Самый тёмный час Мэрилин Монро

Норма Джин также навестила Бебе в Западной Виргинии, а потом ненадолго заехала к своей единоутробной сестре Бернис Бейкер. Про этот визит ничего неизвестно, так как две дочери Глэдис почти не знали друг друга и редкие встречи были натянутыми и неловкими.

Вернувшись в Калифорнию, Норма Джин снова пошла работать в «Рэйдиоплэйн». Её зарплата составляла 20 долларов за 60 рабочих часов. С опозданием она написала Грейс, чтобы поблагодарить её за новое платье и гостеприимство в Чикаго. В письме от 3 декабря 1944 года она упомянула, что отправляла Грейс деньги из своей зарплаты. Также Норма Джин рассказала, как она любит и ждёт возвращения с войны своего мужа. Она написала, что Джим самый лучший мужчина, и второго такого нет больше на свете.

В 1945 году, на Рождество и Новый год, Доухерти был дома, и Норма Джин не выпускала его из виду. Когда пришло время ему снова уезжать, она вдруг заявила, что хочет позвонить своему отцу, которого никогда не видела и с которым никогда не общалась. Но, набрав номер и представившись дочерью Глэдис, она быстро повесила трубку, сказав, что он прервал соединение.

Если это действительно был её отец, то возникают большие сомнения по этому поводу, так как Норма Джин никогда не называла его имени, и нет доказательств того, что Глэдис когда-либо говорила с дочерью о её отце.

Возможно, Норма Джин этими действиями хотела вызвать сочувствие у окружающих. В детстве она была незаконнорождённой, что в то время вызывало осуждение в обществе. Даже спустя много лет после того, как она узнала о своём рождении в результате внебрачной связи, она с достоинством говорила о своём статусе.

Непонятно, пыталась ли она на самом деле связываться с предполагаемым отцом, но тем самым она умела вызывать жалость у окружающих.

Норма Джина работала на авиационном заводе, но в январе 1945 года уволилась оттуда, когда на фабрику приехали представители армейской киностудии. Они хотели снять кино о женщинах, работающих на ответственных должностях, и Норма Джин привлекла их внимание. Они предложили ей стать фотомоделью, и та с радостью согласилась.

Успех новоиспечённой модели Нормы Джин не заставил себя долго ждать. Ведь этого она давно так хотела и так надеялась.

Весной 1945 года это случилось. Норма Джин быстро завоевала славу идеальной фотомодели. Она была очень старательной и добросовестной, всегда готовой к сотрудничеству. Принимая различные позы, она не выказывала ни усталости, ни стеснительности, ни возражений. Подчиняться режиссёрам в их художественных задумках девочке со столь сложной судьбой было не впервой.

У фотографов складывалось впечатление, что перед щелчком затвора в Норме Джин пробуждалось что-то смелое и полное жизни. Она как будто флиртовала с камерой, училась тому, как наилучшим образом запечатлеть свою красоту на холодную фотоплёнку.

Норма Джин была очень требовательна к себе. Она анализировала каждый кадр, выискивая свои промахи. Всё, что не дотягивало до идеала, её разочаровывало и огорчало. Ей хотелось быть идеальной, тем более на фотографиях, как будто бы знала, что их будет смотреть весь мир даже после её смерти.

Норма Джин искренне заботилась о своём внешнем виде, задавала вопросы о кинокамере, освещении и видах киноплёнки, чтобы произвести хорошее впечатление и подчеркнуть свою компетентность.

С июня и до середины лета 1945 года фотограф Дэвид Коновер делал снимки Нормы Джин в Калифорнии. Некоторые из его работ были использованы в армейских публикациях, другие он подарил фотомодели.

Но жизнь Нормы Джин стала усложняться после того, как мать её мужа Этель осудила её поведение. Матери Джима не нравилось стремление девушки к профессии фотомодели, тем более учитывая то, что в скором времени Норма должна была стать матерью. По словам Этель её невестка просто таскается с молодыми фотографами вроде Коновера.

В итоге Норма Джин рассталась с Этель и переехала в западную часть Лос-Анджелеса, где поселилась в нижней части двухквартирного особняка Аны Лоуэр. Письма, которые она отправляла Джиму, стали приходить реже. В них муж девушки требовал забыть о карьере фотомодели, так как, по его словам, у женщины должна быть только одна карьера – это карьера жены и матери. Норма Джин считала, что его мнение о ней вредит её стремлению стать звездой кино, и такое отношение к ней отталкивало всё дальше Норму от Джима.

