Забытая мелодия

С Каталиной тоже, в конце концов, случилась истерика, и врачам пришлось и ей вводить в вену успокаивающее. Так что Каталина была вполне спокойна и безучастна, когда мать назидательно сообщила ей, что от самого печального во всей этой истории они, в конце концов, отделались.

Мать недолго пробыла у постели Лиз. Театр, ожидавший свою главную героиню, это не шуточки. Мать поцеловала спящую Лиз и велела Каталине передать Лиз самые наилучшие пожелания, когда она проснется.

Мать уехала, а Лиз и Каталина вновь остались одни. И теперь все было уже только в их руках, и помощи было ждать уже практически неоткуда.

Через две недели с левой руки Лиз сняли гипс, и теперь у нее было целых две руки. Каталина поддерживала Лиз, как могла, она поила ее из ложки апельсиновым соком и терпеливо ждала, когда апатия в глазах Лиз сменится хоть каким-то проблеском жизни.

И в один из таких дней на горизонте возник Паоло. Он сказал, что раз Лиз уже пришла в себя, то Каталина вполне могла бы заняться собственными детьми.

– А ты чем тогда будешь заниматься? – спросила Каталина.

– Ой, – сказал Паоло, – только не надо опять начинать!

– Что начинать?

– Выставлять меня дураком.

– Тебя никто не выставляет дураком. Разве ты не видишь, в каком состоянии находится моя сестра?

– Я знаю, что твоей сестре уже гораздо лучше, и ей вполне хватит больничной сиделки.

– Что ты можешь знать, Паоло, – в сердцах сказала Каталина, – о том, что хуже, а что лучше?

– Вот видишь, – невозмутимо сказал Паоло, – ты все-таки умудрилась выставить меня дураком.

– И если ты не уйдешь сейчас же, – сказала Каталина, – то я за себя не отвечаю.

Паоло обиженно хлопнул дверью и ушел, а Каталина устало опустилась на стул возле кровати Лиз.

Вот уже десять лет Паоло был мужем Каталины и отцом ее детей. Так что он уже давным-давно превратился для нее в того дальнего родственника, которых не выбирают.

Каталина и не заметила, как Лиз открыла глаза.

– Я все слышала, – сказала Лиз.

– Извини, – сказала Каталина.

– Кати, Майкла уже не вернешь, а мне, и правда, намного лучше.

– Лиз, перестань.

Каталина взяла с тумбочки стакан и налила в него воды.

– Так что тебе пора бы заняться своими детьми, – продолжила Лиз.

– Мои дети живы и здоровы, – сказала Каталина.

Она протянула Лиз стакан с водой.

– Я тоже вполне жива и здорова. Лиз взяла стакан и выпила всю воду.

– Я тебя не оставлю, – сказала Каталина.

– Не бойся, Каталина, со мной ничего не произойдет, – сказала Лиз.

Каталина с недоверием посмотрела на Лиз.

– Я ничего не боюсь, – сказала она, – я просто не хочу оставлять тебя одну.

Лиз с трудом приподнялась и села на кровати.

– Почему одну, со мной будет больничная сиделка.

– Помолчи, Лиз, тебе вредно много разговаривать, давай лучше я тебе дальше почитаю.

Каталина взяла из внушительной стопки верхнюю книгу и раскрыла ее.

– Так, где мы остановились? О, вот, на моей самой любимой фразе: «От Кедди пахло деревьями и как когда она говорит, что ну вот мы и проснулись».

Лиз думала о своем.

Она думала о Майкле. Она не верила, что Майкл умер. Они просто плохо его искали. Он не мог умереть.

Он не мог бросить ее, так не бывает. Ведь он был частью Лиз, и он просто не мог исчезнуть и раствориться в пустоте.

И она обязательно его найдет. Как только встанет на ноги.

Лиз все-таки уговорила Каталину съездить повидать детей.

– Ну хорошо, – согласилась Каталина, – я отлучусь, но только на один час.

– Перестань, Кати, за один час ты только доберешься до своего дома.

– Ладно, на полтора, – с большим трудом согласилась Каталина.

Лиз рассмеялась.

– Хорошо, уговорила, – сказала она, – я выделяю тебе два часа.

– Два часа! – испугалась Каталина, она не могла так надолго оставить Лиз одну.

– И ни минутой больше, – в шутку сказала Лиз.

– Но только, Лиз… – замялась Каталина.

– Что?

– В мое отсутствие с тобой посидит больничная сиделка?

– Конечно.

– Только не обижайся.

