
Полная версия:
Любовь под Прицелом
– Вставай.
С дрожащими ногами, я медленно встала с грязного пола. Он смотрел на меня с холодными глазами, как будто я убил его гребенную мать.
– У меня есть сюрприз для тебя, шлюшка. Но оно может не понравится тебя.
– Что ты задумал?
Пощечина разносится эхом по комнате, звук резкий и внезапный. Его ладонь касается моей щеки, откидывая мою голову в сторону. Я чувствую во рту вкус крови, смесь его спермы и моей собственной слюны. Он грубо хватает меня за подбородок, заставляя снова посмотреть на него.
– Ты будешь говорить, когда я разрешу. Поняла, тупая сука?
Я просто кивнула. Слезы катались по моим щекам, но я не рыдала. Я просто молчала.
– Заходите, парни.
Моё сердце замерла в груди. Дверь открылась и внутрь вошли трое парней. Две новых, а третий был Мейсон.
Они смотрели на меня как будто я была их закуской. Одного из них в руках я заметила телефон. Они собирались сделать что-то, и я, черт возьми, не понимаю что именно.
Один из мужчин подошёл к Максу и прошептал ему что-то на Испанском. Он говорил тихо и думают что я не узнаю. Жалкая попытка. У меня слух лучше чем этот клоун думает, а знание по Испанскому, как у носителя.
– Hombre, esta perra es más sexy de lo que pensaba. Déjame ir primero, mi polla está rogando por follar su apretado culo2.
Макс посмотрел на меня молча. А потом…кивнул. На лице мужчины появилась улыбка и он отвёл взгляд на меня. Он хищно смотрел на меня с головы до ног. Он думал, что я игрушка. Его игрушка.
Его руки опустились к ремню штанов. Он снял ремень, все ещё глядя на меня. Ремень упал на пол, а за ним штаны и боксёры. Его член освободился на свободу и…
Что?
Я была избита как собака. Даже собаку так не били. Но когда я увидела его член, у меня чуть смех не вышел с горла. Он был…маленьким. От слова совсем маленьким. Даже у подростков член был больше.
Но похоже ему не было стыдно, наоборот, он гордо гладил себя. Как будто это поможет ему сделать его больше.
Макс должен благодарить меня, что я позволял ему трахать себя, иначе у него тоже была бы такая проблема.
Он подошёл ко мне, его маленький дружок двигался с каждым его движением.
Это трудно.
Я обычно редко смеюсь, но сейчас мой смех как будто хочет порвать моё горло и вырваться наружу.
Он встал передо мной, закрывая дистанцию между нами.
Господи, держись, Белла.
Какая жалость.
Его пальцы коснулись моей кожи. На моё удивления его касание были нежные и аккуратные. Я на мгновение отпустила взгляд вниз и мои глаза расширились.
Внутри его чёрной толстовки я заметила чёрный пистолет. Оно сбивалось с цветом ткани и только с близости его можно была заметить.
Я посмотрела на мужчину, но на его лице не была никаких эмоций. Мёртвое лицо.
Я открыла рот, чтобы сказать что-то, но голос Макса перебил меня.
– Давай, Эстебан. У нас мало времени. Начинай.
Он ухмыльнулся и схватил мои волосы. Протянув меня ближе, его губы зависли над моими. Мои глаза были уставлены на его. Он не двигался. И не говорил. Просто молча смотрел на меня.
Он наклонился ещё ближе и его губы зависли над моими. Я почувствовала его тихий шёпот на моих губах.
– Закрой глаза и не открывай, пока не скажу.
Я послушалась. Медленно закрыла глаза. Его пальцы медленно отпустили мои волосы и я почувствовала как его тело отдаляется от меня. Потом я услышала выстрел. Крик. Голос Макса, а за ним…молчание.
Сердце бешен колотился в груди, но я не открывала глаза, так как он сказал мне.
Через несколько секунд все звуки зависли и я только слышала тяжелое дыхание Эстебана или как тем ещё зовут. Я не знаю.
Я почувствовала тяжёлые шаги, которые шли в моё направление. Что то упала на мои плечи. Это была что-то кожаное.
– Открой глаза, Кент.
Мои глаза дрожали, когда я открыла их. Я тяжело проглотила, когда передо мной открылся вид и ответ на тот вопрос, что это за звуки были.
