Оттенки счастья для Сироты

Я с ужасом осмотрела себя. На мне было то самое платье, в котором я была в клубе, помятое, но целое. Значит… не случилось? Облегчение, сладкое и пьянящее, тут же сменилось новой волной стыда. А что было после?

Где-то неподалёку донёсся какой-то шум. Что это? Кто-то был там. Сердце снова ушло в пятки, но делать нечего. Пришлось идти.

Я подошла к арке и застыла. Он стоял у плиты, спиной ко мне, высокий и мощный, в простой футболке, обтягивающей рельеф мышц. В воздухе пахло кофе и чем-то жареным.

Он повернулся, будто почувствовал мой взгляд. Его глаза, тёмныеи пронзительные, медленно осмотрели меня с ног до головы.

– Проснулась, Панда? – его голос был низким, без единой нотки улыбки. – Душ прими. Ты опять вся размалёванная, как при первой встрече. – он жестом указывает на лицо. – В шкафу, так и быть, можешь взять, во что переодеться.

Панда? Вспомнила. В тот вечеру меня текли слёзы от всей этой истории с родителями, и тушь размазалась. Унизительно. Я, не говоря ни слова, кивнула и ретировалась обратно в комнату.

Шкаф оказался царством спортивного стиля: стопки футболок, толстовки, штаны. Но в углу я нащупала что-то другое. Тёмно-синюю, почти чёрную, рубашку из мягкого хлопка. Классическую. Я вытащила её, словно клад. Она пахла им. Терпким, древесным парфюмом, с нотками кожи. Тем самым запахом, что кружил мне голову вчера в машине.

В душе я пыталась смыть с себя остатки вчерашнего вечера, стыд и растерянность. Завернувшись в его рубашку, в это облако его запаха, я почувствовала странное, мимолётноеспокойствие. Сделала небрежный пучок, глядя на своёотражение в зеркале: испуганная девочка в чужой, слишком большой одежде.

Когда вернулась на кухню, то обнаружила, что он уже приготовил завтрак на двоих. Это что забота? Или элементарная вежливость? На свободное место он поставил тарелку с яичницей и тостами.

– Ешь, – коротко бросил он, подавая мне стакан апельсинового сока. – Помнишь, что вчера было?

Я чуть не поперхнулась. Горячая волна залила щёки.Я опустила глаза в тарелку и лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Зря смущаешься, – его голос прозвучал насмешливо, но без злобы. – Стыдно, должно быть, за поступки, а не за желания. Ты взрослая девушка.

От этих слов стало ещёжарче. А его слова сильнее убеждали, что ничего и не было, кроме тех поцелуев.

– Мне на работу, – он отпил кофе. – Могу подбросить.

– Спасибо. – быстро сказала я, закончив завтрак.

Я переоделась в своёпомятое платье, свернула его рубашку и повесилана спинку стула, словно оставляла часть этой странной ночи позади. В машине царило молчание. Я назвала домашний адрес Евы, и мы поехали.

Дверь мне открыл Адам. Его лицо исказилось от беспокойства.

– Алина! Наконец-то! Где ты была? Ты вообще знаешь, что тут творилось?Родители твои тут были! – выпалил он, но я не обратила внимания на его слова.

– Ева где? – перебила я его, влетая в комнату подруги, чтобы переодеться в своё.

– В училище уже уехала. Слушай, они такие сцены тут устраивали…

– Потом, Адам, я уже опаздываю! – бросила я и пулей вылетела из квартиры.

Благо общественный транспорт ходит по расписанию, и я приехала на учёбу без опоздания. В училище Ева набросилась на меня с тем же ворохом вопросов.

– Ты где была? С Сиротой? Что случилось? Я чуть с ума не сошла!

– Потом, Ев, давай, позже всё расскажу, – отмахнулась я, пытаясь пройти в аудиторию.

Но она схватила меня за локоть и оттащила в сторону, еёлицо было серьёзными испуганным.

