Сны Авроры

– Вообще-то, я помог тебе, Аврора. Могла бы проявить немного благодарности.

– Я благодарна. – Она покивала. – А ещё я очень устала. Так что не тяни. Спрашивай – и уходи.

Калеб усмехнулся и покачал головой. Однако в его глазах не было улыбки. Только настороженность и, возможно, растерянность. Находясь здесь, в её доме, рядом с ней он словно бы преодолевал себя. Интересно, задумывается ли Калеб о том, что будет, если кто-нибудь узнает о случившемся? Как станет оправдываться перед отцом, перед Элис Гош и жителями Лощины за поведение, которое считается не подобающим? В самом деле, где это видано, чтобы мужчина заявился посреди ночи в дом к одинокой девушке? И к каким последствиям может привести?

Когда-то Аврора думала, что их с Калебом дружба может перерасти в любовь. В двенадцать лет она, конечно, не совсем понимала, что это такое – любовь между мужчиной и женщиной –, но видела, как счастливы Монро и Дайра Лайеф и хотела быть такой же счастливой.

Глупые детские мысли, нелепые мечты, разбившиеся об осознание того, кто она на самом деле такая и что её ждёт в будущем.

Одиночество.

– Аврора, откуда ты узнала о Золотом городе? Или Волшебном городе. Не важно, – заговорил Калеб, прервав затянувшееся молчание. Его голос звучал глухо, и по спине Авроры пробежала дрожь. – Только не лги! Я пойму, если ты солжёшь.

Будто почувствовав волнение Авроры, пёс подошёл и положил голову на её колени. Аврора потрепала его по загривку, раздумывая над тем, стоит ли сказать правду. Если она не признается сама, Калеб насядет на Мору и Гая и, конечно же, добьётся ответа. Она старалась быть честной с собой и понимала, что страшит её не столько признание, сколько реакция Калеба.

– Мне снятся сны о Золотом городе, – медленно произнесла она, наконец. – Не знаю, почему. Я никогда там не была. Не слышала о нём. Не видела рисунков…

– Сны? – Калеб вытаращился на неё и подался вперёд. – Ты хочешь сказать, что этот город тебе…снится?

– Да, – кивнула она. Её сердце билось часто-часто, во рту пересохло. – Снится. Почти каждую ночь уже около года. С тех пор, как умерла мама…

Калеб с грохотом отодвинул стул и встал. Его лицо окаменело, синие глаза потемнели, губы сжались в жёсткую линию. Он смотрел на неё почти что с ненавистью, и это разбивало Авроре сердце. Снова.

– Ты хочешь сказать, – жестко начал он, – что морочишь Море и Гаю голову какими-то там снами? Ты убедила их в том, что ты…кто? Провидица, что ли?

Аврора охватила себя руками.

– Я не провидица, – тихо ответила она. – Я сама ничего не понимаю, Калеб. – Она посмотрела ему прямо в глаза и добавила: – Прада не понимаю.

– Потому что ты лжёшь! Или потому, что ты просто…

Она резко встала и пошатнулась, когда левую ногу пронзила боль. Но боль от обиды была куда более сильной.

– Что «просто», Калеб? – почти выкрикнула она. – Чокнутая? Дурочка? Или как вы ещё меня называйте?

Он замер, ощущая во рту неприятную горечь. Вот она, Аврора Сторн. Маленькая, тщедушная, лживая… Гневные слова вертелись у Калеба на языке, но он понимал, что пожалеет о каждом из них. Он не верил ей. Не мог поверить. Потому что поверить – означает принять тот факт, что она и в самом деле… не в себе. Что болезнь, поразившая её мать, передалась Авроре.

Раздроблённые кости можно попытаться срастить, то как вылечить безумие?

В очередной раз Калебу захотелось уйти из дома Авроры Сторн. Даже не уйти – убежать! Он чувствовал, как голова начинает разрываться от боли, а в груди нарастает страх.

– Я не хочу, чтобы мои сестра и брат приходили к тебе, – с трудом выдавливая слова, сказал он. – Я не хочу, чтобы ты разговаривала с ними. И я прошу тебя больше никогда и никому не рассказывать о твоих видениях. Это для твоего же блага, поверь.