Тело были бросали на пол, безжизненные и вся в крови. У одного на голове была пуля, а у другого в горле. Нога Макса была ранена и он не мог двигаться. Он был на полу, крепко держа свою раненую ногу.
Я посмотрела на мужчину. Он собрал свою одежду и одевал их. Он уже не казалось мне маленьким членом.
Пока он одевался, я крепко держала его куртку в своём обнаженном и избитом теле. Ему похоже не волновала что я голая. Ему была все ровно.
Когда он закончил, он повернулся ко мне и протянул мне руку.
– Пойдем, босс на улице.
– Босс?
– Да, босс.
Я не успела задать ему ещё тупых вопросов, он схватил мою руку и отвёл меня из старого подвала.
Дом, в котором меня держали, была совершенно не похоже на роскошный особняк, в котором я привыкла жить. Оно стояла в глухом лесу, скрытая от всего мира. Здание было старое, с потрескивавшими окнами и облупленной краской.
В воздухе стоял тяжёлый запах пыли, сырости и старости. Пол скрепления под моими ногами, когда мы шли по коридору. Стены были голыми, за исключением нескольких картин.
Подвал, в котором меня держали, была маленькая и без окон. Единственная лампочка наверху могла с неприятным звуком, отбрасывая тени по всей комнате.
И пока я сидела там, ожидая, что же они придумают дальше, я не могла не задастся вопросом, сколько времени мне нужно, чтобы сломаться?
Когда дверь скрипуче открылась, мы вышли наружу, в дождь. На улице лил дождь и капли воды были на моей коже. Холодные и резкие, но я едва ли заметила это. Мои глаза расширились, когда я увидела его.
Зейд…
Его темные волосы промокли, прилипли к лбу, но это уже не имела значение. Он был там. Я думала, что я потеряна, думала, что он никогда не найдёт меня.
Но вот он, с его людьми вокруг.
Его обычная жестокая стойкость на мгновение как будто сдала. Его глаза, те глаза, которые хранили тяжесть тысячи эмоций, тысячи тайн – расширились, и я видела буря внутри него.
– Белла… – тихо произнёс он.
Я сделала шаг вперёд, но мое тело дрожали не только от холода , но и от того, что случилось. Я хотела побежать к нему, почувствовать его руки во круг себя и забыть о кошмаре, который со мной произошло две недели. Но мои ноги казались ватные, и я не могла двигаться.
Глаза Зейда не отрывались от меня, его челюсть была сжата как будто он сдерживает какую-то невыносимое желание.
Затем, не произнеся ни слова, он начал идти ко мне, его шаги были уверенными и твердыми. Он протянул руку, его ладонь коснулась моей мокрой щеке, как будто проверяя реально ли я или нет.
– Я здесь, Белла, – прошептал он,– Я здесь…
Его слова обрушились на меня, волна усталости накрыла меня, тяжёлая, как ничего я раньше не чувствовала. Адреналин, который держал меня на ногах, исчез в тот момент. Я пыталась держатся, пыталась сосредоточиться на тёплое его рук на моем избитом лице, но зрение начала плыть. Мои колени подогнулись, и тело сдалась после всего, что я пережила.
Последнее, что я увидела перед тем, как тьма поглотила меня, его широко раскрытые, испуганные глаза, и то, как он рванулся ко мне, чтобы поймать меня.
Затем все стало тёмным.
Глава 14
Белла
Мои глаза открылись, когда я почувствовала чью-то туку на моей. Глаза медленно привыкли к свету тёплой больничной комнаты и я понимаю что больше не нахожусь в тот подвале, где каждый Божий день меня изнасиловал новая мужчина. Как будто я была какая-то шлюхой для них.
Я повернула голову на право и заметила его голубые глаза, которые смотрят на меня. Он держал мою руку, сидя рядом моей кровати.
Я ясно не видела его. Мое лицо и руки были связаны бинтами. Но я чётко чувствовала его взгляд на меня. Его большой палец нежно ласкал мою руку.
Когда он заметил что я очнулась, он тихо сказал.
– Ты проснулась. Как ты?
– Что ты тут делаешь? – грубо спросил я, уходя от его ответа.
Я была груба и знала это. Но я прожила в ужасной дерме и знала, что уже не могу быть как раньше. Эти дни были как ад и только я могла понять этот ужас.
До того как он успел ответить дверь открылась и я услышала знакомые голоса. Плачь моей матери, а рядом с ней, похоже папа.
