Я тебя прощаю! Я тебя люблю!

– Людмила! – услышала она голос врача.

Оглянувшись, увидела, что Маргарита Витальевна стоит в дверях палаты, сурово сдвинув брови.

– Выйдите в коридор на минуту!

Людмила отложила жгут, которым собралась перевязать руку роженицы, и пошла к двери.

Маргарита Витальевна, закрыла дверь в палату, чтобы женщины ничего не слышали, отвела к окну медсестру и холодно сказала:

– Как вы можете так разговаривать с женщиной! Как вам не стыдно!

– Мне стыдно? – взвилась Людмила, раздосадованная тем, что ее слова были услышаны врачом.

– Это ей должно быть стыдно! А, мне стыдится нечего! У меня двое дома растут, я их не бросила!

– Людмила! – одернула ее Маргарита Витальевна.

– В жизни бывают всякие обстоятельства. И, пока эта девушка не подписала отказ, она мать! Идите и извинитесь перед ней!

– Извиняться? Мне? Не буду! – наотрез отказалась упрямая медсестра.

Маргарита Витальевна вздохнула. Она недавно работала в этом роддоме. Ее мужа, инженера-нефтяника, перевели на новые буровые вышки, и она поехала вслед за ним, справедливо считая, что ей, гинекологу, работа найдется везде и всегда.

И, она оказалась права. Районный роддом был небольшим, но забот хватало. Труднее было найти общий язык с коллективом. И сейчас упрямство медсестры, ее озлобленность вызвали в ней, как враче, досаду.

Хотя, как женщина и мать, она понимала негодование Людмилы. Слишком тяжело было смотреть на маленькую кроху в кувезе, лишившуюся с первых минут жизни материнской любви!

Но, нельзя сливать злость на эту испуганную девочку. Она слишком молода, чтобы понимать ответственность за то, что собиралась сделать! Возможно, через день-два она придет в себя, обдумает свое положение и признает ребенка. У малышки оставалась еще надежда на обретение матери. Эта же надежда жила и в душе Маргариты Витальевны.

– Идите в палату, извинитесь перед роженицей, и, надеюсь, таких инцидентов у нас с вами больше не будет!

Людмила вернулась в палату. Халида лежала также, отвернувшись от всех. По ее щекам текли слезы.

Внезапно Людмиле стало жаль ее и, положив руку на плечо девушки, она сказала:

– Ну, ты извини меня за грубость! Не со зла я, дочку твою жалко!

Халида расплакалась еще сильнее. Соседки, наблюдавшие со стороны и не понимающие происходящего, притихли.

– Ей, может, водички попить? – спросила участливо та, что постарше.

У нее уже был опыт в общении с такими молоденькими мамашами. Она третий раз лежала тут, подарив мужу двух сыновей и одну дочку.

– Съешь конфетку! – откликнулась вторая соседка, протянув конфету в красивой обертке.

– Нельзя ей еще! – строго прикрикнула на них медсестра, но конфету взяла и положила на тумбочку, рядом поставила стакан с водой, предложенный сердобольной соседкой.

Халида тихо плакала. От внимания женщин ей становилось еще хуже. Людмила вздохнула. Как ей ставить капельницу в таком состоянии? А Маргарита Витальевна по голове не погладит за невыполнение предписания!

– Халида, слышишь меня! – позвала она роженицу. – Повернись ко мне!

Стараясь, чтобы ее голос звучал мягче, она повторила:

– Пожалуйста, повернись ко мне!

Халида перевернулась на другой бок и глянула на медсестру.

– Ну, вот и хорошо! Сейчас мы тебе иголку вставим в руку и лекарство прокапаем. Легче станет!

Испуганная Халида опять заплакала и выдернула руку из рук Людмилы.

Раздосадованная тем, что она никак не может справиться с таким легким делом, Людмила вышла из палаты. Ей навстречу по коридору шла акушерка, принимавшая роды у Халиды. Ее смена закончилась, но мелкие дела не давали возможности быстро уйти домой.

– Люда, что случилось? – спросила она, увидев, что медсестра растерянная и злая стоит возле палаты.

– Да, роженица эта ночная, казашка, не дается капаться! А, меня уже и так Маргарита Витальевна отругала!

