Марсельская сказка

– Не понимаю я тебя, – Артур почесал лоб. – Разве есть проблема в том, чтобы отвезти вас в город?

– Проблем нет, но есть риск, и подвергать тебя ему я не хочу, – подняв с пола свою сумку, Реми дёрнул ручку двери и открыл дверь. – Спасибо за помощь. Давай, Эйла, пошевеливайся.

Разочарованию не было предела. Мне понравился Артур, и я совсем не хотела с ним расставаться. Мы могли бы проехать так до самого Парижа – его замечательный нрав заставил бы меня забыть о пережитом. Но Реми был прав – подвергать ещё одного человека опасности из-за нас неправильно. И если раньше я бы наплевала на его судьбу, то сейчас цена за спасение мне известна. Мне оставалось лишь принять расставание с Артуром и отправиться дальше.

– Была рада знакомству, – коротко сказала я, растянув губы в улыбке. Реми уже вышел из салона, но стоял у двери, дожидаясь меня. – Должна сказать, я хорошо провела время в твоей компании.

Взгляд его карих глаз засиял. Он поправил кудри и протянул мне руку.

– Ах, Эйла, ты настоящий подарок, – пролепетал мужчина, вгоняя меня в краску. Я подала ему ладонь, и он оставил на ней поцелуй. – Надеюсь, мы ещё свидимся.

Я кивнула, накрыла его ладонь своей, а спустя несколько печальных секунд ринулась прочь из салона грузовика. Мои карманы с будильником, картами и обрывком газеты, будто отяжелели, как и плечи, и я прошла мимо Реми, не одарив его взглядом, не обернувшись на Артура. Стало тоскливо. Вот бы Артур был моим спутником, вот бы это он встретился мне там, на дороге! Такой замечательный, светлый, весёлый! Я попыталась представить весь уже пройденный путь, каким бы он был, какими были бы мы… но ничего не вышло. В картинку то и дело вмешивался наглый образ сурового молчаливого мужчины. Наверное, без Реми мне было бы лучше. Но я уже едва ли могу представить себя без него.

Как глупо.

Где-то за моей спиной закряхтел мотор грузовика Артура. Я продолжила идти по обочине, зная, что где-то сзади молчаливой тенью за мной следует Реми. Снова ругаться с ним мне не доставляло никакого удовольствия, а об иной форме общения не следовало и мечтать. Более того, после ночного откровения он наверняка закроется в себе ещё на тысячу замков. Хотелось ли мне сорвать их? Хотя я и пыталась убедить себя в том, что мне плевать, какую рану он несёт на сердце, в глубине души, наверное, я мечтала о настоящем искреннем разговоре с ним. Я хотела увидеть другого Реми, того, кого он скрывает от меня и от остальных. Но для этого нужно время. Сейчас он скорее толкнет меня под несущуюся фуру, чем изольёт мне душу.

Вырвав себя от мыслей о нем, я замедлила ход и смахнула со лба пот – утреннее солнце уже начало жалить. Миля. Ещё миля, и мы в Венеле. Возможно, он снимет две комнаты в отеле, если у него остались деньги. Может быть, мы немного отдохнём. Я приму ванну, постираю белье, позавтракаю и почувствую себя счастливой. А может, мы сразу найдём транспорт, который доставит нас в Париж. Это было бы замечательно. Но хотелось бы немного поспать…

– Эйла, – позвал меня кто-то.

Я обернулась, не останавливаясь. Трасса казалась мне бесконечной, как и эти невысокие дубы, но тут замелькали крыши домов – высокие и мансардные, и сердце моё забилось чаще.

– Тут нужно свернуть, – Реми качнул сумкой в сторону тропинки, уходящей от обочины к посадке. – Сократим путь и через десять минут уже будем в городе.