– Алина, стой. Твои родители… Они ночью приезжали. Кричали на моих, грозились «решить вопросы» через своих знакомых, если мы будем тебя «укрывать». Мама чуть в обморок не упала.

Только сейчас поняла, что именно мне хотел сообщить Адам. Мир перевернулся. Так, значит, они всё равно не отстанут и не оставят меня в покое. Они готовы уничтожить всех на своем пути. Горячая волна стыда и вины захлестнула меня. Я посмотрела на подругу, на её искренне испуганные глаза, и поняла, что не смогу. Не смогу так подставлять их семью. Никогда больше я не приду к ней. Это решение застыло внутри холодным, тяжёлым камнем.

После нескольких пар, когда я уже собиралась с духом, чтобы найти какие-то слова для Евы, в холле училища появились они. Отец с матерью. Лица, высеченные изольда и гнева.

– Алина! Иди сюда немедленно! – голос матери прокатился по коридору, заставляя замирать всех студентов.

Начался спектакль. Грандиозный, унизительный.

– Ты опозорила нас! – шипела мама, не обращая внимания на окружающих. – Ночные похождения непонятно где и с кем! Мы растили тебя для лучшей доли! Ты выйдешь замуж, как мы договорились, и спасёшь бизнес! – давила она. – Или мы здесь с тобой так «договоримся», что тебя отчислят к чертям собачьим! И поверь унас хватит рычагов давления.

Я стояла, опустив голову, чувствуя, как горит вся под взглядами окружающих. Я была готова провалиться сквозь землю. Но потом случилось неожиданное. Директор и завуч, привлечённые шумом, выслушали их и… отказали.

– Мы не будем способствовать манипуляциям, – сказала директор твёрдо. – У нас учатся студенты, а не играют в ваши игры. Успеваемость – единственный критерий. Всё.

Ярость родителей была страшна. Они обещали превратить мою жизнь в ад, но сделать уже ничего не могли. Хотя куда ещё хуже?! А учёба стала моим единственным щитом.

После пар Ева хотела пойти со мной, но я сказала, что мне нужно побыть одной.

– Я потом к тебе, – солгала я, зная, что этого «потом» не будет.

Куда идти? Домой? Ни за что. К Еве? Невозможно. Денег мало, вещей нет. Ночлег? Мысли метались, как птицы в клетке, разбиваясь о решётку безысходности. Я просто пошла. Куда глаза глядят. Гуляла так несколько часов. Ноги несли меня сами, пока я не подняла голову и не поняла, что стою у знакомого дома. Того самого, который покинула сегодня утром. Я дошла до двора и опустилась на холодную лавку.

Что мне делать? Где спать? Чем платить за жизнь? Родители не оставят меня в покое. Учёбуя не брошу, это мой единственный шанс. Но где взять силы на это противостояние? Где точка опоры? Я уткнулась лицом в колени, пытаясь выдавить слёзы, но их не было. Только пустота и отчаяние.

Я так глубоко ушла в себя, что не заметила приближающихся шагов. Лёгкое прикосновение к плечу заставило меня вздрогнуть и вскрикнуть.

Я подняла голову. Передо мной стоял он. В тренировочных штанах и толстовке, с сумкой через плечо. Мужчина, что одним только взглядом вызывал во мне бурю противоречивых эмоций. Его тёмныеглаза смотрели на меня с безмолвным вопросом. В них читалось лёгкое удивление, но ни капли раздражения.

Я смотрела на него, на этого почти незнакомого мужчину, и не могла вымолвить ни слова. В горле стоял ком.

– Что ты здесь делаешь? – его голос звучал тише, чем утром, но всё так же весомо.

Глава 14

Что я делаю? Хороший вопрос. Но внутри небыло ни мыслей, ни ответов. Только один сплошной, сковывающий ужас и множество вопросов, которые лишь усугубляли ситуацию.

