Не убивайте мою собаку!

Марине хотелось развернуться и уйти, пока никто не заметил ее, не окликнул. Вместе с пакетами побродить еще где-то, пока все не наладится и можно будет без помех пройти к подъезду. Но ноги отказывались служить – их парализовал тошнотворный ужас еще до того, как проник в ее сознание. Сосед Михаил поднялся на ноги, посмотрел прямо на Марину. И затряс головой, тряс все время, пока шел к ней.

Она пятилась от него, но он догнал. Подошел, схватил за оба запястья, сказал почти по слогам:

– Ма-ри-на, это не Даша, успокойся! Даша дома, все хорошо.

Она дернулась, ахнула, выронила пакеты. Вот теперь подступил настоящий ужас. Михаилу она не верила, пыталась вырваться, но он держал крепко и все твердил одни и те же слова, пока она не сглотнула горловой спазм, и тогда сумела спросить:

– Ты уверен? Не Даша? Вдруг ты не узнал… ее? Вдруг не узнал?

– Я узнал, Марин. Это Яся Бондарь с первого этажа, подружка твоей Даши. Ты не смотри на нее, просто иди домой, ладно? Там твоя Даша одна.

– Но почему Яся упала с высоты? Почему на ней нет одежды?

– Не смотри, не нужно, – твердил сосед, обводя ее по большому полукругу к их парадному.

А в лифте Марина разрыдалась громко, отчаянно, сложилась пополам. Отлично понимала при этом, что рыдает от облегчения. Михаил ничего больше не говорил, просто стоял рядом, ладонь положил ей на голову, защитил лоб, чтобы не врезалась им в стену кабины. Вдруг пришедший в голову вопрос заставил ее на удивление легко прекратить истерику.

– Почему ты выбежал, Миша? У вас же окна на другую сторону.

Сосед прерывисто вздохнул, в его горле что-то клацнуло.

– Да я на чердаке белье вешал. Услыхал крики, выглянул, рванул вниз. Я ведь тоже…

Осекся, замолчал.

– Ты про мою подумал? – уточнила Окунева и подавилась диковатым хриплым смешком.

– Да не помню уже, что думал, я испугался очень.

Лифт остановился, Марина бросилась к квартире, позвонила, еще и еще раз. Снова приступ паники. Ключ у нее был, но никак не попадался в руки, она вывернула содержимое сумочки на коврик у двери. Ключ отлетел, зацокал по бетону. Михаил поднял и сам вставил его в скважину.

– Даша, дочка, ты дома? – крикнула женщина с порога. – Даша, где ты?

Тишина.

– Ее нет, что ли? – спросила растерянно, ни к кому не обращаясь.

Но ответил сосед, он так и стоял у нее за плечом:

– Ну как нет? Должна быть, Марин. Я ее слышал из-за стены. Ты пройди, поищи.

Но Окунева уже услышала – в ванной текла вода, из маленького коридорчика сочился теплый банный пар.

– Даша, ты там?! – заколотила в дверь кулаками.

– Да, мам, а что случилось?! – раздался из-за двери перепуганный голос дочери.

И впервые Марина смогла нормально вздохнуть. Она погладила рукой дверь ванной с такой нежностью, словно гладила смоляные Дашины кудри. И только сейчас заметила соседа, он внимательно наблюдал за ней из освещенного прямоугольника прихожей. Поймал ее взгляд и сказал:

– Марин, проверь лоджию.

Ее покоробило от этих слов. С чего это он тут раскомандовался?

– Зачем?

– Ну просто проверь.

– Ладно.

Михаил и через гостиную шел за ней по пятам, так что у нее гора спала с плеч, когда все там оказалось в полном порядке. Единственное открывающееся окно затянуто по старинке марлей – лоджию делали давно, проем оказался слишком нестандартный для современных пакетов, переделывать не стали. Она дала время соседу в этом убедиться, спросила, стараясь, чтобы голос не звучал агрессивно:

– А к чему ты вообще о лоджии заговорил?

