скачать книгу бесплатно
Парадокс Соломона
Елена Гулкова
Как выбраться из кокона трудностей, преодолеть страх, обрести любовь? Такие вопросы задаёт себе молодая журналистка, начинающая работать в небольшой питерской газете, и понимает, что не готова к суровым реалиям жизни. Сразу попадает в странную мистическую историю со старым масоном и артефактом, становится главным действующим лицом психологического эксперимента. Пройдя через испытания, героиня найдёт свою судьбу, а читатель поймёт, как не стать жертвой парадокса Соломона.
Парадокс Соломона
Елена Гулкова
Корректор Дмитрий Петров
Редактор Елена Крутько
Дизайнер обложки Анастасия Гулкова
© Елена Гулкова, 2023
© Анастасия Гулкова, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0060-7316-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1.
Журналистка в коконе
Глава 1. Поле брани
– Козёл! – приветствую парня на «Тойоте». – Купи очки и место в паркинге!
Были бы у меня деньги, я бы тут не слаломом занималась, а с гордым видом выезжала с подземной парковки. Но я же девочка-стажёрка – денег нет.
– Куда прёшь, козлина? – вопрошаю владельца «Опеля», оттачивающего мастерство разворота на пятачке паркинга. Миллиметровщик хренов!
Что-то я на козлах зациклилась. «Надо сменить пластинку», как говорит бабушка. Улыбаюсь, увидев жест очкастого из «Опеля». Мог бы и не хвастаться средним пальцем. Удивил. Фантазии вообще нет. Столько же ругательств есть! Не владеем мы своим великим языком.
– Урод! Купи самокат! Маздюк! – я наслаждаюсь неологизмом, посвящённым водителю «Мазды», прошмыгнувшему перед самым носом.
Не владеем мы в достаточной мере великим и могучим! Для чего нам дан такой язык? Чтобы применять. Выпускать пар. Сбрасывать негатив, потом любить и ближних, и дальних.
Впереди манёвры совершает дед на «Жигулях» (почему их так много в Питере? Не дедов, а машин), елозит между дорогой техникой.
– Перун старый! – я еле увернулась от тихоходного, но отчаянного Шумахера. Кстати, кто не знает: Перун – языческий бог. – Удачи тебе, дедуля!
– Опаньки! Сглазила. – В зеркало заднего вида замечаю: «жигуль» задел припаркованную крутую тачку. Не зря говорят: «Перун – злой бог, жертвы ему нужны». Теперь суди себя сам. Наказывай. Делай, что совесть подсказывает… Да, жалко деда.
Выбираюсь с парковки. Вставать раньше нужно. Время упущено, все, как и я, хотят выехать немедленно, ждать никто не желает.
Наконец-то пробиваю пробку во дворе, выскакиваю на дорогу. Мчусь на работу. Надо добить рутинные дела, а завтра брошу машину у редакции и в метро. Не на улице же народ цеплять.
Идея такова: всех тонко подкалываю, толсто обзываю. Если останусь жива и не получу в обраточку, то напишу статью о роли ругани в нашей жизни. А? Как вам, товарищ Свистун? О светлом и прекрасном мыслей-то нет после ваших обзывательств. «Умеете» вы мотивировать на хорошее.
То ли я задумала? Как ругаться в культурной столице? А вот так. Как Свистун. Как я сегодня. Это в маленьком городе такие эксперименты чреваты последствиями, уж я-то помню. Все друг другу в буквальном смысле друзья. А здесь свобода, всех видишь первый раз. Знакомых вряд ли встретишь, ругайся сколько хочешь.
Пределов нормы здесь нет, то есть всё-таки есть (красиво излагаю!), но у каждого свои. Как сказал Довлатов? Если всё нормально – настораживает, ищи подвох? «Понаехал» в большой город – хами направо и налево безнаказанно Это уже моё умозаключение.
Вопрос только мучает: а это точно журналистика, то что я задумала? Свистун мог бы наставника назначить. В универе во время ковида бросили, перевели на дистанционку, половины лекций не было. Преподы смотрели на нас, как на полудохлых тараканов – выживут или нет? Дипломную вполглаза проверили. Кому она нужна? Тут бы самим выжить… Сейчас тоже никому не интересна – плыви, девочка! Выкарабкаешься – будешь работать! Спасибо, конечно, что взяли без опыта. Деньги иногда платят… Хорошо, что не медными монетами.
Свистун, он же главред, – типичный представитель не мудрых перунов, а пердунократии. Вывели такую породу в советский период: красномордые, тучные, сидят по кабинетам и всех тихо, а иногда и громко ненавидят.