Ничего не ответив, я спустилась вниз по насыпи и дождалась, когда спустится Реми. Узкая тропинка вела через стену дубовой посадки прямиком к домам, что показались моему взору и тут же исчезли за зелёными макушками. Теперь же, следуя за Реми всё дальше, я могла видеть их, и тоска разрасталась в моей душе с каждым шагом. Это были роскошные загородные коттеджи, ограждённые высоким кованым забором. Одинокие и величественные, они стояли в шахматном порядке в десятках ярдов от нас, но я не могла разглядеть каждый – все они утопали в густой зелени своих садов. Ах, я не могла не вспомнить мой дорогой Роузфилд! Я тосковала по нему так же, как и ненавидела, я жаждала вернуться туда, глядя на эти дома, и так отчаянно этого не желала… холодные, тёмные, мрачные, они манили меня и отталкивали. В них живут люди, устраивающие приемы по пятницам, посылающие письма с позолоченными углами, ругающие прислугу, люди, похожие на меня. Теперь я смотрю на всё это со стороны. Высокий забор отделяет меня от жизни, из которой меня наглым образом выкрали, но теперь возвращение кажется мне чем-то неправильным. Будто я всегда брела по избитой дороге со своим мрачным спутником, будто на мне всегда были эти немодные босоножки, а в кармане тяжелел украденный из отеля будильник. Как это странно…

Вдалеке уже показались очертания городской улицы, когда Реми зачем-то остановился и наклонился вниз. Я подошла к нему, вопросительно качнув головой, но вдруг краем глаза заметила движение внизу на дороге. Опустив взгляд, я тихо ахнула.

Ради всего святого, что здесь делает кошка?!

– Какая ты чудная, – ухмыльнулся Реми, присаживаясь на корточки перед животным, чья шерсть была серой, как сумрачный дым. – Ну, иди сюда.

Кошка (или, возможно, всё-таки кот?) одобрительно мяукнула и шагнула к протянутой ладони мужчины, чтобы затем потереться о неё лбом. Я с изумлением наблюдала за тем, как мой равнодушный ко всему живому спутник ласкает бездомное животное, с какой нежностью поглаживает гладкую серую шерсть, и как кошка мурлычет в удовольствии, распушив свой удивительно длинный хвост. Неужели Реми на такое способен? Я прикрыла свой в удивлении открытый рот и шагнула назад, предпочитая оставаться в стороне.

– Красавица. Что ты тут делаешь одна? – голос Реми был просто неузнаваем. – Ты жила в одном из этих домов, правда? Я всегда говорил, у богатых людей нет сердца.

– Какой мерзкий стереотип, – вмешалась я.

Сидя на корточках и почёсывая кошку за ухом, Реми обернулся.

– Хочешь сказать, у тебя есть сердце?

– По-твоему, нет?

– Нет.

Взгляд мой вспыхнул гневом.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Конечно, мы ведь только очаровательным водителям можем душу открывать, правда? – с ухмылкой сказал он и встал, отряхивая брюки от шерсти. Я в недоумении покачала головой, а он лишь махнул рукой. – Неважно, идём. Отель уже близко. Остановимся там и подумаем, что делать дальше.

Наклонившись и погладив кошку, что тёрлась о ноги Реми и мурлыкала, явно не желая прощаться с ним, он ласково пробормотал:

– Жаль, мне не тебя нужно провожать в Париж. Из нас получился бы замечательный тандем.

Я фыркнула, сложила руки на груди и прошла мимо них, недовольно сопя. Все мои мысли крутились вокруг его слов. Что он имел в виду, говоря об очаровательных водителях? Это ведь об Артуре? Почему он позволяет себе такую наглость, как осуждать меня за эту тонкую дружескую связь, образовавшуюся между нами за несколько часов поездки? Мы рассказали друг другу больше, чем Реми выдал мне за все эти дни! Он не имеет права быть таким мерзавцем!

