Лавка Аваддона

Киваю головой. С математическим округлением тысячу шестьсот шагов за сегодня вполне можно приравнять к двум тысячам, верно?

— Досидишься, будем потом в погребе на даче в противогазах тусить. – Ещё одна Ванина разговорная фишка – дублировать слова движениями, словно в игре «Крокодил», и издавать соответствующие звуки. Например, сейчас он показывает противогаз и дышит, как Дарт Вейдер в своей маске, – и старое мамино варенье с плесенью доедать, – плюхается на диван Чудин, пока я сгребаю в мусорный пакет пустые банки от энергетиков, упаковки от чипсов, орешков в острой глазури и мармеладок.

Подумала, что терпеть не могу варенье, и не понимаю, в чем прикол варить его, когда полки магазинов и так ломятся от сладостей на любой вкус. Какой-то пережиток голодного прошлого.

– Что ж ты тогда так переживаешь из-за своего… – спрашиваю, протыкая трубочкой крышку стакана с бабл-чаем.

— Зачета? О, ты мне их покажешь? Где мои малыши? – Чудин соскакивает с дивана.

– Э-э-э, минуточку! Это мои малыши.

Веду Ваню в прадедушкину спальню, которая теперь выглядит, как подземная плантация конопли Микки Пирсона из фильма «Джентльмены». Моя гордость. Почти неделя ушла на то, чтобы изучить процесс посадки, замочить и прорастить семена. Все они уже дали всходы, а я знаю наизусть, где что у меня растёт, как часто нужно поливать, чем удобрять, как смешивать грунт с золой и опилками и даже записываю советы из видеороликов мужиков в трениках, как соорудить конструкции опор для будущих кустов томатов, огурцов, фасоли и сладкого горошка. Бегу каждое утро смотреть на зелень, будто за ночь произойдёт чудо. Свет фитоламп не гаснет от заката до полуночи, биоразлагаемые кассеты с рассадой и торфяные стаканчики на придвинутом вплотную к окну старом письменном столе, зеркало-трельяж с другого конца стола и развернуто передней частью к солнечному свету, чтобы отражать лучи и равномерно освещать растения.

– Офиге-е-еть, Вить. «Я у папы инженер». Балде-е-еж.

– Здесь у нас помидоры «Балконное чудо», – имитирую голос музейного экскурсовода, – они любят красный спектр света, а это «Городской огурчик», – Ваня ржет в голос от названий и моего серьезного тона, – у них своя фитолампа, потому что и зеленый, и красный спектр им нужен в одинаковой мере. На подоконнике в обрезанных бутылках из-под колы морковь «Внучка». А и ещё покажу тебе на балконе картофель в черных мусорных мешках с грунтом. Пока не взошел ещё, правда. Но мама когда-то смотрела своего любимого… э-э-э… как же его? – В голове вертится фамилия, но Ваня уже пустился вскачь.

— Джонни Деппа? Гордона Рамзи? Николая Дроздова?

— Да нет же… Джейми Оливера! У него так и росла картошка. В мешках. Обогреватель пашет у меня на балконе днём и ночью. Разоришься ты на оплату электричества.

— А ёлка тебе не мешает тут? Или Китайский Новый год ждёшь? – Ваня переключился с рассады на разглядывание больших и маленьких елочных шаров, висящих между двумя «ногами» выкрашенной в зеленый цвет стремянки.

Нашла её на дедушкином балконе, когда искала коробку с новогодними игрушками, сама покрасила в зеленый прямо поверх ржавчины и приспособила в виде ёлки технаря.

– Пошути мне тут. Сейчас отдам тебе всё это добро и выращивай сам. Слушай, а что ты свою мать не попросил? Не пришлось бы мне платить.

– Маму? Т-с-с, – прикладывает палец к губам и таращится на меня, как на чокнутую. – Она вообще не должна знать, что моей учебе что-то угрожает. Проще деньги потратить, чем её грузить своими проблемами. На мне и так учебный кредит, хоть и беззалоговый. А она всё равно боится, что хату отберут. А потом, где в однушке без балкона такой сад разведёшь? И ты можешь представить, чтобы моя мама делала фотографии рассады, измеряла высоту кустов и потом ещё разобралась с электронным кабинетом студента и смогла туда выкладывать отчеты? – Казалось, что смотрю старую передачу с сурдопереводчиком.

– Вот хоть убей, не понимаю, зачем будущему врачу уметь выращивать еду?

