Гавриловна

– Доброе утро Анечка, – расплылся он в улыбке.

– Ну, ты и страшилище, – Гавриловна размахнулась для пинка.

– На себя посмотри, – Лейв надул губы и, не дав женщине опомниться, втащил её под свой жёсткий бок.

Гавриловна, обнаружив себя лежащую рядом с непонятным самцом, запустившим нестриженные когти в её макушку, почему то смутилась и даже растерялась.

– Ты мягкая и тёплая, – Лейв шепнул ей в ухо.

– А ты жёсткий и холодный, – попыталась отодвинуться Анна. – И клыки давно не чистил.

Лейв только щекотно хмыкнул и поглубже запустил когти в нечёсанные кудри, ласково перибирая их пока не понял что завяз. Он дёрнул раз – другой, поднял глаза на крыса, прильнувшего любопытным носиком к прутьям клетки, перевёл взгляд на домового нервно полирующего чайник, посмотрел на злобно ухмыляющуюся Гавриловну и растерянно изрёк:

– Но они же шелковистыми должны быть!

– Кто? – выгнула бровь Анна.

– Ну, волосы. Они должны перетекать и как это… струиться, вот! – Лейв запутался и замолчал.

– Хоспыдя, – хохотнула Гавриловна. – Читающая любовные романы нечисть, это что-то новое!

– Нечисть, нечисть, – Лейв обиженно принял вчерашнюю форму, чем немного расстроил Гавриловну, высвободил руку и сел. – Мы же разные бываем! Это всё равно, что лягушку к таракану приравнять.

– Хо, – выдохнула Аннушка. – Не люблю ни тех, ни других. Так что, мой тараканчик, не пора ли тебе….

– Я не тараканчик! – вспылил мужичёк. – Мой отец вообще человеком был!

Гавриловна мысленно воссоздала истинный облик гостюшки и немного подвисла, определяя, с чем это нужно смешать человеческий геном, чтобы получилось такое!

– А мама? – ошарашено спросила она.

– Мама у меня химера, – засмущался Лейв.

– Это которая на Нотр-Даме? – уточнила женщина, с трудом сдерживая идиотский смех.

– Там горгульи, это трубы такие, – выдавил сквозь кривые зубы мужичёк.

– Офигеть, – с глубоким уважением в голосе произнесла Гавриловна. – Представляю, как твой батюшка штурмует собор, на предмет спариться с крылатой трубой. Ну, он у тебя и затейник! Уж на что мой папаша был чудаком, до этого даже он не додумался.

– Жаль, – вдруг успокоился мужичёк. – Сейчас бы сидели тут две такие тварюшки….

Лейв мечтательно вздохнул и полез обратно под одеяло.

– Куда? – рявкнула Гавриловна. – Выметайся давай, мне на работу пора!

Мужичёк сделал жалобные глазки и натянул одеяло до лысого подбородка. Анна представила, как будет выволакивать эту гадость из комнаты, как он будет визжать, цепляться за мебель, половик и всякое разное и глубоко задышала, что бы сдержать рвущийся наружу… смех.

– Оставляю его на вас, – отчеканила она, ткнув одним пальцем в крысу, другим в домового и гордо удалилась в ванну, из которой тут же раздался трёхэтажный гогот.

И вот уже Гавриловна сердитым шариком топает по лужам. Снег, ненадолго украсивший городок, растаял, оставив после себя осеннюю слякоть. Чавк–чавк, слышалось из-под её предусмотрительно-резиновых сапожек. Шарк–шарк, въедливо раздавалось сзади. Анна замедлила шаг и прислушалась. Шарканье тоже замедлилось. Женщина зашагала быстрее и шарканье ускорилось. Гавриловна не могла утерпеть подобную наглость и, ступив на площадку перед загсом, покрытую лепестками и сердечками, остановилась. Шарканье ожидаемо прекратилось. Аннушка развернулась и уставилась на поросячье-розоватую амёбу, тоже облепленную подвядшими лепестками и блестяшками. Из центра её торчала шипастая роза, видимо оброненная вчерашними брачующимися. Роза покачнулась и осыпалась трухой.

– Гадость, – заныла амёба.

– Кто, – поинтересовалась Гавриловна, перехватывая из руки в руку дамскую сумочку с литровой банкой окрошки, припасённой к обеду.

– Всё гадость, – всхлипнула амёба.

На это Анне Гавриловне возразить было нечем.

– А за мной-то чего тащишься? – расслабилась она.