Когда Реми догнал меня, я повернулась и уже открыла рот, чтобы высказать ему своё негодование, но в тот же самый миг кто-то мяукнул за нашими спинами. Мы остановились и обернулись, опуская взгляды на кошку, последовавшую за нами и теперь смотрящую на нас снизу вверх своими жёлтыми, как луна в ночи, глазами.

– Ну уж нет, тебе с нами нельзя, – строго сказала я, всё же стараясь не выдавать своего истинного отношения к кошкам.

– Нельзя, – повторил Реми.

Удивленная тем, что он впервые со мной согласился, я широко улыбнулась. Я поклялась себе запомнить этот миг, отметить его в памяти, как единственный и неповторимый, надо же, он действительно со мной согласился! Гордо расправив плечи, я приготовилась до конца нашего путешествия, каждую чёртову секунду напоминать Реми об этом, но он вдруг присел на корточки, и, почесав кошку за ухом, с ухмылкой сказал:

– Была бы ты Артуром, быть может, Эйла сжалилась бы над тобой. В противном случае, боюсь, у тебя никаких шансов.

Глава 18. Завтрак в Венеле

Если бы кто-то однажды сказал мне, что я буду стирать своё белье в пропахшей сигаретами ванной комнате дешёвого отеля, я бы расхохоталась и назвала этого человека бессовестным лжецом.

Сейчас же, глядя на своё измученное отражение в грязном зеркале, я понимаю – кто-то, скорее всего, посмеялся надо мной. Карма или судьба – не имеет значения. Всё это в любом случае катастрофа.

– Ах, Мариетт, если бы ты только знала, как сильно я нуждаюсь в тебе сейчас!

Действительно, всю свою сознательную жизнь я прожила бок о бок с горничными. Я не знала забот и в Кембридже: на первом этаже нашего дома расположилась прачечная, Улла всегда содержала квартиру в чистоте, а моё постельное белье пахло розами из нашего сада в Роузфилде. Одежда из лучших модных домов Лондона, изысканное нижнее бельё, ароматный парфюм… меня окружали лишь роскошь и комфорт, но что теперь? Я оставила бельё в едва тёплой воде ржавой раковины и подняла взгляд на своё жалкое отражение. Измученная, с глубокими тенями под глазами, голодная и исхудавшая, я напоминала одну из нищих с картины Декана. Моя одежда… какие-то обноски, оставшиеся от давно умершей женщины. А волосы! С губ слетело жалобное хныканье, когда я попыталась прочесать их – влажных и жёстких после здешних мыла и воды – пальцами. К счастью, на полке под зеркалом нашёлся гребень. Но и он не сотворит чуда – мои волосы не завьются и не соберутся в невысокую укладку, и я не стану похожа на ту Эйлу, которую я знала до похищения. Впрочем, мне стоило радоваться и таким мелочам, а возможность остаться в отеле и вовсе теперь должна была казаться мне непозволительной роскошью. Я ведь могла остаться там, в этом подвале, среди…

– Хватит, – шепнула я себе, отмахиваясь от навязчивых образов.

Возвращаться к этому нельзя. Плакать, казаться уязвимой, бояться – я оставлю это стенам своей спальни в Роузфилде, когда вернусь туда, а сейчас надо сосредоточиться на делах насущных. Например, куда мне деваться без нижнего белья, которое сушится на бортике ванны? Впрочем, Реми обещал вернуться лишь через час или позднее, ведь не так просто вынюхивать у горожан, собираются ли они в поездку, и при этом не казаться подозрительной личностью. А если верить моим биологическим часам, с момента его ухода прошло около получаса. Высушится ли белье за оставшиеся тридцать минут? Разумеется, нет. Я разочарованно вздохнула, опустив взгляд на своё белое платье. Может ли оно просвечивать моё полностью обнажённое тело? Ну, конечно! А ведь на улице такая духота!

