скачать книгу бесплатно
– Монументально. Хороший полноценный объём. – Я наконец овладела собой. – Есть удачные образы.
– Ну, объём, ты знаешь, это мой конёк. Не люблю, когда вещи короткие. Кстати, я вчера начал продолжение писать. Уже есть кое-какие намётки…
– Но герой ведь уже погиб? Что там ещё писать?! – Моему искреннему возмущению не было предела. Но Веник плевать на это хотел.
– У него осталась невеста. Через год она выйдет замуж за лётчика с американской военной базы. А призрак её жениха будет им являться. Могу почитать тебе до того места, когда…
Это было уже чересчур. Даже не дав себе труда скорчить хорошую мину, я довольно грубо намекнула Венику, что мне надо уходить. Причина была придумана более чем уважительная – деловое рандеву в поисках новой работы.
Выразив соболезнования по поводу почившей в бозе старой, Веник тем не менее продолжал сидеть в кресле и не двигался с места.
Я демонстративно извлекла из шкафа свой единственный титулярный костюм и энергично потрясла им перед бледным Вениковым носом. Ноль эмоций. Я надела костюм в ванной, вернулась в комнату и достала из сумки косметику. Веник сидел как вкопанный. Я сделала вид, что накрасилась. Веник сидел, покачивая головой и изредка шевеля губами.
– Я ухожу через две минуты, – не выдержав, гаркнула я наконец.
На этих словах Веник словно проснулся и вскочил на ноги. Я догадалась, что моих предыдущих реплик он просто не слышал.
– Да-да, конечно. Ты куда-то собралась, что ли? Извини, что побеспокоил. Я это… помочь тебе постараюсь. Одним словом… ладно, пойду. Я позвоню.
Он снова взъерошил волосы, махнул мне рукой и, прошествовав в коридор, захлопнул за собой дверь.
Я сняла костюм, вернулась в кухню, отхлебнула из чашки свой давно остывший кофе и глубоко задумалась. Картинки, одна безрадостнее другой, мрачно проплывали у меня перед глазами, выстраиваясь чередой и медленно исчезая за горизонтом, как караван верблюдов в аравийской пустыне.
Проведя с полчаса за этим бесполезным занятием, я наконец почувствовала, что оно мне страшно надоело.
«Куда вы засунули ваш хвалёный оптимизм, уважаемая Марианна Сергеевна? – В приступах меланхолии я всегда обращаюсь к себе по имени-отчеству. – В конце концов, вам должно быть прекрасно известно, что ничто так не мешает радоваться жизни, как сама жизнь. А посему следует немедленно отбросить все глупые мысли и приступить к более конструктивной части нашего заседания, а именно, к конкретным предложениям по реализации законного права на доблестный труд, который и должен привести к неуклонному повышению благосостояния трудящихся масс в вашем лице, драгоценная вы моя!.. Почему бы вам не посвятить сегодняшнее ослепительное, лазурно-солнечное утро, – я покосилась на мрачное, наглухо затянутое сизыми тучами небо и тонкие струйки дождя, бегущие по оконному стеклу, – поиску этой самой кормушки, то есть я хотела сказать – работы, ибо труд является жизненной потребностью и осознанной необходимостью буквально каждого строителя коммунизма».
Сделав это блестящее заключение, я опрометью кинулась в коридор и через секунду вернулась с толстым растрёпанным справочником предприятий и учреждений нашей славной столицы, а также с купленными вчера у метро газетами «Из рук в руки» и «Работа для вас».
Не утомляя подробностями, скажу лишь, что следующий час я провела отвратительно, поэтапно обзванивая эти самые предприятия и учреждения и предлагая себя в самых различных качествах, исключив лишь короткий список наиболее древних профессий, обычно обозначаемых незадачливыми соискателями вакантных должностей формулировкой «интим не предлагать».
В результате по истечении означенного времени я нимало не продвинулась в своём трудном деле, зато составила примерное представление о том, что же должна чувствовать представительница вышеупомянутой профессии на исходе напряжённого рабочего дня. Или, наверное, ночи. Этого я точно не знала.
Тщетность и бессмысленность подобной попытки предстала передо мной с такой ошеломляющей ясностью, что я даже расхохоталась.
«Ну что, нахлебалась, ослица?! Кто же в наше время таким образом работу ищет? Придётся тебе что-нибудь поумнее придумать. Давай-давай, шевели извилинами!» – Я прикурила сигарету и уселась на стул, подобрав под себя ноги.