Аврора отвернулась и, подволакивая ногу, пошла в сторону своей постели. Слова Калеба эхом звучали в её голове.

Никогда и никому.

Теперь это будет просто.

– Аврора! – позвал Калеб и она остановилась. – Твоя нога…Давай я посмотрю…

Всемилостивая Матерь! Когда же он, наконец, оставит её в покое?

– Я устала, Калеб. – Её голос охрип. Она едва сдерживала слёзы. – Уйди. Пожалуйста.

Аврора услышала его тяжёлый вздох, а затем – шелест плаща и тихое подвывание Белика, провожающего Калеба до двери. Но дверь почему-то не хлопнула.

Она обернулась. Калеб стоял на другой стороне комнаты и смотрел на неё с жалостью. Этого Аврора уже не могла вынести и, прижав ладони к лицу, заплакала.

Она должна была услышать его шаги, но не услышала. И поняла, что Калеб рядом только тогда, когда его руки легли ей на плечи.

– Аврора, я не могу тебя оставить…такой, – пробормотал он, мягко подталкивая её к кровати. – Давай я заварю тебе чай. И помогу сделать примочку на ногу…

Аврора замотала головой, но сил сопротивляться не было. Калеб усадил её, снял домашние меховые сапожки, помог развернуться и вытянуть ноги.

– Где у тебя чистые тряпки?

Она что-то помычала и махнула рукой в сторону кухни. Калеб подавил очередной вздох. Он понимал, что заставило его остаться. Он не выносил женских слёз, но не мог и оставаться к ним равнодушным. И этим без зазрения совести пользовалась Мора. И, что уж там говорить, даже Элис.

Калеб действовал уверенно, когда искал, чем обмотать ногу Авроры, затем подогревал чайник и заваривал в чашке ароматные травы. А когда пришло время осмотреть распухшую лодыжку Авроры, понял, что пальцы его подрагивают.

Аврора не смотрела на него, и это немного облегчило задачу, когда Калеб наложил прохладный, смоченный в настое трав кусочек ткани на её ногу.

Девушка дернулась и попыталась отвести его руку. Их пальцы на мгновение переплелись и тут же разомкнулись.

– Не нужно, Калеб. – Аврора, всё еще не глядя на него, быстро обмотала ногу. – Я справлюсь сама.

Калеб отошёл на несколько шагов и замер в нерешительности, осознав вдруг, что на самом деле удерживает его рядом с Авророй. Отец назвал бы это инстинктом, мать – добросердечием. Своего названия странному чувству, поселившемуся в него в душе, Калеб придумать не смог.

– Я сейчас уйду, Аврора. Но хочу, чтобы ты знала: люди из Южного предела пришли в Лощину не просто так. Думаю, они кого-то ищут. Кого-то, вроде тебя.

Аврора подняла голову и посмотрела на него всё еще мокрыми от слёз глазами. В их глубине Калеб увидел смятение.

– Это не возможно, Калеб. Я не знаю никого из Южного предела.

– Ты – нет, – согласился он, надевая и застёгивая под подбородком плащ. – Но, возможно, кого-то знала твоя мать. Она ничего не рассказывала о том, где вы жили прежде, до того, как пришли в Лощину?

Аврора в задумчивости покачала головой.

– Мама ничего мне не рассказывала. Она, конечно, постоянно о чем-то говорила. О каких-то больших домах, музыке и танцах. А я всегда думала, что это всего лишь её фантазии. – Она пожала плечами и неуверенно улыбнулась. – Я не могла воспринимать слова мамы всерьёз. Она же всегда была такая… Ты понимаешь, о чём я говорю, Калеб.

– Понимаю, – кивнул он, чувствуя, как огромная тяжесть наваливается на плечи. – Не верю, что говорю это, но, быть может, мы все ошибались. В любом случае, появление Валтейнов в Лощине не к добру. И ты должна быть очень осторожной. Я поговорю с сестрой и братом. Они будут молчать. Как и я. Завтра сожгу все рисунки Гая. – Калеб наклонился, чтобы погладить Белика, прислонившегося к его ногам. – Надеюсь, малыш поймёт.

Аврора с трудом проглотила застрявший в голе ком.

– Спасибо, Калеб.