– Кровь, – слизистая гадость переплюхнула тело поближе к Гавриловне. – Хочу.

– Мою? – гоготнула Анна в предвкушении, как она раскатает эту соплю розовую да по сердечкам. Пусть только попробует напасть! К великому сожалению Гавриловны, и не только её, просто так убивать нечисть было запрещено. Пользоваться ими – да, пожалуйста! Измываться – да на здоровье! А убивать только в ответ. Ну, если успеешь! А не успеешь, тогда за тебя жестоко отомстят и ты порадуешься этому с того света. Гы.

– Не твою, нет, – отпрянула амёба и облизнулась фиолетово-дохлым языком. – Убьёшь. Скоро.

– Ну и убью, – Гавриловна пожала обёрнутыми цветастой шалью плечами. – И даже знаю кого. Хотя….

Анна Гавриловна, тихонько бормоча начала загибать пальцы на руках. Их не хватило и женщина, не переставая бормотать уставилась на носки сапог.

– А, ладно! – махнула она сумкой на амёбу. – В процессе разберёмся.

И бодро пошагала дальше, напевая:

– Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна….

Следом ползла амёба, собирая на слизкое тело всё, что валялось на земле. Она прокатилась по собачьим какашкам, прихватила разорванный пакет, дотянулась до птичьего трупика и высосала окурки из урны. За ней тянулась скользкая бурая дорожка, ступая на которую люди падали и начинали злиться на весь мир. Они больше не видели ласки утреннего солнышка, не слышали весёлого щебетанья птиц, их не радовали приветственные улыбки знакомых. Они во всём видели только грязь и злобу, и собирались ответить этому жестокому миру тем же.

А Гавриловна, ни о чём не подозревая, дошла до ворот своей фабрики, и влилась в нестройный ручеёк людей, торопящихся, как и она поскорее начать свой рабочий день. Естественно, чтобы поскорее его закончить.

Дверь за Гавриловной закрылась с дурным бабахом, как, впрочем, и всё в её жизни, и Лейв обвис на диване бесформенной тушей.

– Эк, тебя, – домовой посочувствовал.

– Угу, – раздалось из туши. – Помочь может чем? – сердобольно предложил домовой.

– Да мне бы пару деньков отлежаться, – Лейв, переворачивая измученное тело, застонал. – Как думаешь, Анечка меня столько вытерпит?

Домовой обнял свой любимый чайник, задумчиво побаюкал его и поинтересовался:

– Так что ж ты, немил человек, её до кипения то доводишь, раз отлежаться надо?

Лейв тихо и как-то по-доброму засмеялся:

– Так она, если кипятиться не будет, начнёт спрашивать. И тогда уж точно меня выкинет. Да и забавно это всё. Милая она.

– Тебя, наверное, и головой приложили, – хохотнул домовой. – Милая, ага.

– Милая, – подтвердил Лейв и прикрыл глаза когтистой рукой.

Домовой пощупал серый лоб нечистого и вздохнул:

– Тебе бы мяса, да посвежее, – он задумчиво перевёл взгляд на клетку.

Крыс фыркнул, щёлкнул зубами и, смешно подкидывая пухлый задик, спрятался в гамачке.

– Не дрейфь, – усмехнулся нечистый. – Я не людоед.

Крыс задумчиво шлёпнулся из гамака и, открыв дверцу клетки розовой лапкой, застыл печальным холмиком на столе.

– Вот-вот, – погрозил заскорузлым пальцем домовой. – Будешь и дальше хозяюшку доводить, на его месте окажешься.

Лейв посмотрел на толстенького крыса, на его клетку с полной кормушкой и уютными постельками, вспомнил, как нежно Гавриловна прижимала гадкого зверя к обширной груди….

– Да я бы не отказался, – мечтательно улыбнулся он и подмигнул крысу.

Глава 5

Рабочий день Гавриловны не задался с утра, впрочем, как и всегда. Во-первых, у Машки Васильевны, главной соперницы из бухгалтерии, губищи были размалёваны ещё ярче, чем у неё. И стерпеть такую наглость Анна Гавриловна ну никак не могла! Помада нехорошей женщины тут же перекочевала в мусорный бак, попутно измазав белоснежную кофточку хозяйки пятном в виде фигурок из «Камасутры». Во-вторых, благодаря этому пятну, все мужчины старше сорока смотрели только на Васильевну, а с Гавриловной даже не здоровались! В-третьих…. Да можно подумать, первых двух мало! Анна забралась в свою кладовочку и сердито окуклилась отчётами. Её иногда посещала мысль: а знает ли пресловутая Мария Васильевна об их соперничестве? Не факт! Но с другой стороны, без противницы было бы скучно. А так можно представлять, как бедная Машка кусает себе локти при виде новых серёжек Гавриловны. Ну, или сумочки. Вот только жаль, что не похвастаться роскошным кружевным бельём! А так хотелось бы! Размышления Анны Гавриловны были прерваны стуком в дверь.