Мне нечего было ответить ему, поэтому лишь пожала плечами, осознавая, как жалко и неправдоподобно всё это выглядит со стороны.

Он что-то пробормотал себе под нос, и я краем глаза увидела, как он оглядывает двор. Высокий, собранный, как пружина. Каждый его мускул был напряжён.Этот двор был его территорией, а я словно была непрошеным гостем, нарушающим его покой.

– Как ты здесь оказалась? – его вопросы были как удары, короткие и точные.

Я обняла себя за плечи, пытаясь согреться, остановить дрожь.

– Просто шла. И… оказалась здесь.

Это была правда. Я ведь ненамеренно оказалась здесь. Ноги сами принесли меня к этому дому. Почему сюда? Может быть, потому, что здесь, в лице этого сурового мужчины, была какая-то опасная, но реальная твердь. В отличие от зыбкой почвы моего собственного дома.

Он снова окинул двор подозрительным взглядом, его взгляд скользнул по тёмным подъездам, застыл на мгновение на чьей-то фигуре вдали.

– Тебе есть куда пойти? – спросил он, и в его голосе я уловила не заботу, а скорее желание поскорее решить проблему. Мою проблему.

Я не смогла ответить. Слова застряли комом в горле. Вместо них из глаз хлынули предательские горячие слёзы. Я лишь безнадёжно махнула головой, опустив еёещёниже. Нет. Мне некуда было идти.

Последовала тяжёлая пауза. Я слышала, как он тяжело вздыхает.

– Пошли, – бросил он резко.

Сердце ёкнуло. Куда? Зачем? Но сил сопротивляться не было. Я подкошенный колос, а он – гроза, что решает, куда меня бросить. Я молча встала и поплелась за ним, как приговорённая.

Его квартира встретила меня аскетичным холодом. Однокомнатная, в стиле лофт. Ничего лишнего. Суровая, как и он сам. На кухне он одним движением поставил передо мной стакан воды. Вода расплескалась, капля упала на стол.

– Говори. И желательно сразу правду, как ты понимаешь, – его слова звучали как приказ, когдаон, усаживаясь напротив уставился на меня своим пронзительным, не верящим взглядом. Он смотрел, будто видел меня насквозь, и ему не нравилось то, что он там разглядел.

И тут во мне что-то надорвалось. Эта холодность, это давление, эта накопившаяся боль – всё смешалось в один клубок, который рвался наружу.

– Какую ещё правду?! – выкрикнула я, и голос мой дрожал от ярости и отчаяния. – Хочешь знать, почему я оказалась на улице?Хочешь? Отец… у отца проблемы. Большие. Очень большие. А решить их, по мнению моих родителей,можно только одним способом – выдав меня замуж. За… боже, я даже не знаю за кого! – Слёзы текли по моему лицу ручьями, но я не могла остановиться. – А когда я отказалась, мне просто указали на дверь. Думала, что смогу остаться у подруги, но они и туда пришли… пока я была здесь с тобой. – осеклась, на секунду задумавшись, после чего продолжила. – Мои родители угрожали семье Евы. Сказали, создадут проблемы! А на это они способны! Понимаешь? Из-за меня могут пострадать невинные люди!

Я выпалила всё одним духом, задыхаясь, всхлипывая. Ждала – сочувствия? Шока? Хоть какой-то человеческой реакции.

Но он просто смотрел. Всё тем же тяжёлым, изучающим взглядом. Его лицо не дрогнуло. В его глазах я читала недоверие. Он не верил мне. Считал это какой-то дурацкой выдумкой, истерикой избалованной девчонки.

Это стало последней каплей. Вся ярость сменилась ледяным отчаянием. Если даже здесь, в этой бетонной коробке, мне не верят, то где тогда искать правду?

– Вот что… Я всё, – прошептала я вставая. Ноги подкашивались. – Я пошла.

– Куда это ты собралась? – его голос остановил меня как стена.

– Не знаю. На улицу! Куда угодно! Лишь бы не обратно!

