
Полная версия:
Бездомная Марта

Елена Кондратьева
Бездомная Марта
Бездомная Марта
1. Это я в коробке
Я открыла глаза, ярко светило солнце. Виктор еще спал. Огонь в бочке давно погас, моя правая лапа совсем замерзла, и я снова сунула ее под покрывало. Мой хозяин храпел, но я уже давно привыкла к его храпу. Все вокруг мирно спали – и Ната и Старый Боб. Хлопья снега пробирались в наше прибежище сквозь дыры в картоне. Зима. Как же я ее ненавижу!
Виктор оказался без одеяла. Я положила голову на его голую шею и лежала так долго долго, пока он не проснулся и не начал поглажвать мою шерстку. Если так подумать, то мне еще повезлот – моя густая, золотая шубка всегда греет меня зимой, а вот людям всегда надо что – то на себя надевать. Они даже не представляют, насколько смешно выглядят в своих меховых шапках. Щенки внутри меня начали двигаться, очевидно, они хотели есть, но еды не было. Совсем.
Народ начал медленно просыпаться и потягиваться на своих лежанках. Ната первым делом погладила свой живот ( там у нее тоже были щенки ), а старый Боб взялся за голову, она всегда болела у него, если он пил что-то вечером из большой бутылки.
–
Ну все, Марта, пора вставать, – сказал Виктор и погладил меня по голове.
Старый Боб побежал разжигать огонь в бочках – это было единственным доступным нам источником тепла. Сперва он зажег огонь в бочке у Наты.
– Как спалось? – спросил Виктор у Наты. – Сильно замерзла?
– Не сильно. Но все лучше, чем на улице.
Я помню, как Виктор в первый раз принес меня сюда. Это место показалось мне раем по сравнению с сугробом снега, куда выкинули коробку со мной. Я не обижаюсь на людей за то, что избавились от меня, наверное, я была им просто не нужна. Я знаю, что на свете много добрых людей, таких как Виктор и Старый Боб. Я была совсем крошечной и только открыла глазки, все, что я видела – стены из картона и снег. Я сжалась в углу коробки и ждала, что кто-нибудь спасет меня, ну, или что я просто усну и не проснусь, хотя бы не буду чувствовать холод. Сначала я пыталась скулить, но никто не слышал, а когда сил совсем не стало, пищала еле слышно. Мне повезло, и Виктор услышал меня, когда рылся в мусорном баке.
–
А кто это у нас там? Надо же, какая красавица! – сказал он, приоткрыв коробку.
Он сразу же положил меня к себе на грудь и застегнул молнию на куртке так, чтобы осталась видна только моя голова. Надо же, а мир намного болше, чем картонная коробка, – подумала я. А снег, его так много, и он такой красивый. Виктор принес меня в свое жилище под мостом.
– Ну вот, красавица, это твой новый дом, – сказал он, выпустив меня.
Дом… Это слово казалось мне таким сладким. Возможно, в мире есть дома и получше, но мне было не с чем сравнивать. Я огляделась, понюхала землю, и мне вдруг стало непривычно, страшно и все еще было холодно. Виктор снова посадил меня под куртку и грел, пока я не перестала дрожать.
Какое-то время мы жили вдвоем, потом земля покрылась травой, это было так здорово: ведь не надо было дрожать от холода, и Виктор переставал носить эту смешную шапку. Я помню, как он брал в меня в то место, где было много зеленого – травы и деревьев, и мы играли. Оказалось, это называется лето. пока что в моей жизни было только одно лето. Когда листья желтеют и падают с дерьев тоже ничего, но вот зима…
Когда деревья совсем лишились листьев, появился Старый Боб или пьяница Боб, как его называет Виктор. Он очень добрый. Когда он пьет из своей большой бутылки, то рассказывает мне истории, правда они невеселые, но я люблю слушать. В его уголке, возле лежанки стоит странный ящик со стеклом. Он любит посидеть на стуле и смотреть на него. Так странно, как будто бы он волшебный. Мы с Виктором встретили его, когда просили деньги на улице, они разговорились, и Виктор взял его к нам, ведь Старый Боб жил на улице, а скоро наступит зима. С появлением Боба Викто повеселел, у него появился собеседник, ведь я, хоть и все понимала, поддержать беседу с ним не могла. Они болтали часами по вечерам, а я ложилась между ними и слушала.
