Русские бабы

«А на станции дико и страшно…»

А на станции дико и страшно.И безлюдно. И ночь, может быть.Посылают меня, чебурашку,От епархии города нашейВ Богородск, чтобы Бога родить…Это бред у меня сумасшедшийИли сон и позор на миру.Ведь горю я во пламени вечномИ трясусь я в автобусе спешномНе к селу, а к чужому двору.Что не так? Кто я есть?.. Промокашка?Да, вы мной поступились шутя!Неудашной судьбы замарашка,Волговятской глуши неваляшкаЗабубённого мира дитя.Как ограбили, обворовали —Вот те Бог, а вот это порог!И от Рая до самого Ада,И от дома до пропасти краяЯ качусь прямо в чертополох.Шестикрылы, глядят серафимы —В стёкла неба им больно видать —Едет дура, как есть из мульфильмы,С крышаря людям Бога рожать.Ни бумаг у неё, ни печати.Для зевак просто так, задарма,Словно мира её все печали,Христа ради сума иль тюрьма.«…Ведь народу без Бога-то страшно,ведь без Бога народ – сирота…»Ты езжай, говорят, потеряшка,ты роди в Богородске Христа.Я ж не помню и свойное имя,Позабыла и город, и дом,Как они, те, пославшие, били,Всё отбили во чреве моём…Серафимы, глядите из РаяНа мой стыд и на сон мой дурной —Как кондуктор стоит и вздыхает,И качает шофёр головой.

«Старые окна похожи на лики старух…»

Старые окна похожи на лики старух,Тех, что отжили ушедшими в тьму летами.И в покрывальных коричных шалях разлукПо небосклону, над избами, пролетают.Или плывут в каравеллах на облаках,Руки сложимши, в молчании, на коленях.Скамьи расставлены в тех небесных местах.Нави экскурсия, в ней проплывают тени.Клетчатый плат – ветхой рамы узорный оклад.В белых глазах, от моления, брезжит распятье.За деревянным резным частоколом оградФлоксы цветут – старухам фланели на платья.

«Села, да и устала …»

Села, да и устала —Свет на себе несла.Веточки красноталаС искорками тепла.Холмы, долы да реки,Чёрных дорог брикет…Руки легли, как плети —Тяжек ты, белый свет.Ровно чего мне мало?Птицам в небе легко.Что ж ты несла, да встала?До смерти-то далеко.

Дом накренённый

Дом подгнивает с полуночной стороны,И на вагонке буквицы писем видны.Мхи наползают замедленно на кирпич,Дождиком ночь в височную мышцу стучит.Пыткой становится явственною, земной.Крен нарастает. Снится всё вниз головой.Дом подгнивает. Так в почву врастает он.Тельным венцом занемогшим, подпревшим венцом.Ей растолковано, бабушке-то, давно —Дом оседает. «Беда, сопрело звено», —В валенках шатких сгорбится у окна.Вспомнит, и страшно – жизнь её с неба видна.Дом-то накренится с бабушкиным лицом…Мне не заметно, мало мной прожито.К прялке садится и щупает веретено.Глазом незрячим прищурится, где бельмо.Белое-белое. Ночью вскочит: «Домой!»«Дома ты, бабушка». – «Дяденька часовой,Смилуйся, бабушку к маменьке отпусти!»И, не узнавшая внучку, дальше летит.Но спотыкается, падая в темноте.Дом-то за бабушкой… да увлекает всех —Видно лишь краешек – в морок впадает дом.Бабушка встанет и выйдет на свете, на том.

