Читать книгу Это их война (Елена Алексеевна Хить-Сапсай) онлайн бесплатно на Bookz
bannerbanner
Это их война
Это их война
Оценить:

3

Полная версия:

Это их война

Елена Хить-Сапсай

Это их война

* * *

Любовь – это пепел, унесенный ветром…


Глава 1

И пускай твоя обитель Где-то в вышине. Ты мой ангел, мой хранитель, Помоги ты мне.

© Ксения Ангел «Папа»* * *

{Элина}


Говорят, любви достойна только мама. Кто это придумал, наверное, никогда не был знаком с отцовской любовью. Никогда не знал, что такое отцовская забота, тепло и был обделен этим. В нашей семье все было наоборот. Я знала, видела и ощущала любовь отца во всех ее проявлениях: в его словах и поступках, именно он был – лучшим другом и советчиком, опорой и поддержкой во всех начинаниях. Был тем человеком, который однажды должен был взять руку единственной дочери, подвести ее к человеку, за которого она выходила замуж, и вложить ее руку в его крепкую мужскую ладонь. Это все, чего я по-настоящему всегда хотела – чтобы отец одобрил мой выбор и выдал замуж. Проводил во взрослую жизнь. Дал напутствия. Распустил мои крылья, пообещав всегда быть рядом, чтобы в случае чего я могла вернуться в отчий дом, сложить свои крылышки в его заботливые руки, выдохнуть и все начать сначала.


Мне было жизненно необходимо чувствовать его близость. Она придавала мне сил и уверенности в себе, давала надежду на то, что завтра будет лучше, чем вчера, делала меня целостной: казалось, без нее я разобьюсь, как волна об острые скалы, и больше никогда не соберусь воедино. Поэтому больше всего на свете я боялась, что, однажды проснувшись, больше не услышу его тихий неторопливый голос, не увижу, как он затягивается сигаретой и выпускает в воздух небольшие кольца дыма: медленно с наслаждением, будто это самое большое удовольствие в жизни, которое хотелось растянуть, превращая секунды в минуты, а минуты в часы. В такие моменты, будучи еще ребенком, я любила стоять рядом с креслом, в котором сидел отец, и перебирать тонкими пальцами его упругие кудряшки. Я не отвлекала. Я просто любовалась им: вглядываясь в задумчивые черты лица, пыталась разглядеть в нем себя. Нам часто говорили, что мы похожи и я не упускала возможности лишний раз убедиться в этом. Те же тонкие твердо сомкнутые губы, тот же по особенному мягкий и внимательный взгляд, даже черные кудряшки, казалось, вились по одинаковому небрежно и задорно, делая нас похожими на ангелов. Единственным отличием между нами был цвет глаз: у него – карие, у меня мамины – изумрудные. Во всем остальном я была его маленькой копией. Папиной дочкой, любимицей, которую он не переставал баловать вниманием и заботой.


Тогда я даже представить не могла, что наступит день, когда я больше не услышу его добродушного смеха и не сожму в своих по-детски маленьких ладошках его крепкие шершавые руки, прижимая их к губам и впитывая, въевшийся под кожу, запах табака. Я упивалась каждой минутой, проведенной рядом с ним. И безумно тосковала, когда приходилось расставаться; молча ненавидя все, что нас разделяло: школу, работу, командировки. Со временем я поняла, что он не может быть рядом постоянно, но легче от этого не стало. Будь моя воля, я бы вечно лежала на его коленях, свернувшись котенком, и наслаждалась прикосновением теплых ладоней к своим волосам.


Кто-то скажет нельзя настолько сильно любить отца, а я отвечу: можно. Особенно, если с детства он был для тебя всем: отцом, другом, домом, миром и даже матерью, которая изо дня в день прожигала свою жизнь алкоголем и не уделяла тебе должного внимания. Ее зависимость лишила меня материнской любви, но именно благодаря отцу я не ощущала себя ущербным и недолюбленным ребенком. Наоборот, рядом с ним я чувствовала крылья за спиной и радовалась каждому дню, проведенному с ним.


Теперь, оглядываясь назад, я собираю память по крупицам: складываю пазлы в одну общую картинку и понимаю, что с каждой прожитой секундой она становится все более блеклой и размытой, но от того не менее живой и волнительной. Стираются лица, поступки, моменты, но как бы ни была хрупка человеческая память – самые бесценные эмоции, пережитые нами однажды, остаются с нами до конца. Мы прячем их глубоко в себе, на задворках души, и возвращаемся к ним лишь тогда, когда остаемся наедине с собой, потому что таким ни с кем не делятся, оно слишком личное, недосягаемое, только твое.

