Убить Василиска, или Казнить нельзя помиловать

Чудушко зажало подношение маленькими лапками, и так благодарно посмотрело на Ладу глазами – зеркальцами, что девушка засмеялась:

– Можно подумать тебя неделю не кормили!

Но зверёк не слушал, он наслаждался изюминкой. Секунда другая и зверёк, сыто чирикнув, замерцал, вытянулся и превратился в наставника. Вуй окинул сердитым взглядом поляну, на мгновение задержался на спящем пленнике и повернулся к Ладе.

– Где все?

– Не знаю, – выдавила сквозь зубы девушка. – На нас напали. Я утащила царевича. А они остались там.

– И Асна тебе не объяснила, что нужно сделать в такой ситуации?

– Нет. Она сама…..

– Лада, – наставник тяжело вздохнул и присел на кочку, – ты же понимаешь, что если этот милый парнишка попадёт в замок, то мир получит бессмертную ведьму. Кровожадную ведьму! И справиться с ней не сможет уже никто. Почему ты не помогла Асне?

Лада хотел признаться, что она вообще-то помешала, но не решилась.

– Во-первых, – сердито буркнула она, – может и не кровожадную. Вдруг она нектаром питаться будет! Во-вторых, убить я его всегда успею. А в-третьих, – Лада состроила гримаску, – он и правда милый.

А милый Василис тем временем лежал, изображая спящего.

– Утро доброе! – неуверенно сообщила Лада пленнику, окуклившимуся шалью, но тот даже не пошевелился.

– Эй, – девушка подёргала царевича за немногие торчащие из-под импровизированного одеяла части тела. Тот заворчал, ещё больше скукожился, но глаза не открыл.

– Вставай! Идти надо! – возмутилась Лада.

– Тебе надо, ты и иди, – выдавил Василис и попытался отвернуться. Но домученные накануне рёбра отдались такой болью, что парень не сдержал стон. К тому же его ощутимо знобило, а когда он попытался открыть глаза, те предательски заслезились.

– Не плачь, Василисушка, – погладила его по голове Лада.

– Я не Василисушка! – клацнул зубами пленник, но девушка оказалась шустрее.

– Всё! Вставай! – Лада сдёрнула шаль и обидно пнула царевича пониже спины.

– Да убей ты меня, в конце концов! – рявкнул парень, попытался вскочить, но зацепившись корягу, рухнул обратно.

– Это можно, – мило улыбнулась девушка и достала из высокого сапога нож. Повертела его в руках. Запихнула обратно. Вытащила из ножен меч. Протёрла шалью. Вздохнула. И сдалась.

– Может договоримся?

– Развяжи.

– Убежишь.

– Ха-ха, – не натурально развеселился царевич.

Лада посмотрела на замученного пленника. Вспомнила, сколько времени он не ел и сколько раз ударился.

К удивлению девушки, первым делом развязанный царевич натянул на себя шаль. Потом взял баклашку с водой. Руки не слушались, вода текла куда угодно, но только не в рот. На сердобольную попытку напоить, Василис вызверился почище Василиска.

– Я же помочь…. – возмутилась, было, девушка.

– Спасибо, – процедил царевич. – Вы мне уже помогли, дальше не куда.

А Ладе, почему-то вспомнилась так и не вылеченная птичка, которую девушка пыталась кормить насильно, сперва заталкивая еду в рот, а потом пропихивая по длинному горлышку руками. Снаружи. Спасти бедную тварюшку не удалось. К тому же Кроль изумившийся радикальностью лечения, попытался отобрать почти задохнувшуюся пичугу, вопя, что это гарпия, и она сейчас как плюнет…. Не плюнула. На этот раз закадычные друзья не разговаривали почти три дня, и потом долго спорили, порвалось бедное животное или сначала задохнулось.

Лада и Василис сидели у давно потухшего костра. Шёл мелкий летний дождик, Девушка подставляла под ласковые капельки лицо и улыбалась чему-то своему. Царевич же только ёжился и сердито косился на неожиданно довольную спутницу.