– А, почему не дается?

– Не знаю, плачет все время!

Раиса Степановна покачала головой. Людмила была хорошей медсестрой, но ей не хватало сердечности.

– Ну, пойдем, посмотрим, чем можно помочь!

Открыв дверь, она вошла в палату. Ее встретили приветливо. Раису Степановну любили в роддоме, она полжизни провела в его стенах и приняла роды у многих местных женщин. А затем помогала рожать и их выросшим дочерям, когда приходило время им становиться матерями.

– Ну, что тут за слезы? – она подошла к кровати Халиды, присела рядом, взяла девушку за руку, мягко погладила ее.

– Ну, милая, хватит плакать! На всю жизнь слез не напасешься! – приговаривала она, продолжая ласково поглаживать плачущую девушку.

Плач постепенно затихал.

– Ну, вот и хорошо! Слезы женские, что вода, поплачешь – и легче станет, – добрый голос Раисы Степановны успокаивал, а ее руки тем временем успели ввести иглу под кожу и подключить капельницу.

– А, теперь, полежи тихонько, лекарство медленно капать будет, часа два. В туалет захочешь, соседкам скажи. Они тебе судно подадут.

– Ну, что вы! – смущенно проговорила Халида. – Мне стыдно!

– А, ничего тут стыдно нет, девонька! Все женщины после родов слабые, всем уход нужен и время!

– Спасибо вам! – тихо сказала девушка.

– Да, мне-то за что спасибо! Ты вот Маргарите Витальевне спасибо скажи, это она тебя и ребеночка с того света, считай, вытащила!

Помолчав немного, Раиса Степановна шепотом спросила:

– Дочку-то как назовешь?

Халида отрицательно покачала головой.

– Нельзя, моя хорошая, ребенка без имени оставлять! Грех это! Человек родился, имя ему должны родители дать! – продолжала увещевать девушку старая акушерка.

– Скажи мне, как новорожденную назвать, я детской медсестре скажу, она запишет.

Халида закусила губу, долго молчала, затем тихо сказала:

– Мириам.

– Имя-то какое красивое! И, девочке подходит! Она же твоя копия – и глаза твои, и нос, и губы! Хочешь, я тебе принесу дочку, поглядишь на нее?

– Нет! – крик Халиды эхом пронесся по палате.

Соседки разом притихли, оборвав свой разговор, испуганно поглядели в их сторону.

– Нет! Не хочу!

– Ну, ну, не бойся, это я так, к слову сказала! Не хочешь, и не надо! – Раиса Степановна гладила по волосам рыдающую девушку, жалея ее, понимая в душе, что принять такое решение и отказаться от своего ребенка ее заставила необходимость.

– А, имя я медсестре скажу. Красивое имя!

Халида вновь стала успокаиваться от ласкового голоса акушерки. Притихшие, было, соседки снова разговорились, их голоса убаюкивали уставшую девушку.

Раиса Степановна заметила, что девушка задремала, поправила иглу, проверила, как капает лекарство из бутылки, позвала жестом Людмилу, стоявшую все это время возле двери и наблюдавшую за ними.

– Ты присматривай за ней, пусть отдохнет! И, смотри у меня, языком-то не мели! Молодая она еще, ребенок сама, жизни не видела! Успокоится, поправится и, может, примет дочку!

Выйдя из палаты, Раиса Степановна прямиком направилась в детскую.

– Лариса, – обратилась она к дежурной медсестре, – ты имя записала новорожденной девочке, которую казашка родила?

– Нет еще. Не знаю, как писать.

– Ну, запиши, Мириам. Так ее мать назвала. И фамилию материнскую поставь.

– А, отчество как же? Кого писать?

– А, это потом запишем! Главное – имя у девочки есть!

Часть 2. Мириам. Глава 2

Мириам родилась декабрьским морозным утром.

Ночью, перед появлением малышки на свет, выпал снег. Он огромной шапкой накрыл деревья и дома.

Акушерка Раиса Степановна, дежурившая в эту ночь в роддоме, выглянув в окно, сказала роженице, судорожно вцепившейся в ручки кресла и тужившейся при очередной схватке:

– Старайся, девонька, старайся! В такую погоду родишь, по приметам, если девку, то счастливой она будет, а если парня, то богатырем станет!