Доказательством этому стал их короткий, но страстный роман с фотографом Коновером, который произошёл тем же летом 1945 года.

Тогда Норма Джин не стала медлить и 2 августа 1945 года обратилась в агентство «Синяя книга» с просьбой о трудоустройстве. Эммелайн Снивели, невысокая, порядочная и честная англичанка, которой было больше сорока лет, и её 70-летняя мать Эмма управляли этим агентством.

С августа 1945 по осень того же года «Синяя книга» стала новым местом работы для Нормы Джин. При поступлении в агентство её физические данные были описаны следующим образом: рост – 165 сантиметров, вес – 53,6 килограмма, размеры – 91,5–61–86,5 сантиметра, размер одежды – 46, волосы средней длины, голубые глаза и белоснежные зубы с небольшим дефектом прикуса.

Она оплатила размещение своей фотографии в каталоге «Синяя книга» и сообщила, что умеет «немного танцевать и петь». Затем она прошла обучение, которое стоило 100 долларов.

Хозяйка агентства Снивели вспоминала о Норме Джин: «Я была уверена, что смогу превратить её в модель, которая будет хорошо продаваться».

После нескольких показов всем наставникам стало ясно, что сильной стороной Нормы Джин является не демонстрация костюмов, а публикация её изображений в журналах и рекламных буклетах. Позже Мэрилин сама указала причину: «Никто не обращал внимания на мои наряды, потому что все они были слишком облегающими. Они смотрели на меня, и чёрт бы побрал всю эту одежду».

Норма Джин, которая впоследствии стала известной как Мэрилин Монро, часто позировала для обложек журналов и рекламных кампаний. Эффект от её работы был мгновенным: до весны 1946 года её фотографии украшали обложки тридцати трёх журналов.

Педагог Нормы Джин заметила её особенность: она всегда была готова рассмеяться над работой, и в каждом элементе её профессиональной деятельности можно было увидеть что-то забавное.

«Если перестать думать об этом, – говорила позже Норма Джин, – то это даже смешно. Ты улыбаешься в камеру, держишься непринужденно, ведешь себя так, словно ты развлекаешься, а на самом деле именно сегодня какая-то судорога ужасно сводит живот. Наверное, я не должна так говорить, но временами позирование кажется мне таким искусственным и фальшивым занятием, что я просто вынуждена смеяться».

Лидия Бодреро Рид вспоминала, что Норма Джин была «очень серьёзной, очень целеустремлённой, и с ней всегда было приятно поговорить». Однако у неё была одна проблема: она появлялась на таком большом количестве глянцевых обложек, что кто-то решил, что эта девушка уже «примелькалась».

По словам Бодреро, фотомоделям угрожала ещё одна опасность – возможность примелькаться.

«Мисс Снивели предупреждала нас, чтобы мы никогда не появлялись на снимках обнажёнными – это означает неминуемый конец карьеры», – говорила она.

Также Снивели хотела, чтобы Норма Джин осветлила свои каштановые волосы, потому что, по её мнению, на снимках брюнетка всегда выглядит темнее, и джентльмены предпочитают блондинок.

Имея всё это в виду, Снивели отправила Норму Джин к фотографу Рафаэлу Вольфу. Он согласился использовать её для нескольких фотоснимков, рекламирующих шампунь, но только если она покрасит свои каштановые волосы в светлый цвет.

В эту зиму трио, состоящее из Снивели, Вольфа и Бэрнхарта, приблизило воплощение мечты Грейс о том, чтобы её приемная дочь Норма Джин однажды вернула на экран образ знаменитой Джин Харлоу. Никто не был так тронут новым образом Нормы Джин, как Грейс.

Джим Доухерти, который недавно вернулся из-за границы, заметил в своей жене гораздо большие перемены, чем он ожидал.

«Когда она была зависима от меня, всё было хорошо», – говорил Джим Доухерти о своём первом браке с Нормой Джин.

Во время его службы Норма Джин провожала его до порта и ждала на берегу до отплытия. Однако через полтора года, когда Джим вернулся домой на Рождество, их встреча в порту не состоялась.