* * *

– Дорогая, ты вся продрогла, поехали домой.

Мягкие ладони Павла легли на мои сутулившиеся плечи и тихо сдавили их. Не оборачиваясь, кладу левую ладонь поверх его правой руки и закрываю глаза. Как же его руки похожи на твои, папа. Такие же большие, крепкие, обветренные. Ему сорок пять и он почти твой ровесник. Знаешь, между вами так много общего. Характер, привычки, манера поведения – все в нем напоминает о тебе. Он даже любит меня, как ты: искренне, преданно, по-настоящему.


Открываю глаза, и кажется, ощущаю кожей холод гранитного камня, на котором высечено имя. Твое имя, папа. Пять бесконечно долгих лет. Вот сколько мне потребовалось, чтобы снова прийти в себя. Боль утраты притупилась, но она по-прежнему сильна и непобедима. Она со мной, во мне, и отрезвляет каждый раз, когда кажется, что все это просто сон, что сейчас открою глаза, а ты по-прежнему сидишь, раскинувшись, в нашем стареньком кресле и читаешь поверх очков принесенную с утра почтальоном газету. Приводит в чувство и не дает забыться. Она будто кричит во мне: как раньше уже не будет, но будет по-другому. Нельзя жить прошлым. Нужно идти вперед, навстречу будущему. И я иду. Честно, пап, я стараюсь. Ведь я сильная, как ты того хотел.


– Подожди, Паш. Дай мне еще минутку.


И он дает. Тихо отходит в сторону и застывает безмолвным свидетелем. Я благодарна ему за понимание и поддержку, а судьбе за встречу с ним. Именно благодаря ему я сейчас здесь, пап. Немного потрепанная, уставшая, но выжившая и несломленная. Он заново распустил мои крылья, которые казалось, больше никогда не поднимут меня над землей, подарил мне чувство надежности и защищенности. Рядом с ним спокойно и уютно, как возле тихо пылающего камина.


Порой я задаюсь вопросом, достойна ли такого человека? И ответ приходит сам собой: я делаю его счастливее. Когда он смотрит на меня, в его глазах плещутся живые огоньки, он улыбается и морщинки, коснувшиеся его лица, разглаживаются, делая его лицо молодым и беззаботным. Он говорит, с моим приходом его жизнь изменилась. Изменился и он сам: теперь в его душе – весна, а в сердце – солнце. Я верю ему, пап. Верю так же, как всегда верила тебе. Он достойный человек. И такой же одинокий, как я. Наверное, правду говорят: судьба – не дура, зря людей сводить не станет. И наша встреча – не исключение. Он вошел в мою жизнь, когда руки совсем опустились, когда каждый вдох был на грани срыва, и казалось – это конец. Вошел ненавязчиво, шепотом и вдохнул в меня новую жизнь. Мы, как два одиночества, встретившиеся в час тихого отчаяния, когда оба нуждались в поддержке и утешении. Я потеряла тебя, он – жену, мать своего сына и эти потери пересекли наши пути в точке под названием «любовь». Уже в первые минуты знакомства мне было настолько уютно и комфортно рядом с ним, что казалось, мы знаем друг друга всю жизнь. Я люблю его, пап. И эта любовь делает меня сильнее.


Вот и сейчас он стоит поодаль от меня, но я всеми фибрами души чувствую неразрывную связь между нами, его поддержку, его плечо. Он рядом и я больше не одинока. Даже кресты и надгробные камни, окружающие нас, не пугают меня так, как это было раньше. Я не ощущаю прежней тревоги и страха. Наоборот, стоя рядом с твоей могилой, меня будто опускает – боль никуда не делась, но печаль стала меньше. Я даже улыбаюсь, пап. Посмотри. Все, как ты меня учил…


{– Эль, малышка, улыбнись. Это всего лишь разбитая коленка. Уже не больно. До свадьбы заживет… – отец дует на смазанную зеленкой коленку и я уже не плачу. Я улыбаюсь ему сквозь слезы. Я верю каждому слову, сказанному им.}


Тогда действительно было не больно. Я плакала, потому что жалела себя и хотела, чтобы пожалел меня ты, а сейчас… Сейчас я бы многое отдала, чтобы эта боль была подобна той, но она не заживает, пап. И никогда не заживет.


{– Смотри, солнышко, я сделал это для тебя, – отец с мальчишеской улыбкой открывает передо мной маленькую самодельную коробку и кажется радуется своему подарку больше меня, – та-дам.

Внутри лежит деревянный ангелок – рождественское украшение, сделанное папиными руками. Я визжу от удовольствия и бросаюсь папе на шею:

– Спасибо, папочка. Он чудесный.

Отец прижимает меня к груди и тихо шепчет:

– Пусть мой скромняга оберегает тебя, крошка. Всегда будет рядом.}


Да, пап, я чувствую… Чувствую, что ты рядом. Мой Ангел-Хранитель, коснувшийся небес. Стоишь за спиной. Обнимаешь крыльями мои хрупкие плечи. И беззвучно вселяешь надежду на счастливое завтра…

Глава 2

И говорю я еле слышно,

Наверно, послан ты мне свыше…

© Елена Рогачева* * *

– Не берет? – Погруженная в свои мысли я не заметила, как в спальню вошел Павел. Он обнял меня со спины за талию и, положив подбородок на плечо, тихо произнес, – Ты расстраиваешься каждый раз, когда ей звонишь. Мне это совсем не нравится.

Его голос был пронизан минорными нотками и звучал подавлено. Я прислонилась щекой к его виску и, медленно покачав головой, попыталась выдавить из себя улыбку.

– Нет, наверное, еще не проснулась.

Я, конечно, мало верила в правдивость своих слов, но говорить о наболевшем не было сил. Каждый день одно и то же. Просыпаюсь и звоню. А в ответ – режущие слух гудки. Я уже не помню, когда в последний раз видела ее трезвой. С каждым днем пропасть между нами становится шире. Мы отдаляемся друг от друга: и, кажется, я начинаю забывать ее настоящие черты лица. Зависимость сделала свое дело: в свои сорок три, она похожа на старуху, лицо которой сравнимо с минным полем. И как я не стараюсь сохранить в памяти рваные отрезки счастливого прошлого, пропитое лицо матери вытесняет все хорошее, оставляя на душе горький осадок жалости и сочувствия. Злюсь на нее, ругаюсь, пытаюсь помочь, но не могу: она не принимает помощи. Говорит, что устала жить, что ждет, когда ее заберет отец, а мне остается корить себя за беспомощность и бездействие, ведь не смотря ни на что, я любила ее и люблю. По-своему: тихо и бескорыстно. Не оставляя места обидам и разочарованию.

– Не обманывай себя, Лин. Мы оба знаем, что это не так, – Павел одним легким движением развернул меня лицом к себе и прижал к груди. Сдерживаясь из последних сил, чтобы не заплакать, я закусила нижнюю губу и обняла мужа в ответ. – Но ты же помнишь, что я обещал помочь? И я держу слово. В независимости от того согласится твоя мать или нет, мы отправим ее в реабилитационный центр, где она пройдет курс лечения. Ей помогут, Лин. Обязательно помогут.

Я оторвалась от широкой груди Павла и заглянула в его глаза: он не врет. Он действительно хочет помочь. Потому что переживает за меня, за мое душевное состояние. И готов сделать все, чтобы я улыбалась, была счастливой. Я ценю это. Но сама идея с реабилитационным центром не внушает надежду: пройденный этап. Отец не раз отправлял ее на лечение. Но проходил месяц, другой и она срывалась. Каждый новый срыв укреплял ее зависимость. Становилось только хуже.

– Спасибо, Паш. – Все-таки отвечаю я. Нет желания его расстраивать. Он верит, что все получится, а вера способна на многое…


{– Смотри, Эль, все не так страшно, как кажется, – и я смотрю. Широко открытым взглядом, немного испуганным, потерянным, наблюдаю за тем, как отец, слегка качаясь из стороны в сторону, становится на ролики и начинает делать первые неуверенные движения вперед. Шаг, второй, третий… И он резко падает на землю. Даже мне становится больно.

– Папочка, – хныкая, подбегаю к нему и обнимаю его со спины, – тебе больно?

Но отец в противовес мне начинает громко смеяться. Его заразительный смех отдается звоном в ушах. Я ничего не понимаю. Выхожу вперед и удивленно хлопаю ресницами.

– Есть немного, – сквозь смех отвечает отец и тут же притягивает меня к себе, – но это правда не страшно. Как я тебе и говорил.

Я мотаю головой в знак протеста и, упираясь ладошками в его грудь, серьезно заявляю:

– Ну, уж нет. Я никогда их не надену.

– Это еще почему? – Удивляется отец.

– Я не смогу, пап. У меня не получится.

Грустно опускаю взгляд, но папины теплые пальцы приподнимают мой подборок и заставляют посмотреть ему в глаза. Он больше не смеется. Напротив, теперь его лицо сосредоточено, а вмиг посерьёзневший взгляд смотрит на меня задумчиво и изучающе.

– Что значит: не получится? В мире нет ничего невозможного, Эль. Главное верить в свои силы, и тогда все будет хорошо. }


И я поверила. В свое время, поборов в себе страх падения, я встала на ролики и поехала, теперь настало время побороть страх неудачи и довериться Павлу.

– Что бы я без тебя делала? – Касаюсь пальцами его щетины и искренне улыбаюсь.

– Глупости, Лин. Уверен, ты бы нашла способ справиться с этим.

Павел прикасается губами ко лбу, и я чувствую разливающееся по телу тепло. Как же мне повезло с ним. Всегда такой родной, нежный, чувствительный, он улавливает мое настроение и разделяет его пополам. Делит со мной и радость, и печали. Судьба благосклонна ко мне: она подарила шанс на счастливое будущее. И я всеми силами буду стараться его сберечь. Прижимаюсь сильнее, словно через объятия можно передать всю силу своей любви, и на выдохе произношу беззвучное «спасибо». Спасибо за подаренную встречу, за настоящую любовь.

* * *

– Ты будешь кофе или чай? – спрашиваю мужа, затягивая на его шее галстук. Я долго училась этому ремеслу, но даже после многочисленных тренировок на вешалке, было ощущение, что делаю это впервые. Павел посмотрел на меня сверху вниз и добродушно улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, немного смущаясь своей криворукости и удивляясь его терпению. Не каждый выдержал бы таких долгих манипуляций над галстуком, но ему видно нравилось наблюдать за мной, поэтому он не спешил помогать.

– Кофе, – продолжая согревать меня взглядом, Павел накрыл мои руки своими и легонько сжал их, – оставь, я сам. Иди, приготовь нам завтрак, я скоро спущусь.

Я благодарственно выдохнула. Слава богу, мои неумелые махинации прекращены. Кивнув мужу в знак согласия, я поднялась на носочки и, поцеловав его в щеку, поспешила на выход.

– Хорошо, я жду.

Спустившись в кухню, я тут же принялась колдовать над завтраком. Кружась по комнате и напевая только что придуманную песню, я думала над нашим с Павлом разговором. Пыталась сообразить, как уговорить мать добровольно согласиться на лечение. Затея с принуждением отпадала сразу. Ведь в таком деле главное – желание. Нет желания, нет смысла что-то начинать. Но учитывая то, что последние две недели мать пила, не просыхая, надежда на то, что она даст положительный ответ, угасала с каждой секундой. Однако поверить в плохое означало – сдаться, поэтому я предпочитала думать о хорошем.

– Ммм… Про мачеху меня предупредили, а про новую кухарку упомянуть забыли.

Незнакомый мужской голос, раздавшийся за спиной, был настолько неожиданным, что я подпрыгнула на месте и, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, задела рукой стоящую на столе кружку. Звон бьющегося стекла разлетелся по всей комнате. В тот же момент сердце дернулось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и повторит неудавшийся подвиг – разлетевшейся вдребезги чашки. Пригвоздив взгляд к лицу незнакомца, я перевела дыхание и попыталась собраться с мыслями. Одно было ясно точно: передо мной сын Павла – Дмитрий. Собственной персоной.

– Это была любимая кружка отца. – Как бы между прочим пояснил он. Издевается. В этом не было сомнений. На дне его темных зрачков плясали черти. А чуть полноватые четко очерченные губы изогнулись в вызывающей ухмылке. Мне стало не по себе. Ужасно неловко. Я в полной мере ощутила свою криворукость. И чтобы хоть как-то разрядить обстановку, снять нервное напряжение, сковавшее все тело, переключила внимание на осколки и, опустившись на пол, стала их собирать.

Ирония судьбы: я много раз представляла эту встречу, но чтобы так – ни разу. Дмитрий принял меня за кухарку. В другой ситуации я бы посмеялась над этим, но сейчас, сидя перед ним на коленях и пряча глаза в пол, я всеми силами старалась скрыть дрожь в теле, успокоить свое испуганное сердце. А парня, казалось, забавляет ситуация. Скрестив руки на груди и облокотившись о дверной косяк, он продолжал стоять в паре шагов от меня. Беззвучно. Неподвижно. Даже не пытаясь помочь. Я всем телом ощущала его пронзительный взгляд и играющую на губах усмешку. Хотелось убежать. Спрятаться. Провалиться сквозь землю. Раствориться в воздухе. Но как назло ничего не происходило. Я оставалась на месте, продолжая чувствовать неловкость и волнение.

– Ай, – резкая боль в пальце заставила меня вскрикнуть и прижать палец к губам. Почувствовав во рту металлический привкус крови, мне пришлось собраться с силами, чтобы не заплакать. В один момент накатила такая обида и злость на себя, что, если бы не постороннее присутствие, я бы точно разрыдалась.

– Черт, тихоня, у тебя обе руки левые.

Дмитрий подскочил ко мне в три секунды, и, оторвав мою руку от губ, подул на палец. От былой ухмылки не осталось и следа. Теперь его океанический взгляд смотрел на меня пристально, внимательно и изучающе. А я хлопала ресницами, чувствуя себя нашкодившим ребенком. Наверное, в тот момент я действительно была похожа на маленькую девочку. Другого объяснения такой резкой смене настроения в Димином взгляде – я не находила. Из серьезного он стал мягким и загадочным. Так смотрят только на детей. Даже рядом с Павлом я не ощущала себя настолько ребенком, как в тот момент.

Сглатывая подкативший к горлу ком, я непроизвольно перевела взгляд на Димины губы и, затаив дыхание, стала наблюдать за их движениями. Они были вытянуты трубочкой и продолжали дуть на палец. Медленно, аккуратно, завораживающе. Я смотрела на них, как загипнотизированная, и чувствовала, как напряжение покидает мое тело, а на его смену приходят расслабление и спокойствие. Сколько мы так простояли, одному богу известно. Я опомнилась лишь тогда, когда уголки Диминых губ поползли вверх и обнажили белоснежные зубы, возвращая на его лицо прежнюю мальчишескую улыбку.

– В следующий раз будь поаккуратнее. – Беззаботно просвистел парень, опуская мою ладонь. – Так, кто ты, прекрасная незнакомка? Может сводная сестра? А?

Я недоверчиво заглянула в его горящие глаза. А он, приподняв левую бровь, подмигнул мне, и вновь потянулся рукой к моим губам. Я инстинктивно отвернулась в сторону, но Дима без лишних колебаний развернул мое лицо к себе и вытер с губ размазанные капли крови. В этот самый момент за его спиной послышались шаги, и я, резко оттолкнув его руку, попятилась назад. В комнату вошел Павел.

– Димка, сынок. Приехал все-таки. И как всегда без предупреждения.

– Привет, отец. – Мужчины пожали руки, а потом заключили друг друга в объятия.

Я стояла, как вкопанная. Смотрела на отца и сына и снова чувствовала желание сбежать. Внутри закипала непонятная тревога. Было ощущение, что я сделала что-то плохое, предосудительное, хотя ничего такого в мыслях не было. Чтобы избавится от этого чувства, я решила дособирать осколки. Но мужчины не дали мне даже начать, переключив все свое внимание на меня.

– Может познакомишь со столь прекрасным юным созданием? – Выдал Дима, оборачиваясь ко мне и одаривая очередной ослепительной улыбкой. Этот парень знал себе цену. Знал, как произвести впечатление. Его лицо было настолько выразительным и подвижным, что выдавало каждую эмоцию с потрохами. Пшеничные волосы ниспадали на широкие плечи и были немного растрепаны. А глаза… Дымчато-синий взгляд был самым особенным в его внешности. Было в нем что-то, что заставляло робеть перед ним. Может причиной тому был цвет. Цвет холода. Льда. Штормового океана. Но даже сейчас, когда лицо парня улыбалось, его глаза оставались непроглядными. Они подавляли своей уверенностью и силой. Смотрели в душу. И казалось, способны прочесть мысли.

– Дима, познакомься, это моя Элина. Лина, это мой сын – Дмитрий.