Он обернулся уже в дверях и посмотрел на неё долгим взглядом, а потом сказал:

– Я не считаю тебя чокнутой, Аврора Сторн. Я считаю, что ты можешь быть в большой опасности. Поэтому держи язык за зубами. И избегай Валтейнов.

Глава 5.

– Всё, что у нас есть – это вера. Мы веруем во Всемилостивую Матерь, ту, что привела наш народ на просторы Горного края и показала, как выжить. Ты спрашиваешь, сын, отчего старики не говорят о прошлом? Я отвечу так: прошлое – должно оставаться в прошлом. Уже более трёх поколений мы строим новый мир и не вспоминаем тот, который оставили. Ты хочешь знать, есть ли правда в словах Корвина Валтейна? Да, есть. Однако правда им искажена, изничтожена до размеров крупицы. Мой отец, мой дед говорили, что за Великим Разломом не осталось ничего. Лишь голая, бесплодная земля. Ты читал Книгу Исхода и знаешь, что на самом деле произошло. Так скажи мне.

– Земля начала дрожать, и с гор сошли оползни. Они открыли нечто, способное уничтожить всех, живущих на просторах Параксии. Весмилостивая матерь показала людям путь в безопасное место. Она привела нас в Горный край, научила выживать в суровых условиях севера, а затем покинула нас. Мужчина по имени Эгмент нашёл в доме, который принадлежал Всемилостивой, её рукописи. Он изучил их и составил Книгу Исхода.

– Хорошо. Что говорится во третьей части Книги? Ты помнишь?

– Да, отец. Ты заставлял меня читать Книгу Исхода так часто, что она снилась мне по ночам. В третьей части написано об опасностях, которые грозят нашему народу за пределами Горного края. Голод, жажда, огненные столпы, вырывающиеся из-под земли, пепел, который забивается внутрь и не даёт дышать…Но ветер…

– Ветер?

– Когда приходит весна, ветер приносит со стороны леса запахи смолы, хвои и нетронутого талого снега. Ветер сдувает с деревьев листья в осеннюю пору, и они оседают на крышах домов и стелются вдоль дорог. Ветер дует и с юга. Разлом находится на юге. Так почему пепел не долетает до наших южных границ? Почему его там никто не видел?

– Великий Разлом оттого и называется великим, что в ширину достигает невероятной величины. Быть может, пепел не долетает до наших границ. Или по ту сторону Разлома нет ветра. Сын, я прошу тебя оставить мысли о нашем прошлом и позаботиться о будущем. Но не так, как это делает Корвин Валтейн. Уверен, он не плохой человек, и желает нам всем лишь добра. Но его замысел сродни самоубийству. И если ты думаешь, что я отпущу тебя с ним…

– Нет, отец. Я не намерен уходить из Лощины. По крайней мере, так далеко юг. Но я опасаюсь, что многие пойдут.

– Они говорят, что пойдут. Сейчас. Но когда придёт время отправляться в путь, многие откажутся идти. Под благовидным предлогом или вовсе без него. Ещё часть отсеется по дороге. Кто-то передумает в последний момент. И в отряде, который так старательно собирает Корвин Валтейн по всему Горному краю, останутся единицы. Удастся ли им перебраться на ту сторону Великого Разлома? Да, думаю удастся. Выживут ли они там? Уверен, что нет.

– Я хотел еще кое о чём спросить, отец…Точнее, что-то рассказать…

– Да?

– Это насчёт Авроры. Авроры Сторн.

– И что с ней?

– Она…Кажется, она поранила ногу…

– Это печально. Я попрошу Дайру зайти к ней вечером. Твоя мать хорошо разбирается в лекарстве и обязательно поможет Авроре. Но как ты узнал?

– Я…проводил Аврору до дома вчера вечером. Увидел, что она не может самостоятельно идти и решил…помочь.

– Молодец! Так ты, наконец, избавился от детской обиды? Простил Аврору?

– Не знаю, отец. Это очень сложно…

– В твоём возрасте мне тоже казалось, что мир похож на спутанный клубок ниток. Потянешь за кончик, начнёшь раскручивать – вдруг наталкиваешься множество узлов. Пытаешься распутать узлы – и запутываешься ещё больше. Со временем всё встанет на свои места, Калеб. И, знаешь, я рад, что ты впускаешь в свою голову идеи Корвина Валтейна. Ты нужен здесь, мой мальчик. Мне, нашей семье и Лощине.

