Одинокий голос

Одинокий голос

Елена Крюкова

Дизайнер обложки Владимир Фуфачев

© Елена Крюкова, 2021

© Владимир Фуфачев, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0051-9575-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОДИНОКИЙ ГОЛОС

Книга поэм

ПОЭМА МАРГАРИТЫ

Посвящается Маргарите Алексеевне Федоровой,

русской пианистке

Увертюра

Темная сцена как логово льва.Досок поющих касаясь едва,Я выхожу. Над прибоем толпы —Бархатный памятник тяжкой судьбыСердце, звенящее третьим звонком…Страх опадает осенним листком.Жадные клавиши выпьют до днаПальцев холодных злой лимонад.Что я скажу тебе, праздничный зал?Грубо сколочен чудес пьедестал.После концерта, шатаясь в дыму,Руки свои как перчатки сниму.Долго еще это мне суждено:Проруби зала зеркальное дно,Зарево щек в полумраке душиИ на висках молодые духи.Руки согрею и пояс стяну.Я у своей родословной в плену.Аплодисменты летят, как снега.Кошкой дрожит на педали нога.Мысль ударяет, сжигая дотла:Вечно на этой я сцене жила.Шлейфом цепляла за выступ стеныИ за собою не знала вины.Жизнь эта – вся на театре времен:Светят березы античных колонн,Выгнут подковой кулисный порог,Черный рояль – крылатый пророк.Я выхожу. Я не знаю, когдаМне прозвенят троекратно года.В зале глаза будто тысячи свеч.Сцены изгиб – в повторении плеч.Царское слово дано произнестьМне, и не знающей, как говорить.Гулкой страною откликнется весть.Может, попросят еще повторить!

Детство

…И снится детский сон…Девочку с лицомНежнейшего старинного портретаКормили манной кашейИ носом как щенкаВ рояль сажалиДве медные педалиКазалисьЗолотыми медалямиСолдат вернувшихся с войныилиКругляшками шоколадаВ обертке елочной(Так маленькая елка до войныПод рояль ежихой заползалаИ слушала златые россыпиШопена —БрызгиИз-под увядших пальцев материнских)Сирены выли волкомДирижаблиВисели над МосквоюКак будто сто резиновых моржейПодвесили на ниточкахнад зоопарком…Белые клавиши рояляХрустели, будто сахар,Их слабенькие пальчики кололиТак терпеливо,Что не собрать и по свету тех ваз,Розеток тех и сахарниц хрустальных,Которые вместили бы в себяРаботу смуглых стрекозиных ручек…Отец придет (ей думалось) с войныИ спросит вдруг: «А музыке учили?»И елочные горькие румянаДо самой смерти не сойдут со щек,До самой сцены,где свое сиротствоПедалью хриплой выплачет она…О, как обезоружила войнаВсех полковых незрячих музыкантов!А к дочери настройщик приходил,Вскрывал златое брюхо инструментаИ ввинчивал сердечную струну,И приживлял трофейные сосудыВзамен врожденных, вырванных, своих,И пот, как у хирурга полевого,Тек по его стыдящимся щекам!А девочка стояла и смотрела,Когда же он, тот безымянный мастер,Заклеит королевскую ладьюИ можно будет в плаванье пуститься.А снег за перекрещенным окномВалился довоенной манной кашейИз маминых запасовТы вырослаИ туфелька твояНа ногу больше не налезетЗабудь ееНа счастьеПод старым и морщинистым роялемВ гостях у очарованных людейКоторые тебя малышкой зналиЗабудь!Под Новый годПоложат в туфлюЗолотую шоколадку

