Абсолютное зло

Дан потянул за край кружева и белье устремилось вниз. Я с готовностью развела колени, несмотря на охватившую меня дрожь. Страх, возбуждение, неизвестность смешались в гремучий коктейль. И я поднесла его к губам, готовясь испить до дна.

– Больно не будет, – прошептал Дан, завладевая моей рукой. Он крепко сплел наши пальцы, будто готовый держать меня, когда я начну вырываться. Не знала на чем сосредоточиться, на что отвлечься. Дан, словно читая мои мысли, успокаивал: – Смотри только на меня, – произнес в самые мои губы.

Послушно я окунулась в бушующее море его глаз. Снова почувствовала пробуждение его имирта и как он лавиной хлынул к нашим сплетенным рукам. Как, покалывая электрическими разрядами, струился по всему телу. И как именно он избавил меня от неизбежной боли, когда Дан впервые толкнулся в меня. Мы оба замерли: я ошеломленная прежде незнакомой близостью, Дан – давал мне время прийти в себя.

Раскаленным металлом по венам растекалось чистейшее вожделение. Я высвободила руку и уцепилась за плечи Дана, подаваясь ему навстречу. Он качнулся назад и снова слился со мной в единое целое. Не сдерживаясь, я застонала от этого пленительного ощущения. Дан коснулся губами моей шеи, шумно выдыхая мое имя:

– Моя Ри-ри.

Оттого, как он назвал меня своей, я испытала необъяснимое наслаждение.

– Еще, – попросила, – повтори.

– Моя, моя, моя… – повторял раз за разом врываясь в меня. Я выгибалась при каждом его движение, как от удара хлыстом. Отзывалась спасительным стоном, не в силах безмолвно выносить сладостную пытку.

Мы дышали, двигались в унисон, жадно искали губы друг друга, захлебывались в переполняющем ненасытном желании. Всё больше нарастало пугающее напряжение: звенящий гул в ушах и натяжение незримых цепей. Я словно угодила в ловушку, и путы надежно удерживали меня. Чем сильнее я пыталась из них вырваться, тем туже затягивались узлы. Казалось, они уничтожат меня.

– Не получается, – заскулила, изможденная безуспешными попытками.

– Помнишь, что я говорил про имирт? – зашептал Дан, обхватывая мое лицо ладонями. Я мотала головой: ничего не помнила, ни одной связной мысли. – Не надо стараться, просто дыши: вдох-выдох, – повторял до тех пор, пока я не поймала его ритм. Никакого контроля, никакой логики. Только первобытные инстинкты.

Внутри вспыхнул имирт, поднимая разрушительную бурю. Она рвала цепи, сметала барьеры. Я наконец вырвалась на свободу. С разбега прыгнула со скалы, погружаясь с головой под воду. Только в этот раз она любяще приняла меня. Я приняла себя, свою сущность. И тогда блаженное удовольствие устремилось по телу, заполняя собой каждую клеточку. Сокрушенная безграничным счастьем я упала на кровать. По вискам покатились слезы.

– Ри-ри? – позвал будто издалека Дан. Я повернула к нему голову, едва удерживая отяжелевшие веки открытыми. Он весь покрылся испариной, грудь часто вздымалась. – Всё в порядке? – с тревогой в голосе.

– Нет, – с улыбкой обвила руками его шею, – всё восхитительно, – и в доказательство поцеловала, разделяя с ним безумную эйфорию.

– Ничего не болит? – он ласково коснулся моей щеки, стирая большим пальцем остатки слез с виска.

Я прислушалась к своим ощущениям: лишь внизу неприятно саднило. Отрицательно покачала головой, игнорируя такую мелочь.

Дан опустил глаза, скользнув взглядом по моему обнаженному телу. Чуть замешкался, досадливо поджимая губы. Тогда я тоже внимательно осмотрела себя: на внутренней стороне бедер расходились алые пятна. Как символ того, что я простилась со своей невинностью.

– Мне нужна ванна, – я попыталась закутаться в простынь, скрывая кровавые следы. Дан властно откинул ее и подхватил меня на руки. Распахнув дверь ногой, он внес меня в ванную комнату и вместе со мной шагнул под душ.

Горячая вода сбегала по моим плечам, очерчивая изгибы талии и бедер. Меня успокаивали плавные движения мягкой губки по телу. Дан аккуратно стирал остатки багровых отпечатков на моей коже. Его руки местами покрывали запекшиеся разводы собственной крови. Потоком воды она смешивалась с моей и ненадолго оседала под ногами бледно-розовой лужей.