Ваня закатывает глаза и недовольно смотрит на меня в упор:

– Сколько раз ещё повторить, что я не буду сам лечить людей? Медицинская кибернетика про другое. Новые технологии, работа с Big Data, роботизация в медицине, – изображает руками робота, – научные исследования всякие. А биотехнологии Шорохов, – теперь Чудик, видимо, показывает очки своего препода на глазах, — читает всему потоку, не только нашей группе. Классный мужик. Не бубнит под нос, не читает с бумаги, реально интересно на парах. Ходят слухи, что он гений какой-то, сдал дофигища классов экстерном и совсем зеленым поступил на биофак. И вовсе он не шизанутый, как ты думаешь. Вот наш физик — тот да. Ходит зимой и летом босиком, и на улице, и дома, седую бороду и волосы отпустил. – Чудин изображает походку своего физика.

– На себе не показывай, – смеюсь я.

– Ну, Гендальф вылитый. А-а, и ещё Шорохов окончил музыкалку, говорят, на скрипке хорошо играет.

– Под Эйнштейна косит что ли? Или Шерлока? – Спрашиваю, а сама вспоминаю об укулеле, которая пылится в шкафу моей бывшей спальни. Я выучила на ней только саундтрек к одному популярному аниме и «Somewhere over the rainbow». Всё. Не понимаю, как люди умудряются учиться в двух школах одновременно столько лет.

– Э-э-э… с чего я вообще начал?

Ване периодически нужно напоминать намеченный им же самим курс разговора, потому что, как тачку на скоростях заносит мимо нужного поворота, забывает, куда «ехали».

– Медицина и рассада.

– Ах, да. Короче, это общая дисциплина. Причем Герыч…

– Герыч? – За Ваниным словесным галопом попробуй успеть.

– Ну да, Герман зовут Шорохова. Ну и биотехнологии, порошки всякие. Короче, Герыч даже выиграл грант на разработку новой учебной программы. И там не только про получение пищевых продуктов, выведение сортов растений, но и генную инженерию, прогнозирование, клонирование, фармацевтику. Да куча всего. Вот скажи, зачем вам на мехмате читали курсы политологии и библиотековедения? Та же фигня и здесь с помидорами.

Из-за долбаной преподши по политологии меня и отчислили со второго курса мехмата.

Глава 4

Восемь человек скончалось в Индии во время испытаний

нового тромболитика. Ни один из них не знал, что участвует

в медицинском эксперименте.

На основании данных доклада Ирэн Шиппер в 2008 г.

«Примеры неэтичных испытаний»

На мониторе в левом углу светились цифры «01-08-2029 10:12:00», когда высокий мужчина показался в комнате. Позже в кадр попало его лицо в обрамлении вьющихся русых волос, недостаточно длинных, чтобы собрать их в хвост, но и не настолько коротких, чтобы не падать на глаза, которые отстраненно и рассеянно смотрели на мир сквозь очки в тонкой оправе.

В медицинском кабинете уже находились две девушки, но судить о возрасте человека по одному лишь его виду со спины сложно: на кушетке сидела брюнетка с каре, а рядом с ней шатенка с кудрявым высоким хвостом и в медицинской форме. Вновь прибывший слегка прищурился и вгляделся в брюнетку, его губы задвигались бесшумно, будто он что-то читал, затем перевёл взгляд на планшет в своих руках.

– Так Ва-ви-ло-ва… Ты. Не подходишь. Всё. Можешь идти домой. – Мужчина уже поворачивался к выходу, когда его остановил голос девушки.

– Почему? Что можно было узнать за одну минуту обо мне? Прочли фамилию и сразу штамп: «Не годится». Это потому, что я – русская? Потому что в качестве лабораторных крыс годятся только понаехавшие иностранцы? – Брюнетка явно оскорбилась отказом. Голова её при этом всё сильнее вжималась в плечи, как в черепаший панцирь. – Или увидели в анкете, что мой отец сидит в тюрьме?

– Лаборатория оставляет за собой право отказывать кандидатам без объяснения причин, – прозвучал заученный, хотя и бесстрастный ответ мужчины, но смотрел он куда-то в воображаемое окно на стене и всё заправлял прядь волос за ухо.

– Но Вы же даже не испытали меня. Мне сказали, – кандидатка повернула голову к стоящей рядом с ней сотруднице лаборатории, – что будут тесты, потом беседа ещё с несколькими специалистами.