«Когда бы понимать, что жизнь-то – небыль…»

Когда бы понимать, что жизнь-то – небыль,Да бытие, как книгу, созерцать.То огород мой, в сущности, на небе —Вселенной отдалённая полать.Под перерубом, над белёной печкой,Где в воскресенье, в вольной, хлеб пекут.За решетом заборов наша речка.У горбыля ряды моих капуст.Вокруг стоят небесные избушки.Большое древо – тополь в облаках.А пёс ушастый, мокрый лезет в душу.И бабочки садятся на рукав.Вот соловей, в овражике, затенькал,Проплыл архангел над домами, бел.И добрый Бог зажёг в заречье свечи,Чтоб старый тополь весь позолотел.И хорошо так – пахнет свежим хлебом,Подпочвенным, поджаристым, ржаным,Хоть край земли как раз за этим древом.А дальше – космос, прочие миры.

Мелькающие эпизоды

Годы, эпоху прожив,будто ключик в защёлке замочной,В явь расширяю, к закату бредущая, синие очи.Вижу одно каждый день – колею заводского района.Те же рябины, полынь и крапиву у нашего дома.Бывший асфальт, без названия твёрдого,улочку в тропах.И ощущаю – как короток путь, что годами протоптан…Облако местное. Выйду хоть раз, на прогулку.Лермонтов гипсовый.Гордо пройдусь, как звезда, переулком.Детства взалкать попытаться,хоть чем-то заполнить пробелыПамяти, ставшей безмерно, от времени оного, белой.С чувством потери,как будто микроб я тщедушный в пробирке,Внове постигну пространство,где в прошлом мы, в детстве, бродилиДружной толпой разновозрастнойили, как пить дать, не дружной,Солнце закатное видеть, сходящее в грозные груды,Или полоски черкавшее прямо на ватмане неба,Взрыв шаровой над Окой,что без рук и без кисточки сделан.Где-то оставленный, к лучшему времени,пламенно-летнийИ позабытый, на гвоздике, в прошлом,ушедшем столетье.Что я хотела? Мы, чада, мечтали, живя предстоящим,И никогда, это видно теперь, не в своём настоящем…Где жив старик, одноногий,что бабушкам валенки чинит.В этом окне —он меня вдруг цыплёнком двуногим увидит?В тусклых очках на седой,запотевшей советской резинке.Как мимо окон гурьбоймы сквозь вечер его проходили.Дети сопливые – весь заводскойинкубатор кричащий,Вишни ворующий через забор, за малиновой чащей,Там, где канавы нарыли рябые и рыжие куры.Дяденьку видя, бегу наутёк я, косматая дура —К резвым мальчишкам, к шпане поселковой,хоть плачь, привязалась.Белой вороной лечу, и шнурок, западло, развязался.Он же кричит, с костылём как с крылом,как журавль одноногий.…Медленно-медленно, вспомнив,теперь прохожу по дорогеДальше, к закату,трескучей, в глухой тишине, киноплёнкой.В кадре «Потёмкин».И флаг прямо в небе мерцает… зелёный —Тополь он местный – встаёт на пути —дальнобойщик-дальтоник.Детство прошло.И сюжет в старых вишнях, за флагом, потонет.

Дон Кихот

Без страха и упрёкапо рытвинам дорогот крова и до Богашагает Дон Кихот.Его смешные латыот поступи звенят.Вокруг него все святы.Лишь он один не свят.Его взвели на царство,и верит он, чудак.Приемлет, как богатство,он шутовской колпак.Ни замка, ни чертога,но счастлив Дон Кихот.Как скоморох у Бога,он честно крест несёт.Идёт-гудёт потеха,позор на целый свет —смешно, а против смехаи заповеди нет.Скажи – и ляжет грудьюза друга своего.Отсвечивает грустьюулыбка у него.Смеётся вся округанад смелостью шагов,он видит в монстре друга,а в мельницах врагов…И только на закате,когда погибнет он,печаль на всех накатитсо всех семи сторон.И выскажут в финале —погиб, мол, он не зря!…Так люди распинали,с потехами, Царя.Цветами и венкамипокроют хладный прах.И с важностью восславят,как светоча, в веках.Пока же – злая руганьлетит ему вослед,и заметает вьюгаего неровный след.