Вызвал вчера и сразу начал орать:
– Исписалась ты, мать. Тухлятиной несёт. Тошнотность зашкаливает. Лопухина, такая-сякая… Настоящая Лопушара…
Стоп. Лопушара? Откуда он знает о школьной кликухе? На больное давит, гад. За Лопушару ответишь!
Досвистелся до угрозы:
– Если через неделю-две не будет интересного материала, то иди ты в… (здесь он сделал паузу, у меня кое-что сжалось) в блогеры! И бложи там! Или блогай! Тьфу…
Я бы пошла. Оценим реальность. Политический канал мне не светит. Продавать рекламу – не моё. Губки, попки, сумки демонстрировать – тоже отстой. Сокурсник так хотел заработать, что выбрал статус: «Я дурак». Ролики стали стремительно набирать подписчиков, а он – получать деньги. А теперь отмыться не может, клеймо осталось: дурак. Продолжай питаться с помойки, воруй тележки в маркетах…
Я мечтаю о настоящей журналистике. О расследованиях. Разоблачениях. Скандалах… Начну с последнего. Завтра с утра и начну…
– Вставай, вставай, дружок! С постели на горшок! – тонким и противным голосом заверещал будильник, к словам присоединились горны. Ну, бабуля, спасибо, подсказала: так будили пионеров в лагере. Мёртвый подскочит и побежит на зарядку.
– Чтоб ты сдох! – я с закрытыми глазами давила на экран телефона, который орал не переставая.
– Чтоб ты сдохла! – в стенку постучал сосед-алкаш. Он только лёг, паразит. До утра смотрел телевизор, переключая каналы каждые две минуты.
– Прости-прости, ты молодец – разбудил! – это я не соседу, а телефону. – Чмоки-чмоки…
Прижав и приласкав беззащитное устройство, я опустила ноги в тапки – попала! Встаю. Иду. Чищу. Моюсь. Расчёсываюсь. Завтракаю. Одеваюсь. Всего 7 слов, а прошло 40 минут. Черепаха-метеор, девиз которой: «Я не люблю сидеть без дела, без дела я люблю лежать».
Кофе. Джинсы. Рубашка. Свитер. Кроссовки. Рюкзак. Телефон. Ещё семь слов – готова. Вперёд! Сегодня будет интересно. Надеюсь.
– Здрасьте! – приветствую соседей. Симпатичная парочка: он высокий блондин с лицом добродушного викинга, она миниатюрная брюнеточка стервозной наружности. А у меня сегодня, как по заказу, стервозный день, чуть не забыла, надо нарываться.
Пришёл лифт. Заходим.
– Смотрю я на вас и думаю: вот эготист и эгоцентричка, – начинаю провоцировать соседей. У блондинчика глазки забегали, по лбу медленно проползла мыслительная волна. Его жена открыла рот, задыхаясь от бессилия достойно ответить. Да, ругательство изысканное, для интеллектуальной элиты. Конечно, проще было обменяться репликами:
– Хамка!
– Сама хамка!
Лифт открылся, я выскочила. Интеллигенция тормознутая. Могли бы и ответить. Не ожидали от меня такого выпада. Я подленько усмехнулась: скажите спасибо, что фломастером возле вашей квартиры эти слова не написала. А могла.
Забежала за угол дома. Внесла в заметки результат эксперимента, то есть отсутствие результата, – тоже результат.
Выглянула: растерянные соседи сели в машину, уехали. Явно подумали, что девочка тронулась. Не надо было их трогать. Вот до чего довёл меня главный редактор – хамлю соседям…
Как и решила, бросила машину, иду по Невскому проспекту. В центре Питера у меня всегда состояние счастья и восторга. Каждый раз как первый. Гармония и чёткость линий зданий завораживает. Дух захватывает. Пресловутые бабочки трепещут не в животе, а в районе сердца. Здесь хочется смотреть вверх, находить новое в знакомых строениях, удивляться простору, дальновидности Петра…
– Куда прёшь, корова? Гляди по сторонам, а не рот открывай! – неопрятный и небритый человек толкнул меня локтем в бок.
– Пру в коровник, дядя. А ты не Демьян Бедный, мужик вредный?
– Не-е-т, – оторопел бомжеватый тип. Затем сглотнул и быстро пошёл вперёд, покрутив пальцем у виска. Иди-иди, жертва урбанизации. Отомстил за «козлов». Счёт: один – один.
Захожу в метро радостная, предчувствуя развлечение. Охранник посчитал мою широкую улыбку подозрительной и предложил пройти на досмотр. В рюкзаке мышь повесилась, но его это не интересует. Шутить с ним я не буду, себе дороже выйдет. Знакомый вёз железную мыльницу, просветили рюкзак – он просветил проверяющего: это гигиенический передатчик – держали два часа.