Хотя сама прекрасно все понимала. Яся была подругой Даши, и после школы застать ее в квартире Окуневых было куда более вероятным делом, чем в собственной квартире. Ярослава Бондарь жила на первом этаже, а упала сверху.

Тут Марина перехватила инициативу:

– Миша, говоришь, был на крыше? Чердак открыт сейчас?

И первой покинула квартиру, вышла на лестничную площадку, просторную, не то что в пятиэтажках. Лестница продолжалась и вела на чердак, но от любителей прогуляться по крыше ее надежно отгораживала решетка с навесным замком. Сейчас замок был снят и лежал на подоконнике, решетка распахнута настежь. Марина подошла к лестнице – и охнула, зажала рот рукой. На площадке между их девятым и восьмым этажами были раскиданы вещи: розовая футболка с принтом, юбка в мелкую складку, синие трусики и разношенные тапочки с кошачьими мордочками. Именно в этой одежде обычно приезжала к ним на лифте Яся, если успевала переодеться после школы.

– Что за чертовщина? – бормотнул на заднем плане сосед.

– Это ее вещи, Миша!

– Я понял. Только не было их тут, когда я вниз бежал! Я ведь лифта дожидаться не стал, с перепугу-то.

– С перепугу и не заметил.

Михаил отчаянно тер рукой лоб, жмурился, мотал головой. Потом заговорил спокойно, сосредоточенно:

– Так, я сперва отпер замок. Нет, собирался отпереть. Дверь была прикрыта, но не заперта. Вчера ремонтники снова лифт чинили, не закрыли толком за собой. Отсюда лестница вниз мне была отлично видна. Там еще пакет валялся, вот где сейчас вещи.

– Какой пакет, Миша?

– Да обычный, фасовочный, набит под завязку. Я таз с бельем поставил на окно, спустился, выбросил пакет в мусоропровод. Честно говоря, еще подумал… ладно, не важно сейчас. Поднялся на чердак. А когда заорали внизу, я струхнул, мои ведь тоже где-то гуляют. Почему-то представилось: вдруг Раю с коляской машина сбила. Помчался вниз. Нет, никакой одежды тут и близко не валялось.

– Что было в пакете? – Марина сама бы не смогла сказать, зачем задает эти вопросы. Но что-то беспокоило, скребло по нервам.

Михаил плечами пожал, поморщился:

– В голову не пришло, знаешь ли, изучать содержимое. Но он на боку валялся, частично рассыпался. Вроде фантики от конфет, корки хлеба, ну как от бутербродов остаются. Смятая бумага, лист из тетрадки в клеточку. А наверху банановые шкурки.

– Ты подумал, что это Даша бросила, да? – Каждое слово давалось ей с трудом, подступала тошнота.

Сосед в ответ руками развел:

– Больше вроде некому. Я не собирался ее ругать, ты знаешь, не на мой характер. Просто хотел на обратном пути позвонить и спросить, не зря ли я его выбросил… ну, понимаешь, чтобы как-то поделикатнее…

– Это не Дашин пакет, – перебила его Марина, даже улыбнулась от облегчения. – Она у нас бананы на дух не переносит. Это, наверное, Ярослава кинула. Пошла выбрасывать мусор на второй этаж, там кто-то ее напугал, возможно, напал. Она побежала вверх по лестнице, пакет машинально несла с собой, здесь только выронила.

– Напал среди бела дня? – усомнился сосед. – Девочка бежала восемь этажей, наверняка кричала, и никто не выглянул, не услышал?

– Могла и не кричать, от страха спазм случился. – Марина знала, сама пару минут назад перенесла такое. – А может, она слышала позади себя подозрительные звуки и таилась, шла на цыпочках. Надеялась, что преследователь отстанет, свернет к какой-нибудь из квартир. Так даже вернее, бегом ей столько не пробежать. А он специально шел медленно, направлял ее к чердаку, потом к крыше. Миш, ее сбросили, точно! А потом, когда ты побежал вниз, этот кто-то спустился, раскидал тут одежду и ушел.