Просидев в таком положении минут двадцать, я, к собственному неудовольствию, была вынуждена признать, что ни одна хоть сколько-нибудь полезная идея мою голову не посетила.
Нет, думаю, так не пойдёт. Сидеть толку мало, надо действовать. Вот только в каком направлении? Позвонить, что ли, кому-нибудь?
И тут-то меня осенило. Ну конечно же! Лёвик! Как я могла забыть о нём? Столько времени даром потеряла!
Я кинулась в комнату и, лихорадочно порывшись в сумке, извлекла на свет божий свою видавшую виды записную книжку, с которой не расстаюсь со школьных времён. Распахнув её на букве «л», я принялась накручивать диск.
О Лёвике следует рассказать отдельно.
Во-первых, он мой очень старый друг и самый верный воздыхатель. Во-вторых – удачливый бизнесмен и человек, отлично вписавшийся в новые времена, так что «новым русским» его мешает назвать только то незначительное обстоятельство, что он, собственно говоря, и не русский вовсе, а поляк. Меня это всегда удивляло, ибо во внешности его абсолютно не просматривалось ничего славянского. Я помню, как его мать, редкой красоты женщина, с белокурыми волосами и лицом, словно выточенным из кости, смеясь, рассказывала, что Лёвик унаследовал свои чёрные как смоль, волосы и смуглую кожу от бабушки-гречанки, якобы ещё до революции похищенной и вывезенной в Россию каким-то безумным князем, от которого ей совершенно немыслимым способом помог сбежать Лёвиков дедушка, после чего и женился на ней ко всеобщему удовольствию.
Кроме того, Лёвик славился тем, что крайне редко отказывал, если к нему обращались с просьбами. Это снискало ему неизбывную любовь всех без исключения знакомых и родственников, но вряд ли сделало жизнь безоблачной, ибо, сколько я его знаю, он непрерывно находился в процессе разрешения чужих проблем.
С какими только просьбами к нему ни обращались! Устроить в институт чью-то племянницу, положить в больницу чью-то тёщу, определить на работу чьего-то зятя и прочее, прочее, прочее. Над неумением Лёвика сопротивляться чудовищному натиску оголтелых просителей я частенько едко подтрунивала, высмеивая его мягкотелость и излишнюю чувствительность.
Не стоит объяснять, что, готовясь сама выступить в этой роли, я испытала некоторое смущение и, заслышав в трубке знакомый низкий голос, неожиданно забулькала что-то нечленораздельное.
– Алло, Марьяш, это ты, что ли? – после некоторой паузы удивлённо спросил Лёвик.
– Да я, собственно… – тоже после паузы отозвалась я.
– А что у тебя с голосом? Что-то случилось? – В его мягком тембре явственно зазвучала встревоженная нота.
– Ничего у меня не случилось, – уже вполне справившись с собой, бодро ответила я. – Ты что забыл, что у меня никогда ничего не случается? А если что и случается, так мне это по фигу?
– Конечно, я помню, дорогая, – окончательно встревожился Лёвик. – И всё-таки, позволь полюбопытствовать по старой дружбе, не произошло ли чего-нибудь этакого, что тебе, разумеется, по фигу?
– Ничего, – тихо сказала я и вдруг совершенно неожиданно заревела.
– Я сейчас приеду, – коротко бросил Лёвик и повесил трубку.
Явился он минут через двадцать, и битых два часа я ему про свою жизнь рассказывала, не утаив ни одной леденящей душу подробности.
Надо сказать, что, помимо прочих достоинств, Лёвик обладает ещё одной уникальной особенностью – умением вытянуть из собеседника всё то, что тот в первоначальном замысле выкладывать совершенно не собирался. Наверное, из него получился бы хороший священник, тем более, что Лёвик абсолютно не болтлив (что само по себе редкое свойство), а посему тайна исповеди была бы твёрдо гарантирована.
– Чаю будешь? – наконец спросила я, в последний раз утерев насквозь промокшим платком опухшую физиономию.
– С удовольствием, – живо отозвался Лёвик, снимая пиджак и вешая его на спинку стула. – Ты всегда умела прекрасно чай заваривать.
Тут он явно кривил душой, но сообщать об этом я сочла невежливым. И так обрушила на его голову кучу нелицеприятной информации, посему на сей раз с шуточками решила повременить.
– Слушай, может, пометёшь по амбарам? – поднялся он с табуретки, слегка разминая затёкшие конечности. – С вечера маковой росинки во рту не было. А тут ты меня так огорошила, что я с перепугу даже торт с собой прихватить не сообразил.