Я уже почти дошла до двери, когда он снова нарушил тишину. Его вопрос был настолько неожиданным и абсурдным в этой ситуации, что я замерла на месте.

– Умеешь готовить?

Я медленно обернулась, не веря своим ушам. Что? При чёмтут готовка? Он смотрел на меня всётакже серьёзно, без тени улыбки.

– Что? – выдавила я.

– Спросил, умеешь ли ты готовить. Или только реветь и по дворам шляться?

Его грубость обожгла, но почему-то вернула меня в реальность.

– Умею, – хрипло ответила я, до конца так и не понимая, чего он от меня добивается. – Бабушка научила.

Он кивнул, словно это было единственно важным фактом во всей моей истории.

– Предлагаю сделку, – сказал он, откинувшись на спинку стула. – Ты остаёшьсяздесь, готовишь, убираешь, а главное, со мной не связываешься. Взамен – крыша над головой. И никто тебя здесь не тронет.

Сделка? Он говорит о сделке, когда у меня внутри всё разрывается? Я уставилась на него, пытаясь понять подвох. Мозг, затуманенный слезами, медленно соображал. Остаться? Здесь? С ним?

– Долго думать будешь? – нетерпеливо спросил он.

– Где… – мой голос сорвался. Я сглотнула. – Где я буду спать?

Вопрос висел в воздухе. Он не моргнув глазом выдержал мой взгляд.

– Кровать одна, – произнёсон чёткои ясно, без каких-либо эмоций. – Либо со мнойили на полу. Выбирай сама.

Время остановилось. Его слова повисли в воздухе тяжёлым, непристойным предложением. «Со мной или на полу». Сердце упало куда-то в пятки, а потом резко рванулось в горло, заставляя кровь стучать в висках. Весь ужас сегодняшнего дня, всёотчаяние, наконец, нашлосвою точку сборки – в этой кухне, под взглядом этого брутального мужчины.

С ним? Рядом с этим мужчиной, от которого веяло опасностью и силой? Лечь в одну кровать? По спине пробежали мурашки, смесь страха и какого-то дикого, неосознанного возбуждения. Это было одновременно унизительно и очень страшно.

Или на полу? На этом холодном, жёстком паркете? Я представила себя свернувшейся калачиком в углу, как бездомная собака. И это казалось даже более жалким, чем его первое предложение.

Он смотрел на меня, не двигаясь, давая время осознать весь ужас моего положения. В его глазах не было ни похоти, ни насмешки. Был лишь холодный расчёти проверка на прочность. Он ставил меня перед выбором, который был не выбором вовсе, а ещё более жестокой ловушкой.

И тут я поняла. Поняла окончательно. У меня действительно не было выбора. Ни дома, ни здесь. Весь мир вдруг сжался до размеров этой однокомнатной квартиры и двух одинаково ужасных вариантов.

Я стояла, не в силах вымолвить слово, чувствуя, как по щекам снова текут слёзы. Но на этот раз они были не от отчаяния, а от полной, абсолютной капитуляции.

Глава 15

В воздухе чувствовалось напряжение. Я стояла посреди кухни, ощущая себя чужеродным звеном, пятном на его выстроенном, безрадостном мире. Спать в одной кроватис ним? Невозможно. Даже мысль об этом заставляла кровь приливать к щекам.

«Пол, -прошептала я про себя, -только пол. Это безопасно. Это дистанция».

Он молча наблюдал за моими метаниями. Не предлагал, не спорил. После чего отправился в комнату. Я машинально последовала за ним. Он просто взял с полки шкафа свёрнутоеодеяло и запасную подушку и с силой швырнул их к моим ногам. Да так, что поймать их мне не удалось бы ни при какой возможности.

– Спи где хочешь, -бросил он через плечо и, развернувшись, повалился на кровать, повернувшись спиной, ко мне. Живая, напряжённая стена из мышц и невысказанной злобы.

