Лавандовый раф, 80% арабики

– Читаешь всякие кровавые истории? – Георгий Иванович отвлёк меня. Я рассчитывала на молчаливую поездку в поезде.

– Да.

Вот теперь наш разговор затух, и я уткнул в свои страницы, главный следователь как раз разговаривал с патологоанатомом.

– Обиделась на меня из-за правды. Типичное женское поведение. Вы хотите, чтобы с вами были честны, но не до конца. А где эта грань – ищи сам.

Я заложила страницу пальцем и внимательно посмотрела на молодого человека прямо перед собой. Готова поклясться, он чувствовал себя виноватым, даже если слегка, но признаться в этом сил не хватало. Я думала, стоит ли дать шанс его переменчивому настроению и заговорить.

– Правда и грубость – не одно и тоже, – начала я. – Например, я могу сказать вам, что такому эго позавидовал бы сам Наполеон. А ведь сравнивать вас как минимум глупо, – естественно, такой великолепный полководец и обычный делец. – Масштабы разные. А могу сказать, что вам следует иногда ставить себя на место простых смертных, прежде чем делиться своими позициями. Вы ведь не последняя инстанция, правда?

– Дипломатом тебе не быть. И так, и так звучит скверно.

– Не смогла сдержаться, уж извините.

Пожилая пара сбоку от наших кресел захихикала, видимо, приняли нас за влюблённых. Скажу честно, я была совершенно не против итальянского романа.

– У меня развивается аллергия на перемены в вашем настроении.

– К сожалению, – он положил ладонь на ладонь как это делают все английские аристократы в фильмах. – Таков мой характер. Переменчивый. Я стараюсь как могу сдерживать перепады своих настроений и намерений, но не всегда выходит. Это не имеет к тебе никакого отношения. Меня может разозлить прохожий, курящий не смотря по сторонам, наглый ребёнок или валяющийся бомж.

– Какое вам дело до окружающих?

– Тебе.

– Тебе, – я достала из рюкзака бутылку воды и отпила несколько глотков.

– Нам всем есть дело. А если кто-то будет уверять тебя, что это не так, то знай, что его пофигизм – это блок от слишком сильной концентрации на внешнем мире. Мы всегда стараемся маскировать по-настоящему больные места.

– Не все.

– Все.

Поезд остановился на станции, мы переглянулись. Даже не знаю, злила меня его самоуверенность или привлекала. Скорее всего и то, и другое.

– Даже когда кому-то кажется, что он откровенен, – Рождественский опустился чуть ниже, будто собирался рассказать мне самую страшную тайну. – Он лжёт.

– То есть все мы обманщики?

– Естественно, – он откинулся на комфортабельное кресло, отчего его лицо стало выглядеть ещё более симметричным. – Чаще всего жертва этого обмана – ты сам. Не признавая в себе истинную натуру, глубокую суть, мы считаем маску своим настоящим я. Отчего и происходят все проблемы.

– То есть ты сейчас пропагандируешь девиз нашего тысячелетия “будь собой”? Это не оригинально.

– Не совсем, – он блеснул своими яркими глазами и улыбнулся. Какие же театральные паузы. Наверное, он проходил курсы ораторского мастерства. – Нынешнее понимание личности есть “чем чуднее, тем моднее”. Я весь такой необычный, я не такой как другие, я личность. Хотя, по сути, многие из нас схожи и в этом нет ничего плохого. Одно и тоже блюдо по одному и тому же рецепту готовят по-разному. Понимаешь, о чём я?

– Никто не понимает себя настоящего?

– Пока есть такие как я, понимают.

Рождественский приготовил своё пальто и сумку, мы должны были выйти через пару минут. Я в своей смешной шапке рядом с ним выглядела ребёнком, неуместным. Но меня это мало волновало.

Флоренция оказалась такой же прекрасной, как я её представляла. Величественная, старая, культурная. Она смотрела на меня не с высоты своей красоты, но с благородным величием. Люди вокруг улыбались, болтали, спорили. Но всё это было каким-то семейным.

Мы прошли по узкой каменной дорожке минут 5. Рождественский поставил наши чемоданы и вошёл в кафе рядом с подъездом. Хорошо, что я не ношу всех этих шпилек.

– Идём.