– Да, отец. Я пойду. Отдыхай и… прости, что завёл этот разговор.

– Мне нравится разговаривать с тобой, сын. Всегда нравилось.

– Спасибо, отец.

– Сходи вечером вместе с матерью. К Авроре. Вдруг понадобится твоя помощь?

– Я…хорошо. Как скажешь, отец.

– И поговори с Гаем. За обедом он показался мне очень расстроенным. Ты знаешь, в чём причина?.. Калеб?

– Н-нет. Нет. Я спрошу.

– Ну, иди. А я немного посплю.

– Угу.

Калеб вышел из комнаты родителей, чувствуя, как пылают щеки.

Он не любил лгать, а лгать отцу – тем более. Но сейчас выбора не было. Он либо солжёт, либо усугубит и так не простую ситуацию.

Всю ночь Калеб размышлял о том, стоит ли рассказать отцу об Авроре и её странных снах. Да, он обещал сохранить тайну, но что, если Валтейны узнают и попытаются причинить Авроре вред? Сможет ли он сам защитить её? Едва ли. Понадобится помощь старейшин. Помощь отца.

Нет, не стоило сегодня приходить к нему с расспросами. Он всё ещё болен и слаб. И сейчас точно ничего не сможет сделать. Остаётся только попытаться скрыть правду и надеяться, что Валтейны уйдут из Лощины как можно скорей.

Калеб побрёл было на улицу, но вернулся и подошёл к комнате Гая. Из-за двери не доносилось ни звука, и он вошёл.

– Гай?

Мальчик лежал на своей кровати, уставившись в полоток, и не шевелился. Даже голову не повернул в сторону Калеба.

– Гай? – Калеб присел на край кровати брата. – Послушай, я знаю, что тебе обидно. И я уже пытался объяснить, зачем это сделал, но ты не слушаешь…

– Ты просто ненавидишь Аврору, – послышалось со стороны двери, и Калеб обернулся.

Мора. Тут как тут.

– Закрой дверь.

– Ещё чего! – фыркнула она. –Закрою, а ты опять что-нибудь возьмёшь и сожжёшь! И мы даже не успеем маму позвать…

– Вы меня не слушайте, – прорычал Калеб, встал и, легонько оттолкнув сестру, закрыл дверь в комнату.

Мора пихнула его в ответ и попыталась открыть дверь, но Калеб не позволил.

– Сядь и послушай, Мора! Хотя бы один раз! Сядь и послушай!

– Я сейчас как закричу и…

– Мора, – Гай медленно сел на кровати, – пусть он расскажет, – Мора снова фыркнула и сложила руки на груди. Калеб закатил глаза. – Пожалуйста, – добавил мальчик, пристально глядя на неё.

– Ох! Ну ладно! – бросила Мора и плюхнулась на кровать рядом с Гаем. – Говори!

Калеб с трудом подавил тяжелый вздох. Сейчас ему как никогда хотелось хорошенько наподдать сестре. Однако он понимал, что она всего лишь пытается поддержать Гая, и не мог не испытывать гордость. Если бы он мог гордиться и собой…

Он взял стул, поставил его напротив кровати брата и сел. Две пары зелёных глаз следили за каждым его движением, и это выводило Калеба из себя. Поэтому он начал жёстче, чем собирался:

– Вы ещё маленькие. Нет, Мора, не спорь! – он зыркнул на сестру, которая уже открыла рот, чтобы возразить. – Я знаю, что ты считаешь себя чуть ли не умнее всех, но ты понятия не имеешь о том, что происходит! И ты не права. Я не ненавижу Аврору. Я хочу её уберечь.

– От чего? – дрогнувшим голосом спросил Гай и в его глазах блеснули слёзы.

Нет, Всемилостивая Матерь, только не это! Очередного потока слёз Калеб просто не выдержит!

– От людей, которые могут причинить ей вред, – ответил Калеб, напоминая себе, что разговаривает с детьми. – В Лощину пришли люди. И, возможно, им нужна Аврора…

Гай соскочил с места и подбежал к нему. Калеб положил руку на его худенькое плечико и почувствовал, что брат дрожит.