Консерватория

Дверь хлопает, как на ветру,Дрожит насквозь стеклянной кожей.Свистящей шиною сотрутНа мостовой – твой след прохожий.Распахнута подъездом жизнь.Залепит снегом свет зеленый.Дорогу ты перебежишьПо правилам плохого тона.И зданье, желтое, как воскДля освещенья партитуры,Вечерний свой наводит лоскИ ждет твоей клавиатуры.Переодеться – пустяки.Сложнее – перевоплотиться.А в гардеробной старикиСпят стоя, как большие птицы.Златою рыбкой номерокОт жизни прежней – вдаль засунут.Ты опоздала на урок —Тебя ученики засудят.Парадной лестницей прошла,Где семь сапог ты износила,И зеркало из-за углаТебя гигантски отразило.Твое величие стоитПеред тобою – в старом платье.Из-за спины твоей софитСверкает белою печатью.По-детски узенькая кисть,Но руки венами набухли,Как будто прачкою – всю жизнь,Как будто целый век – на кухне.Ученикам твоим заплывСамостоятельный не вреден.И грезишь ты, глаза закрыв,Пока каморка лифта едет.И в классе гулком, будто храм,Когда нажмешь на все педали,Ты раздаешь ученикамКусками – горькие печали.***Всегда горчит познанья мед.Через войну, через разрухуБил твой рояль, как пулемет,По тьмой залепленному слуху.А кто-то жадно жил тобой!А кто-то крал твои афиши!Звенела музыка трубой,Гнездилась ласточкой под крышей.А дом? Да не было его.Кариатидами стояли…А затевали торжество —Звенели чашки на рояле.Твоя семья плыла теперьКонсерваторским коридором.И тихо пела в классе дверь,И половицы пели хором.И ты входила, вся в огне,С огнями звезд и снега слита,И все студенты, как во сне,Шептали имя: Маргарита.И так рождала ты теплоЛюбви – за стареньким «Бехштейном»,Что снег хотел пробить стеклоИ стать твоим платочком шейным.***Консерватория, мой друг,Ты – лабиринты Минотавра.Здесь светел контрабаса кругИ плачут нищие литавры.Здесь влито сердце целикомВ сосуд, где музыка полощет.А окна смотрят прямикомНа белую от снега площадь.Но все равно – она красна.Здесь красный звон звенел когда-тоИ кров лилась красней винаПод гул багряного набата.И красный бархат пышных ложБледнел пред пылкими щекамиРабочих в переплетах кож,Солдат с пустыми рукавами.Большой консерваторский залУроки музыки давал им.И верила Москва слезам,Когда сюда валили валом!А на четвертом этажеГудел орган пчелиным ульем,И снега детское дражеЛетело в форточку на стулья.Отсюда видно лучше всехВ окно, раскрытое со стоном,Звезду, что ляжет в белый мехПарадным маршальским погоном.Ее рубиновая больПрошла под сердцем, будто пуля.А снег на рану сыплет соль,Слетает, колотя вслепую.И всеми музыками дняНе заглушить ночного боя,Когда звезда летит в меняПятиконечною рукою,И, подчиняясь до концаЛучистой славе дирижера,Я голос сердца и лицаВплетаю в мощь родного хора!***Я – ученица Красоты.Она метелью в класс вбегала.Ее княгинины чертыМужская гордость зажигала.Она, как высохший букет,Сердясь, швыряла ноты на пол.Ее дыханием согрет,Рояльный клавиш воском капал.Мы все твердили по сто раз,На мельницу таскали воду,Она садилась – и для насИграла вместо нот – природу.И странно было видеть в ней,Как резкий диссонанс для слуха,Разлет бетховенских бровейИ жемчуг в нежной мочке уха.И, собираясь на гастрольСо странническим чемоданом,Она бросала, как король,Перчатку городам и странам.И жадно мы глядели мирСквозь пальцы рук ее невечных,Стирали клавиши до дырИ ей молились бесконечно.Она давала нам урок —Своей волной встающей смене —Как жить, переступив порог,И жить и умирать на сцене.

Песнь о Генрихе и Маргарите

Прелюдия

Котел ночной Москвы кипитТревожно, ветрено и сладко.Ладонью розовой горитОкно над детскою кроваткой.Свернулась Музыка в комокИ спит в душе сонатой венской.И ночь играет свой урокРукой расслабленной и женской.Я тоже девочкой былаВ смешной подвернутой шубейке.Дрожа, рояльная смолаМою ладонь лепила клейко.Любовь разыгрывала я,Еще в лицо ее не зная,И от бесстыжего враньяСкрипела музыка дверная.Я улыбалась ртом чужимИ чьим-то чувствовала сердцем.Казалось: легонький нажим —И в правду распахнется дверца.Но долго пела я ещеИ вышивала жизнь на пяльцах,Пока не стало горячоОт клавиш – и душе, и пальцам.И тут, раскидывая прочьЧерновики, клубки и нитки, —Любовь!Я с нею – прямо в ночь,Собрав надежды и пожитки.

