Другая версия меня

– Да-да, – буркнул Миша, но шарф взял.

Дверь хлопнула. Тишина в квартире мягко осела. Игорь поставил перед Маргаритой кружку чая:

– Ты сегодня по хорошему… собранная. Не натянутая – именно собранная. Это радует.

Она посмотрела на него и подумала, как просто он умеет назвать вещи без лишних витков. Хотелось сказать «спасибо», и это вдруг показалось не формой вежливости, а самым точным словом.

– Спасибо.

Он кивнул, будто принял отчёт. На секунду задержал ладонь на её плече – не как жест, как присутствие. И ушёл собираться.

Офис встретил тем же ковролином и календарём «Июнь», который, кажется, решил жить вечно. Но день сложился иначе – будто кто-то повернул ручку «скорость процессов» на полделения вверх.

– Рита, у «Селекта» бухгалтер в отпуске, – с порога отрапортовала девушка с ресницами-крыльями, – его заменяет «человек-нет». И ещё, звонили из «Полюса»: «им срочно нужен счёт-уточнение», но у нас его нет в природе.

– Будет, – сказала Марго. – Давайте короткий каскад.

Она поставила на стол старенький таймер в форме лимона, который заметила утром на полке, выставила семь минут и объяснила правила: каждый говорит только по «своим» двум контрагентам – где застряли, что делаем, к кому идём. Без истерик и без самообвинений. Девушка с ресницами-крыльями открыла таблицу, парень в очках подсел ближе. Начальник заглянул на пороге, хотел отнять слово и повести в сторону «стратегии», но таймер отстучал «дзынь», и он, к удивлению собственному, замолчал.

– По «Селекту» – письмо на имя коммерческого, копия руководителю. Текст дам в чате. По «Полюсу» – счёт-уточнение делаю сейчас, но мне нужна карточка клиента и исходный договор, – быстро распланировала Марго. – Да, сегодня я сама позвоню в два «русла», где нас любят кормить «завтраками». Хочу услышать живые голоса.

Начальник с сомнением, но и с интересом, кивнул:

– Вы как-то… ударно. Главное, не перегорите.

– Я не горю, – сказала она спокойно. – Я настраиваю систему.

Слово «система» её всегда успокаивало.

Через час у них была «карта просрочки» на одну страницу: без легенд и художеств, только суммы, сроки и ответственные. К двум – уточнение по «Полюсу» ушло, а по «Селекту» неожиданно пришёл звонок – та самая «стена» новой бухгалтерии заговорила мягче:

– Ваше письмо видела. Я уточню у директора. Можем свериться в среду?

– Можем сегодня, – отрезала Марго и перевела разговор в конкретику, предусмотрительно предложив три окна на выбор и отправив – тут же, пока линия тёплая – короткое резюме договорённостей. Девушка с ресницами-крыльями, слушая на громкой связи, вытянула рот буквой «о» и шепнула: «Учебник продаж в природе».

Ближе к обеду слово «Рита» в отделе стало произноситься иначе. Не шёпотом и не с умильной интонацией «наша труженица», а с уважением «пойдём уточним у Риты». Начальник притих, но не исчез: хотел наблюдать, как этот новый порядок удерживается без крика. Марго спокойным движением вытягивала из хаоса горящие ситуации – и у людей вокруг от этого расправлялись плечи.

Она успела ещё одно – вроде мелочь, но таких «мелочей» складывается рабочая жизнь. Лена из зарплатного принесла таблицу, где «всё прыгает». Марго, не садясь в её место, спросила:

– Что ты делаешь, когда путаешься?

– Плачу мысленно, – честно сказала Лена.

– Давай вместо этого сохраним версию «до» и версию «после». И пометим цветом только изменяемые поля. Простой принцип: «одна правка – один цвет».

Они вместе сделали первую итерацию. Лена ушла с листом правил на полстраницы, как с новой линейкой, и даже засмеялась – тихо, от облегчения.