– Ну и что дальше? – прервал он затянувшееся молчание.

Лада только плечами пожала. Она и сама не очень понимала, что дальше. А раз так, то лучше не спешить. Девушка поймала губами сладковатую капельку, и опять расплылась в улыбке.

– Ты издеваешься, – догадался Василис.

Лада хмыкнула и потянулась. Странно, но настроение было прекрасное. Как после дружеских посиделок с чаем и бубликами.

– Ну что ты? – тихонечко засмеялась она. – Отдохнём. Здесь безопасно.

Василис очумело смотрел, как его суровая пленительница с идиотской улыбкой растянулась на мокрой травке. И…. и уснула.

– Эй! Какое безопасно? Ты с ума сошла? – Царевич перебрался к девушке и попробовал её растормошить. Бесполезно. Парень постоял, раздумывая, не удрать ли самому пока есть возможность. Явно, что-то не так было с этой полянкой. Рядом скрипнуло. Принц неловко повернулся, но всё же успел заметить нечто мшистое.

– А это ещё что за горбик с глазками? – оторопел он.

Горбик заворчал и погрозил Василису ветвистым пальцем. Царевич швырнул припрятанную шишку. Хорошую такую. Тяжёлую. В кустах охнуло.

Василис осторожно раздвинул высокую траву. Вместо горбика на земле сидел полуголый парнишка с длинными спутанными волосами. Он сердито зыркнул на Василиса и потёр ушибленный лоб. Царевич отступил и еле-еле смог удержать равновесие, споткнувшись о непонятно откуда взявшуюся корягу. Парнишка поджал губы.

– Ты не человек, – обиженно сообщил он.

– Можно подумать ты человек? – возмутился Василис и еле успел отскочить от напавшего на него корня.

Парнишка привстал, и начал обрастать одеждой. Царевич ошарашено наблюдал, как только что выросшая рубаха покрывается вышивкой.

– Да ты не горбик, – непонятно чему обрадовался Василис, – ты….. – Но договорить ему помешала сучковатая ветка, не дружелюбно опустившаяся на царский затылок. – Да сколько можно надо мной издеваться-то! – только и успел пробормотать царевич, проваливаясь в вязкое беспамятство.

***

Художник поднимался по узкой, совсем заросшей тропинке в гору. Котомка с красками оттягивала плечи, пот струился по лицу, оставляя грязные полосы.

Парень совсем выбился из сил. Но прекрасный замок манил, не позволяя остановиться. Камни, камни, камни…. Жухлая трава. Как будто сказочное строение высосало из горы силы, не оставляя растениям и живности ни единого шанса. Художник поёжился, ему стало реально страшно. С превеликим трудом он остановился, но тут с горы донёсся тихий плач. Парень постоял, прислушиваясь, потом тяжело вздохнул, махнул рукой и побежал вверх по тропинке. Вблизи замок оказался не таким уж прекрасным. Молодой человек удивлённо смотрел на седые развалины, которые отказалась укрыть даже вездесущая мурава. Тихий всхлип раздался совсем близко. Художник оглянулся и увидел неудобно сидящую прямо на земле девушку. Круглое, почти детское лицо её было заплакано, платье порвано. Девушка испуганно куталась в длинные, густые волосы.

– Привет, – тихонечко, боясь испугать девчушку ещё больше, прошептал Художник. – Ты, наверное, заблудилась? Ничего, сейчас посидим минутку, и я отведу тебя домой.

Девушка не ответила, она заглянула в глаза паренька, как будто прицениваясь, а потом улыбнулась и протянула тонкую, нежную руку. Художник, сжал в своей грязной ладони хрупкие пальчики и помог незнакомке подняться, удивляясь её невесомости. А потом зашагал вслед за девушкой к сказочно прекрасному замку.