Оказывается, во Флоренции нет лифтов. По крайней мере в этом старом доме его не было. Я возмутилась в душе, потому что наша цель была на 4 этаже. Но не русском 4, а настоящем промышленном 4. Я старалась как могла не поддаваться отдышке, потому что Рождественский с 2 чемоданами двигался куда легче, чем я с одной сумкой.

– А вот и она!

Когда мы вошли внутрь, я слегка опешила. Отель – вот, чего я ожидала. Со своим душем, со своим (что не мало важно) туалетом. А он снял квартиру с двумя комнатами, у которых есть общая стена. Вот же жлобяра. Надеюсь, он понимает про себя эту истину.

– Я беру ту комнату.

Схватив свой фиолетовый чемодан, я поползла в сторону заветной двери. Ванная была рядом, что давало мне существенные преимущества как перед сном, так и перед завтраком. Теперь придётся всегда выглядеть прилично. Отстой.

Разбор моего скромного гардероба занял минут 15. Я услышала, как Рождественский вышел из душа и дождалась хлопка двери вдалеке, чтобы самой проделать ту же процедуру.

Одеваться в ванной – это сомнительное удовольствие, но, если ты живёшь с малознакомым мужчиной, такое неизбежно. Но помимо такой весомой причины, была и другая: в Италии забыли про отопление. То есть, конечно, на улице было очень пристойно, но в доме невозможно снять свитер. Я, разнеженная московским ЖКХ, съёжилась после горячего пара ванной и пробежала к себе.

Рождественский уже сидел там на стуле, ожидая.

– Вообще-то, в чужую комнату без стука не заходят, а без хозяина тем более.

– Боишься, что я украду какую-нибудь старомодную юбку? – он улыбнулся, поправляя свой прекрасный костюм.

– Вполне возможно.

Я повесила полотенце на вешалку в надежде, что оно высохнет до вечернего умывания. Через окно едва перебивался свет, я жутко хотела есть.

– Завтра утром у нас деловой завтрак. Поешь дома.

– Логично.

– Не хотелось бы, чтобы ты жевала блинчики. Мне нужна концепция в презентации.

– Тогда я пошла за вдохновением. Если украдёте что-то, я знаю, где вы работаете.

– Ты!

Я взяла сумку и пальто, на улице было достаточно тепло, чтобы оставить шапку и шарф дома. Я была в Италии и не собиралась терять время на колкие разговоры с начальником, пусть даже симпатичном.

Прямо у собора меня накрыла восхитительная волна церковного пения, я была в самом сердце старинного города, месте становления Данте. Пока меня кружило очарование атмосферы, хитрые продавцы умудрились впихнуть мне шаль, перчатки и хот-дог. Сейчас, когда я пишу эту историю по памяти, я не жалею ни об одном приобретении. Но тогда я очнулась где-то на вымощенных улицах с пакетом в руках и заметно облегчёнными карманами. Как узнать, где ты находишься, если язык любви для тебя знаком только из песен Челентано, а английская речь грозит кровавым избиением протухших помидор.

Я осмотрелась. Размеренность окружения пугала, но вот мужчина в годах с шарфиком на манер “я творческая личность, идите к чёрту”, показался мне очень даже располагающим. Надев свою лучшую улыбку, я не дала ему шансов на побег, перегородив дорогу. Он смотрел на меня вальяжно и потерянно, по-доброму. Седоватые кудри, уложенные назад, покачивались от каждого движения. Я попыталась объяснить свою ситуацию по-английски с примесью итальянского, точнее тем, что я считала итальянским.

К моему удивлению, он заботливо кивнул и приобнял меня за плечи. “Маньяк, не иначе,” – подумала я.

Не уверена, что русский человек может привыкнуть к такой открытости, к свободе прикосновений. По крайней мере, не я. Но дяденька проводил меня до самого дома, хорошо, что я отметила нужное место на туристической карте перед тем, как выйти. Мой мобильный интернет ещё никогда не поступал так гадко.

Сказать честно, я стояла на этаже под дверью, чтобы избавиться от чёртовой отдышки. А потом грациозно ворвалась в пустую прихожую, разочарованная собственной наивностью. Как бы там ни было, мне всё ещё казалось, что Георгий Иванович мог бы мной заинтересоваться. Я примерила его фамилию, и она мне очень даже подошла! Я рисовала себя в его шикарной квартире или доме, где мы были на Новый год. Продумывала реакцию на негатив Игоря, лёгкое снисхождение счастливой женщины. Представляла, каким он будет заботливым отцом и нежным мужем. Я распланировала всю нашу жизнь, включая безумные старческие поступки (девочки меня поймут).