–
Ты посмотри на нее, – говорил Боб. У нее такой взгляд, как будто она все понимает.
И я понимала.
Я понимала, что то, что было в бутылке – это зло. Жена Виктора умерла, щенков у него не было. От невыносимого горя он начал пить это зло, лишился дома, друзей, работы. Он был преподавателем раньше. Я не знаю, что за работа, Но Боб говорил, что это достойное занятие. Когда Боб протягивал ему бутылку, Виктор отказывался, смущался и уходил в свой угол. Я была очень рада, что это зло больше не имело над ним власти. Но к сожалению, Боба нам было не спасти. Часть денег, что он собирал на улице, Боб тратил на жидкое зло в этой бутылке. Виктор ни раз ссорился с ним из – за этого, ведь эти деньги могли пойти на еду. Бобу было все равно, его лицо озарялось радостью, когда он это пил, он звал меня и рассказывал всякие истории. Со временем и Виктор успокоился.
Этой зимой у нас появилась Ната. Она была совсем молоденькой, думаю, что ей не было и восемнадцати. У нее тоже был большой живот. Интересно, а сколько там у нее щенков? У нее были длинные, рыжие волосы и веснушки, тонкие руки и ноги. Она практически не вставала с лежанки, только иногда садилась поближе к огню, гладила живот и тихо напевала ему песенку. Ей все время было холодно. Я слышала, как она рассказывала у огня, что едва только она зебеременела, парень бросил ее и сбежал, а родители настолько разозлились, что выпороли ее. С тех пор она скиталась по улицам, пока в один момент Виктор не нашел ее совсем слабую и оголодавшую. С тех пор она живет с нами под мостом, Виктор оберегает ее.
– Ну что, Марта, пора на улицу. Нам нужно что-то есть. Нате нужна еда, – говорит Виктор спокойным голосом, глаза его еще сонные.
–
И я пойду, – ворит старый Боб. Нужно заправиться.
“
Заправиться
”
– так он это называл.
Мы с Виктором шли по одной половине улицы, а Боб по другой. Никогда не угодаешь, на какой стороне люди щедрее. Мы частенько усаживались возле мусорных баков, люди бывало выкидывали что-то ценное, бак был вечно переполнен и в этой куче можно было найти что-то съестное. Вот же люди, подавятся от жадности, но собаке кость не кинут, не кинут копейку Виктору. Иногда бывало, что денег нам вообще не давали, тогда не на что было купить еду. Вечер мы все проводили в плохом настроении, не хотели говорить друг с другом, в тишине только и было слышно, как переговариваются наши пустые животы. Виктор и Боб привыкли к голоду, а вот Нату всем было жалко, щенки в ее животе крутились и не давали ей уснуть, ни помогали не поглаживания, ни нежная песенка.
Однажды кто-то выкинул в мусорный бак гитару. Виктор тут же поспешил достать ее, он умел играть. Гитара была добротная, почти целая – немного поцарапана и нижней струны не было. Виктор преобразился, наконец-то, что-то в этой жизни (кроме меня конечно) начало его радовать. Он сел на картонку и начал пробовать играть. Гитра была растроена и он долго подкручивал какие-то винтики. Я подошла и обнюхала гитару. Она пахла деревом. Люди, идущие мимо, стали останавливаться возле нас, они ждали музыку, собралась толпа, но гитара еще не была настроена. Один за другим они махали руками и уходили, даже не положив в футляр и копейки.
И какое же это было чудо – полилась музыка. Эта странная деревяшка со струнами начала издавать музыку, да еще и такую красивую и мелодичную. Люди из толпы двигали подбородками в такт, хлопали в ладоши, топали ногами. Деньги полетели в наш футляр – не только копейки как обычно, но и бумажки – Виктор всегда радовался, когда давали бумажки. Так что думаю, на них можно было купить больше еды.
Одна девушка из толпы покрутилась вокруг себя. Она танцевала. А может и мне так попробовать? Такая красивая музыка! Я повернулась к своему мохнатому хвостику и попыталась его поймать, это было так весело, я крутилась, как волчок, и людям это нравилось, они все сильнее хлопали в ладоши. Один из них выкрикнул: – Собака у вас дрессированая? А петь умеет?