Еще одна прелюдия

Что сцена? Досок череда.Как на войне, светло и люто.Поешь. Оконная слюдаТемнеет с каждою минутой.Звонок. Окончены бои.Но кто мне перевяжет раны?Минутные друзья моиУйдут в домашние туманы.А я, мечтавшая всегдаО золотоволосой дочке,Опять сочту свои годаПо новым линиям и точкам.

Фуга. Тверской бульвар

Снег свистел и шел стеной,Белой Ниагарой.Памятник во тьме ночнойПлыл седой и старый.Вечный памятник МосквыПосреди бульвара:С непокрытой головыВьются кудри пара.А под памятником – ройМолодых свиданий.Сыплет белой мошкаройЛетопись рыданий.Сыплет колким конфеттиСчастье на просторе,Чтоб отсюда не уйтиВ черной маске горя.В это море ярких глаз,В карнавал машинныйВдруг врывается на часЖенщина в морщинах.Вот троллейбус перед нейЗажужжал пчелоюИ пошел столбы огнейРассыпать золою.Расступилась перед нейНежных жизней стайка,И прилип к груди, как клей,Снег алмазной майкой.Вот она сюда идет,Это Маргарита.Под ногой играет лед,Дверь метро открыта.Может, эта дверь метро —Черная шкатулка,Что хранит в себе доброРадостно и гулко.Из безумной чернотыВ белизну густуюВыйдет пламя – выйдешь ты,Плача и ликуя.Ты, старик, как боровик,В клинописях века.Мир к усам твоим приникСединою снега.Прядь висит. Ее отбросьДирижерским жестом.Сердце с петель сорвалось,Поменяло место.Вот она идет к тебеЛучшей ученицей.Руки в шерстяном тепле,Словно за границей.Ты с нее скорей стяниТолстое вязанье —Руки Родине верни —Страсти и дыханью.Вы немолоды уже.Вас стреляют зоркоНа высотном этажеМолодой галерки.Но идете вы в ночи —Вечные ищейки —Чтоб гореть, две свечи,На Тверской скамейке.***Седовласый старичокИ седая дама,Богов сдвоенный снежок,Пущенный упрямо.Вы летите в ночь одниПосреди народа.Шарф Ее фате сродниИ веленью моды.Шарф Его, как два крыла,Бьется за плечами.Лед рекламного стеклаПраздник излучает.Так идут они Москвой,Воедино слиты.Мастер Генрих звать его,Фею – Маргарита.И неважно, кто они:То ли музыканты,То ль художникам сродни,То ли просто франты.Так идут они, собойВремя прорезая —Двое, ставшие судьбой,С ясными глазами.В теплый дом они зайдут,Где века их ждали.Пальцы ощупью найдутКлавиши рояля.И сыграют жизнь и смерть,Встречи и разлуки —Только б вместе им успетьСнять с рояля руки!Пусть на кухне загудит,Словно поезд, чайник,Из-за штор окно глядитСнежною печалью.Пусть огромный апельсинСмотрит семафором,Голоса немых картинЧто-то шепчут хором.Все равно они уйдутНа войну искусства —Грудью защищать редутМолодого чувства.И со сцен в полупустойИ битком набитыйЗал – кричать: глухие, стой!Мы же не убиты!Мы – артисты, мы – венецНа челе трагедий.Нашей радости конецВ синеве столетий.А любовь – ее не тронь.На скамье вокзальнойКрепко спит. Ее ладоньМерзнет так хрустально.Рукавицу подниму,Пальчики согрею,До конца ее пойму,Хоть и постарею…