Но во всех рюшах своего воздушного замка я забыла про опыт. Да, да, тот самый пресловутый опыт, который показал мне через Артура, что всё может быть совсем иначе, чем мне казалось.

Флорентийская квартира была безлюдна, Рождественский покинул наш маленький мирок, оставив на моей двери записку, что завтра утром нас ждёт деловое совещание. Пресно настолько, что я почти потянулась за солью.

Перед сном я задумалась, что бы было, если бы я никогда не переехала в Москву. Не увидела бы как можно жить широко, располагала бы лишь своими маленькими мечтами. Была бы довольна браком с соседом, чьё фамильное древо известно всей округе. Обустраивала бы квартиру бабушки в панельном доме на козырном втором этаже. Рожала бы детей, пока муж строит дом. Ездила бы на шашлычки под водочку к друзьям в гараж, танцевала бы под песню “Да, я мать, и я умею танцевать”. Сажала бы клубнику на участке под чутким маминым руководством. Ездила бы в областной центр как на праздник. И что, собственно, плохого в простой тихой жизни?

Холод итальянской зимы заставил меня впервые в жизни лечь спать в тёплых носках, по уши в одеяле. Буду ли я собой без выдуманных историй в голове и чудаковатых задумок? Конечно, нет. Писатель я или как? Я вполне могла бы погибнуть под завалами своих воздушных замков когда-нибудь, но смогла ли бы я выжить без них уже сейчас?

***

Рождественский вошёл в грязный отель. Мимо него косо проходили африканцы наглого вида и кроткие китайские рабочие. Комната №4 располагалась в самом конце грубого коридора, но помощник был уверен в информации от службы безопасности.

Он обернул руку салфеткой и аккуратно постучал изгибом пальца. За дверью послышался шорох, свет из-под двери затмил некто. Он повторил действие.

– Who is it?2 – послышался нервный смешок.

– Какой же ты всё-таки дебил, – вздохнул Рождественский. – Открой дверь!

Секундная заминка, но Георгий терпеть не мог ждать. Вот и ужасающий скрип, и Игорь с обезумевшими глазами. Как же он ему надоел.

Рождественский вошёл в комнату, но сесть куда-то было пощёчиной его дорогому костюму. Он легко прошёл к чемодану и пнул его ногой. Не велика ноша.

– Мы, кажется, всё уже обсудили. Оставь её в покое.

– Да что ты знаешь, – Игорь двигался быстро, как наркоман в ожидании дозы. – Я её люблю. Я на ней женюсь. Она та самая, честно. Это не тоже самое…

– Игорь! – Рождественский закатил глаза. – Я её трахаю. Часто и жёстко. Так что успокойся и займись чем-то полезным.

– Ты мне врёшь, – он резко сел на кровать и начал заламывать руки. – Ты мне врёшь. Всегда врёшь, как в детстве.

– Ох, братец, – он хотел положить ладонь на его голову, но опомнился. – Ты же знаешь, как мне нравились твои игрушки, – он замолчал, а потом продолжил. – Я буду трахать каждую твою девушку, понятно? Сначала исправь голову, а потом подкатывай к кому-то! Ты позоришь семью!

– Ты мне врёшь…

– Послушай, шутки кончились. Если ты сейчас же не уедешь и не возобновишь терапию, я помещу тебя в психушку. А там ведь совсем не сладко, правда?

– Ты не сможешь…

– Ты прекрасно знаешь, что у меня есть солидные доводы для мед экспертизы. Не надо меня злить, – он пошёл в сторону двери, но всё-таки обернулся. Игорь выглядел жалким, как в худшие свои времена. – Я даю тебе два часа. Если охрана не скажет, что ты выехал из страны, поверь мне, я мешкать не стану.

– Мне тоже есть что рассказать. Ты далёко не идеал.

– Да. Но я никогда не следил.

Рождественский вышел на улицу и вдохнул полной грудью. Злость от того, что брат и правда кое-что знал, переполняла его. Этот дурак считает себя очень наблюдательным, но это лишь желудь, дерево надёжно спрятано.

Чтобы избавиться от стресса, Георгий направился по тёмным кварталам Флоренции со своим портфелем. Buonanotte!3

Глава 18.