После этого Доухерти заметил и другие перемены в своей жене. Она стала холоднее и больше не нуждалась в нём. Она стремилась к карьере и, когда Джим вернулся, уехала работать с красивым незнакомцем. Им оказался Андре де Динес – тридцатидвухлетний иммигрант из Трансильвании, фотограф, который завоевал популярность в Голливуде.

Де Динес снимал Норму Джин на шоссе и на лугу в белом фартуке с новорождённым ягнёнком на руках. В следующий раз он запечатлел её в джинсах и красной блузке, завязанной под грудью. Она улыбалась в камеру на заборе, как будто собиралась войти в сарай.

Когда Норма Джин показала свои снимки мужу Джиму, он не проявил никакого интереса.

Незадолго до Рождества Норма Джин отправилась в путешествие вместе с Андре де Динесом. Они останавливались на пляжах, в пустыне Мохаве, а также в штатах Невада и Вашингтон. Даже когда они останавливались в мотеле и Норма Джин настаивала на отдельных номерах, чтобы выспаться и хорошо выглядеть на следующий день, Андре не терял энтузиазма.

Но однажды очередной телефонный разговор Нормы Джин с Грейс Годдард послужил катализатором целой цепи событий, которые в конечном итоге привели модель в постель к ее фотографу.

***

Глава 3

Очередная встреча Нормы Джин со своей матерью Глэдис была печальной. Грейс устроила встречу двух женщин после шести лет разлуки, но для Нормы Джин это было невыносимо. Глэдис выпустили из психиатрической клиники, и та жила в жалком отеле. Её внешний вид привел дочь в ужас. Норма Джин подарила подарки своей матери, в том числе коробку шоколадных конфет, но та никак не отреагировала на этот жест.

Тогда Норма Джин почувствовала, что стена отчуждения между ней и матерью разрушилась. Глэдис прошептала: «Я хочу жить с тобой, Норма Джин». Эти слова очень напугали Норму Джин, которая почти не знала свою мать. Она содрогнулась от мысли, что ей придётся заботиться о Глэдис.

В этот момент Андре встрял в разговор и сообщил, что после развода Нормы Джин он собирается жениться на ней и переехать в Нью-Йорк. Норма Джин попыталась возразить ему, но он сказал, что им пора покинуть отель.

Когда они с Андре ехали в машине, она плакала всю дорогу. До конца своей жизни Норму Джин преследовали мысли о Глэдис, которая пережила свою дочь на 22 года. У них никогда не было нормальных отношений, потому что опасения Нормы по поводу её психического здоровья усугублялись из-за травмы, вызванной воспоминаниями детства. Мэрилин Монро никогда не рисковала ситуацией, в которой Глэдис могла бы отвергнуть её или отстраниться. Из-за этого в её жизни сложился стереотип отношений с женщинами: потребность иметь мать сталкивалась со страхом её утраты. Поэтому у неё никогда не было подруг.

Вечером Норма Джин и Андре остановились в деревенском постоялом дворе, и она, как в детстве, искала утешения в объятиях мужчины.

Роман с де Динесом стал поворотным моментом в жизни Нормы Джин. Он был её первым внебрачным сексуальным партнёром, если не брать во внимание интрижку с Коновером. Андре завоевал её, как и Доухерти благодаря тому, что она хотела его видеть в роли заботливого отца. А также то, что он был фотографом, это сыграло решающую роль в выборе Нормы Джин. В те годы мужчины, стоявшие у окуляра фотокамеры, значили то же, что в более поздние времена – кинопродюсеры и агенты киноактёров. Они могли продемонстрировать её миру.

Это событие положило начало важному сюжету в жизни будущей актрисы. Она начала испытывать возбуждение от самого процесса позирования для съёмок.

В этом аспекте Норма Джин была очень похожа на Джин Харлоу, которая систематически (иногда даже скандально) флиртовала с фотографами.

Будучи объектом восхищения, она стремилась доставить удовольствие всем, кто смотрел на неё, и удовлетворить тех, кто её желал.

Когда она вернулась в Лос-Анджелес, то уже была более опытной молодой женщиной, и это не могло не бросаться в глаза. Когда она обнаружила, что её муж требует от неё сделать выбор между ним и карьерой, она доказывала, что у неё не было причин быть домохозяйкой. Она также задавалась вопросом: а что плохого в карьере фотомодели?