Ночь в гостинице

…А за окном щека ЛуныБледна, как пламя, и слышныЗа стенкой ноты коридора.Я здесь остановлюсь на час.Похожа комната на класс,А я – на молодого вора.Я уворую час ночной,Щеку прослушаю стенойИ просвечу окна рентгеном.А завтра – сцены холодок,Педали золотой порог —Безвыходно и неизменно.На стуле – платье, что ковер.Звенит угрюмый коридорВедром морщинистой технички.Сейчас я думаю о тех,Кто спит за стенкой без помехИли чадит зажженной спичкой.Да, мы кочуем по стране!На утлом чемоданном дне —Две книжки, мамино печенье,Один надорванный билетТуда, назад на много лет,Где дома нежное свеченье…Я платье вышила сама.Но вся узоров кутерьмаСлагает материнский профиль.Алмазом режущий софитЛишь на ее плече горитПод сенью театральных кровель.Я говорю о ней однойЕе повторенной судьбойИ тысячею женских судеб.Все детство в голосе моем,И весь до дна испитый дом,И дом, который только будет.В забвеньи чуда – не винюсь.Я домом всей стране приснюсьВ слепых гостиничных кроватях.Скажу я музыкой своейО доброте седых людей,О блестках в новогодней вате.Вся музыка – большая ель,Ты лапами мою постельГостиничную обнимаешь.Я в горьком аромате сплю,И вижу тех, кого люблю,Кого рисует ночь немая.И в темном воздухе виситИ апельсином чуть горчитЩека не матери, но Музы…И все же – как похожа статьЯ рвусь ее поцеловатьНо давит боль дорожных грузовНо давит груз ее обид,Но сцена под ногой горитДощатым пламенным укором,Но груда писем ни к чему,Когда бегу в чужом домуПустым холодным коридором!Когда прикроешь ты виски,Зажмешь ладонные тискиЗаштопываешь песней – раны,Ища мои глаза – в толпе,Мою судьбу – в чужой судьбеИ правду – в музыке обмана!О мама дом наш – целый мирМы застреваем в нем детьмиИглой еловою под кожейЗачем тебе седая прядь?Ее закрасить… залатать…Вы с Маргаритою похожи.

Золотое пламя

К рампе выходит женщина в густо-малиновом бархатном платье. Глаза ее черны, виски седы, брови вразлет. Она говорит сердцем – не разжимая губ:

Я – МаргаритаПо бабке, по жемчужине морскойМеня назвалиА пеленалиНа немецком роялеВ гуще струнГорел звенящий хворостМедныйБедныйОт долгих упражненийМатери моейЯ – МаргаритаЯ гляжу со стенГлазами материнских фотографийИ жемчугами в бабкиных ушахТеклиПороги кровиИ складывалисьКубики столетийЧтоб я могла перешагнутьПорог лучистой сценыНе падчерицейА царицейВолшебного чертога красотыНо красота рождаласьИз дешевых румянИз жалкой пудры театральнойЧто мать совала наспех в сумкуИз жестких юбокна живульку торопливоиглою ржавойсмётанных в плацкартеИз пальцев исколотыхЗубами черных клавишИз беготни по площадямЖелезных городовОт коих в памятиЛишь оставалисьЗолотые доски сценИ золотые буквыРояльных фирмИз материнских телеграммЧто пахли пирожкамиИз материнских рукПропахших до манжетИ до колецВокзальной гарьюВечного прощаньяЯ – Маргарита королеваА может прачкаВ хоромах музыкальныхХозяйкой музМне стать не довелосьВ служанкахя хожу уже годамиПодкрашенные губы сушит пламяЯ руки мну о бархатбудто тестоДля новогодней трапезыгде матьМеня пугливо будет обниматьИ бормотать: да ты уже невеста…И я себя почувствую однойИз клавиш, на какой она сыграла,Мизинцем так ее прижав к душе,К ложбинке на груди, где тает звукСирены, смеха, плача, поцелуя…Я – МаргаритаИ тебя люблю яЯ не в безвременье живуСоединяют на лице ЗемлиГлаза огромных городовШирокие асфальтовые бровиПовторен на лице моемУзор земных страданийИ елочная внутренностьрояля —Пирог в котором соль запеченаИ боль ЗемлиВ столицах мираИ в родимых селахГреется народУ очага кочующей любвиУ черного бездомного ковчегаПодкладываю хворосту в огоньИзвечно это женское занятьеГорит на мне и пламенеет платьеИ трескается жаркая ладоньИ вижу я тех женщин у костровВ которых кровь моя теклавекамиКогда был мир и весел и суровТех сторожих священного огняКоторым я пригрезилась ночамиГорит и бьетсяЗолотое пламяЗажженное в рояле от меняИ мать дрожитпрекрасными плечамиПеред любовьюголову склоня