Я осторожно, как мышка, расстелила одеяло в самом углу, подальше от него и от окна. Пристроила подушку. Легла. Ужасно хотелось переодеться, хотя бы в ту же рубашку, которая продолжала висеть на спинке стула. Но страх неизвестности окутывал меня с каждой минутой всё сильнее. А в своём спортивном костюме чувствовала себя словно в броне.

Тело ныло от усталости и перенесённого стресса, но сон бежал от меня как от огня. Я лежала, вжавшись в пол, и прислушивалась. Каждый его вздох, каждый шелест простыни, когда он менял позу, отдавался вомне громом. Он не спал. Я это чувствовала кожей. Все его тело было натянутой струной, и эта вибрация наполняла комнату. Что он замышляет? Зачем вообще предложилэту авантюру? Мысленный диалог с самой собой кружился бесконечно: «Ты справишься, Алина. Ты должна. Другого выхода нет».

Под утро, когда серый свет только начал размывать очертания окна, истощение,наконец, победило адреналин. Я провалилась в короткий, тревожный сон, полный обрывков лиц и невнятных угроз.

И тут – удар по слуху. Громкий, резкий, рубящий голос.

– Завтрак будет? Или наш договор аннулируется?

Я вздрогнула, сердце выпрыгнуло из груди. Открыла глаза, не сразу осознав, где нахожусь. Он стоял надомной, уже одетый, с тем же каменным лицом. Его взгляд был испытанием.

– Б-будет, -выдохнула я, поднимаясь и стараясь не показать, как дрожат колени. – Сейчас.

На кухне я, как автомат, достала яйца, масло. Простая яичница. Что может быть проще?

– Яичницу умеешь? -его голос прозвучал прямо за спиной. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку, и наблюдал. Смотрел так, будто я собиралась не готовить завтрак, а разбирать бомбу.

– Да, – кивнула я, хотя что там уметь…

– Жарь с двух сторон.Я не люблю сопливые желтки.

«С двух сторон? -мысленно ахнула я. -Это же как подошва». Но спорить не посмела. Под его пристальным взглядом мои руки тряслись так, что я едва не уронила яйцо. Разбила его на раскалённую сковороду. Масло захлестало. И брызги попали на ладонь. Сквозь неприятные пощипывания кожи, я перевернула яичницу, стараясь сделать это ловко, но получилось некрасиво, рвано.

Когда всёбыло готово, я поставила перед ним тарелку с той самой, прожаренной с двух сторон яичницей, и чашку горячего, крепкого, чёрногочая. Отступила на шаг, ожидая вердикта. Но вместо этого, он встал и, достав из верхнего шкафчика, протянул мне тюбик с мазью.

– Помажь руку, чтоб волдырей не было.

Я опешила от его действий и не знала, что сказать на это.

– И рот закрой, мухи залетят. – произнёс с усмешкой, после чего вернулся на своё место.

Он медленно, оценивающе скользнул взглядом по тарелке, потом по чашке. Его глаза остановились на мне.

– А твоя где? -спросил он, и в его голосе послышалось не понимание, а скорее проверка.

– Я… я не люблю чёрныйчай, -сказала я, пожимая плечами, стараясь сделать это максимально безразлично. -С бергамотом, или без… неважно. Не моё.

Он ничего не ответил, просто принялся есть. Казалось, он разбирал еду на молекулы. В комнате стоял лишь звук его вилки о тарелку.

Нервное напряжение искало выход. Я не выдержала.

– Как тебязовут? -спросила я тихо. -Все зовут тебяСирота, но… это же не имя.

– Он на секунду поднял на меня глаза. В них мелькнуло что-то неуловимое: то ли удивление, то ли раздражение.

– Тимур. -отрезал он. -А Сирота… потому что не осталось никого, кому я мог бытьнужен. Так же, как и ты. – Он отодвинул пустую тарелку. – Запомнила?

