Марсельская сказка

– Замечательно, Реми, просто замечательно! Настолько, что на днях я приобрёл себе неплохой особняк здесь, за городом. Ах, сегодня ведь состоится приём по такому прекрасному случаю, вы обязаны прийти, – он откинулся на спинку плетёного стула и погладил выпирающий живот. – Луиза давно мечтала о жилье где-нибудь на юге, а теперь ты понимаешь, как непросто отказать любимой женщине в её прихоти. Кстати, она здесь, застряла в антикварной лавке, а я решил осмотреть окрестности, и гляди, какая удача! Сто лет тебя не видел! Право, Реми, ты меня поразил! Так возмужал. И прости уж, но я думал, ты никогда не женишься!

Я улыбнулась, стараясь не расхохотаться. Он никогда не женится! Угрюмый, холодный, упрямый, несносный, просто невыносимый… эта женщина должна быть или безвольной дурой, или слепой идиоткой. Иная его тяжёлый нрав просто не стерпит!

– Будь уверен, я тоже так думал, – Реми усмехнулся, и когда наши взгляды встретились, он одарил меня тёплой, но, я уверена, лживой улыбкой. – Пока не встретил её.

– И? – месье Верн оглянулся к торговым лавкам, явив нашему взору свою мерцающую на утреннем солнце залысину. – Какие планы дальше? Вернётесь в квартиру в Марселе? Или продолжите путешествие? После того, как наши с тобой пути разошлись, я от тебя ни весточки не получил.

Глаза мои округлились в немом удивлении. Значит, у него есть квартира в Марселе? Тогда почему он здесь, почему жил в доме Зоэ? Боже, как много информации о нём я получила из нескольких минут болтовни этого мужчины! Полагаю, если бы у нас была возможность пойти на его приём, месье Верн раскрыл бы абсолютно все карты.

Реми это явно не нравилось. Его актёрская игра дала слабину, когда он сжал губы и свёл к переносице брови – признак надвигающейся бури. Реми быстро глянул на меня и, вздохнув, ответил:

– В Марселе я не живу уже много лет. Тоже решил сбежать подальше от суеты, Бартем, обосновался в одной деревне и продолжил заниматься своим делом, – его взгляд был пустым, будто мыслями он сейчас находился далеко не здесь. Реми словно обдумывал что-то, тщательно подбирал слова. – Говоря о нашем путешествии… знаешь, мы собирались навестить матушку Эйлы в Лиможе, но наше авто не выдержало и половины поездки. Теперь застряли здесь, – он отправил в мою сторону умоляющий взгляд, и от напряжения у меня задёргался глаз.

Что он, черт подери, несёт? Почему я должна в этом участвовать? Желание встать из-за стола и уйти к чёртовой матери пылало в моей груди, но его остужало любопытство – как далеко он зайдёт, неся подобную чушь? И какую цель преследует? Реми просил меня подыграть. Но я не могла даже пошевелиться из-за сплошного недоумения. Лишь сидела, глядя на него, как на последнего идиота из всех, и молчала. Ему стоит быть благодарным хотя бы за это.

– Так что же? Авто не починят? – Верн сложил руки в замок.

– Едва ли, – отмахнулся Реми. – Мы ждём хоть каких-то вестей от механиков уже трое суток. А матушка чахнет в ожидании. Она со мной ещё не знакома… слушай, Бартем, а у тебя случайно не найдётся для меня автомобиля на ходу? – он улыбнулся, и сердце моё заколотилось чаще. Ну, конечно! Конечно, вот, для чего этот цирк! – Нам он только на пару дней. Я заплачу за аренду столько, сколько потребуется, никаких поблажек.

