Крылатая рать

Что за черт! Он, как полоумный, несется за этой чокнутой девчонкой. Рыжие волосы дразняще полыхают среди зеленого бархата деревьев. Безымянная звонко, заливисто смеется, подпуская его поближе, и снова легко, как птица, скользит между плещущей листвы. «А вот и не поймаешь!» – вызывающе звенит девичий голос. Он бежит за ней, грузно сминая траву, ломая сучки тяжелыми сапогами, как неуклюжий медведь. Горячее дыхание сушит горло, и он хрипло кричит ей вслед: «Все равно – моя!». «Если поймаешь – буду твоей», – кокетливо щурится девчонка, останавливаясь на просторной залитой солнцем поляне. Он довольно смеется, почти настигая ее. Вот их разделяют всего несколько метров, и он раскидывает руки, чтобы заключить ее в объятья. Но она задорно мотает головой, так что волосы ее вспыхивают в лучах солнца, и снова срывается с места. Он чертыхается, споткнувшись о корягу, и, оказавшись на ровном месте, прибавляет скорость. Сердце его бешено колотится, чресла наливаются раскаленным свинцом, из груди рвется хриплое дыхание, солнце слепит глаза… Моя!

Когда Лаверд открыл глаза, солнце уже взошло и беззастенчиво глазело на него сверху, облизывая лицо горячим языком и пуская в глаза солнечных зайчиков. Лаверд сел, обеспокоенный столь поздним пробуждением. В ветвях, почти рядом с ним, мелькнул рыжий беличий хвост. Он вскочил, и ноги непроизвольно понесли его вслед за белкой. Глаза выискивали в ветвях рыжие всплески, и мужчина шел туда, куда влекло его сердце: за рыжим беличьим хвостом. «Все равно – моя», – мелькнул обрывок какой-то первобытной фразы. Белка прыгала с ветки на ветку, то поджидала его, играя большим золотым орехом, то хватала орех в зубы и перелетала с дерева на дерево, быстро исчезая в густой листве. И тогда, чтобы не потерять белку из виду, мужчине приходилось бежать, топча траву и ломая сапогами сухие сучья.

Усталости он не ощущал. И даже глупой эта странная погоня ему уже не казалась. Гонясь за рыжим зверьком, он чувствовал себя почти счастливым, как будто с каждым шагом приближается к осуществлению давней мечты.

Глава шестнадцатая. Наваждение

Озеро навевало звенящую грусть, зыбкую, как дымка на рассвете. Большой Сэм быстро поддался этой грусти. Вот уже несколько часов он сидел на берегу, изредка бросая в воду камешки и кусочки коры. Расходящиеся на воде круги напоминали волны, а кора качалась на них, как кораблики, пытающиеся избежать крушения.

Пит пытался растормошить старшего друга, звал оставить это жуткое место. Но Сэм только отмахивался от него, растерянно моргая и промокая глаза рукавом. Тогда Пит понял, что друг его попал в беду. И другие его спутники, кстати, похоже, тоже, раз они куда-то сгинули. От него одного, двенадцатилетнего мальчишки, зависело спасение друзей. Он не знал наверняка, что следует ему делать. Но он знал, что что-то делать надо обязательно. Сначала он решил побродить немного по окрестностям, найти что-нибудь поесть, а там видно будет.

Мальчик бродил по лесу неподалеку от гиблого озера и внимательно осматривался по сторонам. Он не знал, что рассчитывает найти, но почему-то верил, что обязательно отыщет нечто, способное ему помочь.

Вдруг под ноги ему шмыгнул зайчонок.

– Привет! Мама сказала, чтобы я тебя отсюда вывел, иди за мной! – протараторил зверек детским голосочком.

Пит уже давно не верил в сказки, но говорящего зайца почему-то не испугался и послушался, поспешил за ним.

Минут через двадцать он уже сидел на пеньке в центре небольшой поляны, окруженный лесными зверями: медведицей с медвежонком, зайчихи с зайчонком и вороны с вороненком.

– Мы знаем, – с умным видом прокаркала ворона, – что ты ищешь девушку с рыжими волосами. Если я не права, можешь выклевать мне глаза.

– Да нет, вы, вообще-то, угадали.

– Ее держат в Болотном царстве, нам туда не проникнуть, – мягко произнесла зайчиха.

– А то бы я им всем показал, – самоуверенно прорычал медвежонок.