Подъехал поезд. Захожу в вагон. Вот где палата №6, в хорошем смысле! Какие лица! Что ни человек, то интересная личность! Подсаживаюсь к бабуле. Розовые брюки, розовая курточка, розовая шапочка, белые кроссовки – как это по-питерски! Она поднимает голову, шевеля губами, недоумённо смотрит на рекламу «ДостАевский – доставим еду!» Замечаю кадык – в розовом прикиде дед!
– Здравствуйте! Вы не на семинар по мямлизму направляетесь? – по-доброму обращаюсь к стильному старичку.
– Это тебе туда прямая дорога, деточка! – басит дед. – Мямлишь тут, блогерша неполноценная.
Пранк не удался. Готовиться надо, а не устраивать шоу «Импровизация»:
– Нет, дедушка, я не блогер.
– Иди с богом, бабушка, – он достал дорогой телефон. Мне на такой работать года два. Грустновато. Гнусновато. Стыдновато. Я пытаюсь плыть, господин редактор. А роль-то явно не моя. Ерунду какую-то несу. А дед – молодец! Хоть и розовый.
Перескакиваю в другой вагон, оглядываюсь. В центре внимания публики белобрысый, красномордый парень, который уже успел принять на грудь, обойдя комендантский режим, купил где-то до 11 часов. Настроение у него хорошее, представляет себя, видно, неотразимым, ловелас потрёпанный. Склонился к соседке, шепчет что-то. Польщённая вниманием девица демонстративно хохочет, потом краснеет, бледнеет и, схватив рюкзак, на остановке внезапно срывается с места.
Выпивоху это не смущает. Он поворачивается к соседу, прыщеватому очкарику, оценивает, наклоняется, начинает что-то говорить прямо в ухо. Наивный. Паренёк в наушниках неотрывно смотрит в телефон, не реагирует. Нахал толкает его. У парня невидящие глаза, ему трудно резко вернуться в реальный мир. Вынимает один наушник, выслушивает белобрысого. Затем молча встаёт, пересаживается. Не боец! На его место сажусь я.
– Козлишь потихоньку? – интимно наклоняюсь к вагонному мачо и тут же пугаюсь. Только что улыбчивые глаза парня сужаются, красные поцарапанные кулаки сжимаются.
Да, зря я так. Наколки на пальцах. Дешёвые, не в тату-салоне делал. Мозг начинает лихорадочно работать, кровь пульсирует в висках, в горле пересохло. Только не бояться, только не бояться…
– Правильно. Молодёжь надо учить, – блею я, делая невинные глазки. – У нас вебинар вчера был, посвящённый ругательствам, препод сказал, что у слова «козлить» старое значение – передавать опыт молодым…
Пьяный парень очумело вращал глазами, не врубаясь в сложную синтаксическую конструкцию. Вагон остановился. Услышав название остановки, редковолосый блондин схватил сумку и выскочил на платформу, попутно показав мне кулак. Ноги у меня подогнулись, задрожали, внутри всё сжалось. Дура, по мор… по лицу можно было получить.
– Дочка, тебе плохо? – маленькая аккуратная питерская старушка (судя по косыночке на шее) заглянула мне в лицо. – Бледненькая какая… Давай я тебя домой провожу? Или скорую вызвать?
Вы видели, как в цирке плачет клоун? Слёзы брызнули из моих глаз. Старушка – единственный человек, в последнее время пожалевший меня, – ахнула и взяла меня за руку:
– Поплачь, поплачь… Легче станет. Чище. Светлее…
Я порывисто наклонилась и поцеловала тёплую сморщенную, пахнущую земляничным мылом руку… Говорить я не могла. Хотелось выскочить на ходу… Знала бы она, добрая душа, что я поганка агрессивная!
Очнулась в своей машине. Не пойду в редакцию. Сил нет. Не стать мне хорошим журналистом. Надо уходить из профессии. Родиться бы лет тридцать назад. Лучше сорок… Я упала на руль и зарыдала. Мне было жалко всех козлов, старого Перуна, небритого мужика с Невского, розового деда, пьяного парня, участливую бабушку, себя…
В окно постучали. Опустила стекло.
– Ты что, Алёнушка? – добрыми испуганными глазами смотрел на меня начальник. – Поезжай домой. Отдохни. Или отвезти тебя?
– Нет, нет! Я сама. Спасибо! – в душе поднялась волна благодарности. Алёнушка… Впервые так меня назвал Сви… Иван Трофимович. Фамилия у него почему-то немецкая, сразу не запомнишь и не выговоришь – Пфайффер. Коллеги выяснили, переводится «свистун». Иван Пфайффер. Ирония судьбы или родители-приколисты?