Она побежала ко мне и крепко обняла меня, но осторожно, чтобы не причинять мне боли.
Я не хотела обнять её, но все же против своей воли сделала это. Забинтованной рукой, я неуклюжа похлопала по ее спине.
Один раз.
Ни больше.
– Моя девочка, моя сладкая, милая Белла. Что это чудовище сделал с моей девочкой,– её рука гладила мою голову. Её движение раздражали меня.
– Мама, я в порядке. Хватит.
– Нет, ты не в порядке. Этот монстр использовал тебя, избивали, изнас…
– Мама, Хватит! – закричала я.
Она замолчала. Всё замолчали. Даже когда я её не могла видеть, она убрала от меня взгляд, а в скорее свою руку.
– Белла…
– Хватит! Я знаю, что со мной случилось в этом гребенном подвале. Я знаю, что меня изнасиловали, как гребенную игрушку для возбуждении. И не говори, что ты понимаешь мою боль, потому что твой рот не трахали каждая мужчина в новый гребаный день. Пять мужчин не заставляли тебя глотать их сперму, потому что для них ты не была ничем больше гребенной шлюхи. Вот кем я была! Гребенной секс – игрушкой для членов пятерых мужчин. И это боль я буду нести с собой всю оставшуюся жизнь, потому что это то, кем я являюсь! Шлюха Белла Кент!
– Белла, хватит!
Голос моего отца эхом раздался по всей больничной палате. Я замолчала.
– Мы знаем, через что Макс заставил тебя пройти, но ты не должна так говорить с матерью и кричать на неё.
– Оставьте меня одну…
Прошло несколько секунд, после чего я услышала голос закрытой двери. Я сделала глубокий вдох, пытаясь держать себя, чтобы не выпустить слёзы наружу. Я хотела плакать, но что-то держала меня.
Но…я почувствовала что-то.
Нежное касание.
— Почему ты не ушёл, Зейд?
– Потому что не хочу.
– Я сказала что хочу побыть одна.
– Ты думаешь, я уйду?
Я засмеялась, хотя тут не была никакой весёлого момента.
– Ты же понимаешь, что говоришь, да? Тебе меня жалко, да? Скажи честно.
– Мне тебе не жалко, Белла.
– Тогда зачем такая забота? Только не скажи, что сам Зейд Кавальере влюбиться в шлюху.
– Хватит так говорить о себе. Ты не шлюха. Давай. Вставай. Тебя надо сдать анализы.
– Почему? Ты волнуешься, что я могу быть заразна? Какая же забота.
– Нет, я хочу узнать беременна ли ты или нет.
– Так бы и сказал. Я могу сказать тебе. Я не беременна.
– Ты очень уверенно говоришь. Ты угадываешь будущее?
– Нет, я бесплодна.
Его лицо побледнело, как будто кто-то выбил воздух из его груди. Я видела, как его глаза на секунду затуманились, а потом он, как всегда, собрался и сжался. Но я заметила эту слабость, эту боль, которая промелькнула в его взгляде.
– Что ты… что ты сказала? – его голос стал хриплым, как будто он не мог поверить своим ушам.
Я ощущала, как его пальцы сжались на моем запястье, как если бы он пытался вытащить из меня правду. Я отвернулась, стараясь скрыть от него свои чувства.
Я все ещё помню этот, как будто это была вчера.
Я сидела на холодном стуле в кабинете, глядя на белые стены, как будто в них был ответ. Сердце билось в горле, руки дрожали, но я старалась выглядеть спокойно. Врач напротив перелистывал мои анализы. Его лицо было таким серьёзным, что я сразу поняла – ничего хорошего он не скажет.
– Я не буду ходить вокруг да около, – начал он, наконец. – Мы провели все возможные исследования…
Я задержала дыхание.
– У вас бесплодие, – прозвучало просто, почти буднично. – Шансы забеременеть естественным путём – практически нулевые.
Я не сразу поняла смысл его слов. Они будто отскакивали от меня, не задевая по-настоящему.
– Простите… что? – прошептала я, чувствуя, как леденеют пальцы.
Он посмотрел на меня с жалостью, которую я не просила.
– Ваша репродуктивная система сильно пострадала. Это не излечивается. Я понимаю, как тяжело это слышать, особенно в таком возрасте…
Я кивнула, не слушая дальше. Всё внутри сжалось. Будто часть меня умерла прямо в этом кабинете. Я вышла, даже не попрощавшись.