– Я не уйду от тебя, Кати, разве без меня ты справишься со своей оравой?

– Конечно, я с ними не справлюсь, – улыбнулась Каталина.

Ей было гораздо легче от того, что они поговорили на эту тему. Она действительно боялась, что Лиз сделает с собой что-нибудь, после того, что произошло с ней на Большом мосту.

Но Лиз была вроде бы спокойна.

– Я очень люблю тебя, – сказала Каталина.

Она подошла к Лиз и крепко ее обняла.

– Я тоже тебя очень люблю, – сказала Лиз.

Скрепя сердце Каталина вышла из палаты. Но прежде чем уйти, она привела вместо себя в палату больничную сиделку.

– Вам что-нибудь надо? – спросила сиделка у Лиз.

– Нет, ничего, спасибо, – ответила Лиз.

– Может, вам почитать?

– Нет, не надо, спасибо.

– Что же мне делать? – растерялась больничная сиделка.

– Может быть, за дверью посидите? – предложила ей Лиз.

– Нет-нет, – испугалась сиделка, – я не могу оставить вас одну.

Лиз вздохнула.

– Тогда посидите у окна, – попросила Лиз, – я хочу побыть наедине сама с собой.

Сиделка взяла стул и села у окна.

– Вы меня простите, – сказала она, – но можно я буду смотреть в вашу сторону?

Лиз пожала плечами.

– Хорошо, – сказала Лиз.

Видимо, так уж здесь было поставлено, что если вдруг у человека что-то случается, то ему ни в коем случае не позволяется принимать какое-нибудь собственное решение о своей дальнейшей судьбе. Вот выйдете из больницы, тогда уж и делайте, что хотите. Хоть с Большого моста в реку бросайтесь.

Не успела Лиз толком надуматься о своем, как распахнулась дверь и в палату вошел мужчина средних лет в шикарном твидовом костюме. Поверх костюма у него был накинут белый больничный халат.

В вошедшем мужчине Лиз узнала владельца клуба, в котором она выступала до аварии.

– Добрый день, – сказал мужчина.

– Добрый день, – сказала ему Лиз, – чем обязана?

Лиз прекрасно понимала, что мужчина вряд ли пришел сюда выразить свое глубокое сочувствие. А если бы дело обстояло именно так, то, значит, мир действительно перевернулся вверх ногами, пока она тут отлеживается.

– Я сразу перейду к делу, – решительно сказал мужчина, – а то у меня слишком мало времени на подобные мероприятия.

Лиз приподнялась на кровати.

– Я слушаю вас, – сказала Лиз.

– Только не считайте меня бесчувственным монстром, – сказал мужчина, – но я отставил в сторону всякую сентиментальность только потому, что прекрасно осведомлен, что вам уже гораздо лучше.

– Прошу вас, – сказала Лиз, – не растрачивайте себя по пустякам, я уже приготовилась к основной теме вашего визита.

– Тем лучше, тогда я приступаю. Так вот, фонд помощи пострадавшим в автомобильных катастрофах требует, чтобы я выплатил вам компенсацию, так как на момент аварии вы еще числились у меня на работе. Но я категорически отказываюсь от этого. Во-первых, я не имею ко всему происшедшему никакого отношения, а во-вторых, все случилось за пятнадцать минут до начала вашего рабочего вечера. Так что, если вы намерены подать на меня в суд, то я найму самых лучших адвокатов и выиграю это дело, будьте уверены.

– Я в этом нимало не сомневаюсь, – спокойно сказала Лиз, – а еще я бы на вашем месте засудила меня за то, что из-за какой-то автомобильной катастрофы я так и не смогла отработать у вас свой последний вечер.

Мужчина ухмыльнулся.

– Вы что, меня за чудовище принимаете? – сказал он.

– Нет, я просто воздаю вам должное, – как можно ласковее пояснила Лиз.

– Спасибо, не надо, – раскланялся мужчина, – но я действительно ни в чем не виноват. И если бы все то, что с вами случилось, произошло на пятнадцать минут позже, то тогда бы мы с вами могли еще о чем-то поговорить, а так, – мужчина развел руками, – я, к вашему великому, должно быть, сожалению, полностью чист.

– Ну что ж, – сказала Лиз, – только ведь это вы пришли ко мне со своими разговорами, а не я к вам пришла.

– Что вы себе позволяете? – возмутился мужчина.

– Скажите напоследок, почему вы так уверены, что я вам больше никогда не пригожусь?