Сказать, что Дима был удивлен – это ничего не сказать. Широкие брови подпрыгнули вверх, а рот приоткрылся и замер. За одно мгновение на его лице отразился шквал противоречивых чувств. Но уже в следующую секунду парень взял себя в руки, и оно стало непроницаемым. Одна только надменная ухмылка выражала всю иронию происходящего. И била по самому больному. Не принял. Чего боялась, то и случилось. Я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла слабой, неестественной. Протянула ладонь для пожатия, но вместо этого Дмитрий склонился над ней для поцелуя и елейным голосом прошептал:

– Очень рад нашей встрече, Элина…

Глава 3

* * *

{Дмитрий.}


Я прибыл в родной город как всегда без предупреждения. Сюрприз для домашних. Не мог не приехать, ведь дома меня ждал не меньший сюрприз в виде мачехи. На протяжение последних недель все наши телефонные разговоры с отцом были посвящены его жене. Он мог без умолку рассказывать о ней. Из его рассказов я четко знал, что моя мачеха – не что иное, как «восьмое чудо света». Сокровище. Подарок судьбы. Называйте, как хотите. Но факт остается фактом – мой отец влюбился. Влюбился, как мальчишка. И эта эйфория счастья передавалась мне даже через трубку телефона.

Вот что делает с людьми любовь, в которую я не особо верил. Дурацкое слово, придуманное когда-то безмозглыми романтиками, чтобы обратить обычный животный инстинкт размножения в цивилизованную одежду. Хотя, как его не крути, все сводится к одному: к жажде обладания чужим телом. Не верю я в такого рода чувства. Любить можно отца, мать, ребенка или собаку, на худой конец, но все, что связывает мужчину и женщину – это обычная похоть. Страсть, которая со временем проходит, оставляя после себя едкое послевкусие из усталости и равнодушия.

Однако, слушая отца, я все больше убеждался, что некоторым любовь все-таки дана. Дана, как дар, как благословение на новую жизнь. И, как ни странно, я был рад за него. Наконец-то пришло время пожить не ради кого-то, а для себя, ведь лучшие годы своей жизни отец подарил мне и своему второму детищу – строительному бизнесу. Теперь я даже права не имел на ревность или прочую хрень, которая могла разрушить его хрупкое счастье. И сегодня прилетел, чтобы поздравить его с началом новой жизни. Пожелать всего самого лучшего. Увидеть наконец-то искрящиеся глаза и бесконечно живую улыбку. Он и раньше улыбался. Но его улыбка была слабой, натянутой, искусственной. А сегодня я знал, что увижу на лице отца самую настоящую искреннюю радость, которую подарила ему невеста. Его новое счастье. Моя мачеха. О которой я знал немного, но знал самое главное – она вдохнула в отца новую жизнь. А это уже говорило о многом.

Ради этого я готов был принять его выбор. Кем бы ни была моя будущая мачеха, я обещал себе – одобрить. Знал, что иначе расстрою отца. А этого хотелось меньше всего. Надоело видеть его потухший взгляд, ссутулившиеся плечи, тяжелую походку. Я жаждал впитать в себя искрящийся жизнью смех, который в последнее время слышал все чаще. Хотел увидеть, как горят глаза, наполненные смыслом жизни, как распускаются крылья за спиной, как отец начинает новую счастливую жизнь.

В свои сорок пять он встретил женщину, готовую скрасить его старость, и я действительно хотел поддержать его выбор, сказать, что рад за него, пожелать семейного счастья. Даже готов был бросить прежнюю жизнь безбашенного студента и взяться за семейный бизнес, дав отцу возможность больше времени проводить с возлюбленной. Мечтал отправить их в круиз вокруг света, организовав тем самым медовый месяц. Но моему подарку не суждено было осуществиться. Ведь, сколько я не представлял свою будущую мачеху, я явно не ожидал увидеть рядом с отцом эту маленькую хрупкую девочку с глазами ангела, способными разбередить душу, вывернуть ее наизнанку. Она могла быть, кем угодно: новой прислугой, сводной сестрой, да даже просто мимо проходившей, но никак не… Дьявол! Это просто какой-то бред. Она и мой отец? Да, о чем, черт возьми, они думали? Хорошо замешкался лишь на мгновение. Тогда, как никогда, был несказанно рад своему умению – скрывать эмоции за маской безразличия. Натянув на лицо усмешку, я решил подумать обо всем потом, а тогда, как и обещал – принял. Вернее сделал вид, что принял. Вот только девочка оказалась не глупа. Слабый огонек смятения в зеленых глазах и дрожащая ладонь в моей руке выдали с потрохами ее волнение и страх. Но, не смотря на это, она не отвела взгляд в сторону. Смотрела в упор. А я отвечал тем же.

bannerbanner