РЕАНИМАЦИЯ

Каждый вдаль уходящий отсюда – преданье.Каждый вон уходящий отсюда – сказанье.Каждый плачет, и рот зажимает простынкой,Где печать лазаретная – словно поминкиПо тому, кто лежал здесь, теряя дыханье.Набирают во шприц зелье, травы и вина.Обнажают не вены – венцы, копи, стразы.Я в стерильной больнице, как ангел, безвинна.Я грешна и грязна, да, любовь, ты зараза.Да и зло так летуче! Я переболелаЗлобой, местью, чужой и чумной черной ложью.Эпидемья без края, судьбы и предела.Хуже лести, страшней бездыханного тела.Ухожу по грязи, облакам, бездорожью.Я лежу, лязг чугунной той, панцирной сетки —Распоследний оркестр, хрип и стон партитуры,Птицы нотами виснут на инистой ветке,Вон, в окне. Плачу вусмерть, рыдаю как дура.Ты, земля моя, вновь тяжело захворала.Ты кладешь корни-руки поверх одеяла.Стонут люди, чтоб срочно их всех оживили.Ты, земля моя, льешься больничною лавойБесконечных смертей, солонцово-кровавых,Легких злые ошметки – последние крылья:Чуть взмахнуть… улететь – или кануть в бессилье,Безразделье, бесстрастье, безлюбье, бесславье.Никому неохота во царствие навье.Эти синие маски, седые бауты,Эти туго-завязки последней минуты,Эти мука-скафандры, что снять только ночью,Да и ночью не снять, стоя спи, ешь воочью,Это быль, и ты в ней – измочаленный доктор,Ты устал уж молиться, в уколах ты дока,А в смертях ты неграмотный, нищий мальчонка,О, подайте минутку, звенящую тонко,Той старухе, похожей слезой на ребенка,О, подайте ей жизни шматок, протянитеМежду сердцем и Богом упругие нити,Горше режущих звезд, горячей всех вулканов,Только врач ты, больная уже бездыханна,Только врач, и могущество жалких уколов —Лишь стеклянные сколы.Лишь в курилке, взасос, на отлет, папироса:Mortem. Нету вопросов.Все распяты вы в той оживляльной палате.На живот повернись! И дыши так ритмично!Ты корова и лось, ты медведь и синичка,Лезвиё топора новой казни опричной,Да, ты плюнуть готов в рожу рока проклятье —Только горе безлично!Врач, вставай. Ты пойди на беду белой грудью.Размотай белоснежную марлю безлюдья.Маска, шлем, кислород. То чужая планета.Скорой помощи тлеет в огнище карета.Окна крестит зима. Птицы молча, в остуде,На зимы белом блюде пернатым ранетомЗастывают, подобны металлу, полуде.С проводов – во мандорле фонарного светаГибнут, падают.Бьются в сугробе, как люди.Птицы, ветра народец, они ж тоже люди,Лишь конец – без ответа.Я лежу вверх лицом. «На живот!» – мне – приказом.Заболела недаром, кошу рысьим глазом,Зверьим оком, багровы белки, раскаленны,В кровеносных сосудах, набрякших влюбленно,Я еще вижу мир! Он мне – песнею, сказом,Он мне Библия, ночью Корана алмазы,Все мои Первокниги, стальные вериги,Кровохарканье страсти, жемчужные миги,Повторить не моги, проиграть не могу яЭту заново жизнь! дай чужую, другую!Жилы выдрать с корнями! и сердце, и печень!Пересадка мне легких, горящих, что свечи,Ах, еще ведь не вечер,Доктор, буду я жить?! Я всего лишь волчица,Тёпло брюхо мое, мой волчонок мне снится,Я деревня, окрайна, река и столица,Я – погибшей Почайной – от злобы отмыться,Ты сожми мои голые плечи!Я лежу вверх лицом! Потому что земля я!Я дышу пред концом, я раскольно пылаю!Я зверьё и птичьё, вороньё, баба-сойка,Кройка я и шитье, я охотничья стойкаПокрова на Нерли! гибну в гуле и гуде!Хриплый колокол мой, он орет: люди, люди!Медью жжет лазарет! он тату набиваетИзнутри! жизни нет! почему я живая?!Я теперь родилась?! иль я завтра рождаюсь,Здесь, на койке больничной, старуха седая,Золотая девчонка, чудная малышка,Я визжу талой скрипкой, пищу нежной мышкой,Грохочу я, литавры в последней Девятой —На излете заката!Вот расплата!Я согласна быть в этой палате распятой —Я согласна сгореть – стать навеки проклятой —Обвернули чтоб этой, с печатью, простынкой —Унесли – и в мешок, что мрачнее суглинка,Только чтоб, люди, люди, вы живы остались,Мягче воска и шелка, сильней лютой стали,Зеркалами в осколки вы не разлетались,Чтобы сны не глядели о пьяной печали,Чтоб детей зачинали, кроваво рожали,Чтоб любили друг друга – в Раю, как вначале,На руках чтоб друг друга по-детски качали,Чтобы струнами арфы январской звучали,Чтобы дымные войны в меня вы втоптали,Только чтобы никто больше… в белой остуде…Белых мошек давя на немом одеяле…Где труба аппарата змеей расписною,Вся в узорах письмен – над тобой, надо мною,Запредельной зениткой, застылым орудьем,Бесполезною пыткой нависла над грудью…Люди, люди, о люди…

