скачать книгу бесплатно
– Извините, я немного задумалась. Вы что-то спросили?
Мой собеседник издал лёгкий смешок.
– Нет-нет, не беспокойтесь, ничего особенного. Я просто рассказывал вам, почему не стал художником. Но это не очень интересная история, так что не стоит сожалеть, что вы её не услышали.
Я почувствовала, как на моих щеках предательски проступают алые пятна.
– Простите меня, бога ради. Я сегодня не очень хорошо себя чувствую. К тому же сейчас тороплюсь, мне пора идти. Очень приятно было познакомиться, то есть, я хотела сказать – повидаться… Надеюсь, в другой раз…
Он продолжал с улыбкой смотреть на меня. Потом достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку и протянул мне.
– Если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете обратиться ко мне.
– Что именно? – глупо спросила я, поднимаясь со скамейки.
– Мало ли что, – протянул он задумчиво. – Всякое бывает. Впрочем, уверен, что когда-нибудь смогу оказаться вам полезным. Я редко ошибаюсь в таких случаях.
– Спасибо, – сказала я, пытаясь сгладить неловкость. – Это очень любезно с вашей стороны.
– Пока ещё не за что, – улыбнулся он, продолжая разглядывать меня, – но рано или поздно я всё-таки…
– В таком случае благодарю вас. Всего хорошего, – кивнула я и зашагала в сторону гастронома.
Сосиски с детства не вызывают у меня аппетита, но купила я именно их, потому что шпикачки стоили дороже. В конце концов, аппетит совершенно не обязательный компонент древнего как мир ритуала поглощения пищи.
– Пупсик, – проговорила стоящая за мной девица в платье от Гуччи со следами крайнего утомления на лице, явно порождённого не слишком блистательным антуражем окраинного гастронома, – ты полагаешь, нам стоит довериться здешней «брауншвейгской»?
Лично я бы этой колбасе с удовольствием доверилась. В лучшие времена непременно так и поступлю, а на сегодняшний вечер её функции придётся возложить на закалённые в пролетарской борьбе сырки «Дружба», ну а роль двадцатипятидолларового ликёра «Бейлис», который вальяжно держал в руке спутник девицы, вполне по плечу под рукоплескания зрителей исполнить купленному мною обезжиренному кефиру «Домик в деревне».
* * *
Войдя в наш двор, я увидела стайку ребятишек, толпящихся вокруг песочницы. Они галдели как воробьи и, отталкивая друг друга, пытались протиснуться ближе к середине.
Я крайне редко принимаю участие в детских играх. Ещё будучи ребёнком я находила в этом мало удовольствия, обычно предпочитая общество взрослых. Собственно говоря, с тех пор ничего не изменилось. Поэтому я крайне удивилась, когда, дойдя до подъезда, вдруг неожиданно развернулась и прямиком направилась в сторону детской площадки.
Иногда я совершаю немотивированные поступки и ни за что не взялась бы объяснить, по какой надобности решительно полезла в самую гущу галдящей детворы. Наконец они заметили меня, попритихли и даже немного расступились. Тогда я и увидела эту собаку.
Она лежала около песочницы, положив голову на лапы, и в её глазах не отражалось ничего, кроме беспросветной тоски.
– Тузик, Тузик… Жучка… как тебя… – монотонно выкликал белобрысый веснушчатый мальчик.
– Тётя Мариша, она потерялась, – доверчиво протиснулась ко мне шестилетняя Настёна с третьего этажа по прозвищу Кудряшка Сью.
– У неё шейка болит, – сказал белобрысый мальчик.
– Она добрая, – шепнула Настёна, беря меня за руку, – мы её уже гладили.
Я присела на край песочницы. Рыжая догиня тревожно повела глазами в мою сторону, но не сдвинулась с места, только мелко подрагивала. Она была грязная и очень худая. На шее болтался обрывок толстой верёвки, туго затянутой, так что шерсть под ней вытерлась, и на коже виднелись следы запёкшейся крови. Ухо было сильно расцарапано, на боку под проступавшими рёбрами зияла свежая рана.
– Откуда она взялась? – спросила я.
– Не знаем. Ребята говорили, что она давно за гаражами болтается, а вчера, вроде бы, собаки её подрали, вот она сюда и прибежала прятаться, – выступил вперёд невысокий мальчуган в голубой бейсболке. – Может, её хозяева бросили. Бывают такие гады…
Я придвинулась поближе и погладила шелковистую морду. Собака слабо вздрогнула и шевельнула хвостом.
– Голодная, наверное, – сказал мальчуган. – И замёрзла, поди, целый день под дождём-то… Я бы взял её домой, да мамка и слушать не хочет…
– И мне не разрешили, – кивнула Настёна. – Васька из тридцать восьмого дома тоже просил, а отец сказал: выпорю.
Я достала из сумки сосиску.