– Молчи уж! – одернула его медведица. – Помочь ей может только человек.

– Я – человек, а она – моя подруга, – гордо вскинул голову Пит. – Я ей помогу. Только скажите, что делать-то надо, и где это чертово Болотное царство.

– Тут нужен взрослый мужчина, – заметила медведица, – способный ее полюбить.

– Я знаю такого, – хитро прищурился Пит, – да только он подевался невесть куда.

– У каждого свой путь, – вздохнула зайчиха. – Наверно, он найдет девушку, если он и есть ее суженый. А если не ее, то беда.

– У мальчишки взрослый друг, – прокаркал вороненок, – но он озером заморочен.

– Он бы нам, наверное, помог, – обрадовалась ворона.

– Боюсь только, ему самому сейчас помощь нужна, – заметила медведица.

– А я боюсь, что ему уже никто не поможет, – горько вздохнула зайчиха.

– Не может быть! – Пит не хотел сдаваться. – Сэма я пропадать не оставлю.

– Есть только одно средство, – пояснила медведица. – Его должна поцеловать живая женщина. Тогда морока рассеется. Только в нашем лесу живые женщины – редкие гостьи.

– Вот-вот, где ты живую женщину возьмешь? – поинтересовалась ворона.

– Мальчик найдет, – робко предположила зайчиха. – Ведь найдешь, да?

– Да где ж мне ее искать, – растерялся Пит. – Живой женщине нужен живой мужчина, а живому мужчине – живая женщина. Замкнутый круг получается.

– Тогда его силой от озера нужно увести! – каркнула ворона.

– Да разве такого осилишь? – засомневалась зайчиха.

– Я бы, наверное, осилила, да, боюсь, не поможет это, – отвергла идею медведица. – Живая женщина нужна – и все тут!

– А почему на меня морока не действует? – поинтересовался Пит.

– Значит, сердце у тебя еще детское, невинное, – улыбнулась зайчиха. – Но все равно возвращаться туда и тебе опасно.

– Тебе надо женщину искать! – распорядилась ворона. – Всем искать женщину! Действуем так: делим лес на секторы и начинаем. Шерше ля фам, как говорят французы!

– Какие еще французы? – не поняла медведица. – Я таких зверей не знаю.

– Не обращайте внимания, – пропищал вороненок, – с ней такое часто бывает. «Дежавю» называется.

Ворона щелкнула птенца по лбу крылом: «Молчи, чего не понимаешь».

– А я думаю, надо бы к Сове сходить за советом, – неуверенно предложила зайчиха.

– Можно и к Сове, – деловито согласилась ворона. – Мы, птицы, умные, а она постарше нас всех будет, побольше нас всех знает.

На том и порешили.

Днем совы, как известно, спят. Даже если это сказочные совы. Чтобы скоротать время в ожидании вечера, дети-зверята затеяли разные игры: боролись, бегали наперегонки, соревновались, кто громче крикнет, кто быстрее найдет спрятанную старшими корягу, кто придумает самую интересную историю. Пит сначала робко включился в игру, а потом уж разыгрался вовсю и озорничал, как семилетний ребенок. Он звонко хохотал, положив медвежонка на лопатки, и кричал: «Давай еще раз!», когда медвежонок передними лапами прижимал его самого спиной к земле. «Так нечестно!» – весело кричал Пит, падая на землю после пятиминутной гонки за зайцем. А как у него горели глаза, когда он придумывал забавные небылицы или рассказывал невыдуманные истории из жизни разбойников, изображая их в лицах! Пит веселился так, будто хотел взять реванш за все свое несостоявшееся детство.

Но вот настал вечер, и друзья направились искать Сову. «Если знаешь цель, поиски быстро подходят к концу», – открыли мальчику тайну умные звери. Они оказались правы, потому что на поиски Совы у них ушло не более получаса.

– Эх вы! – то ли проухала, то ли прохохотала Сова, выслушав их рассказ, – простых вещей не знаете! Наваждение не в душу течет, а из души изливается. Сам человек, только сам побороть мороку может. К утру все ясно будет: либо оживет, живее живого станет, либо пропадет, мертвее мертвого на дно уйдет. Сам, ух, только сам!

Сердце Сэма сжимала тоска. Ему было жалко мир и всех в этом мире: и божью коровку, неловко взбирающуюся по травинке, и муравья, волочащего тяжелую былинку, и рыбку, одиноко плещущуюся в воде, и воду, жалобно подползающую к его ногам.