– Тогда он может быть еще в доме, – севшим голосом подытожил Михаил.

– Возможно…

Марина больше не хотела ни говорить, ни думать о случившемся. Голос соседа, рассуждавшего вслух, сделался невыносим. Она с силой стиснула пальцами виски, а хотелось зажать уши. А еще больше хотелось собрать одежду и скинуть туда же, в мусоропровод, – он в их доме находился на четных этажах. Но она опоздала: стукнул лифт, и как-то одномоментно площадка заполнилась народом. Тут были и полицейские, так что Марина и Михаил поспешили отступить к своим квартирам, представители власти проводили их тяжелыми взглядами. Женщина замешкалась, пропуская соседа: они жили дверь в дверь, не разминуться.

Но еще раньше отворилась дверь ее квартиры, оттуда выглянула Даша в халатике и с розовым от долгого купания лицом.

– Мам, ну ты куда подевалась?.. Ой, а что происходит?

Видеть толпу у лестницы из их закутка она не могла, но отлично слышала гул голосов, переводила встревоженный взгляд с матери на соседа и обратно.

– Я сейчас приду, Дань, прикрой дверь, – попросила Марина.

Дочь с удивительным для нее послушанием молниеносно исчезла.

– Нужно им сказать. – Окунева совсем растерялась, происходящее теряло очертания реальности, превращалось в сцену из фильма, которая никогда не может воплотиться в реальности. – Предупредить. Может, убийца до сих пор на крыше. Может, даже не один.

– Я скажу, Марин. Ты иди к Даше.

И она тут же юркнула в свою квартиру, плотно затворила дверь, вжалась в нее спиной. Сделала с десяток глубоких вздохов, прежде чем позвала:

– Данюсь, ты где?

Испугалась, не получив ответа, бросилась в комнату дочери. Даша уже успела переодеться в домашнюю футболку и треники, распахнула окно и пыталась сквозь сетку разглядеть, что творится под их окнами. Оглянулась на мать.

– Мам, можно ее вынуть? Я хочу посмотреть, почему там машины воют и люди кричат.

– Нельзя! – выкрикнула Марина.

Сетка была зафиксирована, потому что только вчера заходила в гости сестра мужа с малышом. Под предлогом ее прихода Марина предпочитала в теплые дни всегда держать сетку в таком виде, а ключ при себе: не дай бог дочь с подружками зачем-то полезут на окно, тоже ведь дети еще.

– А что там случилось, внизу? – Даша, шумно дыша, испуганно вглядывалась в лицо матери. Высокая, в отца, Марину она почти догнала ростом, но худющая, как тростиночка. Огромные глаза стали почти круглыми.

– Несчастный случай, – ответила Марина, пытаясь сообразить, как донести до дочери страшную правду. – Дань, ты скажи мне, Яся сегодня была у нас в гостях? Вы с ней вместе из школы пришли?

Даша заморгала часто-часто, замотала головой.

– Яся? Не-ет. Мы поссорились, мам, и вообще ее училка задержала. Ой, мам, это с Яськой несчастный случай? А что с ней произошло?

И застыла с приоткрытым ртом, дожидаясь ответа.

– Кажется, она выпала из окна, – предоставила ей мать правдивую, но крайне обтекаемую версию.

– Из какого окна, ты что? Как она могла выпасть?

– Не знаю точно, возможно, из своего. – Говоря это, женщина потихоньку отступала к двери, ей срочно захотелось проверить кое-что еще.

– Но она не сильно пострадала, да? У Яськи же первый этаж… хотя могла сломать себе что-нибудь… я побегу узнаю, как она! И не важно, что мы в ссоре!