– Входи, входи деточка, – промурлыкала Анна и сделала большие глаза, отпугивая любопытное отражение.

Мила проскользнула в комнатушку и пристроилась на краешке стола.

– Я с конфетками, – старательно улыбнулась она и протянула Анне увесистый кулёк.

Гавриловна присмотрелась к её припухшим, наверняка от слёз, глазам и сердито поджала губы.

– Он опять притащил? – бухнула она чашками.

Мила закусила губу и отвернулась.

– Погадаете? – тихо спросила она.

Гавриловна прекрасно всё угадывала и без карт, больше того она знала, что и бедная девушка в курсе…. А ещё Анна Гавриловна понимала, что девочка не за гаданием к ней приходит, а за утешением. Гавриловна забодяжила какао и бросила поверх недоделанного отчёта старенькую, но очень верную колоду.

– Вот, смотри, – ткнула она длиннющим ногтем в рыцаря чаш, – Любит он, и к тебе рвётся всем сердцем, вот и влюблённые как раз выпали….

– Это что за карта? – подхватилась Мила.

– Да это так, ерунда, – отмахнулась Гавриловна. – Ты вот на эту карту лучше посмотри! Десятка пентаклей, да о таком счастье другие только мечтают!

Улыбка озарила заплаканное личико девушки, она чмокнула Анну в припудренную щёку и выскочила за дверь.

– Вот, бы мне хитрый лис тебя воспитывать назначил, – вздохнула Гавриловна и достала припрятанную от Милы карту. – Смерть идёт по пятам за твоим разлюбезным и помешать ей ты не можешь. И я не могу.

Женщина отхлебнула из большой кружки и призадумалась, кидая старенькие карты то так, то эдак, в надежде, что они подскажут как уберечь. За этим не совместимым с работой занятием её и застали инспекторы по технике безопасности, – комиссионеры, как прозвала их Гавриловна. Пришлось немного откатить по времени. Не то, что-бы премия была так уж нужна Анечке, но их начальник читал воспитательные нотации настолько вдохновенно, что его никакая магия не брала. А нотации были нудные и дооолгие…. В общем, откатила время, карты убрала, какао спрятала, а вот чайник убрать забыла. Откатила ещё – они к обогревателю привязались. Гавриловна плюнула и превратила комиссионеров в зайчиков. Белых и пушистых. А сама пошла к электрикам чай пить. Через пять минут раздались вопли главного инженера, обнаружившего сброшенную змеиными шкурками одежду безопасников. Зайчики предусмотрительно спрятались. Гавриловна, не подумав, отменила свою волжбу… Скажем так, милые зверюшки не успели далеко убежать от своего обмундирования, но, тем не менее…. Вовчику, успевшему снять на телефон голых инспекторов посреди главного пролёта, пригрозили увольнением. Но он мужественно отказался попрощаться со столь ценными кадрами. В общем, удаление компрометирующих фотографий обошлось начальству в премию и долгожданный летний отпуск для ловкача. То, что фото было предусмотрительно скопировано, хитрый Вовчик умолчал. Гавриловна поржала от души вместе со всеми, но фотографии изъяла. Себе. На долгую и весёлую память.

Глава 6

Глава 6.

Возмездие подстерегло Гавриловну у родного подъезда в виде той самой, навязанной девицы. Она, типа смиренно, скосила очи и заискивающе улыбнулась женщине.

– Как хоть зовут то тебя, дитятко, – скривила губы Анна. – И не надо мне своими Эсмеральдами тыкать, я настоящее имя спрашиваю.

Девушка побледнела. Настоящие имена не боялись называть только те, кто уверен в своей силе. Ну, или не собирались вредить кому бы то ни было. Девушка не могла отнести себя ни к тем, ни к другим, но дурная тётка была нужна ей….

– Светланка, – прошептала девушка.

– Да уж, Эсмеральда и то лучше! – припечатала Гавриловна и, захлопнув перед Светиным носом дверь в подъезд, устремилась к родному гнёздышку.