Так, жалея весь мир и все в этом мире, просидел Сэм до вечера. Начало смеркаться. Тоска еще сильнее сдавила мягкое сердце Большого Сэма.

Вдруг он услышал рядом с собой легкие всхлипы. Медленно скосил глаза и по-детски улыбнулся: на ветвях ивы сидела обнаженная девушка невиданной красоты и расчесывала длинные светлые волосы золотым гребешком. Подарив Сэму грустную улыбку, девушка еще раз всхлипнула и запела.

Она пела о том,

как прощально взмахнув парусами, отчаливают корабли, отправляясь к неведомым землям,

как тоскливо рыдает ветер, одиноко блуждая над бескрайним холодным морем,

как свободные гордые птицы улетают в звенящее небо – ультрамариновый океан…

Она пела о том,

как на ловлю манящего счастья лучшие из любимых и любимейшие из лучших устремляются дерзко,

как возлюбленные расстаются, повинуясь глухим законам и пустынному чувству долга,

как рождаются новые дети, чтобы тоже уйти за птицей вслед за своими отцами, покидая своих матерей…

Она пела о том,

как стрелою летящие судна тонкие рвут паруса, разбиваясь об острые скалы,

как отчаянно бьется ветер, пойманный в грубые снасти,

как избитые ветром птицы, скорбно роняя перья, опускаются вниз, и волны их укачивают навеки…

Она пела о том,

как люди тихо гибнут, сорвавшись с кручи, или зноем палимы жарким, вычерпанные до соли, выжженные до пепла, оставляя потомкам песни…

Она пела о том,

как в бездну близорукое падает солнце,

как вековые горы рассыпаются в одночасье, взбудораженные пробужденьем вековечной Твердыни-мамы,

как терзаемая ураганом страшно стонет царица Море…

Она пела о том, как умирают мечты, превращаясь в розовые облака…

Сэм слушал это пение и горько плакал, уже не стесняясь своих слез. Сердце его обливалось кровью, душа извергала многовековую скорбь. Перед мысленным взором Сэма проплывали скорбные воспоминания. Вот отец, который завербовался матросом, чтобы в его доме всегда был хлеб, и не вернулся, став добычей стихии. Вот мать, которая после смерти отца не знала ни радости, ни отдыха, неся бремя двойных забот. Вот старший брат Егор, погибший на барской охоте накануне свадьбы. Вот младшая сестра Ромашка, цвет которой был смят грубым господским сапогом, после чего она бросилась с обрыва в кипящее море. Вот соседка Сэма – румяная Радуница: стоит одиноко и пристально смотрит в сторону леса. Ждет и ждет она неустанно, не вернется ли ее робкий жених, сбежавший в разбойники от ее молчаливой заботы. Милая Радуница, она до сих пор, наверное, ждет его, а он сбежал, преумножая вселенскую боль, добавляя в чашу страданий свою неприкаянность и ее печаль.

– Ну не свинья ли я? – очнулся Сэм и поднял голову. Русалка исчезла. Над поляной простиралось чистое ночное небо, и звезды весело подмигивали ему: «Молодец!».

Глава семнадцатая. Ключ

Сразу после свадьбы Лазарк Маркруз увез молодую жену в свое имение. Он даже не захотел остаться на свадебный пир, что, впрочем, не было грубым нарушением традиций. Многие молодожены торопились остаться наедине и бросали гостей одних, здесь это считалось нормой.

Белороза разделяла желание мужчины, которому только что была вручена, и с нетерпением ждала, когда они уже прибудут на место и останутся наедине. Она представляла нежные объятья своего супруга и страстные поцелуи. Об инциденте же, который случился в городе еще до свадьбы, она старалась забыть. И ей почти удалось внушить себе, что, конечно же, тогда Лазарк был сам не свой. На самом же деле он благородный, добрый и любит ее по-настоящему, как герои романов, о которых ей рассказывала Мурава, кравшая взрослые книжки из домашней библиотеки своих родителей.

Приступ яростной ненависти, заставившей Лазарка на миг озвереть, не повторится. Тем более и повода уже не было: Паж, своими ухаживаниями поставивший ее в неловкое положение, сам перестал ходить за ней по пятам, ей даже не пришлось снова просить его об этом, как она планировала. Он просто исчез, без предупреждения и объяснения.