– А вы что, еще намерены танцевать? – ухмыльнулся мужчина. – Я, например, сильно сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет, прошу, конечно, прощения за откровенность. Вы стали легендой еще при жизни, а это мало кому удавалось.

– Как вам, однако, не повезло, что я не умерла, тогда ваш клуб одарили бы табличкой с моим именем, и это была бы единственная достопримечательность этого вашего паршивого ночного заведения.

Больничная сиделка сидела у окна, раскрыв рот.

Интересно, от нее был бы прок в иной ситуации? Например, если бы мужчина кинулся на Лиз и стал ее душить.

А мужчина действительно уже просто позеленел от злости.

– Надеюсь, что я вас обо всем предупредил, – тем не менее сдержанно сказал он.

Лиз ему вежливо улыбнулась.

– Да, – сказала Лиз, – вы с честью выполнили свою миссию, только умудрились меня сильно утомить. Так что прошу вас избавить меня от своего присутствия.

– Думаю, я был бы вам более приятен, если бы принес вам деньги на золотом подносе?

– Мне чужого не надо, а свое я еще заработаю.

– Сильно сомневаюсь, – сказал мужчина, открыл дверь и вышел из палаты.

– Ух, – вздохнула у окна больничная сиделка, – а вы его здорово отделали.

– То-то бы еще было, если бы я при этом вполне сносно стояла на ногах, – сказала Лиз.

Больничная сиделка деликатно опустила глаза.

– Как вас зовут? – спросила Лиз.

– Элли Райт, – сказала сиделка.

– Элли, дорогая, вы случайно не намекнете мне, откуда он мог взять такую чушь, что я больше не смогу танцевать?

– Я не знаю, – растерялась больничная сиделка Элли Райт.

Договорить они не успели, так как дверь открылась и на пороге появилось все святое семейство Каталины. И дети, и Паоло были умыты, причесаны, наглажены и начищены.

Видимо, Каталина за два часа, отпущенных ей Лиз, успела не только перевернуть вверх дном это осиное гнездо, но и расставить все по местам, перестирать, погладить, покормить и обогреть.

А потом она повела их всех в больницу. Детей надо было приучать к состраданию, да и Паоло бы это тоже совсем не помешало.

– Добрый день, тетя Лиз, – сказали дети.

Вид зеленой тети Лиз должен был произвести на них сильное впечатление.

– Добрый день, Лиз, а ты очень даже хорошо выглядишь, – сказал Паоло.

Он наклонился и вежливо поцеловал Лиз.

Больничная сиделка Элли Райт боком-боком понимающе вышла из палаты.

Дети стали рассказывать Лиз о своих хороших последних поступках. А еще они стали наперебой говорить о том, что они совсем не скучают без своей мамы.

Видимо, Каталина провела среди них добрую беседу, чтобы Лиз не чувствовала себя особо виноватой за то, что отрывает от детей их маму.

Паоло принес с собой цветы, и сейчас он бегал с букетом по палате и не знал, куда их поставить. Потому что вся палата, надо сказать, и без него была полна цветов.

И, видимо, их действительно присылали поклонники Лиз, потому что Каталина давно бы уже устала покупать ежедневно столько цветов только лишь для того, чтобы показать Лиз, что ее никто не забывает и ее судьба волнует многих людей.

Лиз окончательно устала в этот день от всяческих перипетий. Нет, она, конечно, любила детей Каталины, и Паоло она любила тоже, но беспомощно лежать на кровати и смотреть, как вокруг кипит жизнь, это было слишком утомительно.

И потому, когда они все ушли, Лиз облегченно вздохнула.

Каталина осталась. Но то, что она уходила, было пробным шагом, и теперь она сможет отлучаться Почаще и задерживаться подольше.

А Лиз должна будет привыкнуть, что теперь она уже совсем одна.

Письмо пришло неожиданно.

Оно очень долго шло. Оно вообще должно было потеряться по дороге. Но откуда-то из прошлой жизни Майкл протягивал руки навстречу своей Лиз и крепко обнимал ее. Особенно крепко он обнимал ее голову.

Именно поэтому Лиз сейчас жива.

Она может видеть, как по утрам встает солнце, а по вечерам оно уходит на покой. Она может видеть ослепительные горные вершины, снежной сказкой растворяющиеся у горизонта, и седые облака, которые большими прозрачными кольцами оседают на макушках великолепных горных елей.

Она может знать, что где-то ее ждет синее море, прибрежные скалы и белый пароход.