Я вспомнила о вчерашнем ранении Дана и обернулась к нему, изучая теперь уже гладкую кожу на животе. Коснулась пальцами, окончательно убеждаясь, что это не иллюзия.

– Как ты это делаешь? – подняла голову, заглядывая в ясные глаза. – Научишь меня?

– Сначала нужно научиться ходить, а потом уже бегать, – легкая улыбка коснулась его губ.

– Я быстро учусь, – с серьезным видом произнесла, но не удержавшись, добавила: – и быстро бегаю.

Дан негромко рассмеялся и нежно едва коснулся губ поцелуем. Я же готова была расцеловать его, радуясь, что наконец вижу его таким.

– Тогда одевайся, преподам тебе первый урок, – перешагнул через бортик ванной и, оборачивая полотенце вокруг бедер, вышел.

Некоторое время я стояла с закрытыми глазами под теплыми струями, набираясь сил перед предстоящим обучением. Дан снова стал моим наставником и учителем. Некоторые вещи не меняются. Подставила истерзанные поцелуями губы под успокаивающий поток: а другие случаются впервые.

Я закуталась в огромный халат и вернулась в спальню. Ничего в ней не напоминало о недавнем бурном сексе: некогда разбросанные вещи убраны, простынь на кровати сияет белизной. Дан даже успел одеться, натянув брюки. Он сидел в кресле и будто полировал куском ткани нечто небольшое, размером с ладонь.

– Урок первый, – искоса глянул, замечая меня. – Если хочешь сохранить человеку жизнь, – чеканил слова, – никогда не вытаскивай кинжал из раны, – и в свете луны блеснуло лезвие.

Я так и замерла посередине комнаты. В голове никак не укладывалась теория и практика. Все затмевала завладевшая мной ярость.

– Ах ты, сукин сын! – подлетела к Дану, колотя его кулаками в грудь. – Я же могла убить тебя!

– Ты не дослушала, малышка Ри-ри, – поймал мои запястья, крепко удерживая от любых поползновений снова врезать ему. – Не вытаскивай кинжал, если не знаешь, как остановить кровотечение. Или рядом нет того, кто способен сделать это. Я знал, что делал.

Я шумно дышала и свирепо смотрела, постепенно гнев схлынул, уступая место здравомыслию.

– Не нравится, когда ты так называешь меня, – нашла новый повод злиться на него.

– А как же тебе нравится? – потянул на себя и я упала в его объятия.

– Ты знаешь, – щеки горели при воспоминании о том, каким образом мы это выяснили.

– Знаю, моя Ри-ри, – дразнил меня и словами, и невесомыми поцелуями, которыми он покрывал мое оголившееся при падении плечо. – Урок второй, – сухо и собранно, словно мгновение назад его руки не ныряли между складок халата и не сжимали мои бедра, отметая всё здравомыслие. – Где кинжал, Ри-ри? – внезапно спросил.

Я растерялась. Последний раз я видела его в руках Дана. Потом мое внимание переключилось и я совсем потеряла его из вида.

– Понятия не имею, – заметила лишь на подлокотнике кресла ткань, которой он стирал кровь с лезвия.

Дан вытяну передо мной руку, перевернул ладонью вверх и на ней словно материализовался кинжал. Он так аккуратно лег в ладонь, что казалось, будто всегда там был, просто я не замечала.

– Что за фокус? – откинув страх, я взяла кинжал, внимательно разглядывая со всех сторон. Старательно пыталась разгадать секрет.

– Это не магия и не фокус, а имирт, – доходчиво объяснял. – Я, ты, окружающие предметы – весь мир соткан из имирта. Нити переплетаются, создавая уникальный узор. Если упорно тренироваться, можно научиться управлять ими. Это все равно что плести узор или …

– Играть на струнах? – провела еще одну аналогию.

– Верно, – довольно улыбнулся, что я схватывала на лету.

– Значит и я так могу? – сразу загорелась идеей.

– Попробуй, – не раздумывая, предложил. Я держала холодный металл на ладоне, старалась разглядеть те пресловутые нити, о которых говорил Дан, но безуспешно. Потом поняла в чем моя главная ошибка: я снова из кожи вон лезла, стараясь. Только я опустила плечи, расслабляясь, как в воздухе стали мерцать тонкие нити. Они размеренно колебались, словно дышали.

– Я вижу, – не сводила с них глаз.