«Тимур» -прошептала я про себя. В этом имени был стук железа и колючей проволоки.

Перед уходом он бросил на стол связку ключей.

– Запасные. Не потеряй.

И, не оглядываясь, вышел. Дверь захлопнулась с таким звуком, будто захлопнулась крышка гроба.

Я выдохнула. Первая ночь и первое утро пережиты. И можно немного вздохнуть с облегчением.

После незамысловатого завтрака решила принять душ и лишь потом ехать на учёбу. Под тёплыми струями воды сильнее ощущалось, как ноет каждая клеточка моего тела, после ночи, проведённой на полу. Понимала, что надо что-то решать, ведь я так долго не протяну.

Когда приехала в художественное училище, меня тут же атаковала Ева. Еёглаза горели любопытством и тревогой.

– Ну где ты пропадаешь?! Я звонила, писала! Говори сразу, что случилось! Ты же не вернулась вчера домой? – Я отвела взгляд, чувствуя, как по щекам разливается краска.

– Ев, всёв порядке. Просто… я не могу вернуться к тебе.

– Почему?! -она ухватила меня за руку.

– Потому что! -вырвалось у меня с отчаянием. -Потому что я не хочу, чтобы из-за меня у твоих родителей были проблемы. Ты же знаешь, что мои родители не перед чем не остановятся.Они могут… они могут навредить. Пожалуйста, не настаивай. И не спрашивай, где я сейчас. Так будет безопаснее. Для всех.

Она хотела возражать, но, увидев моёлицо, сдалась.

– Ладно… Но ты будешь на связи? Будешь отвечать?

– Буду, -пообещала я, чувствуя комок в горле.

В раздевалке я открыла свой шкафчик. И замерла на мгновение. На полке, рядом с моими старыми карандашами, аккуратно лежали новые пачки бумаги, набор качественных графитных карандашей, ластики, точилка, краски, кисти… Не зря создала запас здесь. Всё, чтомне так необходимо сейчас. Не много, но достаточно. На первое время.

Когда занятия закончились, я шла к выходу только и думая о том, куда бы устроиться на подработку. Как меня кто-то окликнул, повернувшись, увидела молодого парнишку, который, ускоряя шаг, приближался ко мне.

– Алина, извини… Я слышал, тыздорово рисуешьпортреты. Не моглабы ты… мне на день рождения девушке? Я заплачу!

И я согласилась. Потом была девочка, которая попросила сделать эскиз. И ещёьодин парень, которому нужно было помочь исправить косяки в зачётной работе. Несколько заказов. Небольших, но это были мои деньги. Моя надежда.

Возвращалась я в квартиру состранным чувством – смесью страха и маленькой, робкой победы. Открыла дверь ключом. И ничего. Меня встретила лишь тишина. Густая, абсолютная.

– Тимур? -окликнула я, уже догадываясь, что ответа не будет.

Его не было. Квартира казалась вымершей. На холодильнике, прилепленный магнитом, желтел клочок бумаги. Я подошла ближе.

«Сегодня меня не будет.»

Почерк был резкий, угловатый, как и он сам. Я обвела взглядом пустую квартиру. Чувство облегчения было таким сильным, что подкосило ноги. Целый вечер одна. Можно выдохнуть.

И тогда мой взгляд упал на стол. Рядом с его утренней чашкой стояла аккуратная пачка чая. Не чёрного, а зелёного. С жасмином.

Я подошла, взяла еёв руки. Благоухающие нежные цветы сквозь целлофан. Он запомнил. Он услышал утром, что я не люблю чёрныйчай.

Это не было добротой. Нет. Это было что-то другое. Необъяснимое. Как знак. Как тонкая, едва видимая ниточка в кромешной тьме. И на мои губы сам собой наползла улыбка. Первая за долгое, долгое время.