Максиму Горькому

(стоя на камне, отошедшемот обрамления постамента памятника)Вот, Горький, бронзовый Максим,тебе моя рука.Сегодня рядом мы стоим,как суть – два босяка.Ты жил на этих берегах,как я сейчас живу.И в людях, ближних и врагах,смысл жизни познаю.Наивна я. Но не проста.И ты бывал не прост,когда такая высота.А я – метр с кепкой рост.Но всё, что будет с нами здесь,в писаньях старины,с недосягаемых небеси из подземной тьмы,там, мира этого извне —померят нам судьбу.И встанем вместе, наравне,на Окском берегу.

Горький на площади Горького

Человек на скалу взошёл.Ветром бьёт то в лицо, то в спину.Это Горький стоит в пальтоСвоего погибшего сына.Руки за спину заложив —На расстрел или при аресте.Места крестного старожил,Неба этого буревестник.Чёрным лёгким ещё хрипя.Человек гигантского роста.Руки сжал так, что пальцы хрустят.Дайте, дайте ему папироску!Он закурит, как паровоз,отряхнёт пепел дней облыжных.И пойдёт на Волжский откос,через вечно спешащий Нижний.

«Вихри в небе несусветные…»

Вихри в небе несусветные.Или вправду – Божий Суд?Только жёны раболепныеМир в ладонях нам несут.Это жёны-мироносицыПод Архангела крылом.Кто несёт, с того и спросится —Как был этот Мир несён?К Солнцу Правды, к Свету, к РодинеПо огням идут свечей.Сколько дол и болей пройдено,Что идти всё горячей.Ведь идут землёю русскою,С песней, полною чудес.А тропа такая узкая.И поют – Христос воскрес!

Три девы

Лилейной прядью свежий иней лёгНа лица прях, живою светотенью.Ждут человека счастье и лишенья,Полёт, паденье острозубых звёзд.Здесь каждый миг пряденья драгоценен,Гул колеса, осей его вращенье.Древнейшей прялки непреклонен рок.От белой девы – зарожденья сон,расцветы царств и праздничные лица.От рыжей девы – золотые птицы,Львы, кони и кентавры всех времён.Погибших книг нетленные страницы.От синей девы – космос в мир струитсяИ купол над фортуной вознесён.Всё сетью нитяной окаймленоНад бездной, между круч и крайних точек.Галактики невидимый челнокВонзается в открытое окно.Там путь в пространстве виден между строк,Где каждый миг судьбы предельно точен.Не падая, летит веретено.Три Девы Вечность звёздную прядут.Непостижимо женское терпенье:В сердцах их тол, кресало, порох, кремний.Вселенная вокруг как мягкий трут.А в пальцах рук: клубки, переплетенья —То нежность трав, то беспощадность терний.Точны движенья непреклонных рук.Неумолим их равнодушный взгляд.Им виден мир картиной отовсюду.Великой пряхи волос в нити впутан —Звенит струна, рождая Рай и Ад,Как наказанье и живое чудо.И будет встреча и, за то, разлука.Вот счастье, а вот долгий взгляд назад.Под девами земное небо – мир:На млечном блюдце жизнь, как на ладони.Все ветви рода, цвет в древесной кроне.Ушко иглы – живой ориентир.Нить Ариадны в тьме кромешной тонет.И в схватке с смертью плоть живая стонет,В перекрещении клинков и крыл.Себя находит и теряет человек —Дорога к храму, бег в слепые ямы.За древним садом видно поле брани,И вставший, в море крови, монумент.И сверженные – павших наземь камни.И демиургов пурпурные ткани.Свет озарений и предсмертный свет.Три девы нить косматую прядут.То шёлк, то шерсть, то сущая крапива.Открытая ветрам картина мира.Между войной и миром узкий путь.То цепь страданий, дерзновений диво,То ткань со множеством просветов, дырок —Стяжанье кружев и узоры пут.