– Не нужно пытаться скрыть кинжал, необходимо сделать его своей частью, вплести его нити в свои.

Следующие несколько минут я разгадывала плетение, искала эфемерную петлю, за которую нужно потянуть, чтобы распустить его. Стоило ухватить ее, как мой имирт сделал всё остальное сам: кинжал растаял, словно его и не было.

– Получилось, – восторженно вертела рукой, разглядывая ее со всех сторон.

Дан не разделял моей радости:

– У тебя талант, – скупой комплимент, скрывающий истинные чувства. – На сегодня хватит. – Дан подставил ладонь и вернула ему кинжал все тем же способом. – Нужно отдохнуть, – взял меня на руки и уложил в кровать. Лег рядом, крепко обнимая меня со спины.

Какой бы физически и морально вымотанной я не была, никак не могла заснуть. Шквал эмоций и переживаний не позволял расслабиться.

– Там, в гостиной, – заговорила, нарушая тишину. Подбирала слова, избегая называть всё своими именами. – Ты говорил о каком-то человеке, кто он? – чувствовала, что в нем кроются ответы на многие вопросы.

– Абсолютное зло, – услышала леденящее кровь заявление.

Не смела и дальше расспрашивать, ощущая каким холодом повеяло от Дана – сейчас мне не пробиться сквозь глухую стену. Я устала сражаться с ним. Не в этот раз. Пока достаточно того, что он держит меня в объятиях и не хочет отпускать.

***

Я проснулась от боли в шее. Тело ныло от неудобной позы, в которой я пребывала. Захотелось потянуться и размять затекшие руки и ноги. Но сделать это мне не позволила всё та же крепкая хватка Дана. Он держал меня так, будто боялся упустить. Словно я тайком сбегу, пока он безмятежно спит.

Опасаясь повторения вчерашнего непредсказуемого пробуждения Дана, я медленно перевернулась на другой бок, оказавшись с ним лицом к лицу. Старалась даже глубоко не дышать, чтобы ненароком не спугнуть сон, но Дан, будто на неком неосязаемом уровне почувствовал перемены, и приоткрыл глаза. Сонный взгляд сконцентрировался на мне и … Ничего экстраординарного не произошло: Дан снова прижал меня к себе, скользнув легким поцелуем по губам.

С облегчением я расслабилась и с удовольствием и дальше нежилась в его объятиях. Могла бы провести так целую вечность, но прежнюю жизнь никто не отменял, как и обязанности, которые теперь казались лишь условностями. Но я привыкла так жить, и пока не представляла, как по-другому.

– Мне нужно домой.

– Я тебя отвезу, – тут же вызвался, будто и вовсе не спал.

Я бросила взгляд на халат, что сейчас служил мне единственной одеждой.

– Мне нужны мои вещи, – выдвигала одно требование за другим.

Дан распахнул глаза, несомненно вспомнив, где и при каких обстоятельствах я рассталась с ними. Наверняка до сих пор лежат на полу гостинной.

– Сейчас принесу, – словно стремился искупить вину, не пренебрегая даже такой мелочью.

– Я сама, – не хотела, чтобы он, по крайней мере на данный момент, возвращался в ту комнату и погружался в самобичевание и ненависть к себе. – Хочу успеть на занятия, так что не будем тратить зря время и разделимся: пока ты собираешься здесь, я отыщу свою одежду внизу.

Не дожидаясь его одобрения, я выскользнула из постели и спустилась на первый этаж. Кофту и джинсы я обнаружила в разных углах гостиной. Воспоминания нахлынули, заставляя замешкаться и не сразу переодеться. Уверяла себя, что это всего лишь вещи, а не кровавые улики ужасного преступления. Ничего страшного не произошло.

Нырнула в джемпер, пока не объявились кто-нибудь из обитателей дома и не застал меня полураздетой в гостиной. Едва натянула джинсы, как чужое присутствие хлестнуло по сознанию. Застегнула молнию и обернулась.

– Доброе утро, Алу, – безошибочно отличала ее имирт от других.

– Думаешь, одна такая у него? – встретила меня привычной агрессией. – Не надейся на многое. И это не грубость, а искренний совет, – казалось, она знала больше, чем говорила.

– Или что меня ждет в противном случае? – страх неуверенно подобрался к кончикам пальцев, покусывая их навязчивым зудом.

– Разочарование, – как неизбежный приговор. – Есть преграды, которые не по силам преодолеть никому, даже властителю Кариара. Рих никогда не опустится до манри. Твой удел – роль наложницы. Обычной шлюхи, что ублажает наделенных властью и деньгами мужчин.