Глава 16

Несколько дней я жила в его квартире одна. Как призрак. Как будто я не настоящая. Тимур исчез, не оставив и следа, и я даже не пыталась его искать. Правила просты: я не лезу в его жизнь. Я просто существовала. Ездила на учёбу, брала заказы на рисунки, болтала с подругой по телефону, пытаясь убедить и её, и себя, что всё в порядке.

Постепенно я обжилась. Сначала спала на полу. Но пол был холодным и чужим. А его кровать… его кровать пахла им. Настойчиво, плотно, как будто его аура впиталась в ткань. Это был не просто запах парфюма, это была смесь чего-то дорогого, кожи и просто… его. В тот вечер, дрожа от собственной наглости, я перебралась с пола на его постель. Подушка, которую он дал мне, была новой, безликой, как в гостинице. А та, что лежала на его месте, была его. Я прижалась к ней лицом, вдыхала этот запах, и он странным образом успокаивал меня. В этом аромате была сила, власть, и, как ни парадоксально, ощущение безопасности. Под этим одеялом, в этом запахе, я чувствовала себя под защитой. Даже от него самого.

Утром, в свой выходной, я проснулась не сама. Меня разбудило ощущение. Острое, колющее, животное. Чувство, что на меня смотрят. Веки задрожали, сердце заколотилось где-то в горле. Я медленно, предательски, открыла глаза.

И увидела его.

Он сидел на корточках прямо перед кроватью. Не шевелился. Просто смотрел. Я резко подпрыгнула, сердце готово было вырваться из груди. Я спала в его рубашке. Всего одна пуговица была застёгнута, и я отчаянно потянула полыни, пытаясь прикрыть оголённые участки тела.

На его лице проползла улыбка. Недобрая, не злая – оценивающая.

Смущённаяи виноватая, я начала лепетать.

– Я… я просто… прости, я спала здесь, – выдавила я, чувствуя, как горят щёки. – Там на полу неудобно, а тут… – Я не могла сказать ему про запах. Это было бы слишком откровенно, слишком лично.

– Прекрати мельтешить, – его голос был спокойным, но в нём всёещё чувствовалась стальная жёсткость, к которой я уже успела привыкнуть. – Ничего страшного не случилось. Спала и спала.

Он поднялся во весь рост, и я невольно отшатнулась.

– Я пойду, заварю чай. А ты, этот… можешь пока привести себя в порядок.

Он вышел, и я выдохнула, дрожащими руками начала торопливо расправлять простыни, сглаживать следы своего присутствия в его пространстве. «Всёубрать, ничего не забыть», – стучало в висках. Я металась по комнате, собирая свои разбросанные наброски и карандаши, и, не глядя под ноты, рванула в сторону выхода.

И врезалась. В твёрдую, тёплую стену. В него. Он поймал меня за плечи, не дав упасть. Его руки были сильными, обжигающими даже через ткань рубашки.

– Как ты вообще до своих лет дожила? Такая невнимательная, неуклюжая, – произнёсон, но голос его был… мягким? Без привычной злобы. Он отпустил меня, и я, бормоча что-то невнятное, пулей вылетела в ванную, под его усмешку.

За завтраком царило неловкое молчание. Потом я села за свой эскиз. Он устроился напротив и снова уставился на меня. Этот взгляд сбивал с толку.

– Что это ты делаешь? – наконец спросил он.

– Подрабатываю, – ответила я, не отрываясь от листа. – Рисую.

– И для чего это?

Что-то в его тоне задело меня. Или, наоборот, сподвигло на откровенность. Я рассказала ему. О своей комнате, превращённой частично в мастерскую, о мечте посвятить жизнь искусству, о родителях, которые смотрели на моёувлечение как на блажь.

– Мать грозилась выкинуть мою последнюю работу, как только я переступлю порог, – вырвалось у меня. Я не планировала говорить так много.

– Что за работа? – поинтересовался он, указывая на незаконченный эскиз.

Я показала ему то, что успела сделать. Почти инстинктивно, я рисовала портрет девушки, нежный, почти неземной.