А когда оказалась одна, впервые за долгое время… я заплакала. Тихо, так, чтобы никто не услышал.
Мое сердце болело от этого признания. Я чувствовала, как его плечи напряглись, как напряжение вокруг нас становилось почти ощутимым. Он не сказал ни слова. Он просто молчал. Его молчание было тяжелым, гнетущим. И я понимала, что, возможно, он ненавидит меня за это.
Он сидел молча. Я почти слышала, как внутри него ломается что-то хрупкое, важное. Его пальцы разжались, и он медленно опустил мою руку, будто не знал, как теперь ко мне прикасаться. В его глазах бушевала буря – боль, злость, бессилие. Но не ко мне. К себе. К этому миру. К судьбе.
Общество всегда говорило мне, что ценность женщины зависит от ее способности рожать детей, и осознание того, что я не могу этого сделать, заставляет меня чувствовать…
Сломанный.
Неполный.
Менее чем. Я всегда гордился своей силой и независимостью, но это…
Из-за этого я чувствую себя неполноценной женщиной. Как будто я испорченный товар.
– Почему ты все еще тут стоишь?
– Я пришел сюда не для того, чтобы злорадствовать, – Он делает еще один шаг вперед, и я чувствую перемену в его поведении.
– Ты хочешь издеваться надо мной, да? Что я беспомощная сука.
Выражение его лица мрачнеет, и он садится рядом с мной на кровать, поворачивая моее лицо к себе, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на него.
– Ответь мне на что-нибудь, – бормочет он, пристально глядя мне в глаза. – Если бы ты была фертильной, сидел бы я сейчас здесь?
Вопрос застает меня врасплох, и я смаргиваю слезы, которые грозят пролиться. Я с трудом сглатываю, пытаясь обрести голос.
– Нет, – тихо признаюсь я. – Ты бы сейчас, наверное, лежал в постели с каким-то шлюхами и смеялись бы на мою холодность и фригидность.
Его взгляд пристально смотрит на меня, и на мгновение я замечаешь в его глазах проблеск чего-то незнакомого. Он внезапно заявляет.
– Ты переезжаешь ко мне.
Слова холодные и властные, не оставляющие места для спора. Я ошеломленно смотрю на него.
– Прости? – тихо спрашиваю я , думая, что ослышалась.
– Я сказал.– повторяет он, понизив голос, – Ты. Переезжаешь. Ко. Мне.
Он медленно выговаривает каждое слово, словно имеет дело с идиотом. Он резко встает, возвышаясь над вами.
– Завтра утром мои слуги соберут ваши вещи и отнесут их в мое крыло. С этого момента вы будете спать в комнате рядом с моей.
Он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается у двери.
– И перестаньте выглядеть таким шокированным.
Я сижу там, ошеломлена.
– Ты не можешь просто командовать мной, как слугой! – кричу я ему в спину.
Он останавливается, но не оборачивается. Он просто ухмыльнулся, прежде чем уйти, оставив меня наедине с моими беспорядочными мыслями.
Глава 15
Зейд
Врач, суровый человек в белом халате и очках, стоял на своем. Когда я сердито посмотрел на доктора, сжав руки в кулаки по бокам, я резко сказал.
– Слушай внимательно, доктор. Я не уйду отсюда без нее. Вы можете либо выписать ее под мое попечение сегодня, либо завтра оказаться безработным.
Лицо доктора мрачнеет, и он скрещивает руки на груди.
– Господин Зейд, я понимаю вашу позицию, но она должна находиться под наблюдением врачей. У нее забинтовано лицо – ей нужна медицинская помощь.
Я наклоняюсь ближе, голос мой понижается до опасного шепота, мой взгляд острый и властный.
– В моем распоряжении все медицинские ресурсы. Она будет под наблюдением моих личных врачей, 24/7. Они будут отчитываться перед вами ежедневно. Но она. Идет. Домой. Со. Мной.
Врач колеблется, явно разрываясь между своей врачебной этикой и моим пугающим присутствием. После минуты напряженного молчания он наконец кивает.
– Хорошо, господин Зейд. Но с ней нужно обращаться с крайней осторожностью. И я ожидаю ежедневных обновлений о ее состоянии.