Рябиновые бусы

Любовь – тайна. Непостижимая, неразгаданная – притягательная. Люди досужие доберутся – похватают за нежное кружево – надорвут, обескуражат, обеснуют – с бесом её живучесть свяжут, спутают – небесную радость разрушат… Увлекут, привяжут за власы к конскому хвосту и поволокут по колее – чужие, злые люди. Убьют и злорадствуют… А она – Тайна. На обломках мира Храм возведёт. На песке, на стремнине, на облаке небесном. Неубиваемая Любовь. Узлы канатов разрубит, погубит себя и сама же возродит. И на муки пошлёт. И силу даст – перенести всё – Любовь.

«Мы из разных миров. Я забыла – какая дверь…»

Мы из разных миров. Я забыла – какая дверь.И летим, как пилоты нелепых своих потерь.И жужжит наш мотор голой яви, пропеллер, жесть.Хорошо, что на свете ты в этой Вселенной есть!У которой одна, как стрела золотая, ось.Ты забудешь меня?!. Ну, давай, позабудь! Авось…Вот – мы брошены в хаос. И пропасти впереди.Ты сказал – уходи!.. И я вторила – уходи!..Это космос. Воронка галактик – в неё ввернусь.Это светлое место, над осью – святая Русь.Это мир изначальный – вращение изнутри.Ты сотри свою память. Меня сотри и смотри:Мы из разных миров. Но разлуки я не боюсь.Место встречи одно – у реки, у Оки, где Русь.

Олива

Когда в устах не пища, а молитва,Как плод духовный нежно пламенеет,То в животе моём растёт оливаИ, кроной в сердце упираясь, зреет.Как новый ангел в оперенье белом,Сходящий от Небес на морок грешный.Она прекрасна – ручки, ножки – тело,В ней ДНК, спелёнатые в чресла.А я иду ухабами, дорогой,Мне щёки обдаёт пожар моторов.Несу себя, цепей остов расторгнув,Перед угаром дышащих драконов.Во мне Она – меча войны сильнее,В ней капилляры, звенья и колечки.Распахнутая косточка, идеяНа дланях Бога, там, где горячее.Живёт, растёт невидимым магнитом,Ладонями прикрыв начало мира —Из пены океана АфродитаНа раковине, волнами раскрытой.Затем в устах моих цветёт над миром,Не затихая, музыка молитвы,Что в животе округлом и счастливом,Пред лилией архангела – олива.За то оно так жаждет нас и любит —Златое пламя звёзд и преисподней,Что мы вынашиваем чудо под исподнимИ белым млеком наполняем груди.В переплетенье веток, капилляровСвиваем Слово в звенья и колечки,Не убоявшись войн и смерти ярой,Не устрашаясь мук от рода вечных.

«Живёт среди лесов…»

Живёт среди лесов,живёт среди полейи полевых цветовсам Царь души моей.Не узнанный никем,ведь царство так мало.Но для души моейот глаз его светло.И, как подарок мне,невидимый в миру,он скачет на конепо царству своему.А под его ногойто травы, то снега.Он – Царь души моей,а я – его слуга.Сильна земная дрожь,но Ариадны нитьнадеждой меж миров,хоть вместе нам не быть…Но – Солнце над горойнам на усладу дней.Он добрый мой герой.Он Царь души моей.

У окна

Свет вечерний и лучистый,невесомый – на двоих.Сколько в жизни приключитсябед, чудес, неразберих.Но, обнявшись, и недвижнов раме, точно в витраже,над районом непрестижным,на четвёртом этаже,в тёмной комнатке без стульев,где и лампа не горит,мы на уровне безумья,мы как бы уже париммимо памяти прошедшей,бывшей среди зол и пут.Что нам стоит, сумасшедшим,сгинуть в темень, в пустоту,в будущее, в неизвестность…И на уровне земном,глядя так же бессловеснов запотевшее окно,запредельно излучаться,и, слова давно излив,точно маятник, качатьсяот любви и до любви.