– Какой вопрос, Реми? – брови Бартема подлетели вверх, и он рассмеялся, всплеснув руками. – Конечно, я дам тебе один из своих крайслеров, – в этот миг я почувствовала, как кровь отлила у меня от лица, а дыхание сбилось, и желание закричать во всё горло от счастья захлестнуло меня с головой. – Придумал тоже! Аренда… знаете, милочка, ваш супруг – золотой человек. Он вам что-нибудь рассказывал о своей первой работе? – когда Верн обратился ко мне, мой взгляд загорелся неистовым любопытством, и я подалась корпусом вперёд, готовясь внимать каждому его слову. – Я тогда был на десяток лет моложе и весил на четыре десятка фунтов меньше, а Реми был таким же молодым, как вы сейчас. Могу поклясться, у нас был лучший ассортимент на рынке в порту, а всё благодаря Реми. Пока он вставал до рассвета и уплывал на чахлой лодке в море, чтобы достать мне свежайшую рыбу, я купался в деньгах. Только конкурентам это не нравилось. Подослали они нам одну сволочь… в самый торговый пик! Какая-то пожилая бестия орала и плевалась, что отравилась нашей рыбой, но быть такого не могло, я за этим особенно следил! В общем, поползли слухи, лавку пришлось закрыть… те, кто в этот бред не поверил, заманивали Реми в свои лавки, всё-таки, такого рыбака днем с огнём не сыскать. Но он не пошёл. Меня не предал. А потом я женился, уехал в Париж, дела там пошли намного лучше, несмотря на кризис, между прочим. Так мы и растеряли друг с другом связь. Реми наверняка не рассказывал вам эту историю, он по натуре своей человек замкнутый, но вы это и без меня знаете.

Впервые за всё время его рассказа я позволила себе посмотреть на Реми. Поразительно… этот поступок, то, что он не предал Бартема… конечно, он раскрыл его с другой стороны. Более того, это было чем-то наподобие возмездия. Утром Реми увидел меня почти обнажённой. Сейчас кто-то почти обнажил его. Почти, ведь я по-прежнему не знала о его жизни ровным счётом ничего. Понимала лишь одно – Верн поступил неправильно, уехав в Париж и не вернувшись за Реми после того, как его дела пошли в гору. Реми заслуживал большего, чем службы этому мерзкому Фабрису в какой-то глухой деревне. Наверняка он уехал сразу после того, как уехал Верн. Как несправедливо.

И как мне хотелось сказать об этом Верну! Но на кону стояла машина, моя свобода, возвращение справедливости в мою жизнь. Мне пришлось сжать кулаки под столом и натянуто улыбнуться, чтобы выдавить из себя короткое:

– Удивительная история. Спасибо, что поделились ей.

– Всегда пожалуйста, милочка, жаль, у меня нет времени, чтобы рассказать обо всех наших приключениях и о том, каким ваш муж был заносчивым упрямцем, – Верн постучал пальцами по столу, снова оглядываясь. На Реми я больше не смотрела, однако чувствовала, каким взглядом он прожигает меня. – Реми. Дорогой мой. Конечно, я дам тебе свой крайслер, к тому же, он стоит, покрываясь пылью, с тех пор, как у меня появилась Серебряная молния, – Реми нахмурился, явно не понимая, о чём речь, а я изо всех сил попыталась не изумиться вслух. Серебряная молния? Откуда у него столько денег? Не связан ли он с бестирийцами? Голова у меня закружилась от вопросов, а Бартем продолжил: – Можете хоть весь медовый месяц на нем ездить. Но у меня одно условие.

Мы с Реми переглянулись. Кто-то окликнул Бартема, и когда тот обернулся, моему взору предстала женщина лет тридцати с двумя бумажными пакетами в руках. Завитые и собранные в аккуратную причёску золотистые локоны, платье из летящего шифона. Она выглядела, как леди из моего общества.

Как леди из общества, которое когда-то было моим.

– Дорогой, полагаю, нам пора… о, ты не один, – она остановилась возле столика, и мы с Реми синхронно поднялись со своих мест.