В конце января Джима призвали на военную службу на Тихий океан. Прощаясь с женой, он сказал, что надеется, что она станет умнее и мудрее к моменту его возвращения.

Когда Грейс узнала, что Норма Джин снова осталась одна, она стала чаще звонить ей и приглашать в гости. Но заметила, что приёмная дочь стала отдаляться от неё. Всё чаще и чаще она получала на свои приглашения и звонки отказ. Это ещё следовало из того, что к 1946 году Грейс уже была сложившейся алкоголичкой, временами неприлично фривольной и шумной, временами подавленной и рассеянной. Норма Джин старалась держаться от неё на расстоянии.

Из своего маленького убежища в квартире Аны Лоуэр Норма Джин выходила главным образом для работы фотомоделью и манекенщицей. Каждый день ей звонили из агентства «Синяя книга» с предложениями о работе.

В феврале 1946 года Норма Джин уже позировала шотландскому фотографу Уильяму Бернсайду. Её красота и готовность сотрудничать очаровали его.

Затем она позировала художнику Эрлу Морену, который платил ей по десять долларов за сессию и фотографировал в разных нарядах. Эти снимки он продавал компании «Браун энд Биглоу», выпускавшей художественные календари.

Когда она видела фотоаппарат, то преображалась. Но как только снимок был сделан, она снова становилась прежней, не интересуясь окружающим.

У неё был удивительный дар вызывать сочувствие у людей, даже у тех, кто знал о её склонности играть на чужих эмоциях.

Актёр Кен Дюмейн и Лидия Бодреро, подруга Нормы, вспоминают, что в 1946 году модели часто назначали по два и даже три свидания в день. Но с Нормой Джин всё было иначе: прогулки в кино, на пляж или на танцевальную вечеринку, но не более того. У неё не было репутации легкодоступной девушки, несмотря на встречи с несколькими молодыми людьми.

Весной 1946 года Норма Джин обнаружила в почтовом ящике письма от Глэдис, которая умоляла её позволить ей переехать к ней. Норма Джин выслала матери в Портленд деньги на дорогу, и они делили одну кровать и две небольшие комнаты на Небраска-авеню. Это была последняя, неудачная попытка Нормы Джин сблизиться с матерью.

Джим, приехавший в апреле в гости, наткнулся на Глэдис, которая окинула его тупым взглядом. Было ясно, что она не в состоянии позаботиться о себе, но и её дочь не могла взять на себя эти обязанности.

Сущность психического заболевания и эмоциональных проблем Глэдис не ясна, поскольку сохранившиеся в семье заключения врачей не дают однозначного ответа. Глэдис не страдала галлюцинациями, паранойей или шизофренией, но самоустранилась из нормальной жизни. Она не могла поддерживать человеческие отношения и выполнять работу. В 1946 году ей не могли помочь ни какой-то человек, ни деньги.

После того как Глэдис переехала к Норме Джин, Джим почувствовал, что в доме стало тесно. Он решил переехать к матери и провести у неё короткий отпуск. Он считал, что переезд Глэдис – это ещё один шаг Нормы Джин к разводу.

Ближе к концу апреля Глэдис приняли в клинику в Южной Калифорнии, куда её дочь старалась присылать деньги. Хотя Норма Джин была занята карьерой, она никогда не переставала финансово поддерживать мать.

В начале 1946 года Норма Джин начала обсуждение с Эммелайн Снивели возможности начать работать в кино. Ей говорили, что у неё есть шанс стать актрисой. Однако прежде всего нужно было развестись с Доухерти. Шестидесятилетняя Грейс, которая ранее поместила Глэдис в психиатрическую больницу, затем получила право опеки над Нормой Джин и решала вопрос о её замужестве с Джимом, теперь стала уговаривать молодую женщину развестись с Доухерти.

14 мая Норма Джин уехала к родственнице мамы Грейс в Лас-Вегас, где разводы можно было получить так же легко, как сыграть в казино.

Через две недели после начала службы в Шанхае Доухерти получил письмо из Невады от своей супруги Нормы Джин. Она просила о разводе. Он ответил на письмо и вскоре после этого подал на развод. В конце июня он вернулся в Калифорнию и попросил у Аны Лоуэр номер телефона Нормы Джин. Однако дозвониться до нее не смог. В это время Норма Джин находилась в больнице в Лас-Вегасе со стоматитом ротовой полости.