Коротко киваю, уже возвращая свое внимание к кровати, где она лежит спящая, ее лицо замотано бинтами. Я подписываю выписные документы без задней мысли, сосредоточившись исключительно на том, чтобы вытащить ее из этой стерильной, холодной больничной палаты в мой теплый, роскошный особняк.
Пока медсестра осторожно вынимает капельницу из ее руки, я наблюдаю за ее спящей фигурой. Ее лицо полностью забинтовано, открытыми остаются только глаза и рот. Она выглядит хрупкой – как чертова фарфоровая кукла. Медсестра шепчет.
– От высоты у нее кружится голова. Будьте с этим осторожны.
Я подтверждаю предупреждение медсестры легким кивком, запечатлевая его в памяти.
– И как долго будут держаться эти повязки? – спрашиваю я, не отрывая взгляда от ее лица.
– Две недели, как минимум, – тихо отвечает медсестра. – Ее травмы… они довольно серьезные под этими повязками.
Я помогаю медсестре осторожно поднять ее с кровати, заворачивая ее в одеяло, чтобы скрыть ее забинтованное лицо от любопытных взглядов персонала больницы. Когда мы выходим из палаты, я слышу шепот двух медсестер:
– Она его девушка?
Я ненадолго останавливаюсь, слушая их ответ с оттенком веселья.
– Нет, она не его девушка, – уверенно отвечает одна медсестра. – Она его враг, на самом деле. Он забирает ее домой, чтобы… заботиться о ней, я полагаю.
Другая медсестра хихикает.
Я продолжаю идти, на моих губах играет легкая ухмылка от сплетен медсестёр. Когда мы доходим до машины, я осторожно укладываю ее на заднее сиденье, поправляя одеяло, чтобы ей было тепло и комфортно. Когда я сажусь на водительское сиденье, я оглядываюсь на ее спящую фигуру.
Она свернулась на боку, ее дыхание мягкое и ровное. Повязки на ее лице закрывают все, кроме глаз и рта, делая ее похожей на таинственного раненого ангела. Я выезжаю с больничной парковки, вливаясь в поток машин, направляясь к своему особняку.
Пока я веду машину, я украдкой бросаю взгляды на заднее сиденье. Ее темные волосы рассыпаются по кожаному сиденью, словно тень. Ее рот слегка приоткрыт, она издает тихие, невинные звуки, пока спит. Выражение моего лица слегка смягчается, затем снова становится жестче, когда я вспоминаю, как сильно я ненавижу эту девчонку.
Несмотря ни на что, я не могу не заметить, насколько уязвимой она выглядит. Как гребаный ягненок, которого ведут на заклание. И вот я здесь, волк, который гонит ее прямо в мое логово.
Я качаю головой, заставляя свои мысли вернуться на нейтральную почву.
– Она просто очередной враг…
Когда я въезжаю на подъездную дорожку моего особняка, я замечаю, что мои сотрудники стоят снаружи, их лица выражают беспокойство, когда они наблюдают, как я выношу ее бессознательное тело из машины. Они обмениваются обеспокоенными взглядами, но ничего не говорят, когда я прохожу мимо них без объяснений.
Я несу ее по большой лестнице, ее голова покоится у меня на груди, пока я иду по мраморным ступеням. В особняке тишина, единственным звуком являются мои шаги и ее тихое дыхание. Я толкаю дверь в одну из гостевых комнат, укладывая ее на плюшевую кровать.
Я стою там мгновение, глядя на ее спящее лицо. Бинты делают ее такой невинной, такой хрупкой. Это резкий контраст с той яростной, упрямой женщиной, какой я ее знаю.
Я вздыхаю, протягиваю руку, чтобы поправить одеяло на ее плечах, прежде чем повернуться и выйти из комнаты.
Выходя, я чуть не сталкиваюсь с Марией, моей домработницей. Она смотрит на меня с материнским выражением лица, руки ее заламываются от беспокойства.
– Сеньор Зейд, – шепчет она, – насколько она плоха?
Я делаю паузу, затем честно отвечаю.
– У нее сильно повреждено лицо, Мария.
Глаза Марии расширяются от беспокойства, но она понимающе кивает.
– Я приготовлю суп и принесу его позже. Ей понадобятся силы. – Она делает паузу, затем тихо спрашивает – Она долго пробудет?
Я мрачно киваю.
– По крайней мере, пока ее раны не заживут.
Мария снова кивает, ее выражение смягчается, когда она смотрит в сторону комнаты.