– Нет! – Марина широко раскинула руки, заслоняя собой дверь. – Ты никуда не пойдешь! Твою подругу уже увезли в больницу.

Прекрасные Дашины глаза наполнились слезами, как и всякий раз, когда на нее повышали голос. Она охнула, обхватила себя руками.

– Неправда, мама! С Яськой случилось что-то очень плохое, нет, ужасное! Я слышала, как кричала под окнами тетя Виктория, она бы не стала так вопить из-за перелома! Скажи мне, Яська умерла, умерла, да?!

Марина коротко кивнула. И тут же распахнула объятия, но Даша крутанулась на пятках, бросилась лицом вниз на свою кровать и зарыдала, почти завыла. Мать с минуту стояла над ней с потерянным видом, гладила по спине, что-то говорила. Когда хрипы стали устрашающими, пошла на кухню, чтобы принести воды. Но первым делом, как и хотела, заглянула в холодильник, где на нижней полке утром лежала великолепная солнечно-желтая кисть бананов. Вот только теперь от нее осталось меньше половины. Марина провела ладонью перед глазами, словно хотела смахнуть вид этой кисти, забыть о ней. Сделала несколько глубоких вздохов, налила воды в чашку и вернулась в комнату дочери.

Даша уже не рыдала, похоже, выдохлась. Только всхлипывала, иногда вздрагивала всем телом. Марина присела рядом с ней на кровать, коснулась плеча. Тоненькое подвывание в ответ.

– Это нужно пережить, дочка. Мне жаль, что тебе так рано пришлось столкнуться с потерей. Так уж получилось, но нужно быть сильной.

Она говорила и удивлялась, почему вроде бы правильные фразы звучат так жалко, нелепо. Ну почему ее никто не научил, как нужно себе вести и что делать в самые сложные моменты жизни? А потом позвонили в дверь.

* * *

Пришли двое полицейских, оба в форме, а различать чины она не умела. Могла опознать только лейтенанта, потому что в таком звании был Николай, когда они познакомились. Молодой в очочках полицейский выглядел так, словно повидал все на свете и ничем его больше не удивить. Второй, уже предпенсионного возраста, напротив, ровно и благостно лучился тщательно выбритым круглым лицом. Марина испугалась и пожалела, что не успела позвонить мужу, нужно было сделать это, едва вошла в квартиру. Примчаться с дачи он бы не успел, но мог позвонить по старой дружбе каким-нибудь влиятельным людям из полиции.

– Проходите в комнату, – сказала, пытаясь выглядеть спокойной и дружелюбной. – Простите, у дочки истерика, погибла ее подруга. Я буду иногда проверять, как она там.

– Собственно, мы и хотели поговорить с вашей дочерью, – немедленно парировал молодой, голос какой-то хищный, на клекот похож. – В вашем присутствии, разумеется. И когда успокоится. Девочки ведь тесно общались?

– Да. – Отрицать она не собиралась, все в доме это знали. – Даша и Ярослава дружили с шести лет. В детский сад ходили в одну группу, потом в один класс…

– Ну, это она нам сама наверняка расскажет, – перебил старший, улыбнулся ей щербатым ртом. – Сперва к вам, гражданочка, несколько вопросов. Вы-то сами где были, когда беда случилась?

– Подходила к дому. Я… я дико испугалась, когда увидела. Была дикая мысль про дочку, потому что…

– Потому что девочка упала прямиком под вашей лоджией, – подытожил младший с непроницаемым видом, вроде как успел утомиться от беседы. – Кстати, можно нам ее осмотреть? Лоджию, я имею в виду.

– Конечно. Только у нас там намертво все заделано, упасть невозможно.

Выложив главный козырь, Марина приободрилась, распрямила плечи. Какой же молодец их сосед, что первым делом вспомнил про лоджию!