– Гай, всё будет в порядке до тех пор, пока никто не узнает об Авроре и её снах. Поэтому я сжег твои рисунки. И, поверь, мне очень жаль.

– Я верю тебе, – произнес Гай, шмыгая носом. – Но ты ведь защитишь Аврору, правда?

Калеб замер. Он не ожидал, что брат вот так сразу поверит ему. И, тем более, не ожидал услышать от него такую просьбу.

– Я сделаю, что могу, малыш, – внезапно севшим голосом ответил он и охнул, когда Гай кинулся ему на шею и крепко обнял. – Пообещай, что не будешь больше рисовать тот город, ладно? Не знаю, что будет дальше, но сейчас это самое важное.

– Обещаю, – ответил Гай и посмотрел Калебу прямо в глаза. – И ты пообещай!

Доверчивый взгляд брата разбивал Калебу сердце. И он не мог разочаровать Гая, несмотря на что, не был уверен в своих силах. И, самое страшное, в своих намерениях. Разумеется, он не придаст Аврору. Будь она хоть провидицей, хоть сумасшедшей, он сдержит свое слово. В том, что от него зависит. А насчет остального… Он не сможет быть рядом с ней. Нет, не так. Он не хочет быть рядом! Однажды он уже подпустил её к себе слишком близко и жестоко за это поплатился.

Отец спросил, избавился ли Калеб от детской обиды? Что ж, наверное, нет. Но было еще кое-что, от чего он так и не смог избавиться. От рисунка, на котором была изображена девушка, разглядывающая из окна башни чудесный город. Город, которого не может существовать. Ведь за Великим Разломом только смерть!

– Я обещаю, Гай, – ответил Калеб и потрепал брата по голове. – И, Мора, перестань на меня так смотреть!

– Как? – усмехнулась сестра.

– Как будто видишь впервые, – буркнул он в ответ и поднялся. – Надеюсь, мы с вами обо всём договорились. Ни единого слова, ни одного рисунка и даже намёка на рисунок! Так?

Мора и Гай согласно кивнули, и Калеб поспешил уйти. Он вдруг понял, что прежде не разговаривал с братом и сестрой так откровенно. И, что уж там скрывать, думал, будто они оба его немного сторонятся. А, может быть, всё наоборот? И это он, Калеб, старался держаться от них подальше? Не подпускал к себе, не позволял узнать себя получше.

Он вдруг понял, что задыхается и, как есть, без плаща буквально вывалился на улицу. Прохладный воздух обдал его лицо, и Калеб глубоко вдохнул. Он не понимал, что с ним происходит. Он злился – и, в то же время, испытывал невероятное облегчение. Он хотел остаться в одиночестве и подумать обо всём, но отчего-то принялся искать мать, чтобы договориться о визите к Авроре Сторн.

Дайра Лайеф, собирающая в курятнике свежие яйца, с нескрываемым удивлением смотрела на старшего сына, ворвавшегося в небольшую пристройку и занявшего большую её часть. Сначала она подумала, что Монро стало хуже, и едва не выронила из передника весь свой скромный урожай.

– Нет, мам, – Калеб улыбнулся, забирая у неё половину яиц, – с отцом всё хорошо. Он спит.

– Всемилостивая Матерь! – воскликнула Дайра. – Калеб, нельзя же так пугать!

– Прости, – Очередная обезоруживающая улыбка старшего сына заставила Дайру снова насторожиться. – Дело в Авроре Сторн. Она повредила ногу и отец просит тебя заглянуть к ней вечером.

– Что ж, хорошо, – кивнула Дайра и замахала рукой, выпроваживая Калеба из курятника. – Я возьму свои настои и схожу к ней.

– Отец хочет, чтобы я пошёл с тобой.

Дайра внимательно посмотрела на сына.

– А ты хочешь пойти?

Калеб пожал плечами.

– Ну, я же сказал, отец…

– Не увиливай от ответа, сын! – Дайра вдруг ощутила тяжесть на сердце. – Ты хочешь пойти к Авроре Сторн?

Не выдержав взгляда матери, он отвёл глаза и ответил в сторону:

– Да.