Невыполнимая задача, Из цикла Старая фотография

Ещё два часа, Алёшка лазил по складу, поражаясь изобилию непонятных и странных вещей, в том числе запасов женского белья, явно не предназначенного для военных. Что касается фотографии, то там было очень много всяких приборов, о существовании которых Алёшка даже не подозревал. Скорее всего, они относились к криминалистике и аэрофотосъёмке. Там же, были невиданные до селе фотоматериалы и химикаты, которые безусловно, можно было использовать. Однако не было ничего, связанного с цветной фотографией. Таким образом, вторая часть приказа, тоже была не выполнена.

Через день, Алёшку снова вызвали в политотдел.

– Доложите, о ходе выполнения приказа.

Алёшка тупо смотрел в пол. «Пойди туда не знаю куда…». Чего он ко мне привязался?

– Отвечайте, когда Вас спрашивают! У меня нет времени в молчанку играть!

– Товарищ полковник, я считаю, что это невыполнимая задача, – будь что будет, закусил удила Алёшка и подумал про себя, что тупыми бывают не только старшины, но и полковники.

– Что значит, невыполнимая задача!? Вы, военный человек! Вы, где находитесь? Приказы надо выполнять! Вы же, специалист по невыполнимым задачам.

«Специалист по невыполнимым задачам», – так Алёшку назвали лишь однажды, в издательстве. При чём тут полковник? Случайное совпадение?

– Товарищ полковник, для этого нужны условия. Много чего нужно. Я даже не знаю, что можно сфотографировать такого, чтобы кого-то удивить в Москве. Наверное же, какая-то военная тематика нужна. Кого удивишь фотографией солдат на плацу?

– Ну вот, а говорите плана нет, – тон полковника сменился, – а что если мы Вас в командировку отправим?

– В командировку? – не понял Алёшка.

– В Брестскую Крепость. Там, в годы войны, героически сражался наш батальон. Как думаете, можно там что-то найти?

Алёшка, однажды был в Брестской Крепости, ещё в школе с классом ездили на экскурсию.

– Да, наверное, можно попробовать.

– Вот видите! А говорите, «невыполнимая задача». Всё можно выполнить, если подумать, – полковник был явно доволен собой.

– А где же оборудование, материалы, лаборатория?

– А как, Вы раньше справлялись?

– Я всё делал дома. У меня дома кладовка, то есть лаборатория своя.

– Ну вот, и прекрасно! Поедете домой, и сделаете.

– Домой?

– Ну да, домой. А что Вас смущает?

– Нет ничего, готов к выполнению приказа! – смотаться домой на несколько дней, покушать маминых блинчиков после лагеря и казармы, что может быть лучше, подумал про себя Алёшка.

– Хорошо, надеюсь, я в Вас не ошибся. Выполняйте «невыполнимую задачу». А Вы, старший лейтенант обеспечьте бойца всем необходимым, и следите, чтобы не было запоров. Если что, сразу докладывайте. Всё, все свободны, выполняйте!

Однако, у Алёшки вопросов было больше, чем ответов. Мысли путались. Куда бежать, и с чего начинать? Всё было странно, неожиданно и непредсказуемо. Для Алёшки, салаги, только что из учебного лагеря, где он даже ничему не успел научиться, любой ефрейтор был большим начальником. А тут, его раз за разом, вызывают в Политотдел дивизии, и в результате командируют…, домой. Неужели, всё это из-за того, что он в лагере обслуживал фотокарточками, жён дивизионных начальников?

– На тебя, бумага пришла, – развеял сомнения старший лейтенант, – из Министерства Обороны.

– Какая ещё бумага? – не понял Алёшка.

– Пришёл запрос на перевод тебя, служить в Музее Отечественной Войны. А наши, когда поняли что ты «ценный», упёрлись, и отдавать не захотели. Музей, в ведомстве Минобороны, а мы МВД, им не подчиняемся. Хотя, сначала хотели тебя отдать. Но тут этот конкурс подвернулся, в Главном Политическом Управлении Внутренних Войск. А там, сейчас командует зять Брежнева. Может, он сам этот конкурс и придумал. Все ищут как ему лизнуть, а тут из Минобороны такая «реклама» пришла, на тебя. Вот полковник и обрадовался. Больше-то, на конкурс выставить нечего. Все, кто что-то может, давно уж в Москве служат. Таких, туда специально отбирают, чтобы начальство веселить.