Поднимаясь по чисто выметенной лестнице, Анна скосила глаза на фантик, лежащий на краю ступеньки. Она прошла было мимо, но что-то не давало покоя. Женщина повернулась к яркой бумажке и мановением руки подняла её в воздух. Фантик, оправдывая её ожидания, вспорхнул бабочкой, и раскрылся перед Гавриловной маленьким свитком.

– Не выполнил, – бормотала женщина, вглядываясь в быстро мелькающие знаки. – Наказание. Смерть. Да кто бы сомневался!

Молниеносным движением она схватила бабочку и сжала в руке её трепыхающееся тельце. Хлюпнуло и фантик стёк к ногам ведьмы слизкой лужицей. Гавриловна постояла, с отвращением глядя на испачканную ладонь, поискала глазами, чем бы вытереться и, не найдя ничего лучшего вытерла руку о придверный коврик бабушки Шуры.

– Ничего, – успокоила она себя. – Высохнет, само отвалиться.

Гавриловна тяжело вздохнула, нет, принесённое бабочкой известие не было чем-то совсем неожиданным, но всё же, всё же…. Она ещё раз вздохнула и потопала к своей квартире.

Девушка осталась на улице. Конечно, она могла открыть дверь и сама, больше того, она могла эту чёртову дверь взорвать, растворить, отправить в соседнее измерение…. Ещё с большим удовольствием она сделала бы всё это с противной тёткой, но для исполнения задуманного Гавриловна нужна была живой и сильной. Но как поладить с этой мерзкой бабищей? Светлана не любила женщин. Категорически. Но умело скрывала это, чувствуя слабое место каждой. А дальше по обстоятельствам. К одной подластиться, другой ножку подставить, третьей на ушко шепнуть…. Эта игра забавляла девушку, она чувствовала себя грациозным кукловодом дёргающим за созданные им ниточки и смеющимся над разожженными сварами. Но что нужно Гавриловне она категорически не могла понять! Это раздражало и бросало вызов, тем более что эта ниточка ох как нужна была Свете. Девушка фыркнула и соорудила из ничего тортик. Ну и пусть не настоящий, зато без калорий! И, открыв дверь щелчком пальцев, резво последовала за Гавриловной.

Дома Анну Гавриловну ждал накрытый к обеду стол. Накрахмаленная салфетка, в которой Гавриловна угадала запасной саван, хорошо отмытая ритуальная чаша с двумя пожухлыми мандаринками…, а во главе стола тазик наполненный странными рулетиками. Мужичок, с крысом в руках, так и светился радушием. Анна покрутила в руке кинжал для… ну, не будем об этом, и благодушно спросила:

– Весь мой алтарь переворошили?

– Не весь Анечка, – прижал руку к сердцу Лейв. – Там ещё мнооого всего интересного. И книжечки с закорючками и камешки и картинки красивые, я хотел их под тарелки подложить вместо салфеток, да Ефимушка не позволил.

– Ефимушка это кто? – поинтересовалась Гавриловна, тактично упуская разграбленный алтарь.

– А я, хозяюшка, – огладил рыжеватую бородёнку домовой.

Анна, ещё не до конца пришедшая в себя, опустилась на табуретку. Тут же перед её носом возникла тарелка с улиточками.

– Это что? – повела носом женщина. Из тарелки приятно пахло деревней.

– А суши, Анечка. Ты кушай, кушай, устала небось, – захлопотал мужичёк, подливая ей в стакан вчерашний квас.

Гавриловна положила разваливающуюся плюшку в рот, но жевать поостереглась.

– Мне твой главный самец,– Лейв пощекотал крыса за ушком, – сказал, что ты китайскую еду любишь, вот мы и постарались! И рис нашли и мойву, а вместо водорослей шкурку с баклажана сняли. Ты же любишь баклажаны, да, Анечка?

Гавриловна скосила на мужичка слезящийся глаз, пытаясь вспомнить, откуда у неё баклажаны. Но так и не вспомнила, а тот продолжал:

– А соевый соус у тебя ух, забористый, прямо не соевый а вустерский, – Лейв кивнул на опустевшую бутылку из-под удобрения. Осиротевшая герань осуждающе зыркнула на преступника лиловым соцветьем.

Гавриловна зажала рот ладонью, сквозь её пальцы текла коричневая жижа с запахом весенней деревни.

– Анечка, у тебя зубик болит? – обеспокоился мужичок.