– А мы ничего и не имели такого в виду, – говорил старший, пока молодой прогуливался по лоджии, зачем-то складывал руки домиком и прижимался носом к стеклу. – В доме напротив многие в такую жару отдыхали на своих персональных балконах и видели момент падения. Бедняжка упала с крыши. Очевидцы поведали, что девочка носилась по периметру крыши и заглядывала вниз, вычисляла вашу лоджию. Вроде бы никто ее не преследовал. Потом легла на живот, свесилась вниз и стала что-то кричать. Но что именно, увы, никто не слышал. А ваша дочь, случайно…

– Даша была в ванной, – заторопилась, перебила его Окунева. – Она у нас по знаку Рыбы, ужасно любит воду, знаете ли. Когда нас с отцом нет, занимает ванную – и все, с концами. Вне зоны доступа. Несколько раз я чуть с ума не сошла, когда не могла до нее дозвониться, потом привыкла.

Она сама знала, что говорит абсолютно лишние вещи, но не могла остановиться. Пусть ее считают глуповатой, так даже лучше. Потом приедет Коля и все уладит. Снисходительный взгляд пожилого мужчины все же заставил ее замолчать.

– М-да, а бедняжка-то надеялась, – сказал он, и у женщины оборвалось сердце. – Звала-звала, бросала вниз кусочки бетона. В какой-то момент слишком сильно перегнулась и кувыркнулась вперед. Ударилась о крышу лоджии, потому и улетела так далеко, аж на дорогу.

У Марины уже не было сил реагировать на эти страшные слова. Вернулся молодой, достал из кармана упаковку влажных салфеток, тщательно протер руки – еще бы, по каждому шву на лоджии пальцами прошелся, интересно, зачем. И тоже задал вопрос:

– Как думаете, ваш сосед может быть причастен к случившемуся? Мы знаем, что он был на чердаке.

– Миша? – ахнула Марина громко. – Да вы что, он и мухи не обидит!

И увидела, как двое переглянулись насмешливо, словно сказанная ею фраза непременно звучала в адрес любого преступника. Совсем растерялась, попробовала объяснить:

– Понимаете, у них в семье новорожденный ребенок, а это бесконечные пеленки. Михаил просто пошел на чердак, чтобы развесить белье.

– Почему же не на лоджии своей законной? Вон у вас там, вижу, веревочки натянуты. – Младший указал подбородком через плечо.

– Ну, это у нас. А у наших соседей однокомнатная квартира, и лоджия как еще одна комната. Там все заделано, свет подведен, спальное место, торшер. Их ведь трое, то есть теперь уже четверо, старшая дочь в одиннадцатом классе. А на чердаке в момент сохнет, там оконца с обеих сторон, сквозняк.

– Чердак на замок разве не должен быть закрыт? – прищурился старший и сразу перестал напоминать добренького старичка.

– Должен. И ключи как раз хранятся у Михаила, он главный по подъезду. Ремонтники приходят, лифт ремонтируют, зимой сосульки нужно чистить. Конечно, у них обычно свои ключи, но Миша потом проверяет, все ли в порядке. Вот и сегодня решетка не была заперта, кстати.

– Откуда вам это известно? – прищурился за очочками молодой.

– Так Миша и сказал.

Оперативники обменялись быстрыми взглядами, а Марина ощутила себя окончательно сломленной, сбитой с толку. Что они такое знают, почему переглядываются?

– Ма-ам?

В дверном проеме стояла Даша, бледная до пугающей синевы на висках и лбу, глаза широко распахнуты. Руки прижаты к груди, пальцы непрерывно теребят ткань футболки. Футболка веселенькая такая, желтая, с цыплятами и лепестками клевера. Дочь давно ее не надевала, считала слишком детской, а вот теперь натянула в спешке.

– Заходи, заходи, дочка, – обрадовался ей старший, мигом превращаясь обратно в улыбчивого добряка.