Мужчина быстро зыркнул на девушку с кудрявым хвостом.

– Вам ничего не гарантировали и-и-и… не обещали, – он постоянно стучал пальцем по браслету, затем выключил планшет, демонстрируя, что решение окончательное. – Договор ещё не подписан. Давайте без дра…

Окончание фразы не прозвучало, так как отворилась дверь, и просунулась коротко стриженная голова женщины с внушительного размера золотыми серьгами в виде толстых колец с римскими цифрами. На руке, которой она придерживала дверь, запястье обвивал золотой браслет с таким же дизайном.

– Здравствуйте, – она дежурно улыбнулась только губами. – Осваиваетесь понемногу? Отлично. Заглянула сказать, что меня вызвали, – она указала пальцем наверх, будто её вызвал сам Господь Бог, – поэтому, Леночка, проводите пока кандидата в столовую. Такие беседы лучше проводить на сытый желудок. А потом пообщаемся с Вами, договорились? Сможете часок или полтора подождать меня? – Она выжидающе смотрела на кандидатку.

И та тут же шустро бросилась на этот вопрос, как собака вырывается из слабых хозяйских рук при виде кошки:

– Но мне только что… – голова её дернулась в сторону оппонента.

Мужчина мгновенно громко перебил:

– Лена, можете идти, я сам провожу кандидата в столовую, когда закончим. Ольга Георгиевна, – показывал он рукой в сторону двери, будто экскурсовод на экспонат, – алгопсихолог – по-простому – психолог боли в нашей лаборатории. Ваше собеседование у неё было назначено сразу же после тестирования у меня.

Кудрявая Лена только посмотрела сначала на кандидатку, затем на мужчину, не возразила ни слова, но на прощание вежливо и будто по секрету произнесла:

– Если что, я буду там же, где Вас встретила.

– Так что? – голова из коридора всё ещё ждала ответа от девушки, пропуская «Леночку» в коридор.

– Да, без проблем, – уже без нервозности отозвалась брюнетка, коротко кивнув.

– Отлично! – очередная жабья улыбка, и дверь затворилась.

Мужчина молча придвинул ближе к себе стол на колесиках, на нём задребезжали и зазвенели металлом медицинские инструменты и бутыльки. Изображение на мониторе погасло.

Глава 5

– Что ты чувствуешь?

– Падаю со скалы с бомбой, привязанной к груди.

Из фильма «Ищу друга на конец света».

Одиннадцатое марта 2022 года. Пятьдесят шестой день эксперимента.

Морковь из бутылок на подоконнике мы с Ваней уже всю сточили. Одно название, баловство на один укус, а не еда – верхушка всего полтора – два сантиметра в диаметре, дольше скоблить, чем есть, но сла-а-адкая.

Семена томатов и огурцов взошли меньше, чем через неделю, хотя пришлось повозиться – высаживала сначала в торфяные стаканчики, сооружала что-то типа тепличных условий, прикрыв верх пленкой, потом в большие горшки. Дезинфицировала грунт марганцовым раствором, протравила сами семена. По одному, двум семечкам в каждый, каждый стаканчик. С ума сойти. Ногти не отмывались, пришлось стричь под корень. Вылитая Золушка теперь, а не математик.

Стоило обрадоваться первым листочкам на огуречной рассаде, как в методичке прочла, что нужно общипать верхушки, чтобы куст вырос шире. А дальше начались танцы с бубном: опрыскивание, подкормка, ежедневное поворачивание горшков то одной, то другой стороной, подвязка плетей. Казалось, что высиживаю капризные яйца волшебного дракона. Хорошо, хоть выбрала самоопыляемый сорт, а то пришлось бы вместо пчелы орудовать ваткой или кисточкой.

Столько возни, а первый огурец съела не я. И ни Ваня. И нет, даже не его чокнутый профессор или какая там у него ученая степень. Его методичка приказала оборвать плод еще на стадии завязи, иначе куст не наберется силы. И хотя ранней весной тепличные огурцы в магазинах по космической цене, всё же выращивать их в квартире по доброй воле я не стала бы. Обещали два десятка с одного куста. Но они такие малюсенькие – всего-то восемь сантиметров в длину, и это ещё самые крупные. Жутко любопытно, какой длины плоды выросли у Ваниных одногруппников, будто мы вовсе и не огурцами меряемся.