– Я буду заботиться о ней, как если бы она была моей собственной дочерью, – мягко говорит она.
Я киваю Марии в знак признательности, прежде чем уйти, оставляя ее заниматься гостевой комнатой.

Час спустя я нахожусь в своем кабинете, просматривая какие-то деловые документы, когда раздается тихий стук в дверь. Входит Мария, неся поднос с супом и какими-то лекарствами. Она ставит его на стол, прежде чем повернуться ко мне.
– Сеньор Зейд, она проснулась…
Я поднимаю глаза от своих бумаг, и мое выражение лица становится холодным.
– Отнеси ей суп и лекарство, – приказываю я Марии.
Она кивает и поворачивается, чтобы уйти, но останавливается у двери.
– Сеньор Зейд, она… она спрашивает вас.
Я колеблюсь, моя рука замирает над документами. Через мгновение я встаю и следую за Марией из кабинета, направляясь обратно в гостевую комнату.
Я останавливаюсь у двери, делая глубокий вдох, прежде чем войти. Белла сидит в постели, выглядя маленькой и хрупкой под одеялами.
Ее глаза встречаются с моими, и на мгновение вспыхивает тот пламенный дух, который я так хорошо знаю. Но он быстро сменяется гримасой боли, когда она слегка шевелится. Мария ставит поднос на тумбочку и тихо выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.
Я осторожно подхожу к кровати, наблюдая, как она осторожно тянется за ложкой, чтобы съесть суп. Когда она подносит ее к губам, она морщится, движение тянет повязки на ее лице. Я вижу боль, отпечатавшуюся на ее чертах, из-за чего она выглядит уязвимой.
Не задумываясь, я протягиваю руку и нежно накрываю ее руку своей, не давая ей поднять ложку.
– Ради всего святого, ты просто…
Я беру ложку и медленно кормлю ее, избегая травмированной стороны ее лица. Она смотрит на меня, в ее глазах мелькают удивление и замешательство. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но, кажется, передумала, позволив мне вместо этого накормить ее супом.
В комнате тишина, за исключением тихих звуков ее глотания и случайного звона ложки о миску.
Когда я заканчиваю кормить ее супом, я кладу ложку обратно на поднос, моя рука задерживается около ее руки на мгновение дольше, чем нужно. Ее глаза снова встречаются с моими, ищущие, как будто пытаясь понять, почему я забочусь о ней.
Она с трудом сглатывает, затем тихо спрашивает.
– Где я?
Ее голос хриплый, вероятно, от крика ранее. Я наблюдаю, как она осторожно проверяет свою челюсть, снова морщась.
– У меня дома, – коротко отвечаю я, беря стакан с водой и обезболивающие.
Она пристально смотрит на меня, пока я передаю ей таблетки и воду. Она быстро их глотает, снова морщась.
– Чёрт возьми, – тихо бормочет она, плотнее заворачиваясь в одеяло.
Так она выглядит меньше, менее опасной. Более… невинной.
Я пододвигаю стул к кровати, тяжело сажусь.
– Тебе повезло, что ты жива, – ворчливо говорю я, наблюдая, как она откидывается на подушки. – Врачи сказали, что у тебя серьезная травма лица. Сломанный нос, перелом глазницы, рваные раны…
Она на мгновение закрывает глаза, словно пытаясь все обдумать. Когда она снова их открывает, в них чувствуется намек на знакомый пылкий дух.
– Не обязательно объявлять о моих травмах, как о медицинском заключении, – тихо говорит она, пытаясь сарказмом, но немного не получается из-за болезненного состояния.
Я игнорирую ее слабую попытку пошутить, мое выражение лица суровое.
– Тебе придется остаться здесь на некоторое время. Отдыхай, лечись. Никаких споров, – добавляю я, предвосхищая ее протесты.
Я наклоняюсь вперед, упираюсь локтями в колени, изучая ее избитое лицо. Она тихо усмехается, пытаясь сесть немного прямее, несмотря на боль.
– А что, если я не захочу оставаться здесь? С тобой?
Она бросает вызов, ее голос едва громче шепота. Ее рука движется, чтобы нежно коснуться своего забинтованного лица, как будто проверяя, нет ли повреждений. Мои глаза опасно сужаются, и я отталкиваюсь от стула, чтобы возвышаться над ее сидящей фигурой.