Впрочем, в глубине души Белороза не радовалась внезапному исчезновению своего поклонника, а тревожилась и даже немного злилась на него. Она привыкла к его немому обожанию, и ей не хватало его тепла, как будто внезапно погас огонь в очаге, возле которого она грелась. Неужели он разлюбил ее? Чем она его так разочаровала?

По счастью, долго мучиться над поиском ответов на эти вопросы Белорозе не приходилось – мысли ее были заняты другим. Образ Пажа возникал мимолетно, и тут же его затеняли другие образы. Она мечтала о страстных ночах на супружеском ложе, о том, как будет обустраивать свой новый дом, как сладостно и уютно они будут проводить дни и вечера со своим Зариком (мысленно она приучала себя называть его именно так, ласково и интимно).

Однако радужным ожиданиям Белорозы не суждено было оправдаться. Горькое разочарование наступило сразу же, как новая хозяйка переступила порог своего «гнездышка». Она думала, что дорогой Лазарк сдержан, так как не привык показывать своих чувств на людях, но дома он уже не станет скрывать эмоций и окутает свою молодую жену заботой и восхищением. Права же девушка оказалась лишь наполовину. Дома лорд Маркруз, действительно, перестал притворяться сдержанным и спокойным, но чувства и эмоции его были далеко не такие, о которых мечтала Белороза. Девушка его бесила: своей робостью, овечьей покорностью, тупым восхищением, которое читалось в ее взгляде… Удивительно, что она так и не смогла догадаться, что в действительности никогда не вызывала в нем ни душевного расположения, ни плотского желания. Она была для него лишь трофеем. Нет, даже не трофеем, а всего лишь ключом к вожделенному трофею.

Когда они вошли в замок, он, даже не представив ее собравшимся в холле слугам, бросил дворецкому: «Покажи ей ее комнату!» – и удалился, повернувшись к девушке спиной и скрывшись в длинном темном коридоре.

Белороза почувствовала себя брошенной и оскорбленной, так как не ожидала от своего Зарика такой холодности и даже не догадывалась, что это он, с его точки зрения, обошелся с ней достаточно хорошо.

Приведя себя в порядок, разложив вещи из дорожной сумки, которую дворецкий принес в ее небольшую, но светлую комнатку, девушка переоделась и стала думать, не спуститься ли ей вниз, не осмотреть ли замок, не познакомиться ли со слугами. С одной стороны, лорд Маркруз ничего подобного ей не предлагал, хотя должен был бы это сделать. С другой стороны, она теперь была полноправной хозяйкой в этом доме, и могла ходить по нему, не дожидаясь особого приглашения.

Однако решения принять она не успела: за дверью раздались уверенные шаги и в комнату вошел ее супруг. Она вскочила ему навстречу, но его холодный взгляд остановил ее, будто она наткнулась на невидимую ледяную стену.

– Сядь! Нам надо поговорить, – каким-то чужим, стальным голосом произнес Лазарк.

Девушка присела на кончик кровати и посмотрела в лицо своего мужа. Она и сама считала, что он должен объясниться, но не решилась бы требовать объяснений. Хорошо, что он сам все-таки начал этот разговор.

– Я не женился бы на тебе, если б ты не была единственной дочерью лорда Дозаряна, – безжалостно заявил Лазарк, и Болорозу словно окатило ведром ледяной воды.

Пока она пыталась прийти в себя и осознать услышанное, ее супруг продолжил экзекуцию:

– В твоем приданном должен быть старинный ключ. Отдай мне его, и можешь жить спокойно. Тебе будут приносить еду, воду и даже выпускать на прогулку. Только не попадайся мне лишний раз на глаза, и я тебя пальцем не трону.

– Как пленница? – пробормотала Белороза. Информация осознавалась ею как-то странно, в обратном порядке. Сначала она поняла, что за неповиновение каким-то возмутительным требованиям муж пригрозил ей физической расправой. Потом до нее дошло, что даже при выполнении этих требований она будет здесь не хозяйкой, а заключенной. И, наконец, она сообразила, что ее тюремщик хочет получить от нее какой-то ключ, о котором она не имеет никакого понятия, что и женился-то он на ней из-за этой призрачной части ее приданного, а не по любви.

– Но у меня нет ключа, – испуганно призналась она, и тут же получила пощечину. Самую настоящую, тяжелую и оскорбительную, от которой у нее загудело в голове, а сердце сжалось и будто бы покрылось ледяной коркой.