– А разве можно так, в музее служить? Это же, не военная организация.

– Ой, у нас всё можно. Если начальство захочет…. Это же Министерство Обороны. Будь ты не во внутренних войсках, уже служил бы. У тебя что, родственники там? Чего это они так за тебя вписались?

– Не знаю. У меня там скандал был, но вроде всё обошлось. Я там вообще никого не знаю. Шапочно только. Фотографировал там, для издательства.

– Ну, ладно не хочешь, не говори. Мне твои секреты до лампочки.

Всё становилось на место, и было понятно, почему Алёшке столько внимания. Однако, с заданием политотдела нужно спешить. Осень в полном разгаре. Если листва опадёт и накроет снегом, снимать там будет нечего. Алёшка должен был сначала поехать домой, взять мамин фотоаппарат и гражданскую одежду, и потом, прямо оттуда в Брест, в воинскую часть, где он должен будет ночевать. Гражданская одежда нужна была, чтобы не привлекать лишнего внимания в особенности военных патрулей, к солдату с фотоаппаратом, лазающему по развалинам крепости. Солдат должен маршировать по плацу, а не прохлаждаться среди туристок. На всякий случай, Алёшку снабдили письмом от воинской части, что данный солдатик выполняет важное задание и просьба ко всем оказывать ему всяческое содействие.

***

Всё шло по плану, а погода была как по заказу. В Бресте зима наступала позже, и листва на деревьях лишь начинала желтеть. Скульптуры и остатки крепости впечатляли величием. Задание в целом напоминало то, что Алёшка совсем недавно делал в Музее Отечественной Войны. По сути, это был тот же музей, только под открытым небом. Опыт не пропал даром. Но всё было несравненно проще. Не было никаких ограничений в плёнке, которую Алёшка давно опробовал и закупил с запасом за свои деньги, которые как он понимал, никто ему возвращать не собирался. Никто не говорил, что именно снимать, и не требовались обязательные статисты в кадре. Хотя здесь их хватало на любой вкус, и Алёшка не переметнул воспользоваться этой возможностью. Мемориальную доску, на месте сражения легендарного батальона НКВД, окружили пионеры в красных галстуках и белых рубашках. Отдавая пионерский салют, они возлагали цветы.

Самой большой трудностью в этой работе, оказался голод. Хотя столовая для посетителей в музее была, там накапливались огромные очереди туристов, а кроме того, у Алёшки не было денег. То, что было он берёг на крайний случай. После завтрака, он из казармы «на перекладных» добирался до крепости, а вечером возвращался только после заката. Обязательно хотелось захватить закат солнца, когда низкие его лучи создадут длинные тени и придадут драматизма фотографиям крепости. Возвращаясь на попутках в казарму, он мог рассчитывать лишь на чай с хлебом. Друзьями Алёшка обзавестись не успел, а другим было на него наплевать. Солдаты завидовали, спит на соседней койке, а утром переодевается в гражданскую одежду и на целый день уходит за ворота? Это что же за служба такая? Чем он там, за воротами, занимается? Не иначе как девок тискает, чем же ещё там можно заниматься?

Уже на второй день без обеда, Алёшка едва волок ноги. А они и так отваливались от многочасовой ходьбы по огромной территории, и бесконечного лазанья по крепостным развалинам. Хорошо, что прихватил из части кусок хлеба. Работа затягивалась из-за того, что он никак не мог определить для себя, как должно выглядеть то, что ему поручили сделать. Он уже понял, что нужна серия фотографий, поскольку в одной невозможно показать огромную территорию крепости. В конце концов, решил пристроиться к экскурсии, где в подробностях всё рассказывали. Этот день не прошёл зря, серия определилась и превратилась в мини фото выставку, с началом и завершением. Там же он услышал, что ночью в крепости зажигают специальное освещение, и решил увидеть это собственными глазами.

Скульптуры и стены крепости освещались прожекторами. Но всё же, было очень темно. Попробовать можно, раз уж на ночь застрял. Расчёты показывали, что выдержка должна быть около 15 минут. То есть камера должна стоять на штативе с открытым затвором целых 15 минут. Такого опыта у Алёшки ещё не было. Предугадать, как это будет выглядеть на цветных фотографиях, было совершенно невозможно. В нем снова проснулся дух исследователя. Несмотря на голод, от которого сводило живот и уже начинали трястись руки, Алёшка, стиснув зубы, ползал от скульптуры к воротам крепости, затем дальше, терпеливо, с несколькими дублями, фотографировал основные композиции, используя в качестве фона чёрное небо и лучи прожекторов. Он ушёл лишь тогда, когда больше уже не мог придумать, что ещё можно сделать.