Когда он всё же дозвонился до неё, то сразу понял, что её низкий голос изменился не из-за болезни. Норму Джин волновал денежный вопрос, она спросила, почему он снял её с довольствия. Она сказала, что развод нужен в целях карьеры в кино, и они с Джимом как и раньше могут встречаться и даже продолжать жить вместе после развода. На что Джим закричал: «Ты сошла с ума? Я хочу иметь жену и детей. Ты хочешь развода – и ты его получишь. Стало быть, все кончено».

Таким образом Норма Джин подала заявление о разводе, и он согласился. 13 сентября 1946 года в Лас-Вегасе судья стукнул молотком по столу и объявил о разводе Нормы Джин и Джима Доухерти. Джим подписал вердикт через две недели, освободив Норму Джин и отдав ей автомобиль «Форд-Купе» 1935 года. Они больше никогда не встречались и не общались.

Так закончился первый официальный брак Нормы Джин. Норме в этот год исполнилось ровно двадцать лет. И вся жизнь была у неё впереди.

Этим летом Норма Джин переехала в Лос-Анджелес, где её познакомили с агентом, который организовал для молодой модели встречу с менеджером киностудии «XX век – Фокс».

В июле 1946 года Норма Джин пришла на кинопробы. В павильоне, где строились декорации к фильму «Мать носила колготки», её представили специалистам: оператору Леону Шемрою, визажисту Аллану Снайдеру, режиссёру Уолтеру Лэнгу и модельеру костюмов Шарлю Лемэру.

Работа в кино оказалась для Нормы Джин непростой. Она нервничала, и от смущения на её лице появились красные пятна. Узнав, что проба будет без звука, она успокоилась. Специалисты приступили к работе.

На съёмочной площадке воцарилась тишина. Норма Джин была одета в длинное платье. Она прошлась туда-сюда, затем присела на высокий табурет, закурила, но сразу же погасила сигарету, встала и направилась к окну, улыбаясь. Её лучезарная улыбка вызывала ответные улыбки у зрителей.

Через пять лет Леон Шемрой сказал: «Когда я впервые увидел Норму Джин, то подумал: «Эта девушка станет второй Харлоу!». Её естественная красота и неуверенность придавали ей таинственный вид. Каждое движение на сцене было пронизано сексуальностью, она не нуждалась в звуковой дорожке. Она показала нам, что может возбуждать все пять чувств у своих зрителей».

Её судьба должна была зависеть не столько от таланта, сколько от публичного интереса, который она возбудит в отделе прессы и рекламы этой киностудии. За них, а также за журналы «Фотоплей», «Современный экран» и «Серебряный экран», шла борьба, их пытались склонить к ускорению карьеры определённых актёров.

Несмотря на скромный контракт и ненадёжное будущее, 29 июля Норму Джин упомянули в голливудской светской хронике. В опубликованном обзоре киноновостей была короткая заметка: «Ховард Хьюджес выздоравливает».

Взяв в руки журнал, он заметил там девушку и распорядился ангажировать её для кино. Это была Норма Джин Доухерти.

Будучи в возрасте 20 лет, она оказалась на год моложе необходимого для подписания контракта в штате Калифорния. Так как с юридической точки зрения она была под опекой Грейс, Норме Джин снова пришлось к ней обратиться, хотя они уже не поддерживали контакты. Грейс продолжала принимать все важные решения в жизни девушки.

Хотя Норма Джим на протяжении своей жизни часто была объектом мании и манипуляций своей приемной матери Грейс, девушка была сильно связана с опекуншей, гораздо сильнее, чем с кем бы то ни было в своей жизни. Когда Грейс проставила свою подпись под фамилией Нормы на её контракте с киностудией, то оправдала свою прежнюю власть над ней, но и выпустила объект своего влияния на долгожданную свободу.

За пару дней до окончательного подписания контракта 24 августа 1946 года Норма Джин была вызвана в офис Бена Лайона. Осталось согласовать только одну деталь – вопрос ее фамилии. Лайон предложил Норме Джин сменить неблагозвучную фамилию Доухерти на другую, например, взять девичью фамилию матери Монро, на что она с радостью согласилась.

Затем Норма Джин рассказала о своей нелёгкой жизни. Также она вспомнила о том, что в детстве, когда она заикалась, её прозвали «девушкой Ммммм». И вдруг Лайон резко подался вперёд на своём стуле со словами:

– Я знаю, кто ты – ты Мэрилин!