– Луиза, познакомься, это Реми – мой давний приятель, и его очаровательная супруга… – он нахмурился, вспоминая моё имя, и Реми напомнил, пробормотав при этом что-то себе под нос. Когда со всеми любезностями было покончено, Бартем наконец вернулся к своему условию. – Я уверен, вы проигнорируете моё приглашение на приём. А потому вот вам условие. Вы придёте на приём, а вечером я пришлю вам машину. Вы же здесь остановились?

– Это исключено, – Реми улыбнулся, и я в недовольстве на него уставилась. – У нас даже нет нарядов по такому поводу, Бартем, мы же не можем прийти к тебе так.

– Это вовсе не проблема! – вдруг встряла в разговор Луиза. – Эйла, дорогая, вы можете поехать со мной в особняк. Здесь ведь даже нет приличных магазинов! Но это решаемо. Мы что-нибудь подберём для вас, у меня большой гардероб. Эти хлопоты мне лишь в радость, я здесь совершенно никого не знаю. К тому же, чем больше гостей, тем лучше для нас. И вы развлечётесь. Разве нет?

– Это правда, – Верн кивнул. – А тебя, Реми, я заберу с собой, заедем по пути в одно место. Заодно и о жизни с тобой поговорим, я же тебя, чёрт возьми, десять лет не видел! Оставим наших дам до вечера. Так вы согласны? Или будете ждать свое авто у механиков?..

Это была безумная авантюра, наверное, самая безумная из всех, на которую я когда-либо соглашалась. Идти на приём к незнакомым людям, когда моя жизнь висит на волоске… высшая степень безрассудства. Однако с другой стороны, это могло бы стать моим спасением. Получить от Верна автомобиль и оказаться в Париже как можно скорее, добраться до тёти, позвонить матери, а потом пойти в полицию, точно зная, что отныне все будет кончено. Вернуться домой, к своей жизни, написать книгу, нет, не о том, что произошло, это будет великий роман, я точно знаю, я для него созрела… всё это теперь казалось мне таким реальным, таким досягаемым. Один небольшой риск взамен на полную свободу – разве это много?

Я посмотрела на Реми с огромной надеждой во взгляде. И вздохнула с облегчением, увидев в его глазах то, что и ожидала увидеть.

Впервые за всё время он был со мной заодно.

Глава 19. В глубине твоих глаз

Особняк Вернов выглядел, как произведение искусства. Я уже видела его накануне утром, когда мы с Реми добирались до Венеля – он утопал в зелени обступившего его сада, при этом возвышаясь над ним, как скалистая гора возвышается над своим лесом. Украшенный множеством белоснежных колонн и широкой парадной лестницей, он заметно отличался от своих готических соседей, а массивные арочные окна на всех четырёх этажах наверняка пропускали достаточно света, чтобы отгонять из комнат создаваемый многочисленными деревьями мрак. Поднимаясь по ступенькам к парадным дверям из красного дуба, я не могла перестать разглядывать всю красоту и убранство их дома, а ведь ещё несколько минут назад я жутко волновалась, полагая, что мне придётся играть изумление и восторг. Нет, то было искреннее восхищение их особняком, ведь наш Роузфилд, одинокий и безликий, не мог сравниться с этим безмолвным величием, очевидным, и в то же время прячущимся в густоте листвы. И гораздо позже, в спальне Луизы, я не играла восторженное дитя из французской глубинки, я была им, и словно никогда не принадлежала той жизни, из которой меня украли… Всё казалось совершенно новым и незнакомым, атмосфера, в которой я родилась и провела всю свою жизнь, была мне чужда, и я задумалась, глядя на свое отражение в старинном зеркале трюмо – быть может, всё было сном? Может быть, я всегда была женой Реми, мадам Атталь, жила в Шеризе или в Шаале, пекла с Зоэ кукурузный хлеб, сама стирала бельё и сама убиралась в доме?