***

Чтобы в тесноте домашней кладовки можно было напечатать большие фотографии, из неё пришлось вытащить всё лишнее. Коридор квартиры теперь был завален какими-то банками, коробками и прочим хламом. Радость от приезда сына прошла, и теперь у родителей накипало раздражение. А Алёшка думал о том, как он любит папу за то, что он когда-то построил для него эту кладовку. Именно благодаря ей, сегодня Алёшка чувствовал себя важным и нужным. Его уважали, ему доверяли, на него надеялись. Неважно, что все свои скудные деньги, он угрохал на плёнку и цветную фотобумагу. Если фотографии будут удачными, их отвезут в Москву, а Алёшку похвалят. Сидя темноте, в протухшей, провонявшейся химикатами кладовке, Алёшка был счастлив.

– Не знаю, в армию взяли, значит нормальный, – донёсся голос отца.

– Разве это армия? Как сидел в кладовке, так и сидит, – раздался голос мамы.

– Наверное, это кому-то нужно, раз отпустили…

– Да я не про это. Молодой парень сидит в кладовке и ничем больше не интересуется, друзей нет…. Маленький был странный, думала вырастит, перебесится. Какой-то, не такой как все. Тебе не кажется?

Ну вот, опять я «не такой как все», – подумал Алёшка, случайно подслушав из ванной разговор родителей.

– Тебе не угодишь. Было бы лучше, если бы где-то шатался?

Для того чтобы понять что получилось, удалась ли съёмка, смотреть на цветные негативы, как и на черно-белые было бесполезно. Чтобы что-то увидеть, сначала пришлось напечатать черно-белые, пробные фотографии. Отобрав 10 лучших по сюжету, Алёшка начал печатать цветные. Процесс требовал индивидуальной корректировки цвета для каждой фотографии, с помощью специальных светофильтров. Каждый вариант цветового решения нужно было специально проявить, что занимало около часа. За целый день, Алёшка ухитрялся напечатать всего лишь одну фотографию, которую, из-за её большого размера, приходилось промывать в общей ванной, что вызывало всё большее раздражение родителей. Скорей бы ты шёл в армию!

– Вы ошиблись, здесь таких нет, – отец бросил трубку. Но едва он успел сесть в кресло перед телевизором, как снова зазвонил телефон.

– Девушка, я Вам русским языком сказал, здесь таких нет, Вы ошиблись номером!… Да, правильно, его фамилия. Так Вам Алёшка нужен, что-ли? Сейчас позову. Алёшка вылазь, там тебя барышня спрашивает, говорит из издательства! «Алексея Ивановича» ей, видите ли, хочется! Скажи своим дурёхам, чтоб не баловались. Сегодня суббота, какое ещё издательство…

– Алё, – через минуту Алёшка вылез из кладовки, и взял трубку.

– Алексей Иванович? Здравствуйте это из издательства, у нас для Вас есть работа, – голос был незнакомым, – меня просили Вас найти. Извините, что в субботу, в будний день у Вас телефон не отвечает.

– Кто это? Что-то я не узнаю, – заподозрил подвох Алёшка. «Ивановичем» его до сих пор не называли

– Вы меня знаете. Правда, Вы меня не видели. Это я письмо привозила, ну тогда, к ветерану. Помните?…

До Алёшки стало доходить, что возможно это действительно кто-то из издательства. Хорошо, что сразу не послал.

– Меня нет, я в армии.

– Да? Понятно, Вы в армии, Вас нет, – оценив «шутку» захихикал голос в трубке.

– Нет, правда, я не шучу. Я служу в армии, в отпуск приехал. Вы меня случайно застали. У Вас же там знают. К сожалению, уже уезжаю, и сделать ничего не смогу. А что случилось?

– Знают? А зачем же мне сказали? – голос звучал растеряно, – да, ещё просили передать, что Вашу книжку уже продают.

– Какую? Где продают?

– Этого мне не сказали, извините. Ну, тогда до свидания, передам, что Вас нет, – трубку повесили.

Никакой другой книжки, кроме буклета о Музее, продавать не могли, если вообще Алёшку ни с кем не перепутали. А где продают? В музее есть киоск, наверное там. Нужно обязательно зайти.