Рождение Мэрилин Монро

Уильям Фрид открыл недорогой ресторан с танцами и музыкой, который позднее стал киностудией «Фокс». Среди актрис, выступавших в этом заведении, были Теда Бара, Аннетт Келлерман и Дженет Гейнор.

В 1935 году Уильям Фрид обанкротился, а его «Фокс Филм Корпорейшн» объединилась с киностудией «XX век пикчерз», на которую впоследствии пришла Мэрилин Монро. В этот момент студия переживала свой расцвет. Судьба этой компании зависела от решений одного человека – 44-летнего Даррила Занука. С 1946 года он был единоличным руководителем, обладающим решающим голосом.

Эрнест Леман описывал его как шумного мужчину с большой сигарой, который вмешивался в дела, связанные с производством фильмов. С момента, когда Даррил Занук возглавил киностудию «Фокс», он стал известен своим доброжелательным и снисходительным отношением к коллегам.

Занук принёс студиям, на которых он работал, более тридцати двух «Оскаров». Он работал в «20-й век Фокс» с 1946 года и стал главным исполнительным продюсером. С Мэрилин Монро он работал недолго, но она была одним из источников дохода для него. Несмотря на это, Мэрилин Монро была одной из многих молодых актрис, которая работала по контракту.

Мэрилин Монро продолжала жить в доме Аны Лоуэр, откуда приезжала на студию, чтобы познакомиться с костюмами и стилями грима, узнать способы наложения грима. Мэрилин была очень любопытной и внимательной. Она стремилась постичь все аспекты работы в кино.

Аллан Снайдер стал наставником для Мэрилин. Её детская открытость и упорство восхищали Снайдера. Их связывала дружба, которая продолжалась более шестнадцати лет и не была осложнена романом, как с другими мужчинами Мэрилин.

Ближе к концу 1946 и в начале 1947 года и другие сотрудники киностудии заметили энтузиазм и жажду активной деятельности в кино Мэрилин. Получение любого задания означало для неё возможность стать частью коллектива, где она всё ещё чувствовала себя чужой.

Джон Кэмпбелл, работавший на студии в качестве публициста, вспоминал, что Мэрилин часто посещала офисы прессы, одетая в облегающий свитер. Кэмпбелл относился к ней доброжелательно, но, поскольку команды сверху не было, журналисты считали её немного надоедливой и назойливой.

Однако фотографы «Фокса» придерживались другого мнения. Они часто фотографировали Мэрилин в минимальном купальнике или неглиже, который был почти таким же прозрачным, как целлофан. Но большинство фотографий не могли быть использованы из-за чрезмерной откровенности. Однако ни фотографы, ни актриса не жаловались на сложность работы.

В феврале 1947 года студия воспользовалась своим правом продления контракта на следующие полгода.

Вскоре Мэрилин наконец начала получать роли. Её кинематографическим дебютом стала небольшая роль в фильме «Летняя молния», в котором она снялась всего в двух эпизодах. Затем она появилась в трёх коротких сценах мрачной мелодрамы «Опасный возраст», где пыталась выбить дурь из голов молодёжи. Её реплика в фильме «Скадда-ху! Скадда-хей!» была ещё короче. Позже она и вовсе была вырезана из фильма.

Ни один из этих фильмов не помог ни Монро, ни её продюсерам, поэтому в августе 1947 года они не стали продлевать контракт с Мэрилин. Она смирилась с этим и продолжила посещать занятия в «Лаборатории актёров». Там она познакомилась с миром театра, встретила некоторых из его наиболее опытных представителей и углубилась в вопросы, которые определили её выбор и решения в профессиональной и личной жизни.

Она переживала внутренний конфликт, разрываясь между желанием быстро получить признание и стремлением к знаниям. Ей было стыдно, что когда-то она прервала учёбу в школе, поэтому её всегда привлекали образованные люди, от которых она могла бы узнать больше о литературе, театре, истории и обществе. Кроме того, в ней было глубоко укоренено желание заботиться о тех, кто оказался в сложной жизненной ситуации: слабых, брошенных и бедных. Всё это находило отклик в её впечатлительности и отзывчивости, которые она проявляла в общении с актёрами, которых встречала в «Лаборатории», а также в драматургии.