Невыполнимая задача, Из цикла Старая фотография

Наконец план у Алёшки созрел, но чтобы его осуществить, нужно было решиться. Теперь уже по-серьёзному придётся побеспокоить музей. Его точно там запомнят, и конечно расскажут издательству. Если, при этом ничего не получится, он будет выглядеть полным идиотом. Размышления привели его к выводу, что если не получиться, то и напревать. Просто будет ещё один эксперимент. Ни в музей, ни в издательство, он больше никогда не пойдёт.

План заключался в том, чтобы снимать только по одному кадру на сюжет, без всяких дублей. Из-за навороченных световых эффектов, можно лишь догадываться, как будет выглядеть конечный результат на плёнке, и какой из залов окажется более фотогеничным. В случае малейшего просчёта с выдержкой, получится технический брак. Алёшка решил, что выдержку нужно определять по затемнённым местам музейных экспозиций, а лампы направленные на объекты, освещённые слишком ярко, нужно в процессе съёмки просто выключить. Уверенность придавали те самые сотни «жопа-часов», которые он провёл в бесчисленных экспериментах. Но если фотоаппарат стоит неподвижно, на треноге, то как заставить посетителей музея, не шевелиться в течение 6 секунд?

Алёшка развил бурную деятельность. Для начала он убедил старушек-смотрительниц нужных ему залов, в огромной важности поставленной задачи, наврав им, что всё согласовано с дирекцией. Смотрительницы верили потому, что уже видели Алёшку бродившего по залам, в том числе вместе с работниками музея. В момент фотосъёмки, по его команде, одна из смотрительниц должна была отключить лишние источники света на предохранительном электро щитке. Другая смотрительница должна была грудью перекрыть вход в зал, чтобы случайный посетитель не вскочил в кадр.

Отрепетировав этот момент несколько раз, и установив камеру в нужное место, Алёшка выступал перед посетителями музея с пламенной речью, о важности музейного дела и о героях войны, предлагая поучаствовать в фотосъёмке, в качестве массовки. Большинство посетителей соглашалось. Предвидя «капризы» издательства, Алёшка выбирал для съёмки фотогеничных «моделей», тех, которые не выглядели неопрятно или вызывающе, объясняя остальным, чтобы их не обидеть, что их одежда не подходит по цвету. Одна, очень толстая женщина, заподозрила, что её не выбрали вовсе не из-за цвета платья, и пообещала пожаловаться администрации на несправедливость. Другой посетитель, неожиданно возмутился тем, что его не пригласили фотографироваться в книжку из-за еврейской внешности, и что это очевидный антисемитизм, недостойный в стенах Музея Отечественной Войны. Алёшку это расстроило, он вообще об этом не думал. Но обиженный посетитель извинения не принял, и теперь сниматься наотрез отказался. Других проблем с посетителями-моделями, не было, и дело двигалось.

Однако, Алёшка успел нажить себе врагов. Особенно, его невзлюбили экскурсоводы, которые вели организованные группы посетителей. По ходу экскурсии они читали заученный наизусть, рассчитанный по минутам текст. Чтобы не толкаться и не перекрикивать друг друга, экскурсоводы вели свои группы в соответствии с заранее согласованным расписанием. Алёшкина активность, уже несколько дней нарушала привычный ритм их работы. Их совершенно не интересовало, что и зачем тут происходит. Экскурсоводами подрабатывали приходящие историки, к штату музея они не относились, и администрации не подчинялись. Их даже невозможно было собрать вместе, чтобы объяснить важность происходящего фотографирования. Попытка привлечