Это их война

Но вчера было не до этого. После фееричного секса с Риткой, последнее, о чем я мечтал, была встреча с мачехой. Только казалось, выкинул из головы ее жалкий образ, отвлекся, как эта зеленоглазая бестия снова попалась на глаза, испортив все настроение. Будто сам черт послал эту встречу. Одному ему было известно, почему рядом с ней, я терял контроль над эмоциями. Эта девчонка выводила меня из себя, одним своим присутствием вызывая во мне приступы злости и раздражения. Не мог я оставаться спокойным, когда ее зеленые бездны смотрели так, будто я не что иное, как то чудовище из сказки. А она – чертова Белль, так нуждающаяся в защите и покровительстве. Не верил я ее глазам. Такие чистые и невинные, они способны были раздеть душу до наготы, обнажив все ее пороки. Но я знал, что это только поверхность, оболочка, и нужно смотреть глубже. Вот только глубже не получалось. Каждый раз, когда я пытался нырнуть в них сильнее, она старательно отводила взгляд в сторону, еще больше убеждая меня в том, что за девственной простотой скрывается опасная пучина из лицемерия и фальши.

Я перевернулся на другой бок, отгоняя от себя ненавистные мысли об Элине. Голова и без того раскалывалась. А мысли об этой вертихвостке причиняли еще большее дискомфорт. Я понимал, что слишком велика честь, так часто думать о ней? Кто она собственно такая? Новая жена отца? Да, черта с два, чтобы я когда-нибудь представил ее, как родственницу. Она – никто. И то, что у нас теперь одна фамилия, ни о чем не говорит. Вскоре она вернется в старое гнездышко под крыло матери-алкоголички, а здесь ее все забудут. Уж я-то постараюсь.

С этими мыслями, превозмогая головную боль, я все-таки поднялся с постели и, на бегу приняв холодный душ, поспешил вниз, в надежде поскорее смешать многогранный аромат кофе с горьким привкусом дыма. Горючая смесь, заменяющая мне наркотик. Любил то чувство, когда в венах закипала кровь, а легкие переполнялись сладкой горечью, затуманивая рассудок. Непередаваемо. Будто отрываешься от земли, погружаясь в полную нирвану. Чувствуешь абсолютную свободу. Отрешение от всего мира. Покой.

Зайдя в кухню, я был встречен парой любящих глаз. Бабушка уже вовсю колдовала над завтраком, но, увидев меня, бросила все дела и поспешила ко мне, раскрывая руки для объятий. Пожалуй, она была единственной женщиной, кому разрешалось со мной сюсюкаться. Я обнял ее в ответ. От ба пахло только что испеченными булочками, и я с удовольствием вдохнул сладкий аромат, прижимаясь носом к седой макушке. Это был запах детства. Запах беззаботного счастья.

– Сынок, ты сегодня рано встал. Куда-то снова собираешься? – На последнем слове голос ба дрогнул и, я, почувствовав неладное, немного отстранился, чтобы заглянуть в родные глаза, которые не умели лгать.

– Пока нет, а что что-то случилось?

– Нет, просто я решила организовать семейный ужин, на котором хотела бы видеть тебя, – бабуля поджала губы и сузила взгляд, чем дала понять, что возражений не принимает. А у меня, собственно, и не было желания спорить, голова продолжала нещадно раскалываться, а во рту было суше, чем после засухи. Я выдавил из себя улыбку, представляя, в какой гнетущей атмосфере пройдёт сегодняшний ужин, и кивнул, дав понять, что буду.

– Вот и хорошо, – ба улыбнулась в ответ. – Садись, сейчас сделаю кофе.

Я послушно сел. Настроение было испорчено окончательно. Даже думать не хотелось, что придется целый вечер терпеть присутствие этой зеленоглазой тихони, слушая очередной бред про их с отцом глубокие чувства. Не о таком конце дня я мечтал. Но спорить смысла не было. Я понимал, что рано или поздно этого не избежать.

* * *

Когда кофе был готов, я пожелал ба хорошего дня и поспешил откланяться. Курить хотелось так, что сводило скулы. Я знал, одной сигаретой здесь не обойтись. То, что творилось в голове, тремя затяжками не успокоить. Полпачки, как минимум, понадобится, чтобы хоть немного успокоиться, прийти в себя.

Я, как на парусах, летел к выходу, желая поскорее оказаться на веранде, подальше ото всех, поэтому даже не заметил вылетевшей из-за угла преграды, благодаря которой кофе оказался на моей груди.

– Какого черта, – выругался я, чувствуя, как жжет грудь. – По сторонам не учили смотреть?

Я повернулся в сторону налетевшего и злость охватила меня с новой силой. Рядом стояла Элина, закрывающая рот ладошкой. Ее глаза были наполнены испугом и ужасом. Они истерически бегали по рубашке, от которой шел пар.

– Прости, я не хотела. – Голос дрожал, а тело трясло, как при ознобе. – Тебе нужно ее снять.

Она начала нервно расстёгивать пуговицы рубашки, явно не отдавая отчета в своих действиях. Пальцы рук тряслись, как лихорадочные, а маленькая аккуратная грудь, выглядывающая из-под низкого декольте, вздымалась, как ненормальная, приковывая к себе взгляд. Я прикрыл глаза и, сжав кулаки, стал уговаривать себя успокоиться. Но это было выше моих сил.

Элина, расстегнув последнюю пуговицу, начала стягивать с меня рубашку. А я продолжал стоять, как вкопанный, даже не пытаясь ей помочь. Будто ждал, что будет дальше. А дальше удар в двести двадцать вольт… Безумно дрожащие подушечки пальцев коснулись обожжённого места на груди – еле заметно, робко, но оттого не менее чувствительно. По телу прошла непоколебимая волна мурашек. Внутри закипел такой шквал противоречивых чувств, что я перестал соображать, что из всего правильно, а что нет. Непонятно откуда взявшаяся чертова дрожь выбила почву из-под ног? Я чувствовал, еще чуть-чуть и взорвусь. И тогда все полетит к чертям. Я либо ее убью, либо… Сука, да что со мной происходит? Эта вертихвостка лишила меня покоя. Я с каким-то диким остервенением схватил ее за запястья, и, больно сдавив их, отшвырнул в сторону.

– Не надо. Не трожь меня. – рыкнул я, обжигая ее пламенным взглядом.

Элина отлетела на несколько шагов назад и, схватившись за больные места, наконец-то пришла в себя. Она посмотрела на меня так, будто готова была сжечь на месте. Из глаз полетели искры. Больше не было той испуганной маленькой девочки, которую я узнал прежде. Сейчас передо мной стояла сильная женщина с гордо поднятой головой, с горящим ненавистью взглядом, готовая не просто убить, а разорвать мое больное тело на куски. Она больше не смотрела на ожег, теперь ее взгляд был прикован к моему. Тело перестало дрожать. Оно, как голый нерв, было напряжено до предела, а чувственные губы были сжаты в тонкую линию, дополняя общую картину неприязни.

– Да пошел ты. – Выплюнула она, и резко развернувшись, выбежала из дома.

Меня как дерьмом облили. Что она о себе возомнила? Совсем обнаглела что ли? Не привык я к таким поворотам судьбы и не готов был с ними мириться. Преодолев расстояние до двери в три секунды, я ринулся вслед за ней. Элина не успела далеко уйти. Она старалась, но что ее шаги по сравнению с моими. Я успел перехватить девушку в гараже у самой двери ее машины. Моя рука молниеносно схватила ее за локоть и в три счета развернула девушку ко мне.

– Какого дьявола, ты себе позволяешь, – сквозь зубы прорычал я, выплевывая каждое слово ей в лицо. Моей ярости не было предела. Но Элина по-прежнему не желала отступать, смотря на меня с диким вызовом.

– А какого черта, ты позволяешь себе? – Ее безумный взгляд скользнул к моей руке, которая до сих пор продолжала сжимать ее локоть. – Кто дал на это право?

Она вздернула подбородком, показывая мне, что не намерена сдаваться. Такая хрупкая, но в тоже время сильная, девочка даже не подозревала, что этим разожгла искру моей ненависти еще сильнее, я ведь тоже не собирался уступать. С каждым словом она все больше подогревала желание сломить ее, поставить на колени, показать, где ее место, превратить в прежнюю маленькую Элину, которая снова смотрела б на меня с испугом и вожделением. Два совершенно разных чувства, которым не суждено пересечься. Но в ее глазах – они соединялись воедино, превращаясь во взрывоопасную смесь, готовую взорваться в любую минуту, снося все на своем пути и обезоруживая своей невинностью.

– Ты слишком много на себя берешь, девочка. Смотри, как бы ни пришлось обжечься. – Зло сверкнул глазами, еще сильнее вдавливая пальцы в нежную кожу девушки. Но Элина даже бровью не повела. Сделала вид, что не больно. Продолжила пускать стрелы из глаз.

– Ты мне угрожаешь? – Прищурилась, напрягая мышцы лица. Черные локоны в полном беспорядке. Смотрю на нее и понимаю, что ошибся. Элина не просто хорошенькая, она дьявольски красивая. Особенно сейчас. За мягкостью черт скрывалась дикая кошка, готовая в любой момент выпустить коготки. Зрелище, сводящее с ума. Я непроизвольно наклонился к ее лицу, заполняя легкие ароматом ее хрупкого тела и, чувствуя, как ноет в паху, прошипел на самое ухо, отчеканивая каждый слог:

– Предупреждаю.

* * *

{Элина.}

Его частое дыхание обожгло шею. Хрипловатый шепот покрыл тело мурашками. Стальные пальцы причинили боль. Понимаю, что должна оттолкнуть. Но вместо этого закрываю глаза. Сердце бьется, как оглашенное. А низ живота сводит судорогой. Что, черт возьми, со мной происходит? Я непроизвольно начала наслаждаться дрожью в коленях. Его кофейным запахом. Близостью. Но последние слова добили меня окончательно, вмиг приводя в чувства.

– Так что сбавь обороты, девочка. Я тебе не отец.

Прямое попадание в цель. И моя ненависть закипела с новой силой. Открыла глаза и, что есть мочи, ударила его в больную грудь, стараясь причинить как можно больше боли. Оттолкнуть, вырываясь из цепкого кольца его пальцев. Впечатать свою злость в его бесчувственное сердце. Чертов Кай с вечной мерзлотой в душе. Он не заслуживал моих слез, но из груди предательски вырвался протяжный стон и меня начинает лихорадочно трясти. Плевать. Я не собиралась сдерживаться. Пусть знает, что мне куда больнее, чем ему. Что у меня в отличие от него есть сердце, которое тоже обливается горькими слезами. И пусть сочтет за поражение. Я приму его с достоинством. С высоко поднятой головой. И больше никогда не позволю к себе прикоснуться.

– Убирайся отсюда… Оставь меня в покое… Я не хочу тебя видеть…

Моя истерика продолжается. Я уже не чувствую кулаков, они онемели от боли. Слезы заполонили глаза. Тело предательски затрясло. Но я не собираюсь отступать. Я не могу дать ему насладиться своим триумфом. Я ни в чем не виновата. А за кофе давно попросила прощения. Но ему оказалось этого мало. Чего он хочет еще? Не понимаю. И не хочу понимать. Знаю одно – это безумие надо прекратить… Он должен оставить меня в покое. Иначе мы рискуем спалить друг друга дотла.

– Слышишь, не хочу… Не хочу …

И это истинная правда. Я хочу, чтобы он ушел. Сейчас же. Оставил меня одну. В покое. Но этого не происходит. Он продолжает стоять рядом, принимая все мои удары. Молча. Выжидающе. И я уже не знаю, что лучше… Такое затянувшееся молчание или его злость. Чего он ждет? Когда я потеряю силы, охрипну и не смогу больше противостоять? Когда я сползу на колени и окажусь в его ногах? Или когда окончательно растерзаю его обожженную грудь? Почему нет никакой реакции? Сплошная тишина… Полное безразличие к происходящему… Я продолжаю биться, как рыба о лед, в больную грудь, осыпая его оскорблениями. Я всеми силами стараюсь вывести его на эмоции, поэтому даже не замечаю, как с моих губ слетают слова, повлекшие за собой новый ураган злости.

– Бесчувственный мерзавец… Чертов сукин сын…

Кажется, он только этого и ждал… Его молниеносная реакция на мои слова заставляет похолодеть от ужаса. Он с каким-то диким рыком перехватывает мои замахнувшиеся руки и, адски больно сдавливая запястья, заводит их за спину, прижимая к машине. А потом, грозно сверкая глазами, нависает надо мной, обжигая лицо ядовитым пламенем:

– Никогда, слышишь меня, никогда не смей называть мою мать сукой. Ты ей и в подметки не годишься, чертова истеричка…

На этих словах он со звериной яростью отбрасывает меня в сторону и, не говоря ни слова, уходит. У меня с трудом получается устоять на ватных ногах, но, когда за спиной затихают тяжелые шаги, я беспомощно падаю на колени и, обхватывая живот руками, начинаю задыхаться громким рыданием. Как же я ненавижу себя в тот момент. Чертова нюня, не способная дать отпор. Его я тоже ненавижу. За то, как только что отреагировала на него. За боль, которую друг другу причиняем. Мы просто обязаны держаться на расстоянии, чтоб из сегодняшней искры не разгорелось настоящее пламя. Не началась война, сжигающая все на своем пути.

Глава 6

* * *

{Дмитрий.}

Я вылетел из гаража, сел в свою беху и, выехав за пределы двора, остановился. Прислушиваясь к бешенному ритму сердца, откинулся на спинку сидения и, взъерошив волосы, тяжело задышал. Внутри все полыхало огнем. Она снова вывела меня из себя. Как только ей это удавалось? Каждый раз, оказываясь рядом с ней, во мне будто просыпался обезумевший зверь, готовый разорвать ее на куски, высосать всю кровь, порвать в клочья. Я переставал контролировать свой гнев, причиняя ей боль. Как физическую, так и моральную. Я видел застывшие слезы в ее глазах, но, черт возьми, во мне не дрогнул ни единый мускул. Казалось, мне даже понравилось смотреть, как она дрожит в моих руках, как, взъерошив перышки, смотрит на меня с диким вызовом, при этом сдерживая непрошенные слезы. Никогда прежде не замечал в себе садистских наклонностей, а теперь чувствовал себя съехавшим с катушек психом. И в этом, черт бы ее побрал, была виновата она. Эта истеричка сделала меня таким…

Это она свела меня с ума, заставив мое тело так реагировать на ее близость. Она вынудила меня почувствовать себя предателем. За это я ненавидел ее еще сильнее. Готов был рвать и метать. Бить кулаком об руль. Крушить все вокруг. И, наверное, сейчас бы меня ничто не остановило, но раздавшийся визг колес пролетевшей мимо машины привел меня в чувства, заставив открыть глаза и посмотреть на удаляющийся хвост Элининой ауди.

Какого дьявола она удумала? Еще пятнадцать минут назад, была как вдребезги разбитая ваза, а уже сейчас со свистом пролетела мимо. Я прекрасно понимал, что в таком состоянии опасно садиться за руль. И как бы сильно не желал, чтобы она исчезла из нашей жизни, не мог позволить ей подвергнуть свою жизнь риску. Во всяком случае, не сегодня. Если сейчас с ней что-то случится, это будет только по моей вине. Поэтому, вдавив ногу в педаль газа, я с не меньшим свистом ринулся с места, отправляясь вслед за ней.

Выехав на главную дорогу, Элина все-таки сбавила скорость, но я не перестал за ней следить. Пристроившись позади нее через две машины, я старался оставаться незамеченным. Ехать пришлось недалеко. Машина Элины припарковалась на обочине возле старого кладбища. Я сбавил скорость и, проехав мимо, остановился в метрах десяти от нее, припарковавшись за углом, чтобы не так сильно бросаться в глаза. Быстро вышел, боясь ее упустить, но Элина не торопилась покидать машину. Девушка еще минут десять просидела за рулем и только потом вышла, посмотрев в сторону кладбища с какой-то обреченностью. Ее выразительные глаза были настолько живыми и в то же время потухшими, что я непроизвольно сжал кулаки, чувствуя нарастающую злость внутри себя. Вот только на этот раз злился я не на нее. Я материл себя. Материл за то, что не смог сдержался. Перегнул палку. Но, черт возьми, она сама довела до такого.

Тихоня закрыла машину и тихим размеренным шагам пошла к открытой настежь калитке. Она смотрела себе под ноги, не замечая ничего вокруг. Поэтому, прекрасно зная, что останусь незамеченным, я, не прячась, пошел вслед за ней. Войдя на территорию кладбища, я взглядом проследил за мелькающей мимо памятников фигуркой девушки и, дождавшись, когда она остановится, незаметно подошел ближе, спрятавшись за деревом, росшим неподалеку от того места, где стояла Элина. Мне не было видно, кому принадлежала могилка, к которой пришла девушка, но судя по тому, что она пришла сюда именно сейчас, когда ей было очень плохо, понял, что там, перед ней, в сырой земле лежал очень близкий для нее человек.

Тихоня присела на скамейку у могилы и, закрыв лицо ладошками, тихо заплакала. Дьявол, внутри меня что-то щелкнуло. Я снова не узнавал самого себя. Столько противоречивых чувств за один час. То я был рад причинить ей боль, то, наоборот, готов был свернуть себе шею за то, что довел ее до такого состояния. Раньше женщины выдавливали слезы, когда хотели задержать меня рядом с собой, но мне было плевать на них. Я не верил этим фальшивым каплям, стекающим по щекам. А сейчас просто не мог смотреть на то, как дрожат ничем не прикрытые хрупкие плечи девушки, которую еще с утра хотелось придушить.

Сплюнув, я отвернулся и, достав сигареты, закурил. Хотел было уйти, оставить ее одну, наедине со своими мыслями, как услышал позади себя тихо играющую мелодию. Кроме нас на кладбище никого не было. Поэтому я понял, что звонят Элине. Я затормозил и, облокотившись спиной о дерево, прислушался. Но из-за расстояния и разыгравшегося ветра был слышен только прерывистый звук голоса. Разобрать, о чем шла речь не получалось, а очень хотелось. Поэтому, чувствуя себя шестнадцатилетним пацаном, я снова выглянул из-за дерева и постарался вглядеться в лицо девушки. Что я там пытался увидеть, сам не знал. Но мне это было необходимо. Элина уже не плакала. Но, несмотря на это, лицо девушки было до сих пор опухшим от слез, а глаза по-прежнему не выражали ничего кроме огромной усталости и грусти. Ее плечи продолжали дрожать, а губы что-то быстро говорили. Если бы звонил отец, думаю, девушка бы постаралась хоть немного выдавить из себя улыбку. Но Элина даже не пыталась измениться в лице. Значит, звонил кто-то другой.

Не дожидаясь, пока девушка договорит, я по-тихому решил свалить, чтобы уже наверняка остаться незамеченным. Дойдя до машины, я тут же сел за руль и стал ждать, когда Элинина машина проедет мимо. Назад девушка повернуть не могла. На этой части дороги было односторонне движение, так что я точно знал, что не упущу ее. Ждать пришлось недолго. Минут через десять мимо меня проехала серебряная ауди и я, нажав на газ, отправился следом.

На этот раз мы проехали почти полгорода, прежде чем Элина наконец-то припарковала свою машину на стоянке одной из многоэтажек, которые росли в этом квартале, как грибы. Я остановился поодаль от нее и стал ждать дальнейших действий девушки. Тихоня вышла из машины и быстрым шагом направилась к подъезду. Я не мог пойти за ней, рисковал попасться. Слишком открытой была местность, поэтому решил дождаться возвращения девушки в машине.

Пока Элины не было, я огляделся вокруг. Район выглядел бедно. Убогие пятиэтажки были обшарпаны и разрисованы граффити, отчего квартал был похож на мозаичную картинку. Безлюдные улицы, пустые скамейки и голые дворы будто бы кричали о затаившейся опасности, о страхе, в котором жили здешние люди и о повышенной преступности этого злосчастного места. Сидя в машине, я все больше недоумевал, что здесь забыла Элина, какой черт занес ее в эту часть города, ведь, насколько мне было известно, прежде она жила далеко не здесь.