Про помидоры вообще молчу. Мало того, что и так таскала все-все лотки и горшки с рассадой из одной комнаты в другую, ведь с утра солнце светит в зале и на кухне, а после обеда в спальне, а в пасмурные дни и после заката досвечивала их фитолампами, так томаты ещё и на ночь убирала на застекленный балкон с обогревателем. В комнатах им жарко, до конца апреля шпарит отопление во всю, а оптимальная температура для рассады томатов в темное время суток – не выше восемнадцати градусов. Носилась с единственным термометром то на балкон, то в спальню, то в кухню. Один куст какой-то уж очень бледный, боюсь, что начнёт желтеть. Но у меня ещё пять попыток – пять кустов. Не могут же они все одновременно откинуться. До первого урожая в середине мая осталось недолго. Надеюсь, не подведу Ваню, потому что до зачета вырастить новые кусты не успею, придется ждать ещё четыре месяца. Схитрить и купить готовые кусты с рассадой не выйдет, Герыч требует от студентов еженедельный фотоотчет и записи из дневника наблюдений с замерами.

Перебралась спать в зал на диван. Всё время казалось, что из влажного грунта ночью выберется какой-нибудь жук, червяк или мокрица и заползет ко мне в кровать. Да и постельное бельё там постоянно сырое.

Быстрее всех у меня взошел зеленый горошек. И всего семь недель ждали от посева до урожая. Предварительно замачивала семена на двенадцать часов, потом еще несколько дней держала в мокрой марле. Навтыкала их в узкий прямоугольный ящик с грунтом через каждые пять сантиметров, отмеряла расстояние четко – линейкой. Близкое соседство друг с другом придаёт стеблям устойчивость. Сделала несколько посадок с разницей в десять дней для подстраховки.

Никаких капризов. Поливай раз в неделю до цветения и каждые три дня во время него и будет тебе урожай. Хрумкать сахарный горошек начали с Ваней еще с начала марта. Кто не работает, тот есть – это про Чудика и его студенческий проект. Стебли горошка вымахали на метр в высоту и приглушили свет в спальне. Пришлось переставить ящик на кухонный подоконник. С карниза для занавесок пустила проволочные опоры для стеблей.

Вот тогда-то и случилось моё жуткое открытие. Понадобилась проволока и плоскогубцы. Подумала, что у прадеда они точно были. В связке нашла ключи от подвала, но решалась спуститься туда долго. Мелькала мысль позвать на помощь Ваню, но разрушать образ независимой и крутой девчонки в его глазах не хотелось. Постояла-постояла снаружи и всё-таки пошла одна. Сыро, грязно, где-то что-то капало, а прадедушкина коморка, в которой он когда-то зимой держал кур, была далеко от входа – налево по узкому коридору, потом направо. Меня что-то больно куснуло за голую ногу. Блохи? Бр-р-р.

В поисках проволоки брезгливо копалась в пыльных пакетах, в деревянных ящиках из-под привозных с юга овощей, затянутых паутиной, боялась, что выползет паук или выскочит крыса. И в коробке из-под обуви нашла их. Нет, не инструменты и проволоку. О них в тот момент вообще забыла. Как и о своей инсектофобии. Боже, иногда жалею, что мои глаза работают, как скоростной калькулятор.

Глава 6

Хэ Цзянькуй понял, что редактирование генов может

принести ему хорошую прибыль, и в погоне за личной славой

и выгодой еще в 2016 году на собственные средства привлек

сообщников и использовал технику, уровень безопасности

и эффективности которой до сих пор неясны,

и намеренно избегая какого-либо надзора и контроля,

осуществил официально запрещенный в стране

эксперимент по модификации ДНК эмбрионов.

РИА Новости от 30.12.2019

– Вот знаешь, не вижу смысла в этой пустой трате времени, – говорит мужчина кандидатке, усаживаясь в кресло на колёсиках возле её кушетки и складывая руки в замок. – Не хочу колоть, обжигать и-и-и… – он каждый раз произносил это длинное «и», словно доказывал теорему у доски и язык дожидался, пока рука с мелом выведет следующую строку с силлогизмом, – пропускать электрический ток через тебя, чтобы сказать то, что сказал в самом начале. Ты не подходишь. Жутко боишься боли. По протоколу тест придётся повторить через два часа, потом через день и-и-и… через девять дней. Оно тебе надо?

– Вы не можете знать, – девушка дёрнулась в словесную атаку с прежним жаром.