Через два часа, приняв на руки смуглую маленькую девочку, омыв ее и взвесив, акушерка проговорила:

– Ну, вот, еще одно женское счастье на свет появилось!

Счастье Мириам длилось недолго.

Через двое суток ее мать, поправившись после родов, и так и не пожелавшая принять дочь, написала отказ. Сидя на стуле в кабинете врача она быстро писала на листках бланков положенные слова, ставила, там, где надо, подпись, не поднимая глаз на стоящую рядом Маргариту Витальевну.

На этот раз в глазах врача не было жалости. Ее голос был жестким и холодным. Положив на стол последний документ, который девушка должна была подписать, она сказала:

– Вы понимаете, что, отказавшись сейчас от дочери, теряете навсегда связь с ней, не имеете ни юридического, ни морального права для встречи с ней.

– Да, – тихо проговорила Халида, не поднимая головы.

– Вы понимаете, что лишаете ребенка семьи, материнской любви и заботы?

– Да, – повторила девушка.

– Ваша дочь попадет в Дом малютки, а потом в детский дом. И, лишена будет семьи, если сейчас вы подпишете этот документ! Вы это понимаете?

Халида молчала.

– Халида, ответьте!

– Да, понимаю.

– И, вам не жалко своего ребенка?!

Халида тихо заплакала.

Маргарита Витальевна устало вздохнула. За многие годы своей работы ей приходилось сталкиваться со случаями отказа от ребенка, и каждый раз она пыталась понять, что чувствуют эти женщины, лишая ребенка счастья иметь семью и родителей и отказывая себе в материнском счастье.

Два дня и она, и весь персонал роддома, и другие роженицы пытались убедить Халиду изменить свое решение. Но, девушка только качала головой и продолжала упорно отказываться от дочери. Она так и не взглянула на малышку.

– Нам необходимо заполнить документы на девочку. Кто ее отец? Он знает о рождении дочери?

Халида медленно покачала головой. Вытерла ладонью слезы, катившиеся по щекам:

– Нет, он отказался от ребенка, когда я была беременная. Его сейчас здесь нет.

– Какую национальность писать девочке? Отец казах?

– Нет, русский. Он летчик. Служил на нашем аэродроме, а сейчас его часть перевели в другой город.

Маргарита Витальевна отложила в сторону бумаги, на миг ей стало жалко эту глупую девчушку, ломающую сейчас свою судьбу и судьбу ребенка.

– Как же ты с ним познакомилась? – участливо спросила она.

– На танцевальном вечере в техникуме, в котором я училась. Были приглашены летчики. Там мы и познакомились. Стали встречаться.

– Сколько ему лет?

– Двадцать семь.

– И, что же дальше?

– Я в общежитие жила тогда с девчонками. Ну, он приходил иногда, вместе гуляли по парку, на танцы ходили. А, однажды мы остались одни в комнате, ну, это и произошло, – тихо и монотонно рассказывала Халида.

– А, когда я поняла, что беременная, и сказала ему, он ответил, что ему не нужен ребенок, что его часть переводят на север, что он не может на мне жениться.

Врач вздохнула. Сколько таких историй ей приходилось выслушивать! Вырвавшись из-под родительского надзора, девочки-студентки шалели от так называемой свободы, крутили романы с первыми встреченными парнями, а потом, обливаясь слезами, бежали на аборт или, родив и боясь родительского гнева, писали отказ, как сейчас Халида.

– Как его имя?

Халида вновь отрицательно покачала головой.

– Ну, ладно, какое отчество записать девочке? Какую национальность? Ты казашка, отец русский.

– Запишите, что она русская. Имя я дала. А, отчество поставьте любое.

Маргарита Витальевна задумалась. Потом сказала:

– Если отчество русское, то и имя нужно русское написать.

– Ну, тогда назовите своим именем, – Халида вытерла слезы и впервые за все время разговора посмотрела в глаза врачу. – Вы же ее принимали, вы ее спасли!

Маргарита Витальевна сделала отметку в соответствующем документе.

Фамилию девочке оставляем твою. Такой порядок.