– Иди сюда, – тихо позвала я и протянула её собаке. С минуту она нюхала воздух, потом начала с трудом подниматься и, наконец, встала во весь свой огромный рост. Она была широкогрудая, с тяжёлой костью, только сильно исхудавшая и измученная. Её лапы дрожали. Сделав пару шагов, псина осторожно взяла из моих рук сосиску. Жевать не стала, а сразу проглотила, и это почему-то показалось мне трогательным и каким-то беззащитным. Потом она села рядом и, посидев с минуту, вдруг опустила мне на колени свою тяжёлую рыжую голову с рваным ухом.
– Сразу видно – домашняя. Полечить бы надо… Где же она теперь жить будет? – робко и словно бы ни к кому не обращаясь, задал вопрос мальчуган в бейсболке. Всё-таки дети очень умны от природы.
– У меня, – ни с того ни с сего брякнула я.
По всей видимости, этот безумный ответ нисколько не удивил никого из присутствующих, кроме меня самой.
«Ты окончательно свихнулась, милочка! Немедленно скажи, что это только на один день!» – скомандовала я себе.
– Ура… – шёпотом произнесла Настёна, – и я, конечно же, промолчала.
Капкан захлопнулся. Однажды в своей жизни я прыгнула с парашютом. Если уж быть до конца откровенной, я и не прыгала вовсе, это инструктор в самый последний момент просто вытолкнул меня из вертолёта. Я вспомнила об этом, когда серьёзный малыш в клетчатой курточке сказал:
– Мы проводим вас до подъезда. – В его голосе звучало подлинное восхищение.
Я глубоко вздохнула, слегка почесала собаке здоровое ухо и встала. Она подняла голову и уставилась на меня своими печальными карими глазищами. Я машинально похлопала ладонью по левой ноге.
– Ну что, пошли, что ли, девочка? Пошли-пошли. Домой.
Слово «домой» оказало на беднягу магическое действие. Гладкий рыжий хвост взметнулся вверх и начал описывать в воздухе весёлые восьмёрки. Я сделала несколько шагов.
– Рядом, – скомандовала я, ни на что не рассчитывая.
Догиня немедленно пристроилась сбоку и потрусила рядом, не отставая ни на шаг. Это вызвало бурю восторга в рядах маленьких радетелей за счастливую собачью жизнь.
– Я же говорил, домашняя! Смотри, дрессированная, команды знает. Скажите ей «сидеть», тётя Марина!
– Сидеть! – тупо повторила я, и собака сейчас же уселась рядом с моей ногой.
– Ух ты! Вот это да! Класс! – раздавалось со всех сторон.
У подъезда возбуждённая стайка снова окружила меня. Каждый старался что-то сказать на прощание.
– Вы здоровская!
– А как её звать будем?
– Мы к вам придём обязательно!
Наконец дверь подъезда захлопнулась, и мы медленно двинулись вверх по лестнице. Псина тяжело дышала, с трудом преодолевая ступени, но шла рядом как привязанная.
Так бок о бок мы и вступили в квартиру. Я сразу прошла в кухню и, бросив пакет с продуктами, опустилась на стул. Собака моментально устроилась рядом и хрипло задышала, высунув длинный тёмный язык.
– Ты, наверно, пить хочешь? – спросила я, не надеясь на ответ.
Но при слове «пить» животина вскинула голову и яростно замахала хвостом.
– Это чья ж ты есть, такая умная? – Я погладила золотистую голову и, налив в миску воды, поставила перед собакой на табуретку. Она принялась жадно лакать, а напившись, улеглась рядом на линолеум и уткнулась носом в мои тапочки.
«Господи, что же мне с тобой делать, горе ты моё? Только тебя мне и не хватало, – подумала я. – Хотя с другой стороны, до сих пор одни убытки были, а ты всё же какой-никакой, а прибыток. Авось перезимуем как-нибудь».
Следующие два часа ушли на осмотр и обработку ран, а также купание в ванной, куда собака пошла охотно, было видно, что к этому она явно приучена, и слово «мыться» среди прочих занесено в её активный словарь.
Вернувшись в кухню, я полезла по полкам, вспомнив, что у меня где-то валяется пачка «геркулеса», который должен был сохраниться, потому что я терпеть его не могу и есть не стану даже под страхом голодной смерти. Я заварила овсянку кипятком и накрыла крышкой, удовлетворённо подумав, что всё складывается как нельзя лучше, и, по крайней мере, хоть ужин нам обеим на сегодняшний вечер гарантирован.
В этот момент зазвонил телефон.
– Привет, Марьяш, – сказала трубка Валюшкиным голосом, – чем занимаешься?
– Собаку купала. Теперь ей кашу готовлю.
– Ты кончай шизовать, подруга, всё как-нибудь образуется. Я, собственно, тут рядом с тобой. Сейчас забегу. Ты одна?
– Нет, с собакой, – грустно ответила я.
– Говорю, не дури ты, ради бога. Через пять минут буду.
Когда раздался звонок в дверь, моя псина не залаяла, а лишь подняла голову и застыла, навострив уши. Так как в лежачем положении она занимала полкухни, мне пришлось перешагнуть через неё и пойти открывать.