Даша сделала шаг вперед, шумно сглотнула, глянула жалобно на мать. Марина уже приоткрыла рот, собираясь сказать, что ее дочь пока не готова, она только что узнала…

– Соболезнуем, дочка, твоей беде и потере, – обволакивающим голосом говорил полицейский, кивал на каждом слове головой, словно клевал воздух. – Твоя мама уже рассказала, что с Ярославой Бондарь вы крепко дружили. Но бывает такое, приходится терять друзей, никого эта чаша не минует. Ты нам расскажи, когда в последний раз сегодня видела Ярославу. Вон на стульчик присядь и спокойно рассказывай.

Даша, словно под гипнозом, подтянула к себе стул, села и сжалась в комочек. Марина тут же подошла, встала за спиной дочери, обняла за плечи. Молодой полицейский с другого конца комнаты изучал Дашу таким удивленным взглядом, словно не понимал, откуда в разгар следственных действий тут возникло это очаровательное создание и что с ним делать. Зато старший был в своей стихии.

– Удобно тебе, дочка? Ну, добре, теперь припомни весь сегодняшний день, без нервов припомни, будто дурного не произошло. В школу-то вместе шли? Раз в одном подъезде живете, а?

Пауза, заполненная лишь свистящим дыханием Даши через приоткрытый рот. Потом она снова сглотнула и ответила:

– Нет, мы не вместе с Ясей шли. Мы поссорились.

– Да ну? Хотя бывает, конечно. Из-за серьезного поссорились или из-за сущей ерунды?

– Я и не помню уже. Значит, из-за ерунды.

– И кто сегодня первый в школу пришел?

– Яся. Я проспала, прибежала со звонком.

– У нас будильник сломался, – зачем-то поспешила оправдать дочь Марина, поморщилась от досады на саму себя.

– Знаем, случается, – поддержал полицейский. – И что же, на переменках вы тоже не общались?

Даша мотнула головой и села прямее, заговорила увереннее:

– Нет. Я дежурила сегодня, на всех переменах помогала в столовой. Яську я даже не видела, что она там делала. А после последнего урока ее Надежда Аркадьевна попросила задержаться, а я сразу побежала в раздевалку. Назад мы с Германом шли – это Яськин брат-близнец. Мы все вместе в одном классе учимся.

– А как полагаешь, что вашей учительнице было нужно от твоей подружки? – едва повисла пауза, немедленно спросил пожилой полицейский. – Хотела, может, дать какое-то поручение? Конец учебного года, поздравления, все дела?

– Да нет, наверняка из-за оценок! – на глазах оживала Даша, и Марина сделала себе мысленную пометку: горе не стоит замалчивать, наоборот. – Яська сегодня две пары схватила, по инглишу и матеше.

Старшая Окунева едва удержалась, чтобы не одернуть дочь: говори нормально! Но старикан ее отлично понял.

– Вот как, аж две пары! А обычно Яся как учится?

Он употребил настоящее время – и Марину передернуло.

– Вообще-то хорошо, на четыре и пять.

– А откуда в таком случае двойки взялись?

– Так мы ж поссорились! – Даша аж руками всплеснула, ну как он не понимает. – А Яська такая, как это… зацикленная, вот! Если огорчится, то ни о чем думать не может, только книжки читает. Вот и не выучила уроки. Обычно ничего, училка ее жалеет, а сегодня не повезло…

Умолкла и вздрогнула всем телом, припомнив, видимо, насколько сегодня не повезло Ярославе.

– И дома бы за двойки попало, – не спросил, а грустно констатировал полицейский.

– Ну да, тетя Виктория на весь подъезд бы орала, это точно!

– И не захотелось тебе помириться с подругой, раз уж ей и так досталось?

– Захотелось, – горячо произнесла Даша, подалась вперед. – Я домой пришла, подумала-подумала… ну и набрала ей, чтобы шла сразу ко мне, уроки делать. Ну, как бы ничего не было, понимаете?

Полицейский закивал с превеликой готовностью:

– Понимаю, еще как. Так оно и надо из конфликтов выходить. А то начнете разбираться, кто прав, а кто виноват, в результате еще больше перессоритесь, верно?