Но стоило мне примерить платье Луизы, и это чувство исчезло, как дым над чашкой чая, мгновенно и бесследно. Платье было восхитительным, насыщенно изумрудным, с прилегающим лифом, украшенным бисером, и свободной юбкой из шифона, плавными волнами струящейся по моей фигуре. Мои волосы завили и уложили в аккуратную низкую причёску, Луиза одолжила своё колье с изумрудом на тонкой золотой цепочке, и черные лодочки, добавившие моему росту пару дюймов. И вот я снова стала собой, Эйлой Маклауд, внучкой лорда, выпускницей Кембриджа, будущей писательницей, незамужней красавицей и лакомым кусочком в высшем обществе надоедливых снобов. Встретившись со своим старым-новым отражением, мне хотелось плакать от отчаяния, хотелось повернуться к Луизе и всё ей рассказать, попросить, потребовать помощи и защиты, но я знала, прекрасно знала, что у меня не было никаких прав рисковать этими людьми. Они и так спасут меня, предоставив автомобиль, если этот вечер пройдёт хорошо. А он пройдёт изумительно – на меньшее я не согласна.

– Дорогая, вы выглядите просто великолепно! Прошу простить меня за бестактность, но, Эйла, я бы ни за что не поверила, что вы провели всю свою жизнь в деревне! Вы очень утончённая девушка, а ваша осанка… многие девушки из высшего общества должны локти кусать от зависти, увидев вас.

– Спасибо, Луиза, – я развернулась к ней со сдержанной улыбкой. – Всё лишь благодаря вашим стараниям. Чувствую себя, как в сказке «Золушка», – солгала я, ведь на деле мне явно была бы отведена роль одной из сестриц. – Вы сделали из меня настоящую принцессу. Почему вы так добры ко мне?

Луиза покачала головой и шагнула ближе ко мне, беря мои руки в свои. Она была удивительно красивой, утончённой, одетой по последнему писку моды в своём атласном платье цвета слоновой кости, на её миловидном лице не было ни единой морщинки, и я бы ни за что не поверила в то, что разница между нами – целых десять лет. Скорее это я, повидавшая ужасы заточения и измученная долгой дорогой, выглядела старше. Кроме того, главным украшением Луизы была её доброта. Она так отличалась ото всех светских дам, которых я когда-либо встречала, и это было просто удивительно.

– Милочка, я получаю от этого истинное удовольствие, – с улыбкой протянула Луиза, крепче сжимая мои ладони. – Разве это не наш святой долг – помогать несчастным и обделённым?

Улыбка тотчас сползла с моего лица. Ангельский нимб над головой Луизы растворился, белые крылья за её спиной обратились в прах, и я увидела её истинный лик – уродливый и безобразный. Но какой бы ни была моя досада, я не могла её винить. По правде говоря, я ведь ничем от неё не отличалась. И этот момент, этот, быть может, решающий миг, будто обнажил и мою изнанку тоже, и я увидела своё отражение, столь же некрасивое, в чём-то даже совершенно омерзительное.

В конце концов, я не сердилась на Луизу за её слова. У меня просто не было права на это.

– Ну, полагаю, теперь мы можем спуститься вниз, взять себе пару коктейлей и дожидаться наших мужей. И куда они только пропали? За все годы брака Бартем ни разу не поделился со мной своими планами! – Луиза взяла меня под локоть и потащила прочь из спальни.

Позднее мы спустились на первый этаж и вышли на задний двор, где расположился бассейн, по периметру которого разместились высокие столики. Я всегда мечтала о бассейне в Роузфилде, но после несчастного случая с моей двоюродной бабушкой Мэй, его решено было забетонировать. Хотя едва ли он смотрелся бы в Роузфилде лучше, чем здесь. С глянцевой лазурной водой, этот бассейн манил окунуться в свои прохладные воды, в то же время, достаточно было и просто любоваться им, стоя у самой кромки с бокалом ледяного напитка в руках. Он ярко выделялся на сплошном зелёном фоне заднего двора, и даже огромные букеты насыщенных сиреневых люпинов не забирали его внимание. Я подошла ближе, глотнув приторно-сладкого коктейля, когда позади меня раздались голоса. Обернувшись, чтобы увидеть, наконец, Реми, я разочарованно вздохнула. Это была молодая супружеская пара, незнакомая мне, и Луиза с восторженным визгом подбежала к ним, оставляя меня одну.