Халида, не отвечая, кивнула головой.

– А, твои родители знают о ребенке?

– Да, – Халида заплакала вновь. – Отец, когда узнал, из дома выгнал, сказал, что я весь род опозорила. Мама не хочет меня видеть. Сказали, с ребенком у них не появляться.

– И, как же ты жить теперь будешь? Куда пойдешь?

Халида покачала головой:

– Не знаю. Если без ребенка приду, то домой пустят.

– Халида, не делай этого! Всю жизнь жалеть будешь!

Но, девушка только больше заплакала. Похоже, страх перед родительским гневом был сильнее, чем любовь к ребенку. Да и о какой любви можно говорить, если она малышку и не видела, на руках не держала, к груди не прижала!

Поняв, что Халиду невозможно отговорить от задуманного, Маргарита Витальевна поспешила скорее закончить эту затянувшуюся канитель с отказом от ребенка. Когда последняя подпись была поставлена, и все бумаги заполнены, она сказала:

– Ну, вот, и все! Теперь ты свободна!

Халида тихо вышла из кабинета. Быстрыми шагами она шла по коридору к выходу. Ее никто не остановил. Все медсестры знали, что сейчас происходило за дверями кабинета главного врача, и один взгляд на Халиду, на ее торопливое бегство, словно с места преступления, сказал им о многом.

Дверь за Халидой захлопнулась. Словно ее не было здесь несколько дней, словно и не было вовсе.

На ступеньках роддома Халиду ожидала подруга Вера. Она единственная из всех подруг и знакомых знала правду. Знала и не одобряла поступка Халиды. Но и бросить в беде подружку не могла. Обняв Халиду и набросив ей на плечи теплый полушубок, Вера повела ее к воротам.

Снег, не прекращавшийся все эти дни, падал на землю тяжелыми хлопьями, и, хотя дорожка была расчищена заботливым дворником, идти по вязкому снегу было трудно.

Вера что-то говорила подруге, но Халида словно не слышала ее слов. Голова болела, а тело казалось чужим. Чужой Халиде казалась и ее жизнь, так изменившаяся за несколько месяцев. Куда она шла? Где ее дом? Как ей жить дальше?

Словно отвечая на ее невысказанные вопросы, Вера сказала:

– Поживешь пока у меня. С хозяйкой я договорилась. Сказала, что ты моя подруга, приехала погостить.

Вера снимала комнату недалеко от общежития техникума, училась на последнем курсе. Она была единственным ребенком в семье, ее отец занимал хорошую должность, мама не работала, посвятив себя мужу и дочери. На удивление всем, Вера выросла не избалованной эгоисткой, как этого ожидали окружающие, зная, как родители опекали свое единственное чадо, а самостоятельной и ответственной личностью.

Закончив семилетку, она приняла решение поступить в техникум и только затем в институт. Отец одобрительно отнесся к ее идее. Зато мама неохотно отпускала дочку в чужой город, боясь, что она еще слишком мала для взрослой жизни. Но Вера быстро адаптировалась в незнакомой ей обстановке, обзавелась друзьями, с педагогами не конфликтовала, училась хорошо и не приносила огорчений своим родителям. Казалось, она еще с детских лет прочно усвоила для себя, что для нее хорошо, а что плохо.

Побывав при поступлении в общежитии, понаблюдав за бытом подруг, Вера наотрез отказалась от проживания там и потребовала от родителей снять ей комнату. Жить, как она говорила, в одном муравейнике, ей не хотелось. Отец, надеявшийся, что в общежитие за дочкой будет много глаз и контроль педагогов, сначала не соглашался, но, приехав к дочери и увидев своими глазами «прелести общаковой жизни», поехал искать жилье своей единственной дочери.

И вот уже три года Вера жила в доме с одинокой женщиной, которая была довольна своей квартиранткой, спокойной, рассудительной, не приносящей никаких хлопот.

– Поживешь пока у меня, – повторила Вера. – А, там, может, родители твои одумаются, домой пустят. Все наладится!

Халида кивнула, особо не прислушиваясь к словам подруги. Ей очень хотелось, чтобы этот день закончился скорее!