И надо всем этим миром где-то там высоко стоит Майкл и улыбается так, как может улыбаться только он. И он проживет столько, сколько будет жить его Лиз…

Когда в дверь постучали, Лиз лежала на своем обычном месте, а Каталина дремала в кресле.

– Войдите, – шепотом сказала Лиз.

Она думала, что ее не услышат, но ее услышали.

Дверь тихо распахнулась, и на пороге появился молодой человек в синей униформе. Он посмотрел на Лиз, потом на Каталину, потом снова на Лиз.

Он решил остановиться на Лиз.

– Здравствуйте, – сказал Лиз молодой человек, – я пришел к вам.

– Здравствуйте, – сказала Лиз, – я вас слушаю.

Но она уже увидела у него в руках письмо.

– У меня к вам письмо, – шепотом сказал молодой человек.

– От кого? – еле вымолвила Лиз, но она могла и не спрашивать об этом.

Она знала, от кого.

А молодой человек раскрыл рот и не знал, что и ответить.

– От вашего, от вашего… – несколько раз повторил молодой человек. – Вы простите меня, – наконец-то сказал он.

Он подошел к кровати Лиз и протянул ей письмо. Оно было адресовано Лиз Гордон.

Майкл хотел сделать сюрприз. Он любил делать сюрпризы.

– Откуда оно у вас? – спросила Лиз.

Каталина давно проснулась, но сидела тихо, чтобы не мешать Лиз. Ведь это была ее ситуация, и все должно было идти, как идет, и ничего поделать с этим было нельзя.

– Я почтальон, – сказал молодой человек, – я нашел ваше письмо на главпочтамте. Оно очень долго вас искало.

Но Лиз и сама это поняла.

Письмо, должно быть, долго ждало ее в гостинице на побережье, а потом оно вернулось в город. А в городе девушки с именем Лиз Гордон не было.

И письмо так и лежало на главпочтамте, пока один молодой почтальон не догадался, кому оно адресовано.

– Спасибо вам, – сказала Лиз.

– Вы только выздоравливайте, – сказал молодой человек, – вы так прекрасно танцуете, сейчас никто не может так танцевать.

– Спасибо, – еще раз сказала Лиз.

Она была благодарна ему за то, что он не говорил о ней в прошедшем времени. Но ей надо было уже остаться одной – письмо Майкла было у нее в руках.

Молодой человек был понятливым, и он поспешил поскорее распрощаться и уйти. Он не знал, принес ли он в эту комнату радость или прибавил еще горя, и очень по этому поводу переживал.

Лиз тоже не знала, что принесет в ее теперешнюю жизнь это письмо. Она посмотрела на Каталину.

Каталина давно не спала, но выйти из палаты и оставить Лиз наедине с письмом Майкла ни за что бы не согласилась. Она недооценивала свою Лиз.

Каталина, даже наоборот, еще поудобнее уселась в кресле, всем своим видом показывая, что, мол, уж нет, она из этой палаты сегодня никуда ни за что не денется.

Лиз раскрыла письмо и стала его читать.

Майкл писал:

«Привет, Лиз, я все о том же.

Ты так привыкла быть любимой мной, что я думаю, я надеюсь, я, может быть, даже почти уверен, что ты уже никогда меня не бросишь. Привычка – великое дело, ты сама об этом всегда говорила.

Впрочем, о чем это я, ведь я совершенно не о том. Я о том, что ты и сама знаешь, что ты так привыкла быть любимой мной.

Ты знаешь, конечно, это все здорово, что я вожусь с тобой, как с маленьким ребенком, я ношу тебя на руках, укладываю спать и подворачиваю одеяло со всех сторон, как в детстве, помнишь, а потом долго-долго глажу твои волосы. И как это меня хватает на все, я думаю, что ты и сама тоже удивляешься этому.

Так вот, я долго глажу твои волосы и слушаю твое бормотание сквозь сон. Ты либо рассказываешь мне о своем здоровье на сегодняшний день, либо говоришь, что ты бы очень хотела кого-нибудь сильно-сильно полюбить, так сильно, ну вот хоть, как я люблю тебя, например.

Разве я смею прерывать тебя, ведь ты опять упала сегодня в обморок в метро. И тебя окружали, как всегда, чужие люди. Но на этот раз это были веселые и молодые люди, и они никак не хотели верить, что ты по-настоящему упала в обморок в метро.

Они никак не хотели верить в это и пытались тебя приподнять, чтобы легче было познакомиться с тобой. А потом, даже не успев как следует познакомиться, увести тебя к себе.