С каждой минутой прибывало всё больше гостей. Они поглядывали на меня, обособленно стоящую у бассейна с бокалом в руке, и не решались подойти. Возможно, Луиза рассказала им о том, кем я являюсь, вернее, кем не являюсь, и вскоре они потеряли ко мне всякий интерес. Впервые на светском мероприятии я находилась в тени, и это было мне только в радость – никто не докучал надоедливыми расспросами, никто не пытался залезть мне в голову. И каждый раз я боялась поднять на этих людей свой взгляд – страх узнать в одном из лиц кого-то из бестирийцев душил меня, сдавливал мои рёбра, даже несмотря на то, что прежде, чем посадить меня в авто к Луизе, Реми пояснил, что Верн скорее сожжёт все свои деньги в камине, чем станет прислуживать бестирийцам. Поверить в это было трудно. Отчаянные времена требовали отчаянных мер.

И отчаянных связей.

– Луиза, любимая, ты выглядишь сногсшибательно! – сквозь музыку и голоса гостей вдруг прорвался восторженный возглас Верна.

Я напряглась всем телом, медленно обернувшись. Реми застыл в широком дверном проёме, хмурясь и ища кого-то взглядом, и когда он наконец заметил меня, его лицо вытянулось, а губы приоткрылись. То, что я увидела в этот миг в его глазах… это было не объяснить словами. Щёки мои залились румянцем, на губах невольно мелькнула улыбка, и я подошла к нему, обходя людей, уже столпившихся на заднем дворе, чтобы, остановившись напротив, не найти слов и смущенно опустить взгляд. Реми смотрел на меня так, словно прежде никогда не видел, так, словно знает меня всю жизнь, словно всю жизнь мной дорожит. Это было восхищение, неприкрытое и естественное. Меня напугала реакция собственного тела, напугал бешеный стук сердца, напугало тепло, разлившееся в душе и устремляющееся куда-то вниз живота. Окрылённость, пустота в голове, мандраж… я хотела раствориться в этом моменте, хотела, чтобы он никогда не заканчивался, чтобы за нашими спинами был слышен чей-то смех и звон бокалов, на фоне звучала неизвестная музыка, а его глаза всегда горели этим бурным и незнакомым огнём.

– Так вот, какая ты, – Реми выдохнул и провёл ладонью по своим волосам.

Я улыбнулась, недоуменно покачав головой.

– Какая?

– Настоящая. В своей естественной среде. Всегда с причёской, в дорогом наряде, утонченная и… одинокая, – сказал он, пока мы, не сговариваясь, шли в сторону бассейна – подальше от чужих глаз.

– Тебе не нравится?

– Не знаю, что тебе ответить. Тебе одинаково идёт быть светской дамой и моей деревенской женой, – Реми усмехнулся, а я закатила глаза.

Напрасно я ждала от него более красочного комплимента.

– Так где вы были? – спросила я, наблюдая за тем, как он хватает с подноса проплывшего мимо нас официанта бокал шампанского. Я успела заметить, что Реми сменил рубашку, но она точно принадлежала ему – я видела её, когда в первый и последний раз рылась в его сумке. – Вы пропали на несколько часов.

– Ты волновалась за меня?

– Не говори ерунды.

– Кто бы тогда обеспечил тебе возвращение в Париж?

Я усмехнулась, указывая бокалом в сторону жизнерадостной блондинки, уходящей в холл особняка под руку со своим мужем.