Но в номере есть балкон…

От переживаний мне непременно сделалось дурно. Я встала, походила из стороны в сторону. Бросила предупреждающий взгляд на своё бельё – атласные трусики и бюстгальтер на кружевных бретельках от вскруживших всем голову Кестос. Отвернулась, глубоко вздохнула и схватила вещи, вылетая из ванной комнаты, как разъяренная гарпия. На балконе не было ничего, кроме стула с поломанной ножкой, и, перегнувшись через перила, я оглядела улицу в поисках возможных свидетелей своего маленького преступления. Улица казалась достаточно узкой, но наш номер находился на втором этаже, а здания перед отелем были одноэтажными. Значит, из окон напротив никто не бросит в меня осуждающий взгляд. И поскольку не было ещё восьми утра, а мы находились во Франции, жители этого городка ещё мирно спали в своих постелях. Так что, довольная собой, я улыбнулась и повесила бельё сушиться на спинке этого злосчастного стула. И ведь замечательно я придумала! Теперь оно точно высохнет до прихода Реми.

Ждать я решила на своей кровати – действительно роскошь, ведь в этом номере их было целых две. Измученные временем, с жёлтыми простынями и облупившейся краской на изголовьях, они отлично гармонировали с сереющими обоями в мелкий горох и потёртым дощатым полом. Направляясь к кровати, что стояла по правую сторону от балкона, я на миг задумалась, как много уже Реми потратил денег и сколько у него осталось, но, в конце концов, оставила эти мысли. Отныне ничего тратить ему не придётся. Венель станет отправной точкой в Париж, где я отдам ему обещанную плату за сопровождение. На иной ход событий я категорически отказываюсь соглашаться – больше никаких ночёвок, остановок и долгих дорог. Я хочу в Париж. Я хочу увидеть свою тётю и навсегда забыть его лицо.

Но для начала неплохо было бы причесаться.

Забрав из ванной деревянный гребень, я вышла и принялась бороться со своими волосами. Матрас скрипнул, когда я приземлилась на кровать, но в этот же момент хлопнула и входная дверь. От неожиданности мне пришлось с ужасом подпрыгнуть и изумлённо замереть перед человеком, вошедшим в номер. Сердце больно ухнуло в пятки. Я посмотрела на Реми, не понимающего моего смущения, и взмолилась лишь о том, чтобы его взгляд продолжал сверлить моё лицо своим недоумением.

Но он опустился ниже…

Органы в моем животе скрутились в тугой узел. Я знала, что он мог видеть: контур груди и острые пики сосков, изгиб талии и бёдер с тёмным треугольником между ними… лёгкая ткань платья не оставляла воображению совершенно никакого простора. Подтвердил это и потемневший взгляд Реми, и его сбившееся дыхание, когда он зачем-то шагнул ко мне. Я и вовсе забыла, как дышать, лишь замерла перед ним, точно статуя, и жар пылал на моих щеках, пока мы смотрели друг на друга в каком-то волнующе интимном безмолвии. Лихорадочные чувства мгновенно мной завладели: в отголосках разума и души я нашла и стыд, и трепет, и желание, и злобу, и что-то новое, доселе незнакомое, похожее на… доверие. Принять его было почти так же трудно, как сдвинуться с места. Между нами было всего два шага. Я зачем-то предположила, что им ничего не стоит сократиться в ноль.

– Я пришёл позвать тебя на завтрак, – Реми первым нарушил тишину – голос его был хриплым, как ото сна. Он посмотрел мне в глаза, и я заметила, насколько же тёмными стали его – точно небо перед грозой. – Ты… готова?

– Нет, – голос опережал мысли. – Как видишь, – я отвернулась, но, осознав, что теперь его взору предстали мои ягодицы, повернулась обратно и схватила с кровати свой жакет, прикрываясь им и стыдливо отводя взгляд. – Ты можешь подождать меня за дверью? Я буду готова через минуту.