Красота и мощь Кариара восхищала, но чем больше я узнавала его уклад, тем меньше он мне нравился: слишком жестоки и суровы в нем законы.

– Готова? – раздался с лестницы голос Дана.

Не стала продолжать неприятный разговор в его присутствии, хотя и хотела узнать подробней о той кастовой системе, которую недавно едва затронул Рома. Но Дан и так почувствовал витающие в воздухе недосказанность и накал между мной и Алу.

– Ты за старое? – предсказуемо винил во всем Алу.

– Сам знаешь, она не позволит, – будто отвечая невпопад, защищалась она.

– Я не нуждаюсь ни в чьем позволении, – снова в манере Дана проскользнула уже знакомая надменность.

– У тебя будут проблемы, – отказывалась принимать любые аргументы.

– … как и в твоем мнении, – все больше повышал голос, перебивая ее. – Не хватало, чтобы сопливая девчонка учила меня.

– Я не сопливая девчонка! По праву рождения я Аминар …

– С-с-с-амари натр, – чуть ли не прошипел Дан, не давая ей договорить.

Не знала языка, не понимала ни слова, но точно уловила грозный приказ замолчать.

– Шакр! – не менее злобно прыснула Алу.

Казалось, эти двое иначе, как криками, не умели общаться. Не желала оставаться в эпицентре разгорающейся ссоры.

– Хватит! – вмешалась, ставя жирную точку в споре. – Дан, отвези меня домой.

Я покинула дом, и дожидалась Дана у машины. Спустя несколько мгновений он показался на дорожке. Молча разблокировал двери и сел за руль. Я тоже не горела желанием разговаривать: всё обдумывала предостережения Алу.

Кариар – не мой мир, я никогда не буду там своей, не примирюсь с бесчеловечными порядками. Не смогу удержать родителей, если они захотят вернуться. И Дана. Неужели наши жизни пересеклись вновь лишь для того, чтобы разойтись навсегда?

Глава 13

Я стояла перед зданием консерватории и не решалась войти внутрь.

В жизни произошли перемены, незаметно превратив все привычное в бремя. Посещать консерваторию стало повинностью, проводить время с друзьями – пыткой. Они ждали, что я буду веселой и беззаботной, но притворяться было выше моих сил. Я всё больше отдалялась. Наконец осознала: я – не человек.

Размышляла над тем, что если бы обстоятельства сложились иначе и родители не покинули бы родной мир, моя жизнь сейчас была совсем другой. Кем бы я стала? Врядли занималась бы вокалом. Продолжила бы дело семьи? Отец бы с детства обучал меня своему мастерству, и впоследствии я тоже занялась бы огранкой драгоценных камней? Или ковала оружие? Точно такие же клинки, какими Дан пронзал тела харпов.

Разглядывала ладони: могли ли они создать произведение искусства? Или же орудие смерти?

– Никак не можешь определиться? – Бенд подошел неслышно. Он единственный, кто как будто не замечал во мне перемен. Либо умело притворялся.

Он достал из пачки сигарету. Сжимая ее губами, шарил по карманам в поисках зажигалки.

– На территории консерватории запрещено курить, – чопорно отметила я.

Бенд посмотрел себе под ноги и, чуть прищурившись, поднял голову к зданию нашей альма-матер.

– Я ничего не нарушаю, – сделал затяжку и выпустил дым, – тротуар – городские владения. – Забавляло с какой легкостью он выкручивался из любой каверзной ситуации. – Так по поводу чего дилемма? Только не говори банальности вроде «все слишком сложно», – предупредил Бенд.

Невозможно в двух словах описать проблему и при этом не предстать безумной. Я поджала губы и опустила голову: не могла признаться.

– Раз ты молчишь, – снова затянулся, – выскажусь я. – Он продолжал курить, вызывая у меня желание отмахнуться от дыма и глотнуть свежего воздуха, но я отгоняла это желание и внимательно слушала. – Не удивлен что у тебя кризис. Так всегда бывает, если занимаешься не своим делом. – Попыталась возразить, но он перебил меня: – Знаю, ты любишь петь. Многие люди, одаренные музыкально и вокально, по-настоящему находят себя совершенно в другом. Одним достаточно петь в дружеских компаниях, детям перед сном, другие жаждут собирать стадионы и купаться в любви фанатов. Все люди разные, и для счастья нам необходимы совершенно различные вещи.