В мандариновой роще

Ты помнишь, когда мы былиВ твоём Эдемском краю.То – рыжие мандарины,Я сказала, люблю.Дерево плод уронило.Ты поднял, в ладони сжал:– И я люблю… мандарины, —По-русски ты мне сказал.Хоть были мы разной крови.Я крашеная, ты – бел.– Я знаю много историй, —Добавил ты между дел, —Тебе я их рассказал бы,Лупя для нас мандарин.Да как бы в мире не сталоЕщё одних именин.Кольнуло под сердце жалкомСобравшей пыльцу пчелы,Что жаром и впрямь обжалоВ роще, от слов, стволы.– …Лет мне немало, постолькуНе выдержу вдруг щедрот.А разделю-ка на долькиЯ оранжевый плод.Я ж не железный, но стойкий.И в переделках бывал, —Так говорил ты, и долькиМне по одной подавал, —Меня ты, может, забудешь.А, может, напишешь стих.И станешь рыжею, точно,От мандаринов моих.Истории этой корни,Среди заснеженных зим,Пусть обо мне напомнитОранжевый мандарин.

«По картине Босха…»

По картине Босха«Блаженные и проклятые»Разъяли нас на белый свет и тьму.Одних поднять, других – навечно кинуть.Всё видел Босх. Тебя я обнимуИ навсегда, как велено, отрину.Воспоминаний мир покроет мгла,И в этом есть красивая отрада —С тобой всегда… и вечность поплылаВ окне свинцовом облаком над садом.Мне жить не привыкать, мне хватил сил,Забудусь в суете, в мельканье буден,И не схвачу тебя за перья крыл.И ты, как Босх, меня ещё забудешь.С клеймом страстей на Небо не берут.Там все белы. И ты – белее мела.А я, простившись, въявь туда нырну,Где Босх во тьме огню погибших предал.Наш мир жесток. Что им союз двоих?Блаженные и проклятые дети.Всё распадётся – май и полиптихС центральной частью, где мы были вместе.Чужих держав герои, разных книг —Меня ещё и не было на свете,Как бравый Швейк вонзил железно штык,Сказав, что мы с тобой за всё ответим.Так, что уста прикрыл, в молчанье, Босх —Он в лодке плыл каналом под домами,Где мы с тобой, обнявшись, в серый сон,В такой же тихой лодке, проплывали.Что было плохо – всё с собой возьму.Ведь наша жизнь – обычное мгновенье.Люблю тебя и ухожу во тьму,Из Вечности в кромешность, во Спасенье.

«Из ветвей достаёт жираф…»

Из ветвей достаёт жирафжёлтый плод, будто сам он – змей.Ева думает – это ей…И ныряет в одёжный шкаф.На крыльцо заползает плющ,словно здесь и его жильё.Ева думает про своё.В мире много щемящих душ.Бог забыл этот дом и сад,словно мир накрыла волна.Эта Ева живёт сама.А за стенкой кромешный ад.Сам, как хочет, живёт Адам.Ева мнится ему во сне.Да, он, в мыслях, в другой стране.Жизнь менять им не по годам.В злой машинке запуталась нить,только наволочка больна —в ней прореха ночей без сна.И прореху надо зашить.А в окне крутит мир кино.А в окне листва зелена.И пасут на небе слона,хоть слоны не летали давно…После смерти не дышат,не читают стихи.Этот шорох по крыше,он от листьев сухих,Кем-то брошенных, сотен…Распечатанный пыл.Звуки стёртых мелодий,что, мол, верил и жил.Я искала кого-то,но пропал человек.Чёрно-белое фотомне прислал прошлый век,как обрывки романав позабытом саду.Зря ты слал телеграммы.Нет ведь почты в аду.Те напрасные вести,что летели с земли,только пепел, да ветер.Все на розжиг ушли.