Я, чтобы показать, что хоть и не дрессированная, но много чего умею, например спеть, не песню со словами, конечно, а по своему. И я подала голос. Люди в толпе остолбенели, Виктор тоже, он даже не ожидал, что я так умею. Он продолжал играть, а я пела и танцевала. Люди приходили и уходили, но все останавливались возле нас, чтобы посмотреть на удивительную дрессированную собаку, и практически каждый из них бросал в футляр либо монетуку, либо смятую, цветную бумажку.
Напротив нас стояло огромное здание, называемое супермаркетом. Мы с Виктором всегда ходили туда, если собрали какие-нибудь деньги. Виктор говорил, что там есть все, чего только душа пожелает. Но мы никогда не брали то, чего желала душа. В стеклянную дверь я видела, как Виктор смотрит на шоколад и конфеты. Денег никогда не хватало, он брал, что мог, чаще всего это была рыба в жестяных банках и вода. Это казалось вкусным, либо настолько приелось, что просто было лучшим нежели звук в пустом брюхе.
Виктор стоял у входа и перебирал цветные бумажки в руке – синие и зеленые, еще у него были полные карманы монет. Этот день выдался удачным, мы никогда еще не зарабатывали столько счастливых бумажек. Неужели в них вся людская радость – в бумажках с номерами и картинками? Неужели наличие таких бумажек решает, что кому есть? Какая досада. Люди так глупы.
–
Марта, Марта, ты посмотри, сколько у нас денег! – сказал он, присев на корточки подле меня и взял мою голову в руки. – Мы богаты! – богаты! Ната! Чего бы она хотела? А Боб? Чего бы хотел я?
Он ринулся в здание, трясясь от волнения Виктор обшаривал полки магазина. Мне нравилось видеть его настолько счастливым. А как мало было нужно – полный живот и полный карман денег. Глупо. Мне бы хватило и полного живота.
–
Смотри, Марта, – сказал он, выйдя из здания, в руках у него было два пакета, доверху набитых продуктами. – Зиживем, теперь ой, как заживем!
В тот вечер никто не ожидал, что мы вернемся домой с такой крупной добычей, глаза Наты и Боба засверкали.
–
Как? – взорвалась Ната.
–
Вы что, кого-то ограбили? – нерешительно спросил Старый Боб.
–
Это не я, это все Марта, она, оказывается, у нас цирковая собака, умеет петь и танцевать. У нас сегодня было столько зрителей!
–
А вот и не верю! – выпалилиа Ната и отвернулась. – Если вы ограбили супермакет, нас вычислят! Не хватало мне еще в тюрьму угодить на седьмом то месяце! Я уж лучше поголодаю, и ребенок тоже потерпит.
–
Марта, а ну покажи им! – Крикнул Виктор и достал из чехла гитару.
Я поняла, что от меня требуется, и, едва заслышав ноты знакомой музыки начала ловить свой хвостик, а потом запела. Боб и Ната не могли поверить своим глазам. Ната подошла ко мне и уверенно потрепала меня за уши и мордочку.
– Вот это да! – Столько месяцев живем под одной крышей, а я и не подозревала, что собака-то – циркачка!
Я ласково лизнула в за холодную щеку. Девочка не возражала. Она быстро вернулась на лежанку и укуталась покрывалом. Одежда у нее была совсем легкой – та, в которой она убежала от родителей в октябре. Поэтому она почти не вставала и все время была у огня.
–
Ну, что у тебя там? Показывай, – командовал старый Боб.
–
Всего понемногу. Я разложу еду, а ты, Боб, разожги угли.
Ната облизнула губы в предвкушении.
–
Только не ешьте все сразу, оставьте про запас, я не знаю, когда нам еще так повезет.
–
Конечно же, повезет! Марта – наш золотой билет! Ну, какая же талантливая!
–
Боб, а тебе удалось что – нибудь собрать? – с надеждой спросил Виктор.
–
Ничего, даже на булыку самого дешевого пойла не хватит. А я так хотел сегодня забыться. Снег валит, холодно, бррр, согреться бы.
