за угла, словно душманы. У этих псов – ни совести, ни чести, усами клянусь!

– Что, взяли, блоховозы?! Абырвалги! Чушпаны! Я вас поодиночке-то повыловлю, – знаю, кто где живет. Ждите в гости! А теперь – брысь отсюдова! – и Кот сделал неприличный жест. (Люди заблуждаются, полагая, что хорошо изучили язык кошачьего тела. В действительности, он намного богаче и разнообразнее, просто во всех нюансах не так легко разобраться). Шавки для приличия еще немного погавкав, удалились восвояси. Теперь можно спокойно побеседовать.

– Послушай, дружище, ты летать умеешь? – с надеждой спросил Лист.

– Ну, ты загнул, откуда мне? Рожденный прыгать летать не может. А ты с какой целью интересуешься?

– Понимаешь, мне интересно: как это – летать? Что такое полёт, зачем он нужен, какие ощущения при этом? Есть мнение, что полёт – главное жизненное предназначение всех листьев.

– Это тебе лучше Ворону спросить, – вон, сидит на своем любимом фонаре. По слухам, она там чалится с тех давних пор, когда фонарь был ещё газовым, потому всё на свете знает.

– Спрашивал. Бесполезно. Только каркает в своё воронье горло, и звучит это как-то сумрачно. Нехорошо звучит, зловеще.

– Точно. Карга и есть карга. Ну, ты извини, у меня срочное дело возникло. Покедова. – и Кот стал осторожно спускаться на землю, старательно сохраняя невозмутимость, ибо путь вниз для любого кошачьего – дело муторное и несподлапное.

Листу это решительно не понравилось. Визави разговор вопреки обыкновению спешно свернул, отвечать не стал, хотя, наверняка, что-то знает, но скрывает. Сначала Ворона, теперь – он. Подозрительно. Странно. Тревожно.

2.

Скворцы суетились сегодня больше обычного. Галдели, носились туда-сюда, степень возбуждения была превосходная.

Прилёта их Лист не видел, он жил тогда в почке. Но точно знал, что птицы прилетают с юга, а потом зачем-то опять туда улетают. Видимо, дела у них там поважнее, чем тут. Но в сторонах света Лист разбирался отлично, не хуже любого цветка или тех же скворцов.

Прилетать пилигримам было куда: глубоко в кроне Дерева находился самый настоящий скворечник. Тёмный от времени, крепко сколоченный, он был привязан к стволу куском телефонного кабеля – очень грамотное решение, ибо только самый бессердечный человек прибивает скворечник гвоздями. Дереву от таких ран невероятно больно, но оно никогда не пожалуется, деревья выше этого.

Скворец прилетал сюда уже не первый год. Как обычно, сразу начинал суету. Проверял гнездо, натаскивал кучи строительного материала для улучшения и утепления, а потом устраивался рядом и начинал петь. Пел он виртуозно, мотивов знал множество: умел не только выводить различные трели, но и мастерски подражал пению других птиц. Весьма похоже копировал треск печатной машинки, на которой непрерывно молотил живущий напротив писатель, имеющий обыкновение открывать окно для освежения мыслей в перегретой сюжетными ходами голове. Крылатый артист даже мяукал, чем вызывал яростное негодование Кота, обитавшего по соседству.

Подобный завидный пернатый жених – добытчик, красавец, талант со всеми удобствами, – долго не мог оставаться в холостяках. Поэтому Скворчиха, нежная и утончённая, находящаяся в активном поиске, объявилась тотчас. Слухи, что скворцы не совсем моногамны – всего лишь грязные сплетни, распускаемые нечистыми на руку горе-орнитологами. Наш голосистый герой успешно опровергал псевдонаучные теории.

Суета удвоилась, а потом возвелась в куб. Лист, поначалу лелеявший мечту познакомиться с земляками и забросать их вопросами о тёплом юге, дальних перелётах и приключениях, потерял всякую надежду на это.

– Бесполезно, они только собой заняты, – внёс ясность Кот, по своему обыкновению развалившись в любимой развилке. – Но понять их можно: гнездо свей, яйца отложи, высиди, птенцов выведи, выкорми, летать обучи. И на всё про всё – лето, короткое, как хвост бобтейла. Тут недосуг лясы точить. Опять же, птицы они весьма полезные: чем больше насекомых изведут, тем вам, листьям, спокойнее.