Глава 7

Вард, нахохленным воробушком сидел на краю бревна. Ну как так то! Решать, достоин ли он драгоценной Агафьюшки! А его спросить? Может он на эту драгоценность и не посягает совсем. Он ещё так молод! У него батюшка боле…. в шахматы играет. Он ещё и летописцем не стал толком. Вард собрался было сообщить честной компании о снятии своей кандидатуры, но, встретившись с огненным взором батюшки, совсем загрустил. Нет, девушка ему как раз нравилась. Варда сразу сразила её удивительная, такая природная мощь и в то же время лёгкость. С этой девчонкой и крепость можно взять, и на лавочке посидеть и лягух послушать. С другой стороны Вард уже и взял и посидел и послушал…. А теперь ещё и наслушался.

– Батюшка, – ворчал тролль, – ну что ты на него взъелся. Тощеват, так ведь не суп варить. Нарастёт мясо.

– Да зачем ему мясо? – горячилась Агафья, – он летописец. Вы хоть такое слово то знаете?

– Ой, не пугай, – рычал батюшка. – Мы, Гобсы, и не такие слова знаем! В общем, замуж за него не пойдёшь!

Летописцу вдруг стало обидно. Он встал. Исподлобья посмотрел на батюшку, а потом, сам удивляясь собственной бестолковости, боднул тролля в живот. Громыхало хмыкнул и поднял бедолагу за шиворот. Вард флегматично раскачивался из стороны в сторону. Ну и стоило удирать от рыцарей?

– Братишка, отпусти его! – взмолилась Агафья.

– Раз таки сцапал, об скалу и вся недолга! – горячился батюшка.

Громыхало младший поднёс бедного летописца к своему лицу. Вард, предвкушая обещанную скалу скукожился. Пахнуло кашей и яблоками. Вард посмотрел в смеющиеся глаза тролля и фыркнул в ответ.

– Ладно, уговорили, – буркнул снизу батюшка. – Но что бы мясо нарастил. И никаких литописисей!

– Сам ты, – начал было Вард, но тролль покачал головой и летописец обвис тряпочкой.

Да, Агафья то ему нравилась, а вот её батюшка определённо нет.

– Домой отпустите. – Без всякой надежды попросил он. Но ответа так и не дождался.

– Доброе утро! – прогремело так, что бедный летописец подскочил со своей мягкой постельки. И долго не мог понять, почему нянюшка так орёт, и куда делась недописанная картина во всю стену.

А когда понял, пригорюнился. Но окончательно затосковать ему не дали.

– Подъём! На пробежку бегом, бегом, бегом! – орал уже почти общий батюшка.

Вард, пытающийся одновременно натянуть порты, сапоги, да ещё и бежать, кое как вывалился из уютной пещерки и упал к ногам заспанной Агафьи. Следом выскочил Громыхало с недощипанной дрофой в одной руке и котелком в другой. Предполагаемый завтрак, почуяв свободу, заорал почище Гобса старшего и клюнул куда достал. Тролль от удивления разжал пальцы. Дрофа заметалась, проскакала по летописцу, метнулась к довольному собой батюшке, заскочила на отеческие руки и жалостливо заорала. Глаза Добса старшего удивлённо полезли на лоб, но руки уже гладили по ощипанной спинке бедную тварюшку. Братишка кинулся ловить сытный и полезный завтрак. Агафья побежала завтрак спасать. Вард, стараясь не попасть под ноги, отползал к пещере. Батюшка очумело обнимался с птицей.

Вард примостился за большим камнем, с интересом наблюдая за семейными разборками. Они так живо напомнили их с Василисом дружеские перепалки, что на душе парня потеплело. Он и, правда, был бы не против породниться с этими диковатыми, но уже понятно, что добрыми людьми. И троллями.

На завтрак была каша с грибами. Голодный после пробежки Вард не уверенно вытащил из мисы скользкий комок, хотел выбросить, но под строгим взглядом Агафьи не осмелился. Гриб хлюпнул в горле и осел, как показалось летописцу, где-то на рёбрах.

– Грибы полезны, – попыталась поверить девушка. Но ограничилась просто кашей.

– Ешьте, это хорошие грибы, тролли их любят. – Успокоил Громыхало, и отправил в рот содержимое корыта с завтраком.