Кофе она взяла с собой на улицу – воздух был холодный, ветряной, но очень честный. Маргарита прислонилась к стене у ларька и впервые за день позволила себе ни о чём не думать. Не пустота – пауза. Телефон вибрировал: «Родительское сегодня в 18:30. Классный руководитель. Тема: проект «Город глазами детей». Присутствие очень желательно».

Она перечитала дважды. «Очень желательно» – формула, которую в её мире обычно расшифровывают как «обязательное». И усмехнулась: два мира иногда сходятся в одном слове. В календаре добавила напоминание, в голове – простую мысль: интересно.

Дома её встретили не привычные «молча делаю», а маленькое событие: Миша, сидя на полу в коридоре, пытался починить рассыпавшуюся шнуровку – она почему-то пришла в негодность в середине недели, как и всё важное у подростков. Увидев её, он вздохнул:

– У нас есть сверхпрочные нервы?

– Есть игла и нормальная нить, – сказала Марго. – Давай не героизм, а план.

Они сидели вдвоём на коврике, и Маргарита вдруг вспомнила, как давно не делала руками ничего, что можно закончить за десять минут и увидеть результат. И это ощущение – не «контракты, у которых горизонт пять лет», а «шов, у которого горизонт – этот вечер» – оказалось почти роскошью.

– Ничего себе ты шьёшь, – удивился Миша. – Ты что, секретный сапожник?

– Я просто умею не торопиться, когда игла рядом, – ответила она.

Игорь прошёл мимо, переглянувшись с ними, и сказал только:

– У нас сегодня борщ. Могу засчитать это как «подготовку к суровой зиме».

– Зачтите, – сказал Миша. – Строчку в трудовой: «пережил борщ, чай, зиму».

Его смешки были такими же – смешками мальчишки, который пытается говорить как взрослый и делает это всё лучше.

Родительское собрание пахло мелом, тёплой пылью, стерильными листьями на подоконнике и аккуратно протёртыми партами. Классный руководитель – молодая, сосредоточенная, в очках, которые чуть сползают на нос – говорила чётко: проект «Город глазами детей», нужен куратор по трём мини-группам, учителю не хватает рук, а дети без дедлайна превращают идеи в снежки.

– Кто возьмёт логистику? – спросила она, и за партами воцарилась та самая тишина, где люди очень хотят, чтобы «кто-то другой». – Маршрут по трём точкам, расписание, одна гугл-таблица.

Маргарита подняла руку. Женщина в очках облегчённо улыбнулась:

– Спасибо. И ещё бы человек на финальную часть – зал, экран, микрофоны…

– Возьму координацию площадки, – сказала Марго. – Только мне нужен список входящих и контакт завхоза.

Повисла пауза – такая, когда «вдруг стало спокойно». Родители переглянулись. Кто-то вздохнул, кто-то достал ручку. Разговор пошёл живее, конкретнее. Когда расходились, классная подошла:

– Вы всегда так… структурируете?

– К сожалению – всегда, – улыбнулась Маргарита. – Иногда это раздражает, но чаще – спасает.

– Мне сегодня очень помогло, – призналась та. – Я… устаю говорить «пожалуйста, давайте». А вы сделали «давайте» простым.

На лестнице Марго встретила взгляд Миши – он стоял у входа, как будто случайно. Но случайностей у подростков мало – они «проверяют поле».

– Я слышал, – сказал он, делая вид, что просто держит дверь. – Спасибо, что не «выступала», как некоторые. Ты говорила нормально. Даже интересно.

– Нормально – это моя специализация, – ответила она. – Поехали домой, пока борщ тёплый.