– Луиза дала бы мне ключи от крайслера. Мы ведь выполнили их условие.

– Ты умеешь водить? – Реми слегка наклонился ко мне.

Я вздохнула и прикрыла глаза.

– Может, зайдём внутрь?

– Нам лучше держаться подальше от людей, – тихо сказал он.

– Почему? Кто-то из бестирийцев всё-таки может быть здесь? – при одной лишь мысли об этом бросало в холодный пот. – Реми?

– Нет… я не думаю. Но осторожность ещё никому не навредила. Просто будем держаться подальше от толпы, а как стемнеет – возьмём ключи и уйдём.

Мы переместились к одному из обособленно стоящих столов, на котором лежал поднос с закусками. Почти все время я ощущала на себе взгляд Реми, но ничего не могла сказать. Я просто не знала, как реагировать. Обычно он вообще на меня не смотрел. А теперь не сводил глаз. Так странно… я украдкой взглянула не него и, поджав губы, уставилась на поднос.

– Тебе следует поесть. Впереди длинная ночь, – мы одновременно посмотрели в сторону горизонта, полыхающего закатом.

– А что же ты? – отправив в рот пару кусочков сыра, поинтересовалась я.

– Мы с Бартемом перекусили по пути сюда.

Кивнув, я снова принялась за закуски. Мне хотелось сказать ему, что я считаю Верна настоящим мерзавцем, что он поступил неправильно, бросив Реми без работы, но я также знала, что моё мнение едва ли было ему интересно. Поэтому, наколов на зубочистку дольку ананаса, я благоразумно промолчала. Поразительно, но до этого момента я и не подозревала, насколько голодна. Должно быть, гости, проплывающие мимо нас, решили, что я какая-то дикарка, но сейчас мне было совершенно наплевать на их мнение. До меня изредка доносились обрывки их фраз, лишённые смысла светские новости и надоедливая музыка, и с каждой секундой желание схватить Реми за руку и уйти отсюда прочь возрастало во мне с неистовой силой. Когда мои губы прижались к бокалу, чтобы сделать глоток шампанского, мой спутник, наконец, подал голос:

– Ты не хочешь зайти внутрь? Люди все прибывают, а та женщина, – Реми кивнул в сторону молодой мадемуазель, не сводящей с него глаз, – в шаге от того, чтобы подойти к нам.

Что-то в моей груди неприятно вспыхнуло. Я посмотрела на уродливую шляпу с пером на голове незнакомки и фыркнула, опустошив свой бокал.

– Бедняжка, – протянула я и, подойдя к Реми, взяла его под руку. – Она настолько слепа, что не видит рядом с тобой супругу.

Реми расхохотался, и я невольно засмеялась в ответ. Мы рисковали, мы чертовски рисковали, находясь в центре внимания, но, признаться, за все эти дни мне ещё никогда не было так спокойно и легко, как сейчас. Колокольчики звенели в моей душе, и они успокаивали меня, заставляя без повода улыбаться, наслаждаться этим моментом, ведь он уникален, уже спустя минуту всё будет иначе, и мы будем иными, не такими, как в этот самый миг. Я так боялась, что кто-то из нас посмеет его испортить.

Внутри было заметно меньше людей. Никто не танцевал в центре огромного зала – гости разбрелись по углам, болтая, опустошая свои бокалы, разглядывая друг друга, как разглядывают в бутике одежду, прицениваясь. Всюду стояли огромные фарфоровые вазы с пышными букетами люпинов, кресла и диваны были заняты, и мы решили остаться в тени парадной лестницы, издалека наблюдая за Бартемом и Луизой. Иногда Бартем подходил к нам, иногда подходила Луиза, но большую часть времени мы стояли здесь совершенно одни, чему я была несказанно рада. Я наблюдала за мужчиной, что застыл у окна в одиночестве, размышляя над тем, заслуживает ли он моих подозрений, но в конечном счёте сдалась.