– Ага…

– И что, ответила тебе Яся твоя? Или сразу прибежала, у вас же тут все близко.

У Марины перехватило дыхание, тяжело и гулко забилось сердце.

– Не ответила и не прибежала, – разом скисла, насупилась Даша. – Ее в сети не было, когда я писала. Может, уже домой пришла и с матерью ругалась, или Надежда Аркадьевна еще не отпустила. Я и пошла в ванну. Телефон с собой взяла, – добавила торопливо. – На случай, если Яська ответит. Только она не ответила.

– И в ванной ты была…

– До прихода мамы, можете ее спросить!

Даша вдруг сломалась, затряслась, захлюпала носом. Марина поняла, что допрос пора сворачивать, вскинула подбородок, смерила обоих жестким и выразительным – как ей хотелось верить – взглядом. Молодой ее понял, затоптался на месте, а вот старший с места своего не двинулся. Окинул трясущуюся девочку сочувственным взглядом и тихо произнес:

– Можно я тебе взрослый важный вопрос задам? Ответишь ты мне?

– Да, задавайте, – моментально согласилась Даша, перестала хлюпать, выпрямилась на стуле.

А полицейский не спешил, словно прикидывал что-то, покачивал головой и смотрел на Дашу в упор. Марине мучительно хотелось положить этому конец, но никак не находилось нужных слов.

– Скажи, пожалуйста, милая, вот как ты считаешь: твоя подруга могла что-то нарочно с собой сделать?

– Послушайте, но нельзя же… – отмерла, возмутилась Марина.

– Вы про самоубийство? – на удивление спокойно уточнила ее дочь. – Нет, ну Яська нормальная вообще-то, только с фантазиями. Она любила воображать себе всякое, я иногда прямо орала на нее.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи мне, что такое она себе воображала! – проявил необыкновенный интерес полицейский, и даже молодой подобрался поближе, склонил голову набок.

– Ну, ей вроде как мерещились по ночам всякие вещи. Будто кто-то заглядывает в окно, зовет ее и ногтями шкрябает по стеклу. А недавно она проснулась и видит: в окне черный силуэт, человеческий, по пояс. Хотя в окна на первом только заглянуть можно, мы с Германом проверяли. Яська бросилась зажигать свет, а человек вроде как спрыгнул с чего-то вниз – и убежал. Я говорила, что все это ей приснилось, потому что никто не стал бы специально лестницу или табуретку под окна дома таскать. Увидеть же могут, – совсем уже расслабленным тоном подытожила Даша.

Полицейский покивал сочувственно:

– Да, сны – это такое дело, легко с явью перепутать. Мне вот однажды приснилось, что я одного преступного элемента задержал, которого давно вычислял. И взял так замечательно, тепленьким, то есть с поличным. Утром прихожу на службу, спрашиваю у следователя: ты когда такого-то допрашивать будешь, хочу поприсутствовать. А он на меня глаза выкатил и спрашивает: «А ты мне его поймал, что ли, чтобы допрашивать?» Помнишь, Паш, я тебе эту историю вроде рассказывал.

Молодой кивнул и украдкой закатил глаза, Даша прыснула.

– Рассказывала тебе Ярослава про другие какие сны? – спросил полицейский как бы между прочим.

– Ага, ей чего только не снилось! Недавно – это как раз перед тем, как мы поссорились, – ей приснилась красивая такая радуга, высоченная. И типа Яська шла под ней и все хотела найти место, где эта радуга растет из земли. А кто-то шел за ней и говорил: «Глупая, сперва тебе нужно умереть. Но совсем ненадолго, никто даже этого не заметит, а ты уже снова оживешь. Пронесешься по радуге и впитаешь все ее краски». Понимаете, Яська комплексовала, что она такая, ну, типа бесцветная, – пояснила Даша и машинально поправила свои густые кудри.