– Мы договаривались, что ты больше не будешь мне врать, – разъяренно прошипел Лазарк. – Даю тебе время на размышление до вечера. Ровно в полночь я приду за ключом. И, не дай Светило, если ты вздумаешь и дальше ломать эту глупую комедию.

Лорд Маркруз вышел, плотно закрыв за собой дверь, а Белороза так и осталась сидеть в оцепенении на краю кровати.

Белороза больше не пыталась покинуть комнату. Когда начало смеркаться, в комнату тихо зашла женщина, молча поставила на стол поднос с едой и вином. Есть не хотелось, но вино девушка выпила, большими глотками, застревающими в горле. Она надеялась, что алкоголь поможет хоть немного расслабиться, растопить корку льда, покрывшую ее сердце. Но никого не изменилось. Голова не соображала, мысли как будто завязли в болоте, мышцы были сжаты, словно сведенные судорогой, и было безразлично, что с ней будет дальше.

Ее не пугало, что скоро придет ее безумный супруг и будет требовать от нее чего-то, что она не может дать. Почему-то казалось, что ей не будет больно, если он снова ударит ее или даже захочет убить, как не может быть больно или страшно тому, кто уже умер. «То, что произошло, уже не страшно, так как снова оно уже не может произойти», – всплыло где-то в подсознании и снова угасло.

В полночь пришел Лазарк. Вопросы, оскорбления, угрозы… Девушка молчала. Еще совсем недавно такой любимый, а теперь ненавистный Белорозе мужчина перетряхнул все вещи, которая она привезла с собой, грубо ощупал ее тело, чтобы убедиться, что она не прячет реликвию на себе, в платье или под платьем.

Потом лорд Маркруз заставил молодую супругу спуститься вместе с ним в подземелье. Он сказал, что раз она не захотела жить наверху, в светлой и комфортной комнате, и есть то же, что готовят ему самому, то будет жить в настоящей темнице, на воде и сухарях, пока не раскается и не начнет вести себя благоразумно. Он не сомневался, что таинственный ключ, который ему был так нужен, находится у нее.

Что это за сокровищница и почему нельзя просто сломать замок, на который она была заперта, было неясно. Но думать на эту тему не хотелось.

Когда дверь ее нового жилища захлопнулась, выпустив тирана-мужа, Белороза, не разуваясь, легла на жесткий топчан и, неожиданно сама для себя, сразу заснула.

Проснулась Белороза из-за того, что кто-то тронул ее за плечо. Запрокинув голову, она увидела у изголовья грубого топчана рыжеволосую женщину в платье, на котором был вышит герб Маркрузов.

– Милава, – представилась незнакомка, заметив, что девушка открыла глаза.

Белороза тоже машинально назвала свое имя, а потом удивленно заметила: «А все думают, что Вас больше нет».

– И да, и нет, – загадочно пояснила дама. – Здесь меня больше нет, но вообще я есть, просто пребываю в другом месте.

Яснее не стало, но Белороза почему-то приняла это объяснение или лишь поинтересовалась, чем может служить своей новой знакомой.

– Я должна раскрыть тебе одну тайну, – пояснила свекровь. – Пойдем за мной!

Белороза не успела ей возразить, что они вряд ли могут покинуть эту камеру, как противоположная стена стала зыбкой и растаяла, открыв вид на поляну с огромным деревом, которому, должно быть, уже много лет. В его стволе зияло глубокое дупло. Женщина ступила сначала на поляну, потом, приподняв платье, и в это дупло. Девушка послушно последовала за своей новой знакомой.

Они оказались не в темноте полого ствола, а на широкой и светлой поляне. Отойдя от дерева шагов на десять, женщина жестом позвала Белорозу последовать за ней, а потом указала на верхушку дуба. В густой кроне девушка разглядела то ли большую шкатулку, то ли маленький сундучок, висящий на медных цепях. На ветке рядом с ларцом сидел большой кот и умывался лапами.

– Это мудрый кот Баюн, – представила животное женщина, – а это – новая хранительница ключа – Белороза, жена моего несчастного сына.

– Очень приятно, – промурлыкал кот, мягко спрыгивая с дерева и протягивая девушке лапу.

– Он расскажет тебе сказку, – промолвила Милава, – но в этой сказке – ни слова лжи. Ты все поймешь.

Компания расположилась на стволе поваленной ураганом старой березы, и кот Баюн начал свой рассказ.