Он даже не остановился, а продолжал говорить одновременно с кандидаткой, просто чуть громче, но с той же невозмутимой интонацией. Ни его выступающий нос, ни заостренные скулы никак не участвовали в передаче эмоций. Казалось, он даже не моргал, пока говорил.

– Постоянно запускала свои зубы настолько, что лечить их было уже невозможно. Шла в кабинет стоматолога с флюсом. Не один, не два, а каждый раз. Из-за избегания боли сопротивлялась физиотерапии и-и-и… в итоге дольше обычного восстанавливалась после перелома берцовой кости, – мужчина разгибал по одному длинному пальцу на кулаке, считая собственные аргументы. – Дело даже не в болевом пороге – нам нужны люди с разными болевыми порогами – дело в страхе боли. Через день, максимум, неделю испытаний, ты просто не придёшь сюда, не сможешь терпеть и думать, что вдруг завтра сделают ещё больнее, будешь плакать, умолять разорвать договор, чтобы прекратить это всё. Ты отказалась даже от крошечной операции на подъязычную уздечку и-и-и… потому едва слышно шепелявишь. Одинокая, незамужняя – значит, боишься ещё и эмоциональной боли. Медицинская карта в Vmetr’е кандидатов – в умелых руках круче любого досье из шпионских фильмов. Конечно, ты можешь пойти после меня к Ольге Георгиевне, потом в службе безопасности пройти сканирование на мошенничество и промышленный шпионаж. А можешь просто сэкономить всем нам время и деньги лаборатории и-и-и… уйти прямо сейчас. Ладно бы ещё спортом каким занималась, можно было бы попробовать. Хотя бы выносливость какая-никакая была. А потом… представь, что придется работать со мной и только со мной. Не с улыбчивой Леночкой, не с Ольгой. Ты уже ненавидишь меня. Не сработаемся. Убедилась?

Брюнетка лишь настырно помотала головой из стороны в сторону.

Мужчина картинно выдохнул.

– Я должен пристегнуть тебя, потому что боль делает людей непредсказуемыми, изобретательными и-и-и… агрессивными. Естественная реакция. Но ведь мне жить-то не надоело, – он начал затягивать ремешки на запястьях своей испытуемой, – Ох ты ж, блин, таких худых рук у нас тут ещё не было. – Он потянулся за иглой, отчего ладонь девушки резко обхватила подлокотник, но врач лишь с циничным смешком проделал новое отверстие в ремешке. – Что с отцом?

Кандидатка начинает говорить, но от страха слова выходят неслышно, как при фарингите, так что приходится прочистить горло, прокашляться, а голова ещё неотрывно следует за каждым действием мужских рук.

– Пришлось сменить фамилию на девичью фамилию матери, чтобы от меня отстали после шумихи с отцом. Но как видите, это не спасло от безработицы. Мне очень нужна эта работа, Вы не понимаете?

– За что его посадили? – мужчина подошёл к металлической мойке, поднял рукава халата до локтей и тщательно намыливал руки.

– За попытку захвата здания мэрии, – она сказала это даже с гордостью.

Врач обернулся к девушке, но больше ничего не спросил, ожидая продолжения.

– Пять лет на зоне. Помните тот референдум, после которого нетерпимость к бракам с несовершеннолетними приравняли к расизму и фашизму? Эти лозунги «браки всех для всех»? Сразу же после него отец собрал единомышленников и вышел на площадь перед зданием Госдумы в Новосибирске. Журналисты вели прямое включение с митинга, когда полетели самодельные снаряды в окна. Лицо отца попало в кадр.

Со стороны казалось, что врач забыл, что уже вымыл руки, потому что начал процедуру по второму кругу. А Вавилова всё продолжала, её прорвало, будто слишком рано вынули вату из кровоточащего носа:

– Ловко они промыли мозги. Помню, как бомбило от первых выпусков передач на эту тему, как плевалась мама от сериалов о несчастной любви учителей и их учеников. Потом пошли ток-шоу, экспертные интервью Ваших коллег, медиков. Типа природа не ошибается, раз половое созревание начинается задолго до совершеннолетия, приводили пруфы из животного мира. И они такие говорят типа, ну камон, мы же не осуждаем брак тридцатилетнего мужчины и двадцатилетки, а ведь когда-то ему было двадцать пять, а ей исполнилось только пятнадцать. Короче, те же люди, только пять лет назад. И вот этот их миленький аргумент: «Разве каждый из нас не влюблялся в свои пятнадцать лет?» Какой-то сексолог сказал, что сексуальность дана нам от рождения, а законы ограничивают права детей выражать её. Типа нет ничего дурного в интимных отношениях с детьми старшего возраста, если без принуждения. А ещё книги всяких дурочек, романтический бред про беззащитных девочек из семей алкоголиков и спасающих их мужиков-соседей, учителей и т.д. МБ, я не должна так говорить, если хочу получить эту работу. Но реально, не понимаю, как 68% процентов жителей одной из самых консервативных стран могли проголосовать за такое.