– Быть может, нам стоит подойти к Бартему и попросить ключи? Мы здесь уже больше часа. Полагаю, этого достаточно, чтобы не показаться невежами, – сказала я, повернувшись к Реми.

Глаза его странно заблестели.

– Подойдём. Но прежде, – он наклонился к моему уху, и я удивлённо моргнула, ощутив табун пробежавших по моей спине мурашек, – позволь мне пригласить тебя на танец.

Я приоткрыла рот и широко распахнула глаза.

– Ты умеешь танцевать?

– Нет, – Реми усмехнулся, а в уголках его глаз появились морщины. – Но я знаю эту песню. Она мне нравится.

Из граммофона в углу гостиной доносилась известная песня «В глубине твоих глаз» французской дивы Мистингетт. За шумом мыслей в голове я и не услышала её, а теперь не могла разгадать, как давно она начала играть. Воспоминания меня охватили, закрутили в безжалостном вихре: Шарлотт очень любила Мистингетт, и вечерами именно её пластинки она ставила, чтобы под льющийся из раструба мелодичный голос пить чай с жасмином и вздыхать о Луи. Я не ценила эти мгновения, считала Шарлотт легкомысленной и неинтересной, и поднималась в свою спальню, едва пластинка успевала остановиться. Какой же я была глупой!

Растерянная и изумлённая, я и не заметила, как Реми взял мою ладонь в свою и увлёк в медленный танец у лестницы вдали от чужих глаз. Странное чувство пронзило меня, неизвестное и узнаваемое, и я положила свободную ладонь на его плечо, встретившись с ним взглядом. И в этот момент, в этот самый момент, когда мы посмотрели друг друга, нас настигла неведомая магия – её нельзя было увидеть или коснуться, только почувствовать. Она дарила чувство абсолютного совершенства, и всё становилось на несколько тонов идеальнее: звук из граммофона казался чистым, Реми танцевал так, словно был рождён для этого, а в душе не было ничего, кроме удивительной лёгкости, вызывающей лишь желание хохотать, как юная влюблённая инженю, впервые познавшая все прелести мужского внимания. Неожиданно робкая улыбка тронула мои губы. Конечно, Реми совершенно не умел танцевать, звук хрипел и порой заедал, а я бесконечно тревожилась об отъезде, но эта магия, магия момента, по-прежнему всецело владела нами. Я не хотела, чтобы она заканчивалась.

Мне удалось вырваться из сладостного тумана лишь тогда, когда Реми приопустил меня к полу, придерживая одной рукой мою спину. Вновь приблизившись к нему, я перевела дыхание и усмехнулась:

– Кажется, ты говорил, что мы не должны привлекать к себе внимания.

– А мне кажется, мы уже успели убедиться в том, что никому нет дела до нас, – ответил Реми, вернув меня в прежнее вертикальное положение.

На секунду я потерялась в его глазах – они увлекали меня в какую-то странную бездну, где было так безопасно и так волнующе одновременно.

– Я тебя не узнаю, – с губ слетел вздох, когда его пальцы случайно коснулись кожи моей спины, не прикрытой тонкой тканью платья. Он отнял руку лишь спустя несколько секунд, пролетевших, как один миг. – Ты будто бы изменился. Я думала, после того, как Бартем рассказал ту историю, а накануне ночью ты приоткрыл завесу тайны о своём прошлом… – я сглотнула и отвела взгляд, ощутив усилившуюся на своей талии хватку. Мы двигались в пределах маленького пространства возле лестницы, не выходя из тени, и это делало меня несколько смелее. – Клянусь, мне казалось, ты насовсем закроешься от меня. А теперь мы танцуем здесь под Мистингетт. Не слишком ли сентиментально? В чём подвох?

– Не вижу ничего сентиментального, – он закатил глаза, закружив меня.