Троянский конь

Не пожалею сотни раз,что не узрела лжи,как с холодком и напоказблеснули вдруг ножи.Был очень нежен ближний бой.Я не в войне с тобой.Ты мой ручной Троянский конь,моя тройная боль.Пусть воины внутри тебя,как церберы ночей.Но – пропускаю я коня.Я так люблю коней!Вот – стрелы чёрные звенятвдоль выжженной земли.Прекрасна грива у конямоей слепой любви.Ступает он по мостовой,от спелой крови сыт.О, как велик Троянский коньот холки до копыт!Искусство плотника? РукаТворца, любви оплот.Он авангарден – на века,Как гордо он идёт!И пал к ногам, при свете дня,мой город над рекой.Я в восхищенье от коня!Он мой – Троянский конь!Вам, жалким, страшно подойти.Вам мнится – я в огне,как ведьма в полыме любвина вздыбленном коне.Но всё сложнее – это Жизнь!Лишь в том моя вина,что я посмела укротитьТроянского коня!

«В скромное моё жилище…»

В скромное моё жилищеты войдёшь, как гость.Посмотри на пепелище,на любовей гроздь.Чьих тут рук благое дело?..Смотрит из углаСпас прабабкин поседевший,Божья голова…Потолок-то вон белее,а во мне черно.Ты закинь-ка невод, смелый,в волглое нутро —там она, златая рыба,омуль да карась,кит библейский, будто глыба.А в ките том князь —царь североморских лежбищ.Он живёт во мне.Хочешь внутреннее небо?..Хочешь ад в огне?..А чего святому надоот такой меня?..Позаброшенного садавоздух вдруг обнял.Злой сосуд, обломки мира,облетевший цвет.Всё, чего уж раздарила,то, чего и нет.Обнял день, ужасно долгий,душу в темноте,нерождённого ребёнкаи плоды утех.Слухов множество, историй…Облик не святойтой, что плавала во гробесредь толпы людской.Ту, которой не поверил…И пришло – ведь тытот ковыль, как семя, сеялтайно, вдоль тропы.Поняла, как обманули,бросив на ежи.Пистолет что ль, с умной пулей,дуре предложи,чтоб навстречу не летелапамяти своей.А потом, за это дело,и себя убей.

Оберёг

На распутье у трёх дорогмы стоим. Только сердце ёкнет,охрани меня, оберёг,наше чувство и крови клёкот.Охрани и обереги,под крылами укрой любовно.Это чувство в моей крови,словно заповедь, первородно.Я не верю, что всё не так.Ты со мною не будешь вечно.Но до одури странный знак —на дороге в пыли колечко!Через что там впотьмах пройду.И где буду – в Раю, в гробу ли…Это чувство я сберегу.Это чувство со мною будетвсех светлее и всех верней,ближе сердца и мягче хлеба.На распутье у трёх ветвей…А четвёртая только в небо.

«Я заблудилась. Заснеженный сумрак, заборы…»

Я заблудилась. Заснеженный сумрак, заборы…Что-то случилось. Ты мне не оставил следов.Вот и летят, как вороны, людей разговорычерез квадраты домов, гаражей и садов.Падают их испещренные воздухом перья.Кто-то в подъезде судьбой горемычной распят.Сквозь общежития ветви продеты деревьев.И через окна, где люди то ходят, то спят,не замечая миров, пропуская моменты,зло, в коридорах, ногой папиросы гася.Так и живут, на родных ставя эксперименты.Так и вопят – развесёлая песенка вся!Это они… Это я… Это Мартин и кошки…Это душа поднимает над погребом гнёт…Ходко пройдусь по кривой, где пинки да подножки.Ты не приедешь. И память ко мне не придёт.Я на краю, слышишь ты? Мне б увидеть сначала…Пальцами трогаю прошлого слабую нить.Это однажды всю Землю легко раскачал ты.Мне эту Землю одной и не остановить.