ЮРОДИВАЯ И СКОМОРОХИ

хоровод

Кувыркайся бесом, прыгай,Колесом ходи!Нынче сброшены вериги.Выпиты дожди.Черноземные ковригиСъедены, поди!Люди, люди, мы не боги, —Мокрые зверьки!Посреди сугробов – крохи,Люди, мы лишь скоморохи,Дудки да гудки!Вот он ты – гудок фабричный.Вот он – заводской.Вот – сиреною больничной!Вот – истошный крик опричный!Праздника отлом коричный…Долгий – волчий – вой…Кто варган тащит,кто дудку;Кто – побудку и погудкуВо трубу трубит;Эх, война, дурная телка!Вместо глаза – мертвой щелкойЗыркнет инвалид…Жизнь – веселье дикой пляски!Жизнь – мазки кровавой краскиНа седом снегу!Люди, люди, скоморохи, —Сброд, цари, святые, лохи, —Больше не могу…***Скоморох, скоморох,скоморошенька!Из котла поешь мою окрошеньку:Скелетами – трубы,Пистолетами – губы,Уши заячьих снегов,Ульи красные гробов,Флагом – Ангела крылоВ небо бьется тяжело,Резкий визг стальных повозок,Бородищи, от морозаСыплющие серебромНа ветер, где мы помрем…И, дай Господи, не спиться —Лица, лица, лица, лица,Медию – по белизне,Поплавком – на глубине,И с глазенками слепыми,И с зубами золотыми,И со ртом, где гаснет ложь,И с улыбкою как нож… —Что жты замер, скоморох?!Черпаком лови горох!Лук – тяни! Хватай – морковь!…Холод. Жизнь. Еда. Любовь.Музыка – из дудок всех.Из луженых глоток – смех.В кулебяке – рыба-сом.Дай с тобою – для потехи —Я пройдуся – колесом.***Пляшу, плясица!Гармонь в руках гудит.Седая псица —Весь мир в меня глядит.На по – хо – роныДеньгу я соберу!Нам нет законаНа площадном юру.Гармошку вертитКалека в кулаках.Он был от смертиВерней чем в трех шагах.Под визг, плач, хохотЯ площадь пяткой бью.Монетой – холодЛетит в щеку мою.А я танцую!И снега белый мох,Как мех, к лицу мне!И плачет скоморох —Солдат поддатый,Еловый инвалид:Ништяк, ребята,Там больно, где болит.***И пошла ПЛЯСКА СКОМОРОШЬЯ.Кувырк, врастопырк, пробей пяткой сотню дыр'к! —Летит ракша, кряхтит квакша,А на пятках у тебя выжжено по кресту,А и прикинули тебя жареной лопаткой ко посту,Швырк, дзиньк, брямк, сверк!.. – стой:Лезвие – под пятой:Из распаханной надвое ступни —Брусника, малина, рябина, – огни:Глотни!.. – и усни…обними – не обмани…Пляши, скоморохи, – остатние дни!..Ты, дядька-радушник, кровавый сафьян!.. —Загашник, домушник, заржавелый наган:В зубах – перо павлинье, сердчишко – на спине:Вышито брусникой, шелковье в огне!Бузи саламату в чугунном чану,Да ложкой оботри с усов серебряну слюну:Ущерою скалься, стерлядкой сигай —Из синей печи неба дернут зимний каравай!Кусочек те отрежут! Оттяпают – на! —Вот, скоморох, те хрюшка, с кольцом в носу жена,Вот, скоморох, подушка – для посля гулянки – сна,Вот, скоморох, мирушка, а вот те и война!Гнись-ломись, утрудись, – разбрюхнешь, неровенЧас, среди мохнатых, с кистями, знамен!Венецьянский бархат! Зелен иссиня!Зимородки, инородки, красная мотня!Красен нож в жире кож! Красен ледолом!А стожар красен тож, обнятый огнем!Лисенята, из корыта багрец-баланду – пей!Рудую романею – из шей на снег – лей!Хлещет, блея, пузырясь, красное вино!Блеск – хрясь! Рыба язь! Карасю – грешно!А вольно – хайрузам! Царям-осетрам!Глазам-бирюзам! Золотым кострам!Мы ножи! Лезвия! Пляшем-режем-рвемШелк гробов! Родов бязь! Свадеб душный ком!