В некотором царстве, в некотором государстве, много веков тому назад родился мальчик, у которого не было сердца. Он обладал множеством достоинств, и чем взрослее он становился, тем очевиднее было, что он во многом превосходит своих сверстников, да и вообще других людей. Острый холодный ум и железная воля делали его неуязвимым и способным получить все блага этого мира в кратчайшие сроки. Его не отвлекали от цели пустые мечтания, его не сдерживали сердечные привязанности, он не испытывал душевных мук и терзаний совести, ему не были знакомы чувство долга и понятие чести, он не знал милосердия и любви. Только одна страсть была ведома ему – жажда быть во всем первым. Он хотел стать правителем мира и повелевать всеми и всегда, сравнявшись со Светилом и даже превзойдя его в своей власти.

Юноша обладал незаурядной внешностью и нравился девушкам. А его холодность только подогревала их желание разжечь в его груди пламенный пожар. Ведь они не знали, что у него нет сердца, и он не смог бы никого полюбить, даже если б и захотел.

Хладнокровный красавчик разбил десятки девичьих сердец, погубил немало молодых жизней. Кто-то из-за него бросался в омут, кто-то прыгал с высокой башни, кто-то уходил в лес на съедение диким зверям… А он беззастенчиво пользовался человеческими слабостями, делая влюбленных в него девушек марионетками в его руках. Они исполняли его волю и умирали, а он становится все сильнее и сильнее.

Так юноша открыл секрет бессмертия. Каждая сгубленная им жизнь продлевала его существование.

Вдоволь напитавшись чужими душами, хладнокровный сердцеед понял, что может уже жить вечно или почти вечно. Он начал копить энергию чужих жизней впрок, превращая девушек, способных горячо любить, в ледяных статуй. На краю света в бескрайней пустыне он создал целый музей ледяных скульптур и постоянно пополняет его ледяными экспонатами.

Но оказалось, что сердце у юноши все-таки было. Оно хранится здесь, в драгоценном ларце, в хрустальном яйце. Ходят легенды, что в этом яйце игла, а на конце иглы – смерть Кощеева (так стали называть бессмертного юношу впоследствии люди). Но это заблуждение. Никакой иглы нет, а сердце нельзя разбивать ни в коем случае. Если сделать это, злодей не погибнет, а станет неуязвимым. Сердце нужно не разбить, а растопить, но с этим не справиться ни одному смертному.

– Я попыталась сделать это, но только усугубила проблему, – перебила Баюна Милава. – Когда я выпустилась их Храма Огня, сердце привело меня на ту поляну, где стоит старый дуб с огромным дуплом. Повинуясь неосознанному влечению, я ступила в это дупло, оказавшееся порталом, и очутилось вот на этой поляне. Кот Баюн рассказал мне ту же сказку, что и тебе. Молодая, горячая и честолюбивая, я решила, что раз сердце привело меня сюда, я смогу растопить сердце Кощея. Я узнала, что время от времени он приходит сюда, чтобы проверить, цело ли его сердце. Он не знает, что будет, если его разбить, и потому беспокоится о нем. Если б мог, он забрал бы ларец к себе, в свое темное и холодное подземелье, где никогда ничего не происходит. Но все его попытки коснуться сундука и взять его в руки тщетны – шкатулка исчезает, словно мираж. Только смертный может коснуться этого ларца, но даже он не сможет открыть его без специального ключика.

Милава рассказала, как дождалась появления Кощея на волшебной поляне, как разожгла в своем сердце огонь любви к этому опасному существу, и, пользуясь своим умением одалживать свет и тепло у самого Солнца, даже заставила кощеево сердце слегка подтаять, соблазнила его.

Но скоро она поняла, что искусственно вызванная любовь недолговечна. Сердце Кощея снова заледенело, а вслед начало замерзать ее собственное.

Спасаясь от своего бессмертного любовника бегством, она прихватила медальон, который он вечно носил на груди. Внутри его – зеркальце, способное сфокусировать и направить в замочную скважину чудесного ларца солнечные лучи невероятной силы. Только этот пучок света может открыть этот волшебный замок, но нельзя позволить никому это сделать, иначе быть беде. Милава решила, что будет хранить этот ключ у себя, чтобы кто-нибудь, наслушавшись сказок про кощееву смерть, не вздумал бы вскрыть сундучок и разбить яйцо с сердцем чудовища, сделав его уже по-настоящему бессмертным.