– Окно Овертона, – мужчина уже сидел рядом с кандидаткой пару минут без дела, успел обработать руки раствором и надел резиновые перчатки.

– Что? – спросила Вавилова тем же раздраженным тоном.

– Идея о том, как общественное мнение под определенным влиянием постепенно сдвигается по шкале от «немыслимо» до «приемлемо», а затем и-и-и… «популярно». То, что считалось смертным грехом несколько веков назад, становится мейнстримом.

– Уже? Начинаем? – Видимо, только сейчас Вавилова поняла, что увлеклась рассказом, а врач выжидает паузу, чтобы приступить к тестовому испытанию.

– Сколько тебе было, когда всё началось? – мужчина начал растирать ватным тампоном участки кожи между пальцами рук Вавиловой.

– Меня типа к пыткам готовят? Под ногти иглы загонять не будете? – спросила она, а врач лишь неопределенно пожал плечами, но слабая улыбка его выдала.

– Сейчас температура будет подниматься выше и выше. Предельного значения нет. Здесь между пальцами – самая чувствительная кожа. Когда почувствуешь боль – дай знать, но отключим алгезиметр19, только когда станет невыносимо, прямо совсем невмоготу терпеть. Кричи, подавай любой сигнал. Так мы поймём, в какую группу испытуемых по болевому порогу тебя включить, – мужчина наблюдал за меняющимися цифрами на дисплее датчика, соединенного проводами с металлическими зажимами между пальцами кандидатки.

– Как мне получить эту работу?

Мужчина не ответил на вопрос:

– Знаешь, когда-то в студенчестве я проделывал это с крысами. Вот уж не думал, что придётся повторять на людях. Дергаешь пальцами. А-га-а, уже началось, принцесса на горошине?

Девушка помотала головой.

– Говорить-то слабо. Вон челюсти как сжимаешь. Vmetr вибрирует, пульс зашкаливает. А я предупрежда-а-ал, – врач упивался своей правотой.

– Всё-ё, – завизжала Вавилова.

– Угу… всего-то сорок пять градусов было, – врач начал водить пальцем по планшету, фиксируя результат теста.

– Это неправда, – голос её прозвучал обижено.

– Да нет же, правда. Смотри сама, – врач показал ей дисплей алгезиметра.

– Я не убегу от страха. Мне нужна эта работа. Вам не понять почему. Знаете, когда мне было шесть, мама сильно задержалась на работе, а отец собирал люстру в гостиной. Я нашла маленькую детальку крепления – зубчатая шайба, тоненькая, похожая на кольцо. Натянула её на указательный палец. Когда мама пришла, палец уже опух из-за сдавленности. Но шайба-то ведь не гладкая, у неё тонкий, чуть зубчатый, необработанный внутренний край. Её пришлось прокручивать по часовой стрелке вдоль пальца, тянуть было бесполезно даже по мыльной коже. Металл резал до мяса. Мама сказала, что если не снять его, то палец завтра уже отрежут. Она плакала, я плакала. Но терпела, не вырывала руку.

– Вот ведь смешная. Сравнила тоже. На этой кушетке, – мужчина с силой ткнул пальцем в кушетку, эмоции выдавали только его руки, – день через день будешь ощущать предсмертную боль, ничем не уступающую реальной. И не смотри, что это называется симуля-я-яцией, – он махнул рукой в сторону проводов, спускающихся с потолка. – Боль в твоей голове, ею заправляет мозг. Кажется, ты не поняла, зачем тебя нанимают, – врач перестал уговаривать Вавилову и перешёл на строгий тон, а после и вовсе замолчал.

По окончании без каких-либо пояснений ещё нескольких болевых тестов, которые сопровождались механическим сдавливанием, проколами и электрическими импульсами, девушка направилась к выходу. На экране монитора мелькнул уже другой мужчина, в белом медицинском халате, забрызганном кровью, он распахнул дверь соседней экспериментальной палаты №8.