Тёплое утро нового дня застало меня в полном обмундировании в кровати. Я не слышала, как пришёл Рождественский, но наткнулась на его спокойное лицо на кухне. Кажется, он был абсолютно счастлив.

– Доброе утро, – он улыбнулся и пригласил меня присесть жестом.

– Доброе, – я прошла к холодильнику в поисках вчерашней покупки в виде панини с ветчиной и молока.

– Я уже подогрел его на сковороде. Кофе тоже готов. Ты же пьёшь без сахара с молоком?

Моё удивление отпечаталось на лице, но я старалась избавиться от него.

– Тебя не учили говорить спасибо?

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Он растянулся в улыбке и погрузился в свой планшет. “Бизнес сегодня” – логотип в углу электронной страницы. Я не читала за завтраком и ни о чём не думала. Мой мозг релаксировал перед активной деятельностью, перечисляя вслух предметы вокруг. Холодильник, чайник, плита, сковородка, тарелка, вилка, нож, чашка.

Как только я доела и помыла за собой посуду, я вернулась в комнату, чтобы подобрать подходящий деловой образ. Честно говоря, соседство с начальником скорее раздражало меня, чем радовало. Малознакомый мужчина доставлял просто кучу дискомфорта, включая невозможность выхода без лифчика на завтрак.

Мы встретились второй раз в прихожей, если можно так назвать место у входной двери почти в самой кухне. Он выглядел элегантно и уверено, я старалась быть под стать. Не знаю, оценил ли он мой деловой брючный костюм бирюзового цвета. Не знаю, было ли это так уж важно.

Флоренция оказалось достаточно ветреной, так что моё пальто и шарф хорошо прикрывали то, что должно оставаться в тепле. Мы не брали такси, пешком прошли мимо палаццо Медичи.

Встреча была назначена в ресторане на одной из крошечных улиц. У меня складывалось впечатление, что итальянцы едят постоянно. Аперитивы, аперитивы. Вот и сейчас, как только мы сели перед нами поставили набор из орехов, оливок и чего-то ещё. Как только им удавалось оставаться при этом такими пролезающими в двери.

Наши компаньоны пришли через пару минут, и мы поднялись, чтобы поприветствовать их. Русские снаружи, но давно итальянцы внутри. Двое симпатичных мужчин тут же заказали бутылку сухого вина и панини. Все вокруг то и дело ели панини.

– Итак, – кажется, я единственная старалась вывести разговор к делу. Мужчины попивали вино, шутили и много жестикулировали. Мой начальник оказался их давним знакомым, так что обсуждение новостей заняло достаточно времени. – Я бы хотела поговорить о планируемых мероприятиях, если вы не против.

– А она львица, Гоша! Настоящая львица! – мужчина светился улыбкой и подталкивал локтем своего друга. Я тоже не хмурилась, атмосфера за столом была расслабленной. – Значит так.

Он пустился в долгие разъяснения, что было не интересно никому, кроме меня. Ведь именно я собиралась заняться организацией. Рождественский попивал вино и не задавал вопросов, как отец, который со снисхождением смотрит на первую игру в футбол сына.

Ничего особенно трудного в их мыслях я не нашла. Более того, мне показалась ужасно скучной и устаревшей задумка с пряниками и самоварами. Как-то пора шагнуть вперёд не только на словах, но и на деле. Я попросила развязать мне руки и попробовать повольничать. Одно мероприятие во Флоренции, одно в Риме. Мало времени и никого знакомого.

Меня предупредили, что итальянцы отличаются от русских, работать с ними иногда легче, иногда сложнее, но уж точно по-другому. Тоже мне открытие.

На выходе мне поцеловали руку дважды, я отошла, чтобы они могли переговорить между собой. Концепция нужна уже завтра вместе с предварительной сметой, а в моей голове летали пропасти. Что же можно придумать достаточно классического и умеренно необычного?

– Ты им приглянулась, но в следующий раз позволь клиентам не говорить о деле до тех пор, пока они сами этого не захотят.

– Тогда мне бы пришлось встретить пенсию за тем столом, – он улыбнулся и чуть заметно отодвинул от траектории прохожего. – Не знаю даже с чего начать.

– С вдохновения, полагаю. Нас пригласили в театр вечером, так что приготовь максимально элегантное платье.

– Что?! – я остановилась. – Вы представляете сколько времени занимает расчёт сметы с нуля, учитывая, что я понятия не имею о местных ценах, языка не знаю, и у меня совершенно нет подходящих идей.