«Для любви нет смерти, успокойся…»

Для любви нет смерти, успокойся.Он вернётся радостный в июле.И счастливо завершится повесть.Ведь разлука – время, а не пуля.Хоть дракон силён и очень страшен,но в душе любимого виденье.И падут, как злые чары, башни,и дракона злое привиденье.Это просто в небе неполадки.Нестыковка в космосе далёком.И на драпировке жизни складкиполучились малость кособоко.Он вернётся в праздничном июле.И настанет умиротворенье.Ведь Господь, Он помнит нас и любит.Просто отлучился на мгновенье.

«Мы встретимся с тобой в конце времён…»

Мы встретимся с тобой в конце времён,когда утихнет третья мировая.Обломки мира. Дым. Ворота Рая.И на обломках больше нет имён.А мы стоим над миром и молчим.Мы свиделись. И слов пустых не надо.Нам и пейзаж вокруг неразличим,и что кричит толпа у чрева Ада.

«Я – волчица в своём лесу…»

Я – волчица в своём лесу,и добычу в зубах несу.Между небом и меж землёймы с тобой, хоть умри, живём.Притаюсь: у моей щекиможжевельник, грибы и мхи.Не приемли и ты покой,волк, охотник мой колдовской.Я свободу как дар храню.Глуп желавший шкуру мою.Как от ветра травы звенят.Я учую недобрый взгляд.То не сад, а дремучий лес.Всё на свете имеет вес.И с враждой не ходи сюда —помнят тропы всё, до следа.Хоть свет клином сойдись на мне —воткнут нож на заветном пне.Я шагнуть в тот мир не боюсь —русой девицей обернусь.А как ночь – назад кувырок —мне собратом матёрый волк.И в лесах, у хрустальных рек,сердцу сродника ближе нет.Как жемчужина, как роса,поцелуй его на устах.За него, кого я люблю,горькой ягодой отравлю.Околдую, собью враз с ног —посмотри на мой оберёг!Что мне храмин уют и дым?Волки сыты мясом сырым.Есть такой у нас интерес —хоть корми, а мы смотрим в лес.Что нам мир ваш – присмотр да сглаз.Даже змеи в лесу за нас.И летит, как покров, со мнойтайна ночи и дух лесной.Звёзды с неба в окно глядят.Я волчица – хочу тебя!Через лес, сквозь чёртову мглу,через реки к тебе бегу.Бьётся сердце живым комком.Соль и сладость под языком.Зверь, а нежности не сдержу,языком тебя оближу.Жить да быть расхристанной мнев шалаше, во сырой норе.

«Красивые, как созвездия…»

Красивые, как созвездия,и с пятнышками отметинсквозь облачные столетияпо небу летят олени.Летят мирами астральными,что над уснувшими нами,загадочные созданияс космическими глазами.Им грани тесны телесные,и грезятся сонным утромнам взоры инопланетные,лазурные, с перламутром.В студёные воды ранниена охристые деревьястекает со звёзд дыханиекармическое оленье.И, видится, тоже стали мы,минуя цепочку терний,как эти виденья странные —космические олени.

Рябиновые бусы

(поэма-баллада)