Летописец бы успокоился, но, во-первых, он точно знал, что тролли и не такую гадость харчили, а во вторых в корыте он грибов не заметил.

После завтрака последовала тренировка с мечами. Правда, вместо меча летописцу вручили палку, видимо, чтобы не порезался. Не то, что бы Вард совсем не умел драться, но противный гриб при резких движениях хлюпал, и оказывался в самых не предсказуемых местах. Батюшка обидно ржал, Агафья ещё более обидно жалела. Поганый гриб просился на волю.

Обедать Вард отказался, а уже через час Гобсы бегали вокруг несчастного летописца, кто с отварами, кто с примочками. К вечеру молодой растущий организм взял своё, несмотря на все ухищрения будущих родственников. Вард сидел возле костра, пил травяной чай из помятой кружки, и слушал неспешный рассказ батюшки. Агафья пристроилась рядом и грела бок. Тролль гремел чем-то на импровизированной кухоньке. Дрофа, которой батюшка дал странное имя Катенька, сидела на коленях у своего спасителя. Светлячки резвились в небе, то прикидываясь звёздами, то срываясь в быстрый танец. Вард задремал и приснился ему летописец старший, играющий в шахматы с Громыхало.

Утро принесло странное известие. Появился проклятый замок, о котором кажется, знали все кроме Варда. Правда Вард в нём умудрился побывать.

– Мы должны туда пойти! – горячился общий батюшка.

– Надо всё обдумать, – не соглашалась Агафья.

– Сперва позавтракаем, – гнул своё Громыхало.

А летописец молча размышлял, не он ли в этом виноват. И тот ли это замок. Но переорать Гобсов, нечего было и думать. Победил Громыхало.

Папенька сердито ел из одной миски с дрофой, не отходящей от своего спасителя ни на шаг. Тролль пытался говорить о погоде. Получалось плохо.

– Я был в этом замке, – тихо сказал Вард, и предусмотрительно сжался в комок, но за столом стояла гробовая тишина.

– Это невозможно. Ты бы не ушёл оттуда живым. – Отрезал Гобс старший. – Наверное это был милый розовенький замок цветочной феечки. Утю-тю, усю-сю. И стоило тебе нахмурить бровки, как тебя отпустили. Ах, извините, уважаемый летописисиц, мы просто хотели напоить вас нектаром!

– Там были рыцари и ужасная женщина. И невидимая стена, через которую нельзя пройти. А ещё она одного убила…. Я пентаграмму нарисовал, и через неё попал сюда, не знаю почему. – Вард неожиданно вспомнил, что проходя через нарисованную им звезду подумал об Агафье, и покраснел.

– А и правда, – удивился Громыхало,– он ведь прямо из скалы появился! Я хотел спросить, да уж больно он испуганным был. А потом как то забылось.

– И не удивительно, в таком то балагане, – пробормотал себе под нос летописец. И уже громче добавил. – А что вам в этом замке надо?

– Ну как же? – удивился батюшка.– Долг каждого человека, и не человека, извини сыночек, покончить со злобной ведьмой, что раз в сто лет просыпается и творит своё чёрное дело.

– А какое дело, – поинтересовался Вард.

– Ну, – замялся батюшка, – кровавое и постыдное. В общем, для жертвы кровавое, а для неё…. Или наоборот. А может….. – Батюшка окончательно сбился, и спрятался за дрофу.

– Для того, что бы жить вечно, ей нужна кровь её ребёнка. – Подала голос Агафья.

Батюшка молча закивал. Из торчащей во все стороны бороды посыпался мусор.

– И много? – содрогнулся летописец.

– Вся, – ответила Агафья и начала собирать котомку. – Сможешь ещё каракулю свою нарисовать?

***

Художник смотрел на Любимую, нежащуюся в потоке лунного света. Девушка вытянула руки навстречу небу, одновременно приветствуя и наполняясь. В её белой, как будто светящейся изнутри коже отражались звёзды. Рука парня потянулась за котомкой с красками. Котомки не было. Как? Ведь он никогда….. Любимая посмотрела на Художника и улыбнулась. И всё остальное вмиг стало не нужно.