Реми в последний раз обвел моё теперь прикрытое тело взглядом и, явно сбитый с толку, развернулся к двери. Когда он безмолвно вышел из номера, я накрыла пылающее лицо руками и тихо заскулила от стыда. Какой кошмар! Я ведь даже не успела послать его к чёрту! И откуда… откуда эти треклятые мурашки? Желая избавиться от них, я выбежала на балкон и, схватив своё бельё, торопливо вернулась обратно. Оно не успело высохнуть, но теперь это едва ли могло меня волновать. Я с усилием справлялась с дрожью в руках, надевая его. Поморщившись от соприкосновения кожи с влажной тканью, я закуталась в жакет и остановилась перед дверью. Несколько вдохов и выдохов не помогли собраться, но я все равно вышла к Реми и, не одарив его и взглядом, гордо зашагала вдоль по коридору. Главное – не встречаться с ним взглядом. А остальное забудется. Должно забыться.

***

Как можно было забыть о пережитом, когда мы сидим в тени уличного зонтика, наши бедра соприкасаются, а он смотрит мне в глаза, рассказывая какую-то чушь об автобусе до Лиона?

Завтрак не задался, едва успев начаться – я поняла это, когда не встретила с его стороны ответного смущения. Он был как никогда спокоен и может быть даже слегка воодушевлён, несмотря на то, что его утренние поиски не увенчались успехом. Я с тревогой наблюдала за тем, как его длинные пальцы расправляются с грубой кожурой апельсина, и как одна сочная долька отправляется ему в рот. Несколько оранжевых капель остались на его губах. Мне пришлось поспешно отвести взгляд и вернуться к своей овсянке. Типичный отельный завтрак едва ли мог позволить нам насытиться на весь день, но сейчас я не думала об этом, размазывая ложкой кашу по тарелке, как в детстве. Не хватало лишь мисс Синклер, склонившейся надо мной в нервном ожидании и без конца повторяющей: «Я обо всем расскажу твоей матери. Она будет сильно тобой разочарована».

– Так тебя это устраивает? – голос Реми с трудом прорвался сквозь тяжёлую завесу мыслей.

Я оторвала взгляд от тарелки с овсянкой и посмотрела на мужчину, сидящего напротив меня. Ах, как же органично он вписывался в эту атмосферу вечного отпуска, в романтику летних бистро! Его густые русые волосы, не спрятанные потрепанной фуражкой, казались слегка золотистыми в лучах предполуденного солнца, и сам он, обычно мрачный и суровый, будто бы светился каким-то дивным светом, а может, я придумала себе это, может, это мой свет отражался от него. А ещё Реми был спокоен. Он вальяжно устроился в плетеном кресле, его плечи были расслаблены, как и мышцы лица, если не считать лёгкого прищура, когда его голубые глаза возвращали тот же тёмный оттенок, какой я увидела там, в номере отеля…

Дыхание у меня перехватило от воспоминаний. Дрожащими пальцами я взялась за бокал с водой и осушила его до дна. Да что со мной происходит-то, в самом деле?

– Эйла, ты в порядке? – Реми слегка наклонился ко мне.

– Да, – быстро ответила я, отстраняясь. – Да. О чём ты там говорил?

– Здесь есть небольшой автовокзал, автобус в Лион отправляется каждый четверг, – с поразительной терпеливостью пояснил он. – Но денег хватит только на два билета. Я думаю, доберёмся до Лиона, а там уже будем решать, что делать дальше. Тебя это устраивает?

Рука, держащая ложку, дрогнула. Металл брякнул о тарелку, и этот звук непременно заставил меня очнуться. Я сощурилась, с недовольством уставившись на мужчину перед собой.

– Конечно, меня это не устраивает! – фыркнула я. Реми закатил глаза и откинулся на спинку стула, бросая на тарелку дольку апельсина. – Я хочу домой. Сколько ещё остановок мы сделаем, прежде чем доберёмся до Парижа? Мне это надоело. Я устала. И знаю, что ты устал тоже. Когда всё это закончится?