Виктор достал банки тушенки (про запас), банки фасоли, рыбы, не знаю чего еще, потом тяжелым движением руки и поставил на наш самодельный стол бутылку грога.
Боб открыл рот, но ничего не смог вымолвить, глаза его заблестели.
–
Как так, Виктор? Ты же всегда злишься, когда я пью. А теперь сам покупаешь мне грог, да еще и не самого дешевого!
–
Ни один год я уже знаю тебя, Боб, все деньги ты готов спустить на алкоголь – это твой единственный способ убежать от реальности, так сегодня, в день, когда я могу вас всех порадовать – порадуй и ты себя хорошим алкоголем. Тем более, что на улице действительно холодно так, что кости мерзнут.
Боб открыл бутылку и понюхал, блаженство отразилось на его лице. Виктор принюхался, слабые нотки запаха этого яда дошло до его ноздрей. Он скорчил гримассу и отошел.
– Это тебе, Ната, – сказал он и протянул ей пакет. Там лежала теплая кофта с горловиной, носки и штаны.
Ната спрыгнула с лежанки, сбросила с себя одеяло и тут же надела одежду на себя.
–
Спасибо тебе! Спасибо, что позаботился обо мне.
–
А это тебе, артистка, – он вынул со дна пакета кусок мяса, огромный, свежий кусок мяса только для меня. Я еще никогда в жизни не ела настоящего, свежего мяса. Какое же это было блаженство, я даже зарычала от удовольсвия, хотя никто и не собирался отнимать у меня еду. Я слопала его целиком, оставив лишь косточки на другой день, и повалилась на спину, крехтя и поскуливая. Виктор нежно погладил мой круглый живот, мои глаза начали закрываться.
–
Друзья, вы же не думали, что это все?
Виктор достал с самого дна пакета большую шоколадку, ту самую, на которую он смотрел и которую желал.
–
Я и не помню сколько я уже не ела шоколад.
–
Я тоже.
Они сжали руки в предвкушении, но не решались открыть упоковку. Виктор сделал это, поломал шоколадку на неровные, кривые ломтики. Каждый схватил себе кусочек. Ната нюхала свой ломтик, Виктор от наслаждения закрыл глаза, Боб закусывал шоколадом грог. Это так увительно, как одна и та же банальная вещь может вызывать такие эмоции. Когда у Боба и Виктора была работа и деньги, они бродили себе по рядам магазина, небрежно кидая плитку шоколада в тележку, даже не зная, захотят ли они ее съесть, мама Наты постоянно покупала ей шоколад, не доев одну плитку, появлялась новая, с новым вкусом, остатки старой отправлялись в мусорное ведро. А сейчас это плитка шоколада была для этих людей чем-то божественным. Мои глаза закрыись. Завтра будет новый день. Вдруг он принесет мне что-то хорошее?
2.
Что Такое дом?
Когда я проснулась на слеющий день, было уже светло. У Виктора был будильник, и он срабатывал ровно в семь утра каждый день. Он еще не зазвенел, значит было совсем рано. Мы всегда ходили собирать деньги в это время, много людей спешило на работу и нам когда-никогда подавали лишнюю копейку. В моем животе было удивительно волшебное ощущение полной сытости. Боюсь, я его никогда не испытывла, да и мои щенки в животе тоже. Большой Боб и Ната крепко спали, погасли все угли в бочках, становилось холодно.
Я прижалась поближе к Виктору, нырнула носом под одеяло и задремала, терпеливо ожидая звонка будильника.
И вот этот мерзкий, скрипучий звук. Виктор начал потягиваться в кровати. Я села подле него и наблюдала, дружески виляя хвостом. -Скорее бы пойти и собрать еще денег, купить что-то вкусное! А еще все будут гладить меня и называть умной, танцующей собакой, мне так это нравится.
Виктор окончательно проснулся. Он почесал меня за ухом и сказал, что пора идти.
– Ну, как тебе, Марта? Какого это – хорошо зарабатывать и покупать разные вкусности?
Я громко залаяла.
– Вот то – то же.
