Оттенки счастья для Сироты

На ней была пара. Молодые, улыбающиеся, на каком-то пикнике или в парке. Мужчина и женщина. Они стояли у дерева, и мужчина со спины обнимал женщину. Мужчина смотрел на женщину не в объектив, а на неё. И в его взгляде была такая нежность, такое обожание, что у меня кольнуло под сердцем. Женщина, красивая, с лёгкой, светлой улыбкой, смотрела чуть в сторону. Тихое, абсолютное счастье.

Я подняла глаза на Тимура. Он стоял, скрестив руки, и смотрел в стену, избегая моего взгляда.

– Ты… знаешь кого-нибудь из них? – осторожно спросила я.

Он кивнул, коротко, резко. Потом, не глядя, достал из кармана свой телефон, несколько секунд искал что-то в нём и снова протянул мне. На экране – современное фото. Мужчина в костюме, на каком-то официальном мероприятии. Суровое, властное лицо. Седина на висках. Но глаза… разрез глаз, линия бровей…

– Похож, – прошептала я, сравнивая с мужчиной на старой фотографии. – Тот же человек. Только… много лет спустя. Постаревший. Ожесточившийся. Кто это?

– Козлов, – глухо ответил Тимур. – Редкостная тварь.

В нём была ненависть. Холодная, как лезвие.

Я снова посмотрела на старую фотографию. На эту пару. На их немое счастье, застывшее во времени.

– Но они… они прекрасны вместе, – сказала я почти невольно, увлеченная силой эмоции, пойманной фотографом. – Он её обожает. Это видно с первого взгляда. Она… она ему верит. Чувствуется, как ему важно это её доверие.

Я улыбнулась, поднимая взгляд на Тимура, чтобы поделиться этим открытием, этим кусочком чужого, но такого настоящего счастья.

И слова застряли у меня в горле.

Он смотрел на меня. И в его глазах бушевала буря. Но не из печали или ностальгии. Там была ярость. Глубокая, первобытная, черная ярость. Она искажала его черты, делая его почти незнакомым.

– Тимур? – Что… что случилось? Ты знаешь эту женщину?

Он медленно, с трудом перевёл взгляд с фотографии на меня. Казалось, ему потребовались нечеловеческие усилия, чтобы вымолвить следующее. Голос был низким, хриплым, каждый звук давался с болью.

– Это моя мама.

Воздух вылетел из моих лёгких. Пазл в голове с грохотом сложился, но картина, которая получилась, была уродливой и пугающей. Его мама и этот Козлов, смотрящий на неё с такой любовью. Мозг, уже перегруженный эмоциями, выдал самый очевидный, самый кошмарный вопрос. Он сам просился на язык, прежде чем я успевала его отфильтровать, облечь в мягкие, осторожные слова. Я открыла рот, чтобы спросить: «А этот мужчина… он не…?»