Окончательно добив родителей войной из-за ванны, Алёшка наконец закончил печатать фотографии и убрав хлам из коридора, побежал в Музей.

– Молодой человек, брать будете, что Вы всё разглядываете? Купите и разглядывайте себе, сколько захотите, – продавщица в киоске была незнакомой, – не нужно пальцами вот так! Вы же не на базаре.

Алёшка листал буклет. Его фотографии выглядели буднично и отличались от остальных лишь тем, что были цветными. Ничем другим они не выделялись, как будто фотограф действительно пришёл, и просто «щёлкнул». Было даже немного обидно, что от того многодневного труда и стресса не осталось даже намёка. Правда, в буклете фамилия Алёшки была указана вместе с остальными исполнителями. Она выделялась припиской – «цветные фото». Это выглядело, как знак уважения. Могли ведь и не писать. Алёшка впервые видел свою фамилию напечатанной в издании, да ещё рядом с именами исторических личностей. Это раздувало его изнутри и напрочь отключило слух. Он не слышал ничего из того, что говорила киоскёрша, и пришёл в себя лишь тогда, когда его стали дёргать за рукав.

– Алексей? Здравствуйте! А я думаю, чего это Вы не заходите? А Вы разве не в армии? – заместитель директора музея улыбался, как будто увидел лучшего друга.

Алёшке понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где он находится, и кто с ним разговаривает. По-своему поняв эту паузу, заместитель директора смутился.

– Вы, наверное, тогда обиделись. Правильно обиделись, мы во всём разобрались. А та экскурсовод, больше не работает. Нет, Вы не подумайте, она сама ушла. А мы экспозицию новую готовим, хотели Вас привлечь. А Вы, оказывается в армии.

– Здравствуйте, – наконец выдавил из себя Алёшка, положив буклет обратно на столик.

– Молодой человек, Вы смотрите, смотрите. Сколько хотите, – продолжала тем же тоном киоскёрша, но теперь тоже улыбалась, как будто ей цветы подарили…

– Ну ладно, пойду – протянул руку замдиректора, – а Вы заходите, в любое время заходите, по любым вопросам.

– До свидания, – Алёшка хотел спросить про запрос Министерства Обороны, но не успел.

– Очень популярное издание, все берут. Смотрите, как расходится, – заглядывала в глаза киоскёрша.

И действительно, почти каждый посетитель Музея уносил с собой буклет. Алёшка тоже купил, сразу пять. Купил бы и больше, но не хватило денег. Выйдя на улицу, Алёшка подумал, что пять буклетов ему не нужно. Один, он оставит на память, другой отвезёт в часть, покажет старшему лейтенанту, а что делать с остальными, он не знал. Может, кому-нибудь подарить? Кому? Алёшка понял, что на самом деле, кроме посетителей музея, находящихся под впечатлением от увиденного и желавших оставить что-то на память, буклет больше никому не нужен. Но очень хотелось продлить первое ощущение радости, похвастаться перед кем-нибудь. Может, подарить тому сумасшедшему ветерану? Сам он до Музея не дойдёт, хоть тут и не далеко. Алёшка впервые подумал, – а ведь он инвалид, о нём кто-то должен заботиться. Как он за продуктами ходит со своей палкой?

На дверной звонок никто не реагировал. Подождав минуту, Алёшка позвонил ещё раз. Но подумал что ветеран, возможно, спит.

– Вы, к кому, молодой человек? – по лестнице, поднималась женщина с авоськами.

– Я к ветерану, – имени его Алёшка не знал, – но он, наверное, спит. Зайду в другой раз.

– Вспомнили, и не стыдно Вам? Он уж месяц как умер. Родственники, называется….

***

– Ну вот, а говорил, «невыполнимая задача!», – довольный полковник разгуливал между разложенными на полу фотографиями, – главное, правильно задачу поставить! – он остановился перед фотографией, где пионеры возлагали цветы к мемориальной доске батальона НКВД, и задумавшись о своём, застегнул китель и почему-то на секунду, встал смирно. Затем прошёл дальше, – неожиданно, неожиданно! Надо же, как техника развилась, я и не знал, что ночью можно фотографировать.

Тёмно-синее небо над скульптурой, ползущего к воде раненного солдата, прорезали лучи прожекторов, как на документальной, военной кинохронике. Красная подсветка проломанной кирпичной стены крепости, напоминала о пролитой здесь крови.