– И при этом ты откинула самовары? Логично, – он двинулся вперёд, отчего края его не застёгнутого пальто подхватил ветер. – Тебе дадут в помощника Лоренцо, хороший парень. Будет у нас к обеду. Если хочешь подружиться с ним, приготовь что-нибудь съедобное.

Он дал мне карту и сказал, что это рабочие расходы, личные деньги тратить ни к чему. Я вполне себе была согласна. Но теперь к проблемам мероприятия добавилась организация обеда.

Честно говоря, я любила готовить пасту, но явно не для итальянской части мира. Однако чувство собственного достоинства заставило меня плюнуть на все страхи и делать своё дело, причём уверенно. Я не стала извращаться в новых рецептах и, освежив в памяти рецепт, начала приготовление классической пасты карбонара.

Под музыку в телефоне этот процесс приобрёл очертания уюта несмотря на то, что кухня итальянской квартиры в своём бетоне и холоде, больше напоминала склеп.

К обеду было готова всё, включая меня. Я в джинсах и свитере готова была встретить своего помощника с распростёртыми объятиями. Лоренцо опоздал на полчаса, но явился с цветами и бутылкой вина, что вовсе не стало удивлением: я уже заметила, что вино в этой стране не подчиняется времени. Это был кудрявый молодой человек с рассеянным взглядом, удивительно ухоженный и, как бы это сказать, цельный. Он говорил по-английски неуверенно. Я тоже.

После того, как мы сели за стол и выпили по бокалу, атмосфера неуклюжести нас покинула. Он похвалил мою пасту, но посоветовал воспользоваться в следующий раз другим сортом сыра, названия которого я не запомнила. Вино пьянило разум, но как-то по-другому. Оно дарило вдохновение и силы. К десерту я набросала концепцию. Сыроватую, но предметную, что поразило моего помощника до глубин сознания. Обычно для этого у них собирается целый креативный отдел. Они долго пьют кофе и думают, думают, думают. Потом шумно спорят и активно жестикулируют. И вот после многочасового рассуждения рождается она, концепция. А тут я со своей пастой под неправильным сыром приняла решение после бокала вина. Меня распирала гордость, хотя скажу вам откровенно, все эти комплименты и ухаживания для меня, привыкшей к сдержанности мужчин, были лишними, потому что вызывали стеснение.

Лоренцо записал всё, что я надиктовала по подрядчикам в свой блокнот. Ещё раз поблагодарив за обед, он вышел из квартиры, поцеловав мне руку. Страна любви, страна надежды.

К вечернему выходу в свет мне нужно было платье. Конечно, я взяла с собой пару нарядов, но в этих античных пейзажах они все казались чересчур строгими. С учётом того, какое впечатление я уже произвела на клиентов, хотелось побыть куда более лёгкой особой, чем той, кем я была на самом деле.

Карта, которую дал мне Рождественский, тяготила мой кошелёк, я раздумывала, имею ли право, по совести, пользоваться такими бонусами. А почему, собственно, нет? За переработки мне никто не платил, моя зарплата явно не оплатила бы дизайнерский наряд, а впечатление хотелось произвести весомое. Нет, я не пошла в бутики Гуччи и Шанель. Я слонялась по старым улочкам Флоренции, между её крохотными магазинами с именными вывесками. Мир, который так отличался от моего собственного, теперь был доступен. На витрине одного магазина показалось платье, которое заставило меня остановиться.

Я вошла внутрь, разбудив маленький звоночек. На встречу мне вышел мужчина с лентой сантиметра на шее и простой улыбкой. Он заговорил скоро и эмоционально, но я на корявом итальянском отметила, что языком их не владею, хоть и хотела бы. Зато он немного владел русским.

Место, куда меня принесли ноги, было скорее пошивочной мастерской, готовых изделий там почти не было. Я рассказала про платье на витрине, и он обнял меня за талию с улыбкой. От неожиданного прикосновения я растерялась. Он подтолкнул меня к примерочной, а сам направился к манекену.

Есть то, что попадает к нам по велению судьбы, потому что всегда было нашим. Это было именно такое платье из бледно мерцающей винной ткани, которое легло на меня так ладно, что даже я не могла отрицать свою привлекательность. Стоило оно, кстати говоря, не многим дороже обычных масс-маркетов.