Вечер прошёл без подвигов и без провалов – как хороший рабочий день семьи. Борщ оказался серьёзным – с мясом и терпким лавровым листом, который Игорь умеет класть ровно в тот момент, когда надо. Портос во время ужина занял стратегическую точку между кухней и коридором – чтобы не пропустить ни крошки смысла. Миша рассказал, как «судья был невосприимчив к красоте мира», но команда всё равно выиграла, потому что «мы стали взаимодействовать, как муравьи из документалки». Игорь, слушая, только кивал и подбрасывал короткие реплики, как дрова: чтобы огонь разговора не тух.

После ужина Игорь взялся за посуду, Маргарита – за список для «Города глазами детей». Миша попытался сбежать, но был «убит наповал» просьбой распечатать пять фотографий мест, которые они хотят включить в маршрут. Он ворчал для вида, но выбирал снимки сосредоточенно, с неожиданным чувством кадра.

– Нормально, – оценил Игорь результаты. – У нас растёт куратор.

– У нас растёт человек, – поправила Марго.

Он посмотрел на неё чуть дольше. В этом взгляде было и «я понял», и «мне нравится».

Ночь подступала неумолимо, как поезд метро, по графику. Когда Миша ушёл в душ, Игорь подошёл и присел рядом. Некоторое время они просто сидели – как люди, которым не нужно срочно закрывать тишину разговорами.

– Чудной сегодня день, – сказал он наконец.

– Хороший, – ответила она. – Без чудес. Но хороший.

– Я это имел в виду, – кивнул он.

Он наклонился и поцеловал её – так, как целуют тех, кого знают, – без демонстрации, без доказательств. Она ответила. И почувствовала, как откликается тело – не чужое, своё здесь – сейчас. Не потому, что «надо», а потому что «есть».

– Спать, – сказал он потом, легко, как решение мелкого вопроса. – Завтра будет новый день.

– Возможно, – сказала она. – Но пока – сегодня.

Он ушёл, Портос степенно последовал за ним – «занять место у ног». Марго осталась в гостиной на минуту. Ей нужно было завершить день так же, как она завершает проект: поставить точку.

Она прошла в комнату, села в кресло у окна. Браслет лёг на запястье привычно – не как «магия», как «инструмент». Дом дышал: где-то шуршала вода в батареях, в коридоре тихо скрипнула вешалка, на улице кто-то позвал собаку. Она закрыла глаза, отметила телом опоры – стопы, колени, спина, затылок – и дала себе ровно столько времени, сколько нужно, чтобы собрать день внутрь.

Не было романтики «провала», не было страха «не вернусь». Был навык: переключить передачу. Вдох. Выдох длиннее. Мысленно – «спасибо» этому дому, этим людям, этому коту, который сторожит границы лучше любого охранника. И – плавный ход вниз. Она не сопротивлялась. Просто позволила.

Пентхаус встретил тишиной, в которой слышно собственное сердце.

Марго поймала себя на том, что не хочет ставить жёсткий диагноз своим «дальше»: жизнь редко терпит «или-или», предпочитая «и-и». Амбиции могут уживаться с заботой, если два навыка – ясность и внимание – работают не по очереди, а вместе.

Телефон мигнул – Нина прислала: «Подтвердили зал для вторника. Дубай – на пятницу. И… вы просили напомнить про чек-лист для презентаций – черновик у меня». Маргарита набрала ответ: «Ок. И добавь в календарь: «Город глазами детей, логистика» в 18:30. Личное».

Нина поставила сердечко – редкость для её сухого стиля. Маргарита улыбнулась: иногда миру достаточно одного слова «личное», чтобы перестать ломиться в двери.

Глава 9. Поездка на дачу

Рита собирала сумку без спешки, раскладывая вещи на кровати маленькими стопками.

Футболка, толстовка, полотенце, зарядка, аптечка, книга для дороги, косметичка.

Всё привычно, но в этот раз рука дольше задерживалась на каждом предмете, она складывала вещи и вместе с ними – намерение поехать без спешки и не превращать поездку в новую «галочку» в списке дел.

– Ты опять всё складываешь сама? – Игорь заглянул в комнату, опёрся плечом о косяк. – Я уже в машине коврики отряхнул, можно засчитывать героизм?