За этими мыслями я не заметил, как пролетело время. Прошло уже минут тридцать, когда дверь подъезда снова распахнулась и из нее вышли Элина и… И какое-то чмо в рванных джинсах. Я напрягся. Они явно были знакомы. Он шел за ней попятам и, я отчетливо видел, как его похотливый взгляд был прикован к плавно виляющему заду девушки. Я до боли в костях сжал кулаки, борясь с самим собой. Хотелось немедля выскочить из машины и размазать этого гандона по стенке, а ее придушить голыми руками. Сука. Вот тебе и доказательства супружеской измены. Знал же, что так оно и будет, тогда почему так противно и тошно на душе? Было не приятно осознавать, что где-то внутри теплилась надежда на то, что я могу ошибаться насчет этой вертихвостки, что, может быть, она действительна достойна быть членом нашей семьи, и мы еще сможем найти общий язык. Галимый придурок. Чуть было не повелся на невинные глазки обиженного ребенка. Как же я ее ненавидел. Особенно в эту чертову минуту.

Не дожидаясь, что будет дальше, я ударил со всей дури по газам и со скоростью света ринулся с места, оставляя позади себя сгустки дорожной пыли. Не мог больше смотреть на это блядство. Еще б чуть-чуть и я не сдержался. Вышел с машины и свернул обоим шеи. Особенно ей. Руки чесались неимоверно. Тело трясло. Мысли путались. Мне нужна была разрядка. И я, ни о чем не думая, крутанул руль так, что машина в три секунды развернулась на сто восемьдесят градусов прямо посреди дороги и рванула к Риткиному дому.

Глава 7

* * *

{Элина.}

День, как не задался с самого утра, так и прошел в тревогах и заботах. Марина Андреевна, приготовившая ужин с единственной надеждой задержать дома Дмитрия, ушла спать расстроенная и разбитая. Парень так и не появился. А все телефонные звонки остались без ответа. Мне было жаль женщину. Столько печали было в ее глубоких карих глазах, столько боли. А еще больше угнетало то, что всему виной была я. Вернее мое присутствие. Ведь Дима именно из-за этого не вернулся домой. Вечер, прошедший насмарку, вымотал окончательно.

– Мама совсем расстроилась, мне даже как-то не по себе. Может стоить сходить к ней, проведать? – Я присела рядом с Павлом на диван и, положив голову к нему на плечо, тихо выдохнула. – Как считаешь?

– Думаю, не стоит. Ей нужно побыть одной. Она должна понять, что Дима вырос и ему, как всем парням его возраста, нужна свобода. Пока она с этим не смирится, мы ничего сделать не сможем. – Павел приобнял меня за плечи и, прислонившись щекой к макушке, продолжил. – Ты мне лучше вот, что скажи. Ты к матери ездила? Как она там? Вы поговорили?

Больная тема. Как не хотелось об этом говорить, я знала, что молчанием делу не поможешь. Настало время решить проблему, которая на протяжении всей моей осознанной жизни преследовала меня по пятам, не давая спокойно жить, отнимая материнскую любовь и заботу, заставляя краснеть каждый раз, когда кто-то рассказывал, что видел пьяную мать, валяющуюся на какой-нибудь лавочке в обнимку с пустой бутылкой. Да, как не стыдно это признавать, но я все время ее стыдилась. Особенно остро это проявилось после папиного ухода. Когда мое одиночество увеличилось вдвое. Именно в этот период жизни, убегая от душевной пустоты, я превратилась в снежную королеву. Замкнулась в себе. Закаменела от боли, пожирающей все мое нутро. Стала нелюдимой. Начала плохо учиться. И, если бы не поддержка тети Иры, папиной родной сестры, которая, разрываясь между семьей и мной, помогала мне, вытягивая на свет, я бы пропала, как мать. Спилась. Или, что еще хуже, наложила на себя руки. Но тетя Ира, как чувствовала, всегда оказывалась рядом в самые безнадежные минуты жизни. Пусть она не проявляла нежности, не обнимала, не целовала, как самая настоящая мать, но именно благодаря ее помощи, я закончила школу, не сломалась, и все-таки осталась человеком… Поэтому именно к ней я была привязана, как к родной матери. Именно она стала самым близким мне человеком после папы. И эта связь была ощутима.