– Так, ладно, старший лейтенант, берёшь солдата и вместе, всё это везёте в Москву. Может, там какие-нибудь вопросы возникнут. Не затягивайте, время поджимает.

Однако сразу поехать не получилось. Кто-то в штабе, увидев фотографии, предложил наклеить их на фанеру и залить полиэфирным лаком, чтобы выглядели, как полированная мебель. Ближайшая колония, по сути была мебельной фабрикой, на которой работали заключённые. Так и сделали, но Алёшке не показали. Сразу заколотили в специально сделанный для этого ящик и сказали, что Алёшка увидит их в Москве, когда распакуют.

– Выглядят, шикарно! – только и сказал старший лейтенант. Теперь уж точно, это было коллективным творчеством внутренних войск и охраняемого ими контингента.

***

– Внутрь заезжать не нужно, – сказал таксисту старший лейтенант, когда подъехали к открытым воротам во внутренней двор Главного Политуправления.

– Что я, сумасшедший? Въедешь туда, потом не выедешь, – огрызнулся таксист.

Из ворот выехала машина, и огромные черные без единой щели, железные ворота закрылись. Здание выглядело мрачным и неприступным. Лейтенант пошёл в разведку один. Вскоре вернулся и отнёс ящик с фотографиями.

– Всё, мы свободны, сказали утром позвонить.

– А посмотреть? Я же, на досках не видел, обещали….

– Сказали утром позвонить, может, ещё посмотришь.

Болтаясь вокруг Красной Площади, увидели длиннющую очередь в Манеж. Там проходила выставка знаменитого французского фотографа. Повезло, в форме пропускали без очереди. На огромных чёрно-белых фотографиях были снятые крупным планом люди на улицах. Одни просто улыбались, другие выглядели странно. Улицы, улицы…, наверное, Франция. Эти фотографии не были похожи на те, что Алёшка когда-то видел на выставках в Прибалтике. Никаких фотомонтажей или трюков, на фотографиях не было, просто живые люди. Алёшка снова поймал себя на том, что у него, наверное, нет никакого таланта. Он не понимал, что особенного в этих фотографиях, и почему столько людей часами стоят в очереди, чтобы попасть на эту выставку. Там в Прибалтике, фотографии напоминали фантастику, их даже трудно было назвать фотографиями. А здесь были самые обыкновенные люди и их случайные эмоции. Почему это важно, почему эти фотографии должны быть такими большими? Позже, Алёшка читал статьи и отзывы критиков, их было много, фотограф был знаменитым, но ответа он так и не нашёл….

– Вот это мастер, мне хватило! Помнишь мужчину с сигаретой? Да, великий человек! У нас таких нет. Кто и был, тех расстреляли, всё у нас так…, – у выхода, молодая москвичка делилась впечатлением с подругой.

– А что ты удивляешься? Сравни кинофильмы, наши и французские. А духи? Про духи я вообще не говорю, – вторила подруга, – удивительно, что у нас вообще такое разрешили!

– Тфу, лучше бы в Мавзолей пошли, – старший лейтенант не скрывал разочарования, – люди в очереди, наверное не знают. Вот пойду сейчас и расскажу, чтобы зря не стояли.

– Некоторым нравится, вон две дамы, в полном восторге, – возражал Алёшка, – может, мы просто не доросли пока? Не способны понять…

– Недоросли? До чего там дорастать? Рожи, как у наших, только одеты по другому. Ну и что? Знаешь, я тебе так скажу, твои фотографии несравненно лучше, а это – просто говно!

– Ну, Вы даёте, товарищ старший лейтенант, это же мировая знаменитость.

– А я, объясню. Мне плевать, какая там знаменитость. Я в Брестской крепости был только в детстве. Твои фотографии увидел, вспомнил. Там всё изменилось. Я снова захотел поехать. А на эти рожи, мне наплевать! Чего в них особенного, хоть они и французские?

Возразить было нечем, и Алёшка молчал. Он много раз слышал умные разговоры, как у тех продвинутых москвичек, но из боязни выглядеть недоразвитым, предпочитал не вмешиваться, не желая признаться даже самому себе, что ничего в этом не понимает, не только в прибалтийском, но теперь уже и во французском.