Поехала домой. Козлы больше не встречались. Водители все как на подбор симпатичные, предупредительные люди. Прав булгаковский Иешуа, что все люди добры.
Парковка свободная. Уже счастье. А возле лифта улыбчивый сосед-викинг. Я напряглась.
– А ты утром верно сказала: жена у меня – истеричка!
– Эгоцентричка, – улыбнулась я, потом засмеялась, захохотала, глотая слёзы. – Истеричка – это я!
Глава 2. Статус: «В активном поиске»
Лопушара… Лопушара… Это всплывшее из детства прозвище, неожиданно произнесённое главредом Свистуном, не давало мне покоя. Мало я в школе натерпелась? Брату было ещё хуже – он был Лопух. Я улыбнулась, представляя его: маленького роста, лопоухий. Точный Лопушок. Я его так и называла, ласково, любовно. А Лопушара – как-то грубо. Сколько слёз я пролила? Но таков закон школы: дали кликуху – носи. Пока не отсохнет и сама не отвалится. В 7 классе я перестала реагировать, и все отстали. Конечно, гадкий утёнок оперился, округлился. Уж и лебеди из 9 класса стали приглашать в свою стаю: «Алёна, приходи… Пойдём погуляем…»
И вдруг в 23 года опять Лопушара! Что к чему? Серьёзный мужик впал в детство? Я покажу тебе Лопушару!
Месть… Какое сладкое слово! Нет, оно не сладкое, а какое-то красное, как острый перчик. Или как уголёк. Тлеет внутри… Требует подпитки, действий. А может, Свистун специально разжигает костёр? Ландау тоже мне. Я вспомнила, что читала о гениальном физике, который специально применял тонкие оскорбления, чтобы мотивировать студентов к действию, и они из кожи вон лезли, доказывая свою состоятельность. Вот и Свистун туда же, тот ещё педагог. Макаренко редакционный. Ну-ну, посмотрим, кто кого.
А что посмотрим? Идеи нет. Статьи нет. Ничего нет. Пустота. «Алёна и пустота», том второй. Пелевину надо подсказать, чтобы написал продолжение.
Полночь. Плюнуть и уснуть. Утро вечера мудренее. Ворочаюсь уже полчаса. Проверила в чатах, кто из подруг ещё не спит. Виталина, она же Вита, она же Виталинка была недавно. Звоню. Отвечает сразу:
– Привет. Не спишь?
– Сплю, поэтому звоню. А ты спишь? – я улыбнулась: классика разговорного жанра.
– Хорошо, что ты позвонила, Алёна, – голосок подозрительно ласковый, вкрадчивый. – Посидишь завтра с Пашкой? Тебе делать-то вечером нечего.
– Ага, я ж на пенсии. Скуча-а-ю… – проверим, кто из нас ехиднее? – Вечером крестиком вышиваю, рассаду поливаю…
– А что не спрашиваешь, куда я пойду? – я чувствую, как Виту распирает желание поделиться.
– Куда-куда? С мужиком встреча, – ворчу надтреснутым старушечьим голосом.
– Ага! – слово короткое, но здесь и радость, и гордость, и торжество.
– Приводи, посижу, – я сразу невежливо отключаюсь, чтобы не выслушивать восторженную характеристику очередного ухажёра. А Пашку жалко. Растёт без отца. Шесть лет пацану, а вокруг одни тётки. Скоро в помаде начнёт разбираться.
Сон ушёл. Лучше так: ушёл сон. Чтобы было понятно, что это не мужчина корейской национальности, а спасительное забвение. Кстати, я хорошо умею интерпретировать сновидения. Подруги это знают, всех консультирую и, как результат, в курсе их проблем. Но мой ротик на замочке.
Недавно Виталинка звонит в панике, приснилось, что родила. А ребёнок – это новое, жизнь будет меняться. Объясняю – радуется дурочка. У неё-то своё толкование: будет свежий мужик. Стоп! А ведь сбылось, раз на свидание идёт.
Сменить работу, что ли? Вывеска «Алёна. Толкование снов». Или «Потомственная гадалка».
– Алиса! Нужен список Лопухиных, – обращаюсь к голосовому помощнику. Или помощнице? Самой-то лень на кнопки нажимать. Изучаю, найденную информацию: – Так, Лопухины. Княжеский и дворянский род. Ветвь Сорокоумовых-Глебовых. Герб: в щите, имеющем серебряное поле, изображён красный Грифон, обращённый в правую сторону. Щит увенчан обыкновенным Дворянским шлемом с Дворянской на нём Короною, на поверхности которой видны семь павлиньих перьев.
И зачем? Кто перья выщипал и для чего? Смотрю дальше:
– Щит держат два вооружённых Воина, имеющие в руках по одному копью.