– Засчитать. Даже с премией, – Рита улыбнулась, затягивая шнурок на мешочке с косметикой.

– Миша сказал, что возьмёт удочки. Я ему напомнил про сапоги, а он сделал вид, что рыба сама выпрыгнет на берег, если он придёт в кроссовках.

– Пусть берёт. Рыбалка – это святое. Пускай попробует. Поймёт, что тишина – тоже работа.

Игорь посмотрел пристальнее:

– Ты сегодня… не знаю, как назвать. Раньше по таким утрам ты уже летала по квартире и всех подгоняла, а сейчас…

– Просто спокойна, – ответила она. – Хочу попробовать, как это – не подгонять.

– Ладно. Давай попробуем всей семьёй, – он подошёл ближе, поцеловал в висок. – Я за спокойствие обеими руками, но если мне придётся самому искать Мишины носки, протестую.

– Сложный компромисс, – Рита усмехнулась и снова повернулась к сумке. – Носки пусть ищет сам.

Перед выездом она позвонила маме. Ответ был почти моментальным, в трубке послышалось дыхание и радостное:

– Риточка, вы едете?

– Да. Скоро выезжаем. Привезти что-то конкретное?

– Себя. И Портоса. Мы соскучились. Папа уже второй день ходит по участку и рассуждает, где лучше поставить стол под яблоней.

– Привезём и себя, и кота. Мам… – Рита замялась. – Я тебя люблю.

– Ритуль, – голос мамы стал мягче, – что случилось?

– Ничего плохого. Просто захотелось сказать.

– Тогда точно что-то происходит, – вздохнула мама, но без упрёка. – Приезжайте. Я испеку твой пирог с яблоками. И ещё сделаю тот салат, который ты ела в прошлом году и не признавалась, что ела два раза.

– Договорились.

Дорога началась с привычного: московская магистраль, полосы, вывески, плотный поток. В машине пахло жасминовым чаем из термокружки, мятной жвачкой Игоря и новым автопарфюмом, который Миша назвал «ароматом цивилизации» и ругался, что он «слишком взрослый».

– Мама, – Миша наклонился вперёд между спинками сидений, – если мы поймаем щуку, ты приготовишь сама? Без рецепта, по внутреннему чутью?

– Приготовлю. По внутреннему чутью, – Рита кивнула. – Но чистить будешь ты. Я так распределяю роли.

– Зря я спросил, – проворчал сын и убрался обратно. – Ладно. Но если получится гениально, я запишу в тетрадь: «мамин метод». И продам патент.

– Патент на мамино терпение, – вставил Игорь, – вот на что точно найдутся покупатели.

Ехали молча дольше обычного. Рита смотрела в окно и неожиданно ловила себя на простой вещи: дорога не отнимает силы. Нет бесконечного «когда уже», нет привычного раздражения на чужие машины. Есть полезные километры, в которых мысли разглаживаются, словно кто-то осторожно провёл ладонью по мятой ткани.

– Рит, – Игорь нарушил паузу, – поехали старой дорогой через лесок, там приятнее. На десять минут дольше, зато не по трассе всё время.

– Поехали через лесок, – согласилась она. – Сегодня нам можно дольше. Иногда дольше – это и есть правильно.

– Вот это настрой, – оживился он.

Дача встретила тишиной и воздухом, где смешались яблоки, сухая трава и немного дымка от соседней печки. На крыльце стояли родители. Мама махала кухонным полотенцем, как флажком на перроне. Отец поднял руку и уже с лестницы спросил у Игоря: «Как дорога?» – хотя ответ был предсказуем.

Портос, не дожидаясь церемоний, выпрыгнул из машины и целеустремлённо побежал во двор, туда, где всегда лежит тёплая плита на солнце. На полпути он остановился, вытянул шею, принюхался и уверенно свернул к кустам смородины, где обычно прячутся ящерицы.