Мы приземлились на наше излюбленное место возле все того же здания. Это было хорошее место, каждый день много людей входило и выходио из него. Старый Боб сидел на другой стороне улицы возле магазина
–
Знаешь, Марта, – проборматал Виктор. – Нам вовсе не обязательно просить деньги сегодня. После вчешнего осталось половина, а это можно растянуть на неделю, если хорошо экономить. Но все-таки без дела сидеть нельзя. Кто знает, может нам просто повезло тогда, и такой выручки больше не будет. Нужно стараться. Согласна?
Я несколько раз громко тяфкнула.
Виктор настроил гитару и начал играть, я танцевала все также в своем излюбленном стиле – крутилась то туда, то сюда, подпевала Виктору и, кажется, даже попадала в ноты. В шапку Виктора, оставленную для денег, посыпались монеты и бумажки. Люди останавливались на пару минут – послушать гитару и поглазеть на диковенную собаку, что поет и танцует. Краем глаза я увидела небольшую собаку, она сидела возле шашлычной и, кажется, смотрела на меня. Когда она поймала на себе мой взгляд, то завиляла хвостом.
– Ну все, я устал, Марта, давай немного отдохнем.
Конечно, давай, Виктор, а я пока схожу познакомиться.
Собака встала на ноги и все еще виляла хвостом.
– Привет! – радостно произнесла незнакомая собака. Меня зовут Каштан. А тебя?
–
Я – марта.
–
Я видел, как ты поешь и танцуешь, признаться честно, я удивлен. Ни разу не видел, как собака это делает. Я думал, только люди могут плясать и горланить песни.
Я не знала, что сказать, я молчала.
–
Чего молчишь, певица, я ж тебе комлимент делаю. Красиво поешь и танцуешь, у меня прям сердце замерло. Ты талантливая собака.
–
Спасибо, – выдавила я из себя.
–
Слушай, ты если кушать хочешь, подожди немного, тут повар добрый, Армен зовут, он мне всегда все, что оставили гости, отдает. Мясо – объедение.
Я взглянула в сторону Виктора, кажется, он оживленно разговаривал с каким- то незнакомым парнем. Он был занят.
–
Да, Давай подождем.
Рядом с незнакомой собакой я отчего-то стала очень робкой. Мне нужно было перебороть свою тревогу, ведь с кем-то кроме Виктора, Наты и Боба мне не приходилось говорить. А пес был милый, намного меньше меня, породы джек – рассел терьер, белый с желтыми пятными, с добрыми, живыими глазами, непрекращающейся улыбкой.
–
А ты живешь тут у шашлычной? – попыталась я начать разговор.
–
Я живу, где придется, где добрый человек кидает мне вкусные кости, иногда у мусорных баков, иногда на улице.
Я округлила глаза от изумнения.
–
А чего это ты удивляешься? Я бездомный, да и ты бездомная, бездомная Марта.
–
Я не бездомная! У меня есть дом! – вспылила я.
–
Где же?
–
А вон там за мостом, там живут Виктор и еще двое моих друзей, и все они меня гладят и любят.
Джек рассел закатился громким смехом.
– Это не дом, Марта. Дом это совсем другое.
–
Что же тогда?
–
Когда мне было четыре месяца, меня оторвали от мамы и взяли в семью, там было три человека – мама, папа и дочь лет двенадцати – Аня. Они привезли меня в их загородный дом, там они проводили три месяца в году. Там было так классно – зеленая трава, кусты, деревья, качели, мы часто с Аней валялись на той траве и подкидывали мячик. Внутри дома было много места. Они выделили мне лежанку и миску, миска всегда была наполненна сухим, вкусным кормом. Когда они сидели за столом, то никогда не жадничали и давали мне куски мяса. Хотя мне и выделили лежанку, я не мог там спать, я бежал наверх к Ане и спал с ней рядом. Но это волшевство продлилось недолго.
–
Что? Что дальше? – спросила я. Я не могла терпеть.
–
А дальше их отпуск закончился, и они должны были ехать обратно в город. Я наблюдал, как они собирают свои вещи, но почему-то не положили в машину ни мою лежанку, ни миску, ни мячик. Они все уже сидели в машине, когда Аня подошла ко мне и взяла на руки.
–
Ты не грусти, Каштан, мы ненадолго. Следующим летом мы обязательно вернемся, и будем играть с тобой в мяч. Ты только подожди нас.