Ты бормотала, что не это тебе нужно, совсем не это, а может быть, все-таки медицинская помощь, ты говорила, что не видишь их, молодых и веселых, что у тебя перед глазами черный туман, но зачем им это все? Им надоела эта игра, и они оставили тебя сидеть на станции метро под названием «Какая разница».

Они ушли, но, может быть, я тебе сейчас их напоминаю, и, боясь показаться слишком уж равнодушным, я никогда так и не решусь спросить тебя, а вспомнила ли ты тогда обо мне?

Глупая, зачем твердить, что тебе надоело все это наше кино, ведь когда оно закончится, то закончится все. И знаешь, иногда мне кажется, что весь мир наблюдает за нами, но ни один, заметь, ни один из них не подскажет, что мне надо будет делать, если ты действительно умрешь.

Все спокойно выключат свои телевизоры, поужинают и лягут спать. А я останусь совсем один в пустой и темной комнате.

Что, дорогая, тебе подать воды? Я прошу тебя, выпей, пожалуйста, чаю, я прошу тебя, ну хоть не горячего, просто теплого. Ну хорошо, хорошо, на тебе твою воду. Нет, она не кипяченая, нет, не из чайника, да нет же, это просто стакан теплый. Ну не надо, не вставай, на тебе твою ледяную воду из-под крана.

Впрочем, о чем это я, ведь я совершенно не о том. Я о том, что же я буду делать в этом мире без тебя, где лишь забытая мелодия напомнит мне о том, что ты так привыкла быть любимой мной».

Лиз обняла письмо и закрыла лицо руками. Каталина подошла к ней.

– Я была так несправедлива к нему, – навзрыд сказала Лиз.

– Так всегда и бывает, – сказала Каталина.

Она не знала, что можно еще сказать, чтобы утешить Лиз. Таких слов просто не существовало.

– Да, – сказала Лиз, – но я была особенно несправедлива к нему.

– Да, да, – сказала Каталина, – вот именно так всегда и бывает.

– Я всегда думала только о себе, – всхлипнула Лиз, – а он так боялся меня потерять. Я всегда его пугала, что вот упаду и умру, а он останется один, зачем я это делала? Я просто хотела посмотреть, как он за меня волнуется.

Каталина села на кровать рядом с Лиз.

– Это была игра, Лиз, – сказала Каталина.

– Ничего себе игра, – ревела Лиз, – он же переживал по-настоящему.

– Он был счастлив с тобой, Лиз, – сказала Каталина.

– Ты думаешь? – посмотрела на нее Лиз.

Каталина гладила ее по голове.

– Я знаю, что он был очень счастлив, – сказала Каталина.

Но Лиз это никак не остановило.

– А я так плохо себя вела, – принялась вновь за свое Лиз.

– Ты была такой, какая есть, и он очень тебя любил.

– Нет, я очень плохо себя вела. И когда мы встретимся с Майклом в следующей жизни, я обещаю тебе, я не буду себя так вести.

– Да, да, конечно, не будешь, я верю тебе.

Лиз утерла слезы. Мысль о том, что в следующей жизни все будет гораздо лучше, несколько успокоила ее.

– Кати, – вдруг сказала Лиз, – но я совсем забыла о его мелодии.

– Какой мелодии? – спросила Каталина.

Лиз откинула со лба разметавшиеся волосы.

– Последнее время Майкл писал одну мелодию, он писал ее очень долго, а завершил как раз в тот день.

– И где эта мелодия?

– Она должна быть у ребят из оркестра.

– А почему они до сих пор не принесли ее тебе?

– Я не знаю, – растерянно сказала Лиз.

– А почему ты не сказала об этом раньше?

– Мне казалось, что жизнь остановилась, – сказала Лиз.

Каталина встала с кровати.

– Надо найти их, – сказала Каталина.

Лиз посмотрела на сестру.

– Ты найдешь их?

– Конечно, найду, – кивнула Каталина.

Каталина тут же собралась и ушла. Вместо себя в палату она привела больничную сиделку.

Время прошло быстро, у Лиз и мысли не возникало, что что-нибудь может вдруг случиться.

И когда часа через два дверь распахнулась и в палату вошла Каталина, а с ней высокий молодой человек в темном костюме, Лиз подумала, что хоть у истории с мелодией будет не такой печальный конец.

– Добрый день, – сказал молодой человек.

Лиз его узнала, Майкл знакомил их когда-то. Этот парень руководил оркестром, с которым работал Майкл.