– Дети мои! – мама обняла Риту так, что сумка едва не выскользнула из рук. – Как вы все похудели, наверное, снова работаете на износ и едите на бегу.

– Мам, – Рита засмеялась, – ты всегда так начинаешь.

– Это наш семейный сценарий, – мама улыбнулась и неохотно отпустила. – Иди в дом, я поставила чайник, и пирог уже готов.

Отец пожал Игорю руку, похлопал по плечу:

– Ну как там город? Город держится?

– Держится. Но лучше держится ваша веранда, – ответил Игорь и облегчённо выдохнул.

– Проходите, – отец распахнул дверь. – Я вогнал клинья в ту левую ножку стола, теперь не качается. Можно ставить самовар.

Дом встретил скрипом половиц, запахом дерева и старого шкафа, который Рита помнила с детства. В кухне на столе уже стояли чашки, мёд, варенье. Мама сияла довольством и суетилась так, будто прибыло на десять гостей больше.

– Сначала чай, потом прогулка, – распорядилась она. – А потом вы все отдыхайте, а я пока проверю, всё ли есть для обеда на завтра. Папа, не спорь, уха у нас завтра, а не на сегодня. Сегодня мы едим пироги.

Отец послушно кивнул. Он всегда уступал в мелочах, чтобы сохранить силы для важных споров – о том, чем резать яблоки и какой сорт картошки сажать.

Миша уже исчез во дворе с удочками. Игорь вышел следом, проверять насос и шланг. Рита осталась на кухне с мамой. Тарелки звякали, чайник шумел, окно распахнуто настежь, за ним – зелень сада и вода озера.

– Как ты? – мама поставила перед ней чашку, села напротив и, наконец, перестала торопиться.

– Нормально. Работа, Миша, тренировки. Вроде всё складывается, – Рита повела плечом. – Устаю меньше. Я стала… ну, пожалуй, внимательнее к себе.

– Внимательнее – это хорошо, – мама согласилась сразу, даже не спросив, что именно стоит за этим словом. – Я тебя давно такой не видела. Без этого твоего… – она помахала рукой возле горла, – вечного комка.

Рита кивнула. Этот «ком» сидел у неё в горле столько лет, что казался частью строения. Сейчас его действительно не было.

– Я рада, что мы приехали. Хотела с тобой поговорить, – сказала Рита, чувствуя, как в животе сжимается узелок. – Про тогда. После одиннадцатого класса.

Мама сразу напряглась, взгляд стал осторожнее.

– Давай, – сказала она, подвинув чашку ближе, как будто чай мог удержать разговор в рамках.

– Ты не дала мне уехать учиться в Европу, – произнесла Рита спокойно. – Я понимаю, почему ты тогда так решила. Но хочу это проговорить. Не претензией, а фактом.

Мама сжала пальцами край блюдца.

– Я боялась, – призналась быстро, слова были готовы заранее. – Никаких денег, одна надежда на грант, чужая страна, далеко, за океаном, чужой язык, да и ты у меня одна. Мне казалось, что там тебя сломают, обманут, увезут куда-то. И что всё это авантюра. А дома – университет, жильё рядом, мы с папой. Безопасно.

– Я понимаю, – повторила Рита. – Но тогда мне нужно было уехать. У меня был этот огонь – учиться, пробовать, соревноваться. Я сдала экзамены, писала письма в комиссии, собрала портфолио. Я готова была к риску. А вы выбрали безопасность.

Мама долго молчала, глядя на рисунок скатерти.

– Я очень часто возвращаюсь к тому лету, – сказала она, не поднимая глаз. – И каждый раз думаю: а что было бы, если бы я согласилась. И каждый раз пугаюсь. Это не оправдание. Это я объясняю свою голову. Ты была у меня домашней девочкой с медалью. И я решила, что правильно – удержать. Удержать от неизвестности. Я… не смогла довериться твоему огню. И это моя ответственность. Если хочешь – вина.