– Попробую, – кивнула я и нерешительно полезла в холодильник. Пошарив с минуту в его не слишком ароматных недрах, я извлекла на свет божий пару яиц, изрядно подсохший кусок сыра, банку горошка и две сморщенные сосиски.
– Не слишком-то густо, извини. Рябчиков, как видишь, не держим-с, и ананасов сегодня почему-то не завезли, – кашлянув, сообщила я.
– Не пыли, – бодро отозвался он, поворачиваясь к плите. – Ровно через пять минут я превращу всё это в сказочное блюдо. Ты сядь пока. – Лёвик был прекрасно осведомлен о моих кулинарных способностях.
Я покорно опустилась на стул и закурила. Некоторое время он молча колдовал над сковородкой, затем, обернувшись, спросил:
– Ну а сама-то что делать думаешь?
Сей резонный вопрос и без того занимал мои мысли с утра до вечера, поэтому отвечать на него всерьёз не имело смысла.
– На первое время можно попробовать пожарной каланчой устроиться, сутки через трое. Благо рост позволяет, – криво усмехнулась я.
– С работой решим, не вопрос, – махнул рукой Лёвик. – Я вообще спрашиваю.
«Если бы мне в голову пришла хоть одна толковая мысль, я бы уже давно так и поступила», – с тоской подумала я, но вслух сказала: – А что вообще?.. Вообще не знаю. Хотя знаю. Разводиться, конечно же… Вот только с делами разберусь немного, а то, сам понимаешь, без копейки за душой мне с этим не справиться.
Лёвик судорожно сглотнул и провёл рукой по волосам.
– Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Мара. Так что, если ты… одного твоего слова… понимаешь?… и я…
– Перестань, Лёвик, – выпрямилась я, отодвигая пепельницу. – Зачем начинать всё сначала? От этого не будет легче ни мне, ни тебе. И так на душе пакостно, а ты ещё…
Он виновато поморщился.
– Ладно, извини. Тебе действительно сейчас не до этого. Я просто… подумал, что… если вдруг… ну ты знаешь.
– Знаю, Лёвик, – вздохнула я. – И спасибо тебе. Только…
Он обречённо кивнул и уселся на табуретку, скрестив ноги.
– Ладно, не будем о грустном.
– Не будем, – тут же согласилась я.
– А насчёт работы не волнуйся, это-то как раз самое простое, – заключил он, раскладывая еду по тарелкам. – Давай, лопай, сама, небось, ещё не ела ничего.
Я утвердительно кивнула и взялась за вилку. От тарелки исходил манящий аромат. Быстро справившись с её содержимым, я разлила по чашкам свежезаваренный чай и, отхлебнув немного, сделала глубокую затяжку.
– В конце концов, всё ерунда, Лёвик. Проморга-юсь. Ты же знаешь, я не из тех, кто унывает.
Признаюсь, это было довольно странное заявление для человека, только что битых два часа распускавшего нюни, и доказательством тому служил мой мокрый носовой платок. Очевидно, Лёвик тоже заметил это, но вслух сказал:
– Конечно, знаю, дорогая. Всё будет хорошо. Насчёт работы я позвоню в ближайшие пару дней.
Ты, главное, не волнуйся. А сейчас мне пора, ещё в офис заехать надо.
Он подошёл и легко прикоснулся губами к моей щеке.
* * *
После ухода Лёвика, с полчаса промаявшись без толку, я решила выйти проветриться и заодно купить что-нибудь на ужин. Натянув футболку и джинсы, я вышла на улицу.
Дождь к тому времени уже кончился, тучи рассеялись, и лохматые хлопья бледно-серых облаков, как овцы, разбрелись по начинающему голубеть небу. Старательно обходя лужи, я потопала по направлению к гастроному.
Увидев на двери знакомую табличку «обед», я нисколько не удивилась и решила скоротать время, немного прогулявшись по скверу и подышав свежим воздухом. Усевшись на скамейку под раскидистой липой, я достала сигареты и принялась чиркать спичками. На ветру они гасли одна за другой, и прикурить никак не удавалось.
– Позвольте? – услышала я, и из-за спины возникла рука с горящей зажигалкой «зиппо».
Я машинально прикурила и только после этого удивлённо подняла глаза. Тем временем обладатель зажигалки, обойдя скамейку, нарисовался передо мной, и я смогла его разглядеть. Им оказался плотный мужчина в строгом тёмно-сером костюме и дорогих кожаных ботинках, сверкающих безукоризненным блеском.