Утром, как было приказано, старший лейтенант позвонил в Главное Политуправление. Передали, что вопросов нет, и можно возвращаться домой. Свои фотографии на досках под лаком, Алёшка так и не увидел, и никто их показывать ему не собирался. Однако поезд был только вечером, и он смог оценить всю прелесть командировки. Делать ничего не нужно, даже в здание не пустили. Второй день болтайся себе по Москве, замечательная служба. Да и старший лейтенант, оказался вполне дружелюбным парнем, с которым совсем не было скучно.

Чем бы заняться, вопрос не стоял. Ещё вчера они узнали, что в Москве проходит Выставка Европейского Портрета, на которой есть настоящая картина Леонардо да Винчи. Ни Алёшка, ни старший лейтенант ничего не понимали в живописи и вряд ли пошли бы туда, если бы были заняты чем-то ещё. Но, всё же решили, что это должно быть интереснее, чем Мавзолей. Тем более, что как они уже успели убедиться, в форме пускали без очереди.

Очередь оказалось ещё большей, чем в Манеж. Внутри здания нужно было ползти по специально выгороженному проходу вдоль стен, на которых были развешаны живописные портреты написанные мастерами живописи. Для себя Алёшка понял лишь то, что именно в портрете, в этом единственном жанре, фотография, наверное, теоретически могла бы посоревноваться с живописью. В остальном, такая конкуренция не имела никакого смысла. Мастер – живописец мог фантазировать, без каких либо ограничений, так, как только позволяло его мастерство художника и его воображение, видимое только ему самому, до тех пор, пока он не перенесёт его на холст и не сделает видимым для окружающих. Художник мог изобразить то, чего никогда не существовало, или существовало очень давно, или было где-то в космосе.

Мастер – фотограф, каким бы хорошим он не был, он всё же привязан к реальности. Он должен увидеть собственными глазами, а затем показать это фотоаппарату, чтобы тот запомнил. Поэтому искусство художника – вечно, оно не зависит от качества краски. А фотограф привязан к технике, и ограничен её возможностями. И какой бы замечательной эта техника ни была, её задачей останется лишь, более полно и подробно передавать реальность.

А вот с портретом всё по-другому. Безусловно, большинство портретов на этой выставке были написаны с натуры. Чаще всего, тот кого изображали, специально позировал художнику. Он специально готовился, подбирал одежду, предметы, которые должны были появиться на полотне, чтобы подчеркнуть, или только лишь намекнуть на образ жизни, профессию или что-то важное, памятное для того, кто изображён на портрете или для замысла художника.

Именно так готовится к съёмке фотограф, всё тоже самое. Часть этих замечательных портретов представленных на этой выставке, возможно, не появились бы вовсе, если бы в то время техника фотографии была достаточно развита. Скорее всего, заказ был бы сделан не художнику, а фотографу. Потому, что фотографический портрет, в определённом смысле представляет даже большую ценность, чем живописный, прежде всего из-за своего главного качества – документальности.

Алёшка, в своё время был поражён цветным фотопортретом Льва Толстого. Читая его книги, он представлял себе писателя, совершенно другим. Гравюры и рисунки, которые часто использовались в книгах, передавали образ Толстого обобщённым. Но это был упрощённый образ, как некий символ, или идол, возможно суть характера писателя, так, как увидел его художник. Но это был навязанный образ. А фотопортрет позволяет зрителю иметь собственное суждение. Когда понимаешь, что вот именно этот человек написал, вот эти строки, они больше не повисают в воздухе. Теперь Алёшка, читая, общался и спорил с их автором….

Гвоздём выставки была совсем небольшая картина «Дама с горностаем», подлинник работы Леонардо да Винчи. Картина висела отдельно от остальных, за пуленепробиваемым стеклом, в ореоле специального освещения. Её охраняли два охранника, вплотную подойти к картине было нельзя. Весь этот антураж, невольно заставлял затихать беспрерывно шаркающую ногами и бубнящую публику. Алёшке удалось хорошо рассмотреть портрет. Больше всего, его впечатлил цвет лица дамы. Оно было светлым, розовым как у ребёнка, и матово бледным. Похоже, дама редко бывала на солнце. Алёшка вспомнил, что уже видел где-то в журнале репродукцию. Тогда она напоминала одну из лубочных картинок, напечатанных на той же странице. И только глядя на подлинник, можно было понять, как избалована эта женщина. Не это ли хотел подчеркнуть художник. Сколько неприятностей должен был доставить ей и ему, вертлявый зверёк, что сидел у неё на руках, если конечно, он не был лишь плодом фантазии Леонардо.