Рождественский не появился до самого времени отъезда. Он написал мне СМС в мессенджере. Сухо и по делу, машина ждала меня внизу. Галантно, наверное, но я надеялась, что он сам приедет за мной.

В своих лучших туфлях с дорогими духами на запястьях, я вышла из дома, откидывая на спину локоны. Страшно красивая, что отметил водитель такси, итальянец.

Театр Верди напомнил мне Большой театр. Я уже повидала красоты, поэтому к фасаду отнеслась спокойно. У входа Рождественский активно разговаривал с клиентами, я была уверена, что произведу впечатление, но он только сухо поздоровался. Зато итальянская часть рассыпалась в похвалах к моему платью, причёске, макияжу. Я смутилась, но старалась оставаться спокойной. Наверное, поэтому, потом они скажут, что я холодная как северная рыба.

Внутреннее убранство мало чем отличалось от стандартного бархата театра. Я, разочарованная встречей с начальником, плелась сзади, мутно смотря по сторонам. Простота в нарядах женщин, практически отсутствует макияж. Элегантные мужчины с тщательно подобранными часами и очками.

Наши места в партере, меня пропустили первую. Георгий Иванович сел с другой стороны, между нами были двое мужчин, что почти угробило всё моё представление о вечере. Но представление! Какое это было представление! Веселое, смешное, колоритное! Я не поняла почти ничего, но мне было так хорошо, что я совершенно забыла о делах и планах.

После спектакля мы отправились ужинать в небольшой ресторанчик по соседству. С меня ещё раз сняли пальто и отодвинули стул, но почему-то все эти знаки вежливости начали мне надоедать. Я заказала салат с курицей, мои спутники что-то с морскими гадами. Ну и вино, естественно. Дневное опьянение покинуло меня слишком давно, я уже была готова к новым свершениям.

– Итак, – сказал один из клиентов. – Думаю нашей даме не терпится поговорить о делах, – они переглянулись и улыбнулись. – Как прошла встреча с Лоренцо?

– Мы нашли общий язык, – я оставила след от помады на бокале и благодарна кивнула официанту за салат. – Я думаю, что в Италии никуда без карнавала. Да, это русское мероприятия, но всё же не стоит забывать, где мы. Я предлагаю вам следующую концепцию.

И посыпались детали. Рождественский безучастно смотрел на нас, зато клиенты улыбались во все 32. Цифры, расчеты, аналитика. Сама не знаю, зачем так углубилась в процесс, но мне действительно хотелось обрисовать картину максимально полно. Как только я закончила, они одобрительно закивали. Это было полное попадание.

Больше мы не говорили о делах, мы обсуждали весь остальной мир. Я изредка поглядывала на молчаливого начальника и думала, что же такого произошло, что из светского льва он превратился в тихушного котика.

Мы расстались у дверей ресторана, Рождественский вызвал такси.

– Что-то случилось? – вдвоём посреди старинного города, красивые и одинокие. Мне хотелось стать ближе.

– А? – он рассеяно осмотрелся, будто только что заметил меня.

– Я спросила, что случилось. Вы сам не свой.

– Всё нормально.

Мы сели в машину и молчали до самого дома. Я чувствовала неловкость и какую-то тяжесть в каждом движении.

– Завтра я лечу в Москву.

– Что? – от удивления я почти выронила ключи. – Надолго?

Он не ответил и быстро закрылся у себя в комнате. Я провела всю ночь, думая, чем заслужила такую холодность и такое безразличие. Я остаюсь одна при подготовке своего первого международного мероприятия. Более того, все мои романтические надежды разбились о его отъезд. Наивно было предполагать, что он испытывает ко мне какие-то чувства.

***

Рождественский собирал чемодан в мыслях об Игоре. Его брат, его враг. Как он мог допустить его самоубийство? Как мог не спасти его?

Это всё из-за детских экспериментов и юношеских свидетельств. Не нужно было втягивать его в свои игры, в свою вторую жизнь. Если бы только он мог… Ах, какое скотское чувство!

Георгий сел на край кровати и закрыл лицо руками. Игоря больше нет, и это целиком его вина. Надо было лучше шифроваться, надо было не выпускать его из психушки. Все эти стеклянные шарики чужих жизней и хотелок так легко падают и разбиваются, их невозможно удержать вместе в воздухе.

Он так и не осмелился на звонок домой, пусть не он будет гонцом со страшной новостью. Пусть этим занимаются те, кому платят за это.