– Добрый день, – сказала Лиз.

– А теперь скажите это, глядя ей в глаза, – сказала Каталина.

Лиз вдруг показалось, что прямо на ее больничную палату стала надвигаться большая грозовая туча. Но это, конечно же, было не так.

– А что случилось? – сказала Лиз.

– То, что я понятия не имею, о какой мелодии идет речь, – невозмутимо ответил молодой человек.

Лиз приходила в себя ровно две секунды.

– Вы в своем уме? – спросила Лиз.

– Да, конечно, – заверил ее молодой человек.

– Вас Рикардо зовут, если я не ошибаюсь, – сказала Лиз, – вы руководите оркестром?

– Да, я Рикардо, – важно ответил молодой человек, – и что?

– Что вы задумали? – спросила Лиз.

– Я ничего не задумал, – сказал Рикардо, – просто я понятия не имею, о какой мелодии идет речь.

Мир за окном поплыл куда-то вдаль по своим личным и существенным делам, и ему было совершенно наплевать на то, что происходило тут, в какой-то обыкновенной больничной палате.

– И, тем не менее, вы пришли сюда, чтобы посмотреть мне в глаза, – сказала Лиз.

– Это она меня привела, – сказал человек, глянув на Каталину.

– Вы пришли сюда сами, – сказала Лиз, – а это значит только одно, это значит, вы чего-то боитесь.

– Я ничего не боюсь, я выражаю вам свое глубокое сочувствие по поводу всего случившегося с вами, но ни я, ни ребята из моего оркестра понятия не имеем, о какой собственно мелодии идет речь.

– Вы же репетировали ее в тот день, – сказала Лиз.

– Мы каждый день что-нибудь репетируем, – ответил молодой человек.

Лиз не верила своим ушам, теперь ей показалось, что она спит. Да только вот слишком уж долго длится этот сон с бесконечной чередой несправедливостей и несчастий.

– Вы должны были играть эту мелодию на нашей с Майклом свадьбе, – сказала Лиз.

Молодой человек облегченно вздохнул.

– Ах, вы об этом, – невозмутимо сказал он, – на вашей свадьбе мы должны были играть старые произведения Майкла.

– Он же рассказывал мне об этой мелодии, – сказала Лиз, – я видела ноты, у меня остались черновики.

Молодой человек насторожился.

– Если у вас есть черновики, – спросил он, – то зачем вам понадобился я?

Лиз старалась быть как можно убедительней.

– У меня нет окончания, – сказала Лиз.

– У вас нет черновиков, – сказал молодой человек.

– С чего вы взяли?

– Потому что никакой мелодии никогда не было и нет, – ухмыльнулся молодой человек.

– Зачем вы это делаете?! – закричала Лиз. – У вас есть сердце?

– Еще раз очень сожалею, – сказал молодой человек, – но если у вас все, то мне надо идти.

И молодой человек развернулся и открыл дверь.

– Подождите, – сказала ему Лиз.

– Да? – повернулся к ней молодой человек.

– Дайте мне ее услышать хотя бы один раз, – сказала Лиз.

– До свидания, – сказал молодой человек, повернулся и ушел.

Мир остановился, горы почернели, солнце отвернулось, завяли цветы. Лиз закрыла лицо руками и отвернулась к стенке.

– Гад какой, – сказала Каталина, – что будем делать, Лиз?

– Я не знаю, – сказала Лиз.

– Мы должны что-то придумать.

– Что мы придумаем, Кати, – безучастно сказала Лиз, – я всегда была добра к людям, я не сделала никому ничего плохого, так неужели, чтобы выжить в этом мире, мне надо взять в руки оружие?

– Лиз, – испугалась Каталина, – что это ты такое говоришь?

Через месяц Лиз сняли гипс с обеих ног.

Врач долго массировал ее ноги, мял их. Лиз смотрела на свои ноги, как на пустое место. Потом Лиз возили на рентген.

А через несколько дней и врачи, и Лиз стали понимать, что она не чувствует своих ног вовсе не потому, что они так долго были в гипсе. Она вообще не чувствовала своих ног.

Каталина опять бросила мужа и детей. Хотя в последнее время она отлучалась домой надолго и к Лиз приходила только ночевать.

Но теперь она опять и днем, и ночью сидела у постели Лиз и совсем не знала, что сделать для нее хорошего.

Паоло принес в палату телевизор и два радиоприемника, и они целыми днями ждали музыку Майкла. И когда уже казалось, что жизнь окончательно остановилась, Лиз ее услышала.