Он посмотрел на меня, как мне показалось, с обидой. Но, быть может, я сама себе это придумала, может быть, это я на его месте обиделась бы на свои слова.

– Хорошо, – Реми сложил руки на груди и поднял брови, – я слушаю тебя. Что ты предлагаешь? Мы остались в маленьком городе. До Парижа ещё больше четырёхсот миль. На хвосте бестирийцы, которые не достали нас только потому, что капо продолжает спускать своих цепных псов с поводков и не вмешиваться самим, но удача не будет сопровождать нас всю дорогу, и тебе надо это принять. Они играют в кошки-мышки, Эйла, и они уверены, что ты никуда от них не денешься. И теперь я повторю вопрос: что ты предлагаешь?

– Кто такой капо?

Он посмотрел на меня с недоумением, а затем взялся за переносицу и протяжно выдохнул.

– Тот, кто возглавляет шайку неудачников, напавших на нас в Шаале. Он диктует им, что делать.

Дрожь охватила моё тело, в нос ненароком забился запах той тряпки из подвала. И облик, тёмный облик мужчины под лестницей, нагло ворвался в рассудок. Мог ли он быть капо? Левша ему подчинялся. Неужели именно он меня ищет?

– Но он не самый главный среди бестирийцев, верно? – догадалась я.

– Нет, конечно. Подручный, Консильери… и только затем самый главный – Босс. Таких семей во Франции немного. Корсиканцы более влиятельны и известны, чем бестирийцы. Последние просто выживают. Хотя, вполне возможно, что группы их влияния есть и в Шотландии. Отсюда и связь с твоим отцом. Или он бывал здесь, во Франции?

– Мой отец не имеет к ним никакого отношения! – рявкнула я. – А вот твои познания в этой области очень даже подозрительны!

– Давай оставим это. Я задал тебе вопрос. Что ты предлагаешь?

Чёткий ответ уже сформировался в моей голове, и неважно, был ли он тщательно обдуманным или случайно вызванным всплеском адреналина. Я воровато огляделась по сторонам и, наклонившись к Реми, тихо сказала:

– Мы могли бы… угнать чью-то машину?

Глаза его широко распахнулись. Он даже приоткрыл рот, блуждая удивлённым взглядом по моему лицу. Разумеется, я не обдумала этот ответ, у меня и в мыслях не было угонять чью-то машину, но если бы он сейчас согласился, клянусь, я не дала бы заднюю.

Вот только Реми вдруг расхохотался. Заливисто и громко – да так, что его было не остановить. Люди стали оглядываться на нас, а он стучал ладонью по столу, согнувшись пополам от неконтролируемого смеха и, казалось, даже не слыша мои просьбы замолчать немедленно.

– Угнать? – сквозь приступы хохота процедил он. – Боже, ты не перестаёшь меня удивлять!

– Да тише ты! – шикнула я, шлёпнув его по ладони.

– А в полицейский участок в Париже ты тоже на угнанной машине приедешь?

Тогда стыд и захлестнул меня. Он утащил меня на самое одно, окрасил мои щёки в пылающий алый, заставил обиду разлиться в душе жгучей лавой. Ах, ну какую же глупость я сморозила! Я ведь даже не умею водить! Гилан предлагал дать мне частные уроки, но я отказалась, объяснив это тем, что не собираюсь настолько прямо участвовать в преступлении против экологии. Какой же глупой наш водитель, должно быть, счёл меня. Глупой и инфантильной. Такой же, какой сейчас считает меня Реми.

Внезапно мужской смех, который я посчитала бы притягательным, если бы не сгорала со стыда, затих. Я подняла голову, уставившись на Реми, и не на шутку испугалась: он смотрел куда-то за мое плечо, сощурившись и сжав губы в тонкую полоску. Это выражение лица я уже успела выучить, и ничего, кроме неприятностей, оно не предвещало. «Бестирийцы», – вспыхнула в голове мысль, полностью парализовавшая моё тело.