Выйдя из больничных ворот, она оглянулась. Там, за стенами роддома, оставила она дочь, жизнь которой дала несколько дней назад! Что-то в ее душе перевернулось, словно камень повис там, где было ее сердце.

«Еще не поздно! Еще можно вернуться!» – мелькнула мысль. Но, перед глазами ее предстало гневное лицо отца. И спасительная мысль растаяла в морозном воздухе.

Ворота закрылись. И Халида навсегда закрыла дверь в свою прошлую жизнь. Не было этого, не было роддома, не было Мириам! Все это ей приснилось!

А, за окном роддома Маргарита Витальевна смотрела вслед уходящей девушке и думала о том, как же сложится жизнь маленькой девочки, которая только что потеряла мать и не знает даже, кто ее отец. Вздохнув и проводив глазами удаляющуюся фигуру Халиды, она отвернулась от окна.

День продолжался. И много нужно было сделать важных дел. Когда на тебе ответственность за весь роддом, некогда отдыхать! Как всегда, новые роженицы и новые жизни, как всегда, нужно организовать и обеспечить порядок в работе персонала, как всегда, подписать много бумаг, сделать много нужных звонков.

Но, в суете обычных дел она не переставала думать о судьбе маленькой Мириам. Выбрав несколько свободных минут, она заглянула в детскую.

Дежурная медсестра показала ей на крайний слева кувез. Маргарита Витальевна подошла и внимательно вгляделась в малышку. «Такая кроха!» – подумала она.

Мириам, туго спелёнутая до пояса, тихо лежала в больничной колыбели под стеклом кувеза. С первых минут ее появления на свет врачи и медсестры боролись за ее жизнь. Вот и сейчас возле малышки стояла капельница, по которой в ее ручку вливалось очередное лекарство, поддерживающее организм.

Как правило, семимесячные дети были слабыми, они рождались раньше срока. Поэтому, спасти их и помочь им набраться сил, – было первоочередной задачей. А, к этой малышке у всего персонала было особое отношение.

Девочка была на редкость красива, – смуглая, с узким разрезом глаз, с маленьким хохолком черных волос, она привлекала к себе внимание. И все медсестры, дежурившие в детской палате, старались как можно чаще подходить к Мириам, утирая набежавшую слезу. Все уже знали, что кроха осталась без матери, и жалели сироту, обреченную на детдомовскую жизнь.

Но, пока о детском доме говорить было рано. Месяц девочка поживет в роддоме, поправится и наберет нужный вес. Затем ее переведут в Дом малютки. Там она и останется, пока не придет в время для перехода ее в детдом. Это был обычный путь отказных детей. Иногда, правда, кому-то из них везло, находилась бездетная семья, желающая усыновить ребенка, и малыша забирали сразу из роддома или дома малютки.

Что ждет эту кроху, и как сложится ее судьба?

В их городок нефтяников приезжали люди разных национальностей со всей страны. Они приживались на новом месте, женились и создавали семьи, где муж был одной национальности, а жена другой. К этому относились просто, как к само собой разумеющемуся событию.

И, все в роддоме привыкли к тому, что среди рожениц были и татарки, и казашки, и украинки, и русские, и башкирки, и калмычки. Но усыновлять детей хотели, как правило, русские семьи. И, конечно, выбирали они русских детишек. А, кто возьмет нерусскую девочку, хотя и красивую?

Маргарита Витальевна вздохнула. Ответственность за девочку легла на ее плечи.

Часть 2. Мириам. Глава 3

Дни шли за днями.

Мириам, по-прежнему, жила в роддоме. И, вскоре, стала всеобщей любимицей. Каждая медсестра или няня, приходя на смену, старались найти несколько свободных минут и заглянуть в детскую к Мириам. Девочка на редкость была спокойной, плакала мало, хорошо кушала и набирала вес. Капельницы ей отменили, и малышка прекрасно себя чувствовала на радость всего персонала.

И, хотя Маргарита Витальевна строго наказывала не баловать девочку, порою и сама не выдерживала, навещала подопечную, бережно держа ее на руках, словно фарфоровую статуэтку. Мириам еще так была мала и так хрупка! Но, девочка развивалась хорошо, прибавила в росте и весе, необходимость ее нахождения в роддоме отпадала.