Глава 8

Василис проснулся, лишь солнышко заглянуло сквозь стрельчатое окно. Сполз он с царской кровати и побежал к столу, шлёпая розовыми пяточками по узорному паркету. Резной стол, что изготовил для царевича лучший краснодеревщик, был завален свёртками, свёртищами и свёрточками. А ещё коробочками и коробками и….. Малыш охнул, прижал ручёнки к груди и замер, созерцая богатство. Сзади на цыпочках, почти не слышно, подошёл отец, и тоже замер, радуясь восторгу сына. Но мальчишка услышал, порывисто повернулся и зарылся счастливой мордашкой в широкое царское одеяние.

– С днём рождения сыночек, – прошептал отец, целуя вихрастую макушку. – Ну что, посмотрим, насколько ты вырос?

Василис осторожно кивнул, стараясь не расплескать всё то счастье, что поселилось сегодня в его маленьком тельце.

– Растёшь сорванец, – благодушно усмехнулся отец, после того, как четвёртая по счёту отметина украсила дверной косяк. – Ну что, небось, подарки покоя не дают? Иди, тормоши.

Малыш замотал головой, его бровки поползли вверх. Ну не может же его мудрый и всемогущий батюшка не понять.

– Да тут, тут твой дружок, – засмеялся царь батюшка. – Под дверью ждёт.

Василис ринулся за дверь, маленьким тайфуном подхватил Варда и вот они уже возле стола, тянут себе по свёртку….

….

– ….Зачем тебе мясо? Я соберу тебе ягод и орехов. И потом, у тебя же есть он! – странно взрослым голосом заговорил друг. – Он бесполезен, если его съесть мир станет только лучше.

– Я не могу. – Не согласился женский голос. Василис, ещё цепляясь за остатки прекрасного сна, тем не менее, голос узнал. И попытался нырнуть от реальности обратно в сон. Не получилось.

– Ах да, мы люди сентиментально. – Продолжал мужской голос. Нет, это точно был не Вард. – Ну, хочешь, я убью его для тебя?

– Нет! – противилась Лада. – И мясо нужно для него. Он просто болотную лихорадку подцепил. Через пару дней встанет.

– Лихорадка! Ею только совсем малыши болеют. И я должен убить доброго и здорового оленя, чтобы ты накормила эту падаль? Он бы не сделал этого для тебя.

– Он бы не стал меня есть. – Попыталась отшутиться девушка.

– Может быть. Просто бросил!

– А вот это уже его проблема, не моя.

– Да?

Василис попытался встать, но не смог пошевелить даже пальцем. Колле. Лесной человечек привязанный к определённому месту, и собственно этим местом и являющийся. Впитывающий воспоминания и насылающий морок. Царевич помнил байки про людей, попавших на его полянку. И вернувшихся домой через много лет. А ещё про людей, что встречали давно пропавших родных в лесу, живых и довольных, вот только не помнящих кто они. Неужели Лада не слышала этих рассказов? Царевич, ценой неимоверных усилий, смог приоткрыть глаза. Перед ним стоял скалящийся Колле.

– Спи, Василисушка, – хохотнул он, и легонечко подул. А может царевичу всё это приснилось?

Лада выбралась из моховой постельки. Просто удивительно, как оказывается уютно можно выспаться в лесу! Она посмотрела на Василиса, съёжившегося на голом камне. Что-то было не так, но что? Девушка попыталась вспомнить вчерашний день и не смогла. Там определённо был кто-то ещё, но почему она не помнит?

– Я убил для тебя старую птицу, корми своего недочеловека. – Раздалось за её спиной. – Но чистить её ты будешь сама!

Мысли девушки испуганно замерли, а потом побежали послушным ручейком. Она повернулась к своему лучшему другу и благодарно приняла добычу.