– Чёрт возьми, – Реми резко подскочил со стула и, не позволив мне обернуться, наклонился ко мне, быстро и почти неразборчиво зашептав: – Прошу тебя, Эйла, подыграй мне.

Недоумение захлестнуло меня, когда Реми отстранился. Сдвинув брови к переносице, я обернулась, чтобы увидеть, как он, расставив руки в стороны, идёт навстречу незнакомому мужчине. Они громко поприветствовали друг друга и обнялись, что позволило мне лучше разглядеть незнакомца: это был невысокий мужчина лет пятидесяти, в дорогом костюме, который буквально трещал на нём по швам, но уже многое говорил о его статусе, его бесформенные губы растянулись в широкой улыбке, а маленькие тёмные глаза светились радостью, как у ребёнка. Я встала со стула, посчитав неприличным наблюдать за ними издалека, и сложила руки в замок. К счастью, моё белье уже высохло на этой поистине адской жаре, что не давало мне повода смущаться и прятать свой взор.

– Кто это прелестное молодое создание, Реми? – спросил мужчина, разглядывая меня, как статуэтку в музее.

Но едва я успела открыть рот, чтобы представиться, как Реми подошёл ко мне и, устроив руку на моей талии, прижал меня к себе. Сердце моё испуганно ёкнуло и тотчас остановилось.

– А это моя супруга. Эйла, – гордо сказал он, и я, наконец, зашевелилась, пытаясь высвободиться из объятий. Что он, чёрт возьми, себе позволяет? Я побледнела, побагровела, колени мои подкосились. – Мы обручились на прошлой неделе, а сейчас у нас медовый месяц. Моя красавица жена настояла на путешествии по югу Франции. Как я мог отказать ей? – Реми повернулся ко мне, ещё крепче прижав к себе и тем самым предотвратив все мои попытки борьбы. – Любимая, познакомься, это месье Бартем Верн. Когда-то давно я работал на него. Славное было время.

Месье Верн уставился на меня с широкой улыбкой. Розовощёкий, с залысиной на седеющих волосах и с открытым взглядом, он не был похож на человека, которого я могла бы опасаться. Мозг мой яростно заработал в попытке найти хотя бы одну причину, по которой Реми устроил это дешёвое представление, но в конечном итоге я решила ему довериться. Пусть и с огромным трудом, я расслабилась в руках своего «мужа» и протянула руку месье Верну.

– Очень рада знакомству с вами, месье, – пролепетала я, стараясь не думать о чужой ладони на своей талии и о коже, полыхающей от прикосновения даже через ткань платья.

– О, это абсолютно взаимно, мадам Атталь! – месье Верн поцеловал мою протянутую ладонь и отстранился, тряся головой, как радостный щенок. Я с прищуром воззрилась на напряжённого, но улыбающегося Реми. Атталь. Теперь мне известна его фамилия. – Как же тебе повезло, Реми, твоя супруга – настоящий клад. Надеюсь, причина по которой ты не позвал меня на свою свадьбу, и в самом деле веская?

«Реми – хороший актер», – заметила я, когда не встретила с его стороны ни намёка на растерянность. Он приглашающим жестом указал в сторону нашего стола и, когда все мы сели за него, разговор продолжился:

– Ради бога, Реми, в какой дыре вы остановились? И где официанты? Хотя чёрт с ними, я всё равно ненадолго. Так что там со свадьбой? – месье Верн поправил свой уродливый терракотовый галстук.

– Свадьбы не было. Мы лишь обручились в церкви, даже кольца купить не успели, – Реми с наигранной нежностью взглянул на меня, и что-то в моей душе перевернулось, это было так странно, так непривычно. Я поёрзала на месте, изо всех сил стараясь держать язык за зубами. – И разве я знал твой адрес, чтобы отправить тебе приглашение? К слову, почему ты здесь, а не в Париже? Как продвигается торговля?