– Ыыыы – ответила Гавриловна и опустила лицо прямо в миску с улиточками, оттуда раздался приглушённый сушинами гогот с подвыванием и хрюканьем вперемешку.

– Так понравилось? – восхитился мужичёк и осторожно положил одну сушину в рот.

Взор его стал задумчивым, из глаз потекла тонкая, голубоватая струйка. Он аккуратно посадил крыса перед тазиком с угощением и подтолкнул под толстый задик. Крыс понюхал, встопорщил усы, пронзительно чихнул и прикинулся дохлым. Лейв, с небольшим ускорением последовал в санузел. В дверь позвонили. Гавриловна достала перепачканное лицо из тарелки, вытерла слёзы и пошла открывать.

На пороге возникла Света с тортиком. Гавриловна повела носом испачканным в рисе в сторону презента и скривилась. Торт не пах. Во всяком случае, тортом. В санузле звякнуло и грозно затаилось. Анна хмыкнула и предложила гостье войти. Всё равно знакомиться как то надо.

– Ах, – Светлана неподдельно восхитилась и тоже повела носом. – У вас маска из гуано с личинками шёлкопряда?

Гавриловна задумчиво пожала плечами. Кто знает, чего эти чудики туда наложили, может и гуано.

– Да, я одной своей клиентке похожее зельице приготовила, – обрадовалась, что нашла о чём поговорить, девушка. – Она была в таком восторге, таком восторге….

Светлана прошла на кухню и ошарашено уставилась на обеденный стол. Его убранство, дополненное лежащей посреди стола дохлой крысой, явно впечатлило девушку.

– Это не та, что потом ко мне фиолетовые прыщи лечить приходила, – насторожилась Гавриловна и вытерла лицо краем савана.

– Может и приходила, – Света не могла отвести глаз от так и не отмытого бурого подтёка на чаше. – Видать побочка на червей, ну да не моё дело.

– А чьё? – набычилась Гавриловна, ковыряясь в миске ритуальным кинжалом в поиске шелкопрядов.

Девушка икнула, вытерла табуретку подвернувшимся под руку платком и села, отбросив любимую шаль Анны как старую тряпку. Гавриловна догадалась, кого конкретно она убьёт сегодня и расслабилась.

– Кваску, – предложила она и поманила к себе домового.

Ефим помотал бородёнкой и забрался на полку к чайнику. Аннушка пожала плечами и сама налила квас в узкий стакан.

Гостья сделала нервный глоток, ещё раз икнула и уставилась на Гавриловну, пристроившую дохлого крыса на обширной груди.

– Я хочу сделать вам предложение! – девушка вернула стакан и посмотрела в лицо собеседницы невинными глазами.

– Лапки и нереста? – хохотнула Гавриловна.

– Нет! – мотнула головой Светлана. – Я предлагаю вам стать верховным магом нашего зах… прекрасного городка.

– Да? – Гавриловна сделала вид, что удивилась. – А как же старый лис?

– Вот именно, – подхватила девушка. – Старый!

– Зато мудрый! – Анна попыталась отказаться от предложенного счастья. – И сильный!

– Да ладно, – девушка звонко рассмеялась. – Он не может выйти из своего чёртового кабинетика. Я проверяла! – Не краснея, соврала она.

Гавриловна с тоской посмотрела на часы. Её любимый сериальчик шёл уже целых полторы минуты и если бы не гостья, Анечка сейчас лежала на родном диване с чашкой травяного чая в руках и следила за перипетиями киношных героев. А гостья продолжала:

– Надо просто поджечь больницу! И сделать это лучше днём, когда старикан боится применить силу….

– Ты хочешь сжечь больницу вместе с больными прямо посреди дня? – восхитилась Гавриловна.

– Вообще-то я хочу, чтобы это сделали вы, – улыбнулась девушка и запихнула в рот одну из сушин.

Гавриловна в предвкушении вытянула шею, но реакции не последовало. Светлана прожевала сушину, аккуратно поправила помаду и произнесла:

– Мило. И сбалансировано. Не знала, что вы так тщательно о себе заботитесь, хоть и совершенно безрезультатно, надо признать.

Гавриловна прикрыла наливающиеся кровью очи, мысленно досчитала до тринадцати и выдохнула. А девушка продолжила:

– Но вы же понимаете, что при вашей силе и опыте можно быть молодой и прекрасной без всякого напряжения! Вам же только пальцами щёлкнуть, и мужчины у ног лягут!