Василис проснулся. Вечерело. Лада дремала привалившись спиной к, специально для неё поросшему густым мхом валуну. Лицо девушки осунулось. Тревожная складка пролегла меж полудетских бровушек.

– Асна, Бер… – пробормотала она. – Горазд, не надо….

Сердце царевича дрогнуло, он потянулся к девушке, желая утешить, оградить от жестокого мира. Но рядом тут, же образовался вредный Колле.

– Ей холодно. – Прошептал Василис.

– Нет. Я забочусь о ней. Никто никогда не позаботится о ней так как я. – Лесной человечек гордо выгнул грудь в расшитой рубахе.

Василису вдруг стало смешно.

– Ты бы и, правда, меня съел?

– Я не ем. Ну, разве что твой разложившийся труп.

Василиса резко замутило. И без того ещё больная голова закружилась, и, царевич плюхнулся обратно на свою, вмиг полысевшую, лежанку. Видимо именно этого полянка и добивался, потому, что тот довольно осклабился и пристроился к спящей девушке.

– Я ж тебя всего сейчас, гм, помечу!

– Ничего. Всосётся. – Не испугался Колле.

Василис устало прикрыл глаза. Дурацкий спор отнял те крохи сил, что накопились, за время бестолкового лежания.

Вдруг послышались окрики, хрип коней, на поляну выскочили рыцари в серебряных доспехах.

– Опять? – только и успел подумать Василис, но тут же почувствовал, что падает. Куда? Он же и так на земле лежал! Лёгкий удар о невидимый в полной темноте пол. На королевича пахло сырой землёй и немного гнилью.

– Где мы? – послышался сонный голосок Лады.

– Всё ещё у меня, – откликнулся полянка.– Ведьмины ищейки пожаловали. Здесь не найдут.

– Тогда я ещё посплю, – пробормотала девушка и…. размеренно засопела. Уснул и Василис. Только Колле сидел всматриваясь в свою тьму пустыми глазами. Царевич бестолковый. Если его отдать, воины уйдут и девушка останется с ним. Он сможет внушить ей и счастье и любовь. И прожить счастливо многие годы. Но имеет ли он на это право. И сможет ли он, Колле, простить себя за содеянное. Полянка безнадёжно усмехнулся тьме, и тоже закрыл глаза.

Через два дня Василис начал вставать. Он ещё дрожал и цеплялся за подставлявшиеся под его слабые руки ветки. Не то, что бы полянка беспокоился о болезном принце. Просто когда тот падал плашмя, было, во-первых, больно, а во-вторых, Лада расстраивалась. Вечером, у разведенного возле полянки костра, Василис высказал то, что не давало ему покоя.

– Лужок прав. Я действительно бросил бы тебя.

– Верю, – пожала плечами Лада.

– Тогда зачем?!!

Лада сидела, в замешательстве крутя в руках сучковатую палку. Палка не особо возражала, но всё же пыталась держаться сучковатым выступом от костра подальше.

Василис в очередной раз удивился тому, как девушка не замечает проделки Колле, или как раз удивляться нужно было тому, что он, Василис не попадает под влияние вредной полянки. Колле, ссутулившийся по другую сторону костра, видимо учуял мысли царевича и скорчил смешную рожицу. Василис, не выдержав, улыбнулся в ответ.

***

Художник всё равно остаётся художником. Даже если красок нет. И вообще ничего нет. Посмотрев на сладко спящую Любимую, художник осторожно сполз с покрытой шёлковым покрывалом кровати, и направился на кухню. Его немного удивляло, что роль прислуги выполняют рыцари. Уж на кухне то доспехи могли снять. Не знал художник, что и ему уготована судьба ходить железным истуканом веки вечные. А если бы и знал, то что? Попытался что-либо изменить? Ушёл бы? Вряд ли. Уж слишком глубоко запустила коготки в его сердце Любимая.

Рыцарей не было. Была еда. Не много.