На прощание она поцеловала меня в нос, и они уехали. Я сел посреди дороги и смотрел, как машина отъезжает, Аня сидела на заднем сидении и махала мне в окно, я смотрел, как машина удаляется все дальше, превращаясь в маленькую точку и изчезает.
– И что? Они вернулись на следующее лето? – с интересом спросила я.
–
Следующее лето еще не наступило, у нас, как ты видишь, зима. Я долго ждал их возвращения в том дворе, пока голод совсем не доканал меня, и я не пошел искать пропитание.
–
Выходит, они просто бросили тебя там одного, поиграли и бросили!
–
Выходит, что так. Люди бывают еще теми сволочами.
–
Не говори так, мой Виктор, он хороший, он никогда так меня не бросит!
–
Я верю, Марта, но все-таки кто-то ведь выбросил тебя на улицу, как ненужную вещь. Разве этого человека можно назвать хоршим?
Я молчала.
–
Так значит, вот что значит дом, – утверждаююще сказала я.
–
Именно так! Даже если и всего на три меняца.
–
Где там мой любимчик? Я мясо тебе принес, – произнес, открыв дверь, Армен. Он был весьма тучным, в возрасте, и в грязном фартуке.
–
Виляй хвостом и улыбайся, делай вид, что ты голодная, – советует Каштан. Я слушаюсь.
–
Ой, да ты и невесту сюда привел. Ой, какая собачка, тогда вам побольше с кухни принесу, хотел домой взять, но вам нужнее, такие глазки голодные.
Он вытащил по полной тарелке мяса и поставил перед нами.
–
Мне кажется, это сон, – говорю я.
–
Глупая, просто наслаждайся, он не каждый день такой щедрый, просто гостей было много, да и ты вызываешь сочувствие и жалость.
–
Чего это я жалость вызываю?
–
Ты беременна. Ешь давай.
Несмотря, что я была не сильно голодная со вчерашнего дня, я накинулась на еду, как голодный лев, почти не жевала, практически проглатывала, Каштан тоже.
–
Спасибо тебе за вкусный обед, – сказала я, когда мы закончили трапезу.
–
Не за что, ты приходи, Армен он не жадный. Я если что, живу тут, за мусорными баками. Он повернул мордочку направо.
Значит, вот что такое дом, это своя лежанка и миска, это место, которое не продувает ветер, где не нужно, чтобы горели бочки, твой хояин спит на уютной теплой кроварти, и я могу спать с ним. Это там, где тепло и вкусно пахнет. Я бы хотела однажды узнать, что это такое, я так надеядась, что Виктор найдет настоящую рабту, найдет дом, ну и конечно возьмет меня с собой. И там нам будет очень хорошо.
Я подошла к Виктору, он был в компании все с там же молодым парнем, у обоих были гитары и они оба старались сыграть в такт. Безуспешно.
–
Никита, смотрти, это моя напарница – Марта, – показал на меня Виктор, она певица и актриса.
–
Собака –певица, да не смеши меня.
–
Марта, а ну покажи!
Я ничего не хотела показывать этому парню, с первого взгляда он мне не понравился. Очень молодой, в голубом, потертом джинсовом костюме и куртке, длинноватые грязные волосы, тонкие трясущиеся пальцы рук, на руках явно выделялись вены. А главное – глаза, они были светло – голубыми, но зрачек был настолько широким, что заполнян всю радужку. По коже пробежали мурашки – я предчувствовала беду.
Ну что, ты приходи как-нибудь к нам, я со всеми тебя познакомлю, глядишь, и выступать будем вместе, трио сделаем – я, ты и Марта. Приходи.
– Эх, Виктор, как же ты добродушен, ведешь в жилище первого встречного, еще и зовешь к нам в команду. Ты даже не спросил – хочу я или нет. Надеюсь, что все хорошо закончится, и этот парнишка уйдет восвояси. Сегодня я узнала, что такое дом, и что у меня его, оказывается нет, что я просто бездомная Марта.
3.Вещий сон
Сбор денег был закончен, и мы ждали старого Боба, чтобы пойти в супермаркет. Кажется, он уже шел к нам, переходя улицу. Может быть, Виктор купит мне еще кусок свежего мяса? Было бы здорого! Боб откладывает себе в каман несколько купюр, остальное одает Виктору.