Ком камчатный, кружевной… а в нем – визга нить:Замотали щенка, чтобы утопить…Ах, ломака, гаер, шут, – ты, гудошник, дуй!А сопельщика убьют – он-ить не холуй!А волынщика пришьют к дубу, и каюк:Гвозди рыбами вплывут в красные реки рук…Ах, потешник, гусляр! Пусть казнят! – шалишь:Из сороги – теши ты ввек не закоптишь!Хрен свеклой закрась! Пляши – от винта!Бьется знамя – красный язь – горькая хита!Красная рыба над тобой бьется в дегте тьмы:Что, попалися в мереду косяками – мы?!Напрягай рамена, чересла и лбы —Крепко сеть сплетена, не встанешь на дыбы!Не гундеть те псалом! Кичигу не гнуть!Пляшет тело – веслом, а воды – по грудь…Пляшет галл! Пляшет гунн!Пляшу я – без ног!Что для немца – карачун, русскому – пирог!А вы че, пирогами-ти обожрались?!..А по лысине – слега: на свете зажились?!..Заждались, рыжаки, лиса-вожака:Нам без крови деньки – без орла деньга!…пирогами, берегами, буераками, бараками,хищными собаками,Банями, глухоманями, услонами-казанями,Погаными пытками, пьяными свитками,Вашими богатыми выручками,вашими заплатами-дырочками,Кишмишами, мышами, поддельными мощами,Учеными помощами, копчеными лещами,Ледяными лесами, красными волосами,Сукровью меж мехами, горячими цехами,Чугунными цепями, цыплячьими когтями,Вашими – и нашими – общими – смертями, —Сыты – по горло!Биты – по грудь!А умрешь – упадешь – зубов не разомкнуть:Крепко сцеплена подкова, сварена сребром —Ни ударить молотом,ни разбить серпом,Ни – в скоморошью – рожу – кирпичом:Из-под век – кровь на снег,Ангел – за плечом.***– Эй, возьмитесь за руки, красные люди!.. —Не взялись.Горкой красного винограда на грязном зимнем блюдеЗапеклись.– Эй, что ж вы не пляшете, скоморохи?!..Ноги отсохли, ну?!.. —На морозе распахнуты шинели, ватники, дохи.Всех обниму: огляну.– Эй, что молчите…на меня колко глядите…как… елка в Новый Год?!..И с гармонью инвалидхаркнул из глотки холодный болид:– Дура. Война-то… идет.***…Она все бегала, тряслаЗа ветхие рукаваНарод; руки, как два весла,Хватала – и вперед гребла!А люди в спину ей: «У ослаРазумней голова».Она так мнила: скоморох!..С колокольцами,в алом колпаке!..А фиксу скалил пустобрехС кастетом в кулаке.И, когда она голые ноги ввысьВзметнула из-под мешка,Крутясь колесом, —«Чур меня, брысь!..» —Крикнули два старика.«Сдается, тута света конец,Коль девка сбежала с ума!..»«Да ну, – процедил пацан, – отец,Снимают синема!..»А она все кричала:«Скоморохи, эй!..Одежды ваши красны!..Давайте вверх поведем людей —От зимы до полной Луны.До толстой Луны, купчихи, что соснойТопит медный свой самовар,По лунной дороге, витой, ледяной,Как из мертвого рта – пар!По лунной дорожке,все вверх и вверх,Наставляя о звезды синяки,Катитесь, о люди, швыряя смех,Как солнечной крови клубки!Кидая оземь рюмки слез!Хрустальную жизнь бия!Пускай на земле трескучий мороз —Со скоморохом в шубу из косЖивых – завернулась я!..И мы дойдем к старухе Луне!И она нам чаю сольет,И патлы омочит в белом вине,И к зеркалу сунет лицо в огне,И рот беззубый утрет…И там мы забудем земную боль,Забудем красные сны;И в лунной пыли, что – мелкая соль,Будем плясать, нищета да голь,На Обратной Стороне Луны…»

КОНЕЦ ПЛЯСКИ СКОМОРОШЬЕЙ,