– И чем же вы питаетесь то? – Задумался на секунду художник и вздрогнул, поняв, что не только рыцари не едят, но и Любимая. Да его милая всегда сидела с ним за едой, улыбалась, виясь вокруг шелковистой лаской. Она ворошила содержание тарелок, нюхала, улыбалась, подносила ко рту и тут же забыв, роняла на тарелку.

Художник поёжился от странной догадки, но и это не смогло поколебать его безграничную любовь. А вот содержимое шкафчика смогло хотя бы отвлечь. Перебирая миски и горшочки, он с радостью нашёл и необходимый жир, и немало интересных, пряно пахнущих порошков. Прихватив всё необходимое, художник устремился вглубь замка, где приметил спуск в подвал.

Глава 9.

Выступить решили по холодку. Батюшка сообщил, что биться они идут насмерть и много вещей брать ни к чему. Или они ведьму, а значит, по праву победителя разживутся всем необходимым в проклятом замке, или ведьма их, и с запасами тогда всё понятно. Варду понимать не хотелось, но куда он из пещеры тролля денется? Летописец сидел на мокрой от росы травке и сонно наблюдал за сборами Гобсов. Громыхало уже был навьючен как лошадь. Агафья стояла в обнимку с двумя луками и четырьмя мечами. Так же на плече гордой воительницы висел колчан со стрелами, а из рук периодически выпадали ножи. Батюшка держал Катеньку, которая грозно распушала остатки перьев и норовила клюнуть вьючного тролля.

– Эй, а ты что разлёгся, рисуй, давай! – возмутилась девушка, нагибаясь за выпавшим ножом.

Вард усмехнулся, забрал у Агафьи половину вооружения, положил его на травку и, сам себе удивляясь, поцеловал девушку. После чего вжал голову в плечи и мелкими перебежками ринулся к скале, где ещё вчера приглядел относительно ровный участок. Возмездия не последовало. Вард, сжимая в руке уголёк, как будто это была та самая спасительная соломинка, обернулся. Батюшка застыл с открытым ртом, и только нервно выщипывал по пёрышку из шеи верещавшей птицы. Агафья замерла рядом, выронив снаряжение, и мечтательно прижав свою вечную подкову к груди. Может в семействе Гобсов подкова соску заменяет? Только Громыхало посмеиваясь в пшеничные усы подмигнул незадачливому женишку. Первой не выдержала Катенька, она рявкнула в отеческое лицо, и клюнула хозяйскую руку. Батюшка птицу выронил. Подобрал меч. Прижал его к себе и заплакал. Такого Вард никак не ожидал.

– Аааааа, – рыдал старший Гобс. – Когда она успела вырасти то? Я же совсем недавно на ладонь её сажал, а она мне в носок нага…. – Батюшка по вардски вжал голову в плечи, бросил косой взгляд на разгневанную дочку и добавил со вздохом. – А может это и не она совсем?

Замок встретил героев звенящей пустотой. Осторожно, перебегая на цыпочках открытые пространства и падая при каждом кажущемся шорохе, отец с дочерью осилили два зала. Вард шёл сзади, дивясь на странное поведение будущих родственников, но предусмотрительно не вмешиваясь. Громыхало же, и вовсе присел, достал ломоть хлеба и приготовился ждать. На удивлённый взгляд Варда, тролль закатил лишь глаза, мол, пусть поиграются. Летописца это странно успокоило, вспомнив, что рыцарей отправили на поиски такого важного его, парень огляделся вокруг. И тут же сердце его рухнуло куда-то вниз, а потом взлетело подобно птице. Да, стены огромного зала были расписаны прекрасным, тончайшим узором. Конечно, душа молодого художника была отдана импрессионизму, но не оценить эти полутона, эти нежнейшие переливы красок было святотатством. Вард поражённо разглядывал искустнейше нарисованную вязь, состоящую из листьев, завитков и…. летописец всмотрелся в отливающие слоновой костью бутоны, и с содроганием понял, что это совсем не бутоны. Это были черепа. Они смотрели пустыми глазницами на непрошенных гостей и скалили оголённые зубы. Летописец дрогнул, зажмурился и поспешно вышел из зала.