Сбивчивый звонок возвестил о начале занятий, и студенты, болтающиеся перед зданием, засуетились и, как муравьи, цепочкой потянулись к входу.

Бенд выбросил окурок:

– Не мучай себя, Мар, – поправив рюкзак на плече и примкнул к опаздывающим, устремившись к консерватории.

Улица быстро опустела, только я стояла неподвижно на тротуаре: больше некуда торопиться.

Следующие несколько часов я бесцельно бродила по городу: сидя на скамейке в парке, наблюдала за людьми; гуляла среди фонтанов, которые еще не успели отключить на долгую зиму; разглядывала витрины магазинов, совершенно не нуждаясь ни в одной выставленной в ней вещи.

Слова Бенда заставили меня задуматься. Никогда не смотрела на свою жизнь под таким углом. Еще до окончания школы я знала, чем буду заниматься. Чем хочу заниматься.

Пыталась найти ответ, зачем поступила в консерваторию. Зачем столько времени посвящала занятиям музыкой? Если бы она была моим смыслом жизни, я бы давно поддалась на уговоры своих друзей и создала с ними группу. Много лет назад Дан направил меня по этому пути, и я до сих пор двигалась по инерции. После его исчезновения я уцепилась за эту идею, как за последнюю тонкую ниточку, связывающую нас. В глубине души всегда чувствовала себя не на своем месте.

Где-то за спиной услышала сигнал машины и обернулась. Выглядывая из окна авто, мне широко улыбнулся Рома.

– Прогуливаешь? – не упустил случая поиздеваться. – Кто бы знал, что прилежная студентка Мария на такое способна. Не поверил бы, если собственными глазами не видел. – Он распахнул дверь машины, зазывая внутрь: – Забирайся – погреешься, на улице не месяц май.

Он ловко вставлял ходовые фразочки в свою речь, безупречно мимикрирую в окружающее общество – не отличить от обычного человека.

Оглядевшись по сторонам, я перебежала дорогу и нырнула в салон. Меня сразу окутало теплым воздухом с тонкими нотками кедра и ментола.

– Привет, – встретилась с ним взглядом.

– Попьем кофе? – в ответ предложил он.

Не видела причин отказываться, и от долгой прогулки действительно продрогла.

Через несколько минут мы уже сидели напротив друг друга, наслаждаясь ароматом горячего кофе.

– Как теперь к тебе обращаться? – сразу хотела разрешить этот вопрос. – Рем?

– Как тебе удобнее, – небрежно пожал плечами, – я привык к новому имени, оно меня не смущает.

Мне казалось правильным называть его Ремом. Чувствовала вибрацию в звуках когда произносила его. Словно щелчок отпирающегося замка, к которому подобрали правильный ключ. Вспомнила объяснения парня из клуба, когда он описывал связь с родной землей. Казалось в этом странном мире всё повязано, одно взаимодействует с другим, создавая единый слаженный механизм. Мы частички чего-то целого. Ноты, что располагаясь в определенном порядке, рождают цельную композицию. Мы звучим только, когда вместе едины. Теперь самоубийственная война Дана виделась мне совсем иначе.

Но я не хотела погружаться в мысли о ней, к тому же Рем тревожился из-за моей отрешенности.

– Ты назвал меня манри, – въедливо изучала его лицо. – Расскажи об этом побольше. Наши судьбы предрешены и не выбраться за пределы своего круга? Кем родился, тем и умрешь. А как же свобода выбора? Равноправие?

– Это не касты, нет четкого деления и запретов. Но семейная преемственность и тесная связь с корнями настолько сильна, что каждое следующее поколение продолжает дело предыдущего – предков.

Вспомнила ощущения, когда впервые почувствовала имирт Энтала. Уверена, он сакри – воин и защитник. Он не испытывал сомнений или сожалений, лишь удовлетворение от того, что выполнял свой долг. Это не выглядело тяжелой повинностью, навязанной происхождением.

В Реме я чувствовала ту же вибрации, что и у Энтала – он сакри. Он сам обронил это в разговоре. По воле судьбы у него появился шанс изменить предназначенное родовой кровью, однако последовал по проторенной дорожке – боевые искусства. Получается, от судьбы не уйти?

– И люди из разных каст никогда не пересекаются? – зароненные Алу сомнения не давали покоя.