1Словно душу, как шла, просквозило,Мимо дерева жизнью своей —В белой пене густая рябина.Ливень тёмно-зелёных ветвей.Наломать, как ломают сирени?Ведь она буйным цветом цветёт.Не иначе, по верным приметам,Урожайный предвидится год.Только дерево, эта щербина,Очень странная. Будит ли что?Что я в памяти не сохранила,Да неявное мимо прошло?Мы на нить ягод алые бусыВ детстве, в свете земных осенин,Собирали. И горестный вкус их,За года повзрослевши, храним.2Это было с утра, в бабье лето.Маму будто пронизала дрожь.Резко вышла она на рассветеПод осенний рябиновый дождь.Но вернулась и нервно, и быстро.Кто стучался, да ранний такой?– Подавала, – сказала, – вон ниткуПодлиннее, с железной иглой.Бесконечную, верно, и злуюЧеловеку у врат одному.– Дай, штаны чёрной ниткой зашью я, —Он сказал в столб воротный, во тьму.Я не слышала слов, но воротаРезко хлопнули, как навсегда,Что прочла я ту речь слово в слово,Повзрослевшая, через года.3…Не забыла – был очень красивыйПарень странный. Да кем же он был?Как он бусы из алой рябиныВ сентябре, на любовь, мне дарил.Чей такой? Мне сказал, что, мол, нравлюсь,Как невеста без места ему.Мол, такую пригожую кралюНе отдаст ни за что никому.«На Земле, – так сказал он мне, – путник».Мол, гуляю, да мимо, сказал, —«Ты запомни цыганские кудриИ мои голубые глаза.Слышишь – там, на конях, скачут принцы.Это сложный и долгий процесс.У меня же сложившийся принцип —Усложнять жизнь подобных принцесс».И на шею накинул мне бусы,Как петлю, с огневым холодком.Я стояла с косой тёмно-русой.Он – чужой и красивый такой.«На любовь, – он сказал, – эти бусы.Видишь руки, сам делал, в крови.Для тебя – молодой, тёмно-русой,Эти бусы на нитке мои».Принесла их домой горстью алой,Как наивной надежды привет.Посмотрела на нить эту мама:– А не рано – в четырнадцать лет?..Эта фраза, как будто скорбинка,Дробью ягодной стукнула в дно.Пеной, словно, покрыла рябинуНа одном перекрёстке земном.Обагрила сентябрьский вечер.Мама вдруг:– Дай-ка бусы сюда!..Я их спрячу. Запомни – он ветер.Не забудь! И забудь навсегда.Что такого случилось? Не знаю.Я – подросток. А в окнах – закат.Жизнь хорошая и золотая.Будто наш, в добрых яблонях, сад.– Лучше жить без любви нам на свете, —Мама в угол избной говорит.Ведь нанизаны ягоды этиНа суровую чёрную нить.– …Вон, стоит у ворот этот камень!В землю врос уж, как пут чёрный ком…Бус холодный рябиновый пламеньОкружил и облапил наш дом.Столбовым перепутьем и бденьем,Будто Ад в нём кромешный и злой.Так он встал между двух поколенийИ рябинки пронзает иглойПеред окнами утром в тумане.Сам похожий на чёрный туман.Души это он колет и ранит.И сажает на нитку – в капкан.Да по свету гоняет, как ветер,Наломав веток алых рябин.В бабьем лете, в осиновом свете.Мамы нет. И гуляет один.Где за церковью встали осины,Тесно сгрудившись в месте одном,На надгробии старой могилы,Перед сгнившим давно уж крестом.Пережил целый век этот ветер,Все кусты и кресты перевив.И в карманы упрятаны ветки,Как ладони в рябине, в крови.Он-то знает, чья это могила.Не забыл, за гульбой, чёртов внук.И кого мама, ты полюбилаДо креста, до немыслимых мук.Ты над кручей в другом дальнем крае.Над могилой твой маленький крест.И в овале стоит крали Вали,Молодой и красивой, портрет.Я одна – никому не досталась.Как хотел.Но, сорвавшись с петли,Родила в горьких ягодах алыхПлод дрожащий от плотской любви.Не его! И за то покорёжил,Уж ломал ветер тело моё…Будь ты проклят и Богом отвержен!И пусть вечно рябина живёт.4Вижу бабушку в небе багримом.Мы идём в край далёкий Алтай.Я тянусь – обломить ветвь рябины.А она поперёк:– Не ломай!И рукою отводит от века,От кипения белых цветков.– Это девы рука, а не ветка.Обращённая в древо любовь —Вишь кипит, инда вся обмирает,Болью мается с этой любви.Так она, во грехе, страсть больная,Нас сгибает до самой земли.