– Я не хочу говорить «вина», – Рита покачала головой. – Я хочу, чтобы мы, наконец, назвали эту точку. Ты тогда сказала: «Никуда ты не поедешь», – и это прозвучало как приговор. Для тебя – защита. Для меня – решётка. Я пошла в наш университет, окончила его, вышла замуж. Вроде бы всё хорошо. Но внутри я остановилась там, в тот день. И только сейчас я начала двигаться дальше.

Мама сжала её ладонь.

– Прости, – сказала тихо. – Если бы можно было вернуть, я бы не стала так говорить. Я бы стояла рядом и боялась вместе с тобой, но не ставила бы стену. Я вижу, что в тебе есть что-то, чего я не учла. Сила, уверенность, смелость. Я боялась, что тебя ранят. А ты, наверное, и правда могла бы многое.

– Могла бы. И всё равно в какой-то момент вернулась бы к вам в сад пить чай. Потому что это тоже моё, – Рита сжала мамины пальцы в ответ. – Я не пришла предъявлять счёт. Я пришла сказать вслух. Чтобы мы обе больше не притворялись, что тогда ничего не произошло. Произошло.

– Произошло, – мама кивнула. – И, знаешь, когда ты сказала по телефону «я тебя люблю», я поняла: разговор будет серьёзный. Спасибо, что ты не стала откладывать ещё на десять лет.

Они посидели молча. Чай остыл, но не хотелось вставать. За окном загремел Миша: уронил ведро, громко рассмеялся сам над собой. Отец чертыхнулся, притворяясь сердитым. В доме пахло пирогом – яблоко, сахар, корица.

– Выходи на веранду, – мама поднялась. – Я сейчас пирог принесу, а ты позови всех. И кота позови тоже, он будет дежурить под столом.

Вечер сложился сам. На столе – чай, мёд, пирог, тарелка с ломтями сыра, миска с огурцами, которые папа резал привычными толстыми кружочками, не слушая маму. Пили за то, что добрались, за то, что завтра пойдут к озеру. Папа рассказывал, как соседи поставили новый забор и теперь весь переулок спорит, удачный ли цвет «бордо» для плетня. Игорь спорил, какой крючок поставить на щуку, Миша доказывал, что «умные» поплавки с лампочкой – это шаг в будущее.

– Никаких лампочек, – папа резюмировал. – Ночью рыба видит ваши лампочки и смеётся.

– Рыба не смеётся, – серьёзно сказал Миша. – Она уважает нас за упорство.

– Рыба уважает хлеб, – заметил Игорь. – А нас – за то, что мы не сдаёмся.

Портос, насытившись впечатлениями, устроился на ступеньке, слушал разговоры и щурился, принимая тёплый воздух мордой. А потом вдруг поднял голову. Из соседнего двора донеслось тихое мяуканье. Все как-то разом притихли. В кустах сирени показалась золотистая британка – Мари. Грациозная, мягкая, будто соткана из света.

Она шагнула на тропинку, остановилась, глянула прямо на Портоса. Тот неспешно поднялся, сошёл со ступеньки. Они подошли друг к другу медленно, почти торжественно, коснулись носами. И сели рядом. Молча. Мари смотрела на Портоса так, будто знала его тысячу лет.

Рита невольно улыбнулась.

– У них, кажется, любовь, – заметила мама.

– Настоящая, – ответила Рита. – Без слов и ожиданий.

Когда солнце опустилось за деревья, на веранде остались Рита и мама. Остальные разошлись: мужчины утащили ящик с инструментами в сарай, Миша забрал фонарик и ушёл проверять «секретные тропы», Портос и Мари заняли тёплые доски у стены и замерли там двухцветным пятном.

– Ты сегодня спокойнее, – мама заговорила первой. – Не такая натянутая. Если бы я умела правильно говорить, сказала бы «мне рядом легче». Понимаешь?