Мне всегда импонировали мужчины, следящие за своей обувью. Однажды это уже сыграло со мной злую шутку. В период ухаживаний мой будущий муж неизменно появлялся передо мной в до блеска начищенных ботинках, что в немалой степени повлияло на мой выбор, который, к сожалению, сложился не в пользу его незадачливого конкурента, вечно шастающего в до дыр протёртых кроссовках. Теперь он стал председателем совета директоров какой-то нефтяной компании, и его жена не вылезает из массажных салонов.
– Спасибо, – сказала я.
– Не стоит. Добрый день, – вежливо произнёс незнакомец.
– Здравствуйте, – хмуро отозвалась я и сделала вид, что внимательно разглядываю носки собственных туфель.
– Погода налаживается. С самого утра лил дождь, – продолжил он.
– Я заметила, – бесцветным голосом отозвалась я.
– А сейчас заметно потеплело, – гнул своё незнакомец.
– Хочу сразу предупредить, я не поддерживаю уличные знакомства… – начала было я.
– И совершенно правильно делаете, – прервал он меня, присаживаясь рядом. – Всегда есть риск нарваться на неприятности. Кроме того, такой красивой женщине, полагаю, они и не требуются.
– Тогда в чём же дело? – буркнула я. – Ведь вы именно и намереваетесь со мной познакомиться.
– У меня абсолютно нет такого намерения, – шоколадным тоном произнёс незнакомец. – В этом нет ни малейшей необходимости. Мы уже знакомы.
Оторвав взгляд от туфель, я уставилась на него, широко открыв глаза. Его губы растянулись в улыбке.
– Вижу, этот незначительный факт с лёгкостью выпал из вашей памяти. Но я не в обиде. Совершенно естественно, что я запомнил хорошенькую женщину, а она меня нет.
– Но если вы напомните, вероятно, мне удастся… – пробормотала я, чтобы сгладить некоторую неловкость.
– Несомненно. Державин Глеб Анатольевич, – слегка наклонил голову незнакомец, – владелец галереи, где проходила персональная выставка работ вашего мужа. Смелый художник, должен заметить. Дерзкий, свежий взгляд. Выставка имела успех.
– Очень рада, – промямлила я, гася сигарету.
– На вернисаже вы были в голубом. Это несомненно ваш цвет. – Он слово в слово повторил моего мужа, и я вздрогнула.
– А вы что, тоже художник?
– Неслучившийся. Но, тем не менее, смею надеяться, что в живописи разбираюсь неплохо. Во всяком случае, так утверждают специалисты.
– Конечно… да-да… уверена… – машинально ответила я, несколько углубившись в собственные мысли и постепенно теряя нить разговора.
В день вернисажа я с утра чувствовала себя отвратительно. Насморк, температура и усилившаяся головная боль не улучшали настроение, и к четырём часам я ощущала себя совершенно разбитой. Когда муж явился за мной, чтобы препроводить в галерею, он был абсолютно пьян, и в роли провожатого пришлось выступить мне.
Дальнейшие события запечатлелись в моей памяти в виде сплошного туманного облака, шума, череды незнакомых лиц и громких восклицаний. Поначалу я сгорала от стыда, полагая, что состояние моего благоверного справедливо вызовет осуждение окружающих, но вскоре с облегчением заметила, что большинство присутствующих пребывает точно в такой же кондиции, что позволило мне благополучно расслабиться и отключить своё внимание от происходящего.
Вечером, оставив виновника торжества продолжать бурно праздновать в обширной компании друзей и коллег, я, едва добравшись до дома, заварила себе крепкого чаю с малиной, завалилась в постель и, пытаясь унять дрожь, укрылась тремя одеялами. Тусклыми вспышками в голове проплывали выхваченные из памяти картинки прошедшего дня.
Начисто осипшая от многодневных возлияний поэтесса Лола, падающая на грудь моего мужа с криками: «Гарик, ты гений! Это такое пространство! Это такая буря! Она разорвёт мне сердце!»
Огромный, до самых глаз заросший бородой детина в грязной серой толстовке, трубно возвещающий: «Вот это мощно, старик! Ты всех нас сделал! Клянусь, это вызов!»
Черноволосая тощая дама-искусствовед с размазанным по щекам гримом и двумя дюжинами браслетов на руках, перегарно шепчущая мне в ухо: «У Игоря дивный, дивный талант… как это должно быть эротично… вы счастливица…»
«Да, это чрезвычайно эротично…», – вяло подумала я, проваливаясь в зыбкий горячечный сон.
Вежливо кашлянув, Глеб Анатольевич вернул меня к реальности. По всей видимости, он задал мне какой-то вопрос и теперь ждал ответа.