– Ах вот в чем дело, – Рем без труда считал мой интерес. – Решила примкнуть к Дану? – сложил руки на груди, откидываясь на спинку стула. – Хочешь поиграть в войну? Я понимаю, ты воспринимаешь ее как нечто романтическое, высокое и благородное. Но ты не видела ее ужасов, не прочувствовала всю боль нашего народа. Таким, как ты, там не место. Если ты пойдешь за Даном, тебя ждут одни разочарования.

Как и Алу, он запугивал, отговаривал от опрометчивого поступка. Я и сама еще не решила, каким будет мой выбор. Уверена, родители покинут меня, отстаивая свои идеалы. Судя по непоколебимой уверенности, Рем сгорит в этом же пожарище.

– А ты, Рем? Что думаешь ты?

Он подался вперед, облокачиваясь о стол:

– Наследник жаждет вернуть корону и я не хочу ему в этом помогать.

– Значит, ты откажешь, если он попросит?

– Нет, – медленно качнул головой. – Отказать – позор и предательство. Мой род, моя семья никогда не простит меня. Я стану изгоем, бродячим псом, которому некуда приткнуться. И какие бы чувства я не питал к Дану, он мой Прэя. Я не могу не служить ему. Ты и сама должна ощущать это рядом с ним.

Как бы бредово не звучали слова Рема, но я понимала, о чем он говорил. От Дана исходила странная энергетика, которую я с каждым днем все отчетливей ощущала. Его имирт взывал, подчинял. Иногда в сознании проскальзывало необъяснимое побуждение служить, как преданный солдат своему командиру. Пугающе и одновременно одухотворяюще.

– Мы можем сбежать, – Рем обхватил мои руки своими. – Спрятаться ото всех. Только ты и я. У нас здесь вполне счастливая жизнь, мы будем вдали от войны, лишений и смерти. Я видел ее, не хочу снова. Хочу только тебя, – и ревностно вырвал у меня поцелуй. Жадно, словно не мог насытиться, врывался языком в рот. Не позволял дышать, вынуждая раз за разом размыкать губы и отвечать на поцелуи. Сначала я сопротивляясь, а потом всё благосклоннее принимала их.

– Ты же сказал, это невозможно, – безотчетно поддавалась на уговоры. – А как же остальные? – впервые во мне зародилось чувство сопричастности к своему народу. Я подумала о всех тех людях, которых покину; которое, возможно, погибнут, если я трусливо сбегу.

– Им не нужна наша помощь, – прижимался лбом к моему, тяжело дыша, – они сами справятся, – он снова потянулся к моим губам, но в этот раз я оттолкнула.

– Как же твоя семья? Оставишь их на растерзание? – бросила как обвинения.

Рем потемнел: сам понимал насколько подло и низко предлагал отступить. Он сам никогда на такое не пойдет. Глупое предложение лишь минутная слабость.

Хотела подняться из-за столика и уйти, но меня словно пронзило. Как выстрел, сражающий наповал. Ощущение, как пуля, ворвалось в тело и накрепко засело там, нашептывая о скорой смерти.

– Что-то не так, – я зашептала, тайком оглядывая сидящих за соседними столиками. – Уходим, – взяла Рема за руку. – Кажется, поблизости харп, – воровато озираясь по сторонам, стремительно вывела из кафе.

Тревога становилась все сильнее, и скоро я ни о чем другом думать не могла. Страх и ощущение чьего-то неотрывного взгляда гнали прочь. В безопасное место. Домой. К Дану.

Я открыла сумку и разгребала ненужные мелочи в поисках телефона, но замерла от уже знакомого звука тяжелых шагов.

– Он уже здесь, – одними губами произнесла, обернувшись к Рему. Он и сам это почувствовал. Окинул взглядом улицу и, схватив меня за плечо, поволок в переулок. Он хорошо знал район и умело петлял по тайным тропам и проходам. Но как бы мы не старались оторваться, я отчетливо чувствовала присутствие харпа. Он словно тень шел следом.

– От него не убежать, – обрушилось на меня осознание. Харпы не люди, значит неутомимы. Будут гнать жертву до конца. А мы не сможем бежать вечно, скоро силы начнут иссякать.

– Предлагаешь сдаться? – Рем рванул меня, до боли сжимая за плечо. – Давай, Рия, – подгонял, когда я сдавала позиции, загибаясь от боли в боку. – Никто из нас сегодня не сдохнет.

Я больше не видела перед собой беззаботного друга: он перевоплотился в собранного, непоколебимого воина. Предназначение сакри сражаться и защищать. Это как инстинкт, он всегда берет верх. Рем будет биться во что бы то ни стало.