Когда вошедшей Вальке наконец удалось подобрать челюсть, она только и смогла вымолвить своё любимое:
– Ну ты, блин, даешь…
– …Тиккурилла, – закончила за неё я. – А что, чем плохое имя? Я как раз над этим и ломала голову последние полчаса. Сокращённо – Тика. Как думаешь, подойдёт?
– Чья это? – потрясённо выдохнула Валька.
– Моя, – ответила я и вдруг явственно услышала, с какой гордостью это прозвучало. Заметила это и Валя, потому что уставилась на меня в немом изумлении.
– Откуда она?
– От верблюда, вестимо, – изложила я всё с той же глупой улыбкой.
– Видит бог, у тебя даже верблюды ненормальные. Впрочем, чего и ждать… Ну ты нашла время…
– Времени у меня как раз хоть отбавляй, я теперь совершенно свободная женщина абсолютно свободной страны. Вот со всем остальным немного похуже выходит, с кормёжкой, к примеру.
– Да кормёжка-то как раз ерунда, – махнула рукой Валька. – Я тебе этого добра сколько хочешь нанесу, вёдрами на работе выбрасываем. У всех наших собаки лоснятся, аж в дверь не лезут.
– Ох, как же я сразу не подумала об этом, Валюшенька! Горевала, что не прокормлю такую лошадь! – Я кинулась подружке на шею и звонко расцеловала в обе щёки.
– Ненормальная ты и есть ненормальная! – покачала головой Валька. – Самой жрать нечего, а она о собаке думает! Где ты вы копал a-то её, скажи на милость?
– С улицы привела. Дети нашли, а мне вдруг так жалко её стало, худая, ободранная. Потерялась, наверное, или бросили. Представляешь, она все команды знает и вообще много слов разных. Совсем не злобная, детей любит. Пусть живёт, перебьёмся как-нибудь.
Валюша слушала молча, не сводя с меня глаз, потом присела на корточки и протянула к собаке руку. Псина осторожно обнюхала ладонь, затем чинно вложила в неё свою огромную рыжую лапу. На круглом Валином лице засветилось так хорошо мне знакомое выражение нежности.
– Ах ты, хрюшка рыжая, ты и здороваться умеешь! – Валентина обняла собаку за шею и ласково погладила между ушей. – Живи уж, раз приблудилась, а тётка тебя так откормит, что на миску свою и глядеть не захочешь, уж будь уверена.
Я присела на пол рядом с Валей и положила голову ей на плечо. Через секунду мы обе громко хлюпали носом и отчаянно тёрли глаза. С минуту псина внимательно смотрела на эту сцену, а потом приблизила к нашим зарёванным физиономиям свою чёрную морду и стала облизывать их горячим влажным языком. Ещё через минуту мы с Валькой, с двух сторон обнимая собаку, сидели на полу и хохотали, утирая рукавами мокрые лица.
Наревевшись и насмеявшись, мы уселись за стол пить чай с принесёнными Валей ещё тёплыми чебуреками и эклерами с заварным кремом.
– Слушай, – сказала она, когда мы, окончательно объевшись, откинулись на спинки стульев и закурили, – давай разными именами её звать попробуем, может, на какое и отзовётся?
– Давай, – обрадовалась я. – Отличная идея, как же я сама не додумалась!
Битых полчаса мы выкликали все собачьи и женские имена, какие только удалось вспомнить. Ноль реакции. Упрямая псина, наевшись овсянки, мирно дремала у наших ног.
– Вот наказание! – не выдержала Валя. – Да как же звать тебя, глупое ты животное?! Грета! Хильда! Эльза!
При имени Эльза собака открыла глаза и пошевелила хвостом. Мы замерли.
– Эльза! – тихо позвала я. – Хвост взметнулся вверх. – Эльза, Эльза, иди сюда.
Собака встала, подошла ко мне и уткнулась мордой в колени.
– Эльза, Эльза, хорошая девочка, – твердила я, гладя собаку по голове.
– С ума сойти можно, – обессиленно оперлась о стол Валентина. – Ну наконец-то! Бывает же такое… Скажи мне кто вчера, что буду так радоваться, обнаружив какую-то собачью кличку… А что, хорошее имя. Эльза, Лиза, Лизавета. Осталось только паспорт выдать. Интересно, она клубная или нет? На вид породистая. У нас во дворе такая гуляет. И окрас такой же. Хозяйка говорила, называется палевый с чёрной маской – ну то есть сама рыжая, а морда чёрная.
– У меня где-то книга про собак была, – подала я голос. – Надо посмотреть на полке. Пошли в комнату.
Мы встали. Собака поплелась за нами. Я немного замешкалась в коридоре, и в комнату Валя вошла первой.
– Мать честная! Что тут у вас творится?! – услышала я её вопль. – Переезжаете, что ли?
Заглянув в дверь, я еле устояла на ногах.
Всё в комнате было перевёрнуто, дверцы шкафа открыты, одежда в беспорядке валялась на диване, ящики стола выдвинуты, пол усыпан бумагами.
Увидев моё потрясённое лицо, Валя удивилась ещё больше.
– Хочешь сказать, что не ты всё это устроила?
– Не я, конечно.