– Да зачем мне столько, – всё ещё не открывая глаз, выдавила Анна.

– А для статуса, – ухмыльнулась Света. – Ну и для простого женского счастья, – продолжила она с издёвкой.

Гавриловна старательно отправила кровь туда, где ей положено быть и открыла глаза.

– Я и так счастлива, во всяком случае, была, пока ты не припёрлась.

– Ах, Анна Гавриловна, – натянуто хохотнула Светланка. – Вы такая шутница! Но разве вы не хотите семью, детей? Ведь хотите?

Гавриловна опять зажмурилась: «только бы не часики, только бы не часики….», билось в её разболевшейся голове. А девушка продолжала:

– А противные законы не дают вам развернуться, и всему виной старый лис! Это он запрещает нам быть наполненными и состоявшимися! А почему? За что? Не будь его, вы бы давно приворожили себе богатого муженька, обзавелись детишками и были бы полностью счастливы….

Гавриловна усмехнулась, вспоминая недавний разговор с Петром Ивановичем:

– Анюточка, – сетовал доктор. – Когда ты меня малышами побалуешь, а? Ну, давай я тебе приворожу кого-нибудь, раз сама не хочешь? Гаврила внучков не дождался, дай хоть мне вместо него порадоваться, девочка моя! Часики то….

Анна тряхнула головой и сердито зыркнула на гостьюшку. А та всё не унималась:

– Да при вашей силе бояться какого-то вшивого лиса….

– Блохастого, – поправила Гавриловна. – У зверей блохи.

Девушка натянуто рассмеялась и развела руками, чуть не сбив ополовиненный стакан.

– Какая разница?

Гавриловна не стала уточнять, что докторские блохи продолжение его самого, в смысле его глаза и уши. Благодаря им, хитрый лис знает всё, что происходит вокруг, а знание сила. Она присмотрелась к Светлане магическим зрением и увидела сразу две блохи пристроившиеся на воротнике девушки. Насекомые помахали Гавриловне лапками и сделали вид, что кусают девичью шейку.

– Так вы согласны на моё предложение? – Света нервно дёрнулась.

– Не буду я никого жечь! – отрезала Гавриловна.

– А если так? – девушка плюнула на Аннушку сиреневым облачком яда.

Гавриловна, не ожидающая подобную гадость, отпрянула и грохнулась на пол, зацепив импровизированную скатёрку. Грохнуло, звякнуло, с полки попадали чайники с домовым, в санузле заметалось и заорало:

– Анечка, ты там как? Ты там хоть жива? Я сейчас, я, родная моя, я только вылезу….

Гавриловна дохнула противоядием и поднялась, сурово глядя на Свету.

Девушка было заметалась, но потом выпрямилась и гордо глянула в лицо разъяренной женщине.

– А убить то слабо, – выкрикнула зло она.

– Серьёзно? – хохотнула Гавриловна и нависла немалым весом над несчастной.

Ещё секунда и Свете бы пришёл конец. Блохи, подросшие до упитанных котов, заметались, в надежде предотвратить убийство, но Анна была непреклонна. Вдруг дверь от санузла с грохотом рухнула на пол. Забулькало, зафырчало, зажурчало и из туалета вылетело нечто крылатое с бачком от унитаза наперевес.

– Анечка, держись, я иду! – орало оно, размахивая как флагом Гавриловскими красными труселями, повисшими на когтистом крыле.

– Трындец, – охнула Гавриловна и зажмурилась.

Девица, как будто только этого и ждала, выпорхнула из кухни.

– А слабое местечко то есть, – пискнула она, захлопывая за собой дверь.

– Трындец, – повторила Анна и опустилась на табурет.

Чинить канализацию пришлось всем скопом, включая крыса. Гавриловна материлась и потрясала кулачками, на что Лейв жалобно просил:

– Анечка, не надо так, ты же девочка!

Гавриловна уже в серьёз подумывала, не прибить ли эту трепетную нечисть для успокоения нервов, но тут зазвонил телефон.

– Анька, – икнуло в трубку. – Давай, вали ко мне! Я это, Кирыча из дома выгнала! И такое счастье нужно срочно обмыть….

– Не могу, Еночка, – вздохнула Гавриловна, обвела усталым взглядом развороченный унитаз с кривым обломком трубы, утопленный половичок, скорбную кучку разнокалиберных мужичков и… улыбнулась. – А впрочем, знаешь, могу! – хохотнула она и резво помчалась переодеваться.