– Погоди, погоди, летать – это надо учиться? А как научиться летать?

– Скоро сам увидишь. – зевнул собеседник, сверкнув клыками, давая понять, что тема исчерпана.

– Ладно, другой вопрос. Ты же хищник, а они, вроде бы… это… как сказать… – Лист не смог подобрать правильного термина.

– А никак. Я – Кот в законе. Попадутся мне вон на той лужайке – политесы разводить не стану, посмотрим, чья планида горше. Но ломиться в гнездо – это не по понятиям. Сам не полезу и другим не дам. Увижу, кто такой подлостью занимается, хоть другой котяра, хоть гадюка какая (будучи искушенным телезрителем, мохнатый охотник уважал творчество Р. Киплинга и Н. Дроздова) – второго своего уха не пожалею, но разъясню линию партии. Ладно, извини, засиделся. Бывай. – и рыжий заторопился на землю.

Ждать действительно пришлось недолго. В одно прекрасное утро родители расположились на соседней ветке и подняли невероятный гвалт, вызывая курсантов наружу. Самый храбрый, серенький с жёлтым кантом вокруг клюва, высунулся из летка, секунду подумал и смело бросился вниз. Какой-то короткий миг падал камнем, но расправил крылья, отчаянно ими заработал, и вдруг взмыл вверх, сразу оказавшись рядом с мамашей. Предусмотрительная Скворчиха тут же сунула ему в клюв изрядного кузнечика, мотивируя остальных. Остальные не заставили себя ждать: кто спрыгивал с края стартовой площадки, кто предпочитал набирать скорость ещё внутри скворечника, выстреливая себя как пулю, но скоро все пятеро оказались на ветке и были одарены разнообразными угощениями. А потом Лист радостно приветствовал их воздушные эволюции, раз за разом становившиеся всё сложнее.

– Вот оно что: летать – это наука! – сделал для себя вывод удовлетворённый наблюдатель.

3.

Гусеница вылупилась из яйца на рассвете, но голод родился еще раньше, в первозданной тьме, задолго до божественного «Да будет свет!». Не ласковый луч Солнца, не свежий утренний воздух обрадовали её, но огромные массы еды вокруг. Пища! Много пищи! Стремительно набросилась она на первый же попавшийся листок, слабенькие челюсти вонзились в зелёную мякоть, хиленькое тельце, пульсируя, начало наполняться спешно пережёванной массой.

– Гусеница! – Пронеслось среди кроны Дерева. – На нашей ветке завелась Гусеница!!! – заволновалось испуганное зелёное братство.

Но увидев направление её движения, большинство населения сразу же успокоилось. Кого волнуют чужие беды? А вот другой, меньшей части электората, было от чего прийти в ужас. Мерзкий маммон методично пожирал все на своём пути, раздуваясь и набирая силу. И маршрут этот пролегал аккурат через нашего героя, у которого убежать возможности не было.

Огромная жирная туша надвигалась всё ближе. Множество маленьких когтистых ножек семенило, волнообразно перемещая пузырчатые сегменты. Острые жвала не останавливали свои скрежещущие смыкания ни на миг даже тогда, когда жертвы под ними не было. Но движения чудовища постепенно замедлялись, дыхание тяжелело. Лениво, без прежней поспешности, но неотвратимо настигло оно самого близкого брата – соседа Листа.

Что ещё жертве оставалось делать, как смириться с судьбою? Листья не чувствуют боли, но страх, стыд и жалость им присущи. Бедняга умирал медленно, до самого последнего мгновения осознавая свое безысходное положение, пока от него не остался только скелетик из жилок. И это, не имея никакой возможности отвернуться или закрыть руками лицо, в упор наблюдал объятый кошмаром и негодованием трепещущий Лист. В такой ситуации не смог бы помочь и старый приятель Кот, ведь по его кошачьим понятиям, зелёный товарищ был правомерной добычей. Законы природы просты и суровы. Выручить могли бы Скворцы, но птицы были заняты обучением полёту своих отпрысков, и нет ничего важнее этого дела.