– Понимаю, – ответила Рита. – И мне рядом легче. Меня раньше постоянно разрывало: «сделать всё», «успеть везде». Последние недели я учусь останавливаться. Не как герой, который победил себя. Просто как человек, у которого есть выбор.

– Выбор – это когда не страшно, – мама развела руками. – Мне часто страшно. За тебя, за папу, за нас всех. А сейчас я смотрю на тебя, и страх уходит. Наверное, потому, что ты смотришь прямо, не в сторону, не на часы.

– Мне помогло то, что я, наконец, перестала объяснять себе всё рационально, – Рита поискала слова. – Я села и начала слушать свои ощущения. Где в теле тесно, где свободно, где тревожно, где спокойно. И ещё – перестала на автомате говорить «да» всем, кто просит чуть больше. Оказалось, мир не рухнул.

– Я тебя слушаю и думаю: чему нас учат… быть удобными, – мама тяжело вздохнула. – А ты сейчас неудобная для всех этих «привычных сценариев». И это хорошо.

– Я хочу быть удобной для себя и для своих людей. Для вас, для Игоря, для Миши. А для всех остальных – ровной.

Мама кивнула. Некоторое время они молчали. Где-то вдалеке крикнула птица, внизу у воды плеснула рыба.

– Завтра с утра пойдём к озеру, – предложила мама. – Я возьму стульчик, ты возьмёшь термос, как в детстве. Папа будет брюзжать, что уху надо варить только на свежей рыбе, а не на «пойманной вчера», и всё равно съест две порции.

– Игорь будет спорить про крючки, – улыбнулась Рита.

– А ты будешь молчать и смотреть на воду, – мама положила пальцы на ладонь дочери. – И я рядом.

Ночью они ещё долго сидели на веранде все вместе. Папа принёс скамейку, Игорь – плед. Миша уселся на ступеньке и показывал в небо, где какие созвездия, путал названия, сердился на себя и тут же придумывал смешные, свои. Прошли соседи, поздоровались, спросили про рыбалку, сообщили, что у их пчёл всё ладно. Разговоры были простые, но не пустые. В каждом – немного участия.

– Пап, – Миша вытянул руку, – завтра мне даёшь право первого заброса, иначе это будет нарушение спортивной этики.

– Ладно, – отец сдался. – Но если ты зацепишь мою шляпу, выкупишь её у меня честным трудом. Перекопаешь грядку.

– Я готов копать всё, кроме картошки, – торжественно объявил Миша. – Картошка – это уровень «про».

– Картошка – это святое, – сказал отец тем же тоном, каким Игорь утром говорил про рыбалку. – Обсудим после завтрака.

Рита слушала эти обмены репликами, и внутри у неё складывался новый, спокойный порядок. Не картинка с открытки, не идеальный кадр, а такой вечер, где никого не надо спасать и ни за кем не надо тянуться. Все на своих местах: отец рядом с инструментами, Игорь с пледом, Миша с фонариком, мама с пирогом. И она – здесь.

Когда разошлись по комнатам, Рита ещё задержалась у окна спальни. Озеро блестело в темноте несколькими полосами, в саду пахло яблоками и влажной доской. Портос проходил мимо, мягко ступая по коврику у кровати. Он остановился, посмотрел на неё своими большими умными янтарными глазами. Рита присела, ласково погладила по тёплой спинке.

– Дежурь, – сказала шёпотом. – У нас всё хорошо.

Он тихо фыркнул, улёгся у ног.

Игорь уже дышал ровно, перевернулся на другой бок и пробормотал сонно:

– Завтра без будильника, согласна?

– Согласна, – Рита улыбнулась в темноте. – Завтра без.

Она легла, прикрыла глаза, прислушалась к себе и почувствовала простое: спокойствие. В горле ни камня, ни комка. В голове не крутились списки дел, не распухали планы. Было одно решение: утром – озеро. Днём – уха.