Всё, теперь его очередь…

Но что-то новое промелькнуло в примитивном сознании монстра, заставляя отвлечься от привычной работы. Гусеница, отдуваясь и пыхтя, сползла в сторону и замерла. Неужели насыщение наконец-то наступило? Сон и нега овладевали её раскормленным телом. Лист, всё еще не веря в свое спасение, с тревогой и надеждой созерцал обездвиженного врага своего, покровы которого постепенно твердели, темнели и слились, наконец, с корой Дерева.

Шло время, Лист уже привык к безжизненному бугру рядом с собой, но вдруг, внезапно, под хитиновой бронёй пошли конвульсии. Любопытство пересилило страх, и он сосредоточился на наблюдении. Блестящая поверхность с хрустом лопнула, из образовавшейся трещины стало появляться нечто. Это невероятно, просто невероятно напоминало рождение его самого и братьев, когда они несмело, но упорно выбирались из своих почек!

Вот это нечто выдралось полностью, покачиваясь на слабеньких лапках, и вдруг начали разворачиваться крылья! Крылья стремительно росли, набирали силу и вот раскрылись, показав всему миру роскошный узор, не виданный ранее и ни с чем не сравнимый по красоте. Бабочка (а это была она, Лист догадался интуитивно) несколько раз взмахнула своим богатым украшением и уверенно выпорхнула в пространство.

– Я-аааа лечуууу! – донеслось до потрясенного чудесной метаморфозой Листа.

Бабочки не умеют разговаривать, но если закрыть глаза и старательно прислушаться, то можно всем телом уловить их тихий шёпот. Попробуйте, когда увидите в следующий раз махаона или парусника, и у вас обязательно получится.

– Так вот он какой, полёт! – тихонько прошептал ошарашенный Лист. – Это ж сколько тут чуда и грации! Но стоит ли весь этот шик принесённых ради него жертв?

4.

Санька страдал целую вечность – вот уже почти два месяца. Был он влюблён в Наташку, и не знал, что с этим делать. Вообще-то, влюблялся Санёк неоднократно, мало какая одноклассница не миновала этого, хотя сама ни о чем не догадывалась. Втюривался безответно и бесперспективно: девчонок интересовали пацаны постарше, спортсмены и хулиганы. Но парнишка не относился ни к одной из этих уважаемых категорий, отсюда шансы имел однозначно нулевые. А Наташка была совсем не такая.

Самое плохое – девушка была из другой школы и жила на противоположном конце города. Данный факт накладывал множество проблем – от сложности общения до реальности получить по лицу от добрых представителей чужого района, оскорблённых пребыванием нарушителя на их суверенной территории.

Познакомились ребята в городском Доме культуры на майские праздники, когда участвовали в художественной самодеятельности. Нашлись общие интересы, но встречи были нечастыми. Потом экзамены, восьмой класс – дело серьёзное. И вот, наконец-то, долгожданная свобода, первые дни заслуженных каникул, пьянящий июньский воздух!

В городском парке заработал летний кинотеатр. Днем по в воскресеньям на эстраде играл духовой оркестр или пели под баян румяные русские народные тётки, а вечерами, кроме понедельника – кино. Достать билеты было не так просто, популярность заведения зашкаливала. Поскольку парк был один на весь город, то на его территории благородно соблюдался неписаный договор о ненападении между враждовавшими районами.

Санёк исхитрился и добыл-таки два заветных билета на «Месть и закон», не новый, но любимый всеми индийский фильм. Драки, музыка, любовь. Самый подходящий для похода в кино с девушкой. Всё складывалось замечательно. У родителей Наташи дома стоял телефон, редкостная в те годы роскошь (отец работал главным энергетиком на комбинате), найти работающий автомат было делом десяти минут (всего-то третья по счету кабинка, куда сунулся наш Ромео), монетка в две копейки была приготовлена заранее, и автомат, умничка, её не проглотил просто так. И трубку на том конце провода сняла она! И, о, чудо, согласилась сразу же, словно давно ждала подобного приглашения. Вишенкой на тортике были свежекупленные матушкой на рынке в честь успешно сданных экзаменов кроссовки, почти точная копия «Адидасов», продукт жизнедеятельности армянских цеховиков. Женское сердце против такого богатства не должно устоять!

Проблема была в другом. Это был первый поход Саньки в кино с девушкой, и как правильно действовать, он абсолютно не представлял. Ну, посмотрят картину, ну, обсудят экзамены, посмеются над чем-нибудь, но это ведь не главное! Очень, очень хотелось хотя бы подержать её за руку. В результате мозгового штурма созрел гениальный план: нужно было дождаться какого-то совсем ужасного момента в фильме, глупышка испугается и не заметит, что парень уже держит её ладошку в своей. Вроде как защитник. Романтичная сцена на экране тоже должна неплохо сработать.

Вот Санёк и ёрзал на жесткой скамейке в ожидании оказии. Достаточно страшный момент уже настал или будет ещё ужаснее? Или вот сейчас, вроде бы у них там случилась любовь, и песня звучит такая забористая? А вдруг она отдёрнет, да ещё фыркнет? «Дурак, руки распустил!». Так ведь дураком и останешься. Боязно… Наконец, устав бояться, досчитал в уме до пяти и обхватил легонько мягкую ладошку, просто так, без всякой киношной помощи. И она не отдёрнула! Млея от удачи, чувствуя себя самым счастливым на свете, он уже потерял всякую нить индийских приключений и сосредоточился на этих пальчиках, которые встречным движением чуть-чуть сжимали его кисть.

И вот сейчас бредут они медленно по улице с редкими фонарями, огромная жёлтая лунища загадочно улыбается им сверху, хитрые зеленые кошачьи глазищи сверкают из подворотни. Заходят в темный круг, созданный кроной Дерева и вдруг, не сговариваясь, останавливаются напротив друг друга. Чуть дрожащие руки юноши ложатся на узкие девичьи плечи, обжигают сквозь тонкое платье, лицо её смотрит снизу вверх, хотя глаза зажмурены, а ресницы трепещут, словно крылья мотылька перед полётом.

Санька, совершенно не контролируя себя, вдруг порывисто наклоняется и касается губами её губ, а ведь он не умеет этого делать вовсе, и она не умеет тоже! Но губы сами всё за них решают, раскрываются и движутся в такт, повинуясь заложенной природой программе.

И земля уже проваливается вниз, тела становятся невесомыми, фонари, дома, Дерево, Луна медленно кружатся вокруг них, ставших единым целым. Весь город, – нет, вся вселенная у ног, и они смотрят на этот бесконечный мир с космической высоты, не открывая глаз своих. Это – настоящий полёт, их первый полёт!

– Штоэто-штоэто-штоэто – зашуршало, зашелестело в кроне. Легкое дуновение овеяло разгорячённые тела. Листья, очень любопытные по своей природе, расталкивали друг друга, стараясь получше разглядеть, шептались и обсуждали происходящее удивительное событие.

Люди ошибочно думают, будто ветер колышет листья, шевелит ветками, когда проходят мимо дерева. А это как раз наоборот. Любознательные листы стараются побольше увидеть и посплетничать, своим трепетом и эмоциями создавая легкий ветерок. То, что мы принимаем за внезапный шум ветра среди ветвей, на самом деле – шёпот листьев. Помните это, когда вдруг почувствуете внезапное движение воздуха и услышите шелест вокруг себя, входя в тенистую аллею парка или на лесную тропинку.

5.

Старик скучал по семье. Жена ушла в мир иной почти три года назад, с чем он никак не мог смириться. Дочь Елена, любимый, единственный и поздний ребёнок, жила в далеком большом городе, делая научную карьеру, а внучат, Маришку и Виталика, привозила чрезвычайно редко – детям нужны море, пионерлагерь, кружки, спорт и правильное питание. Внукам необходимо гармонично развиваться, а место деда в этой гармонии было, увы, с краешка.

Когда самочувствие не позволяло Старику гулять, он садился у окна смотреть на Дерево, росшее напротив. Старое, раскидистое, оно было ровесником здания, построенного накануне Первой мировой в качестве доходного дома и неоднократно перестроенного под нужды растущего населения. Квартиру тут Старик получил от государства перед уходом на пенсию, и его более чем устраивала эта надёжно построенная крепость.

Дерево всегда было разным: то в охапках снега, то в молодых веселых листиках, а осенью радовало особой роскошью парадного одеяния. Только вот когда ветер срывал золотую листву, разнося её по округе, Старику становилось грустно. А сегодня было особенно – на ветке остался один-единственный лист, реявший на промозглом ветру, словно флаг потрепанного штормами брига. Приходили ненужные и вредные ассоциации со своей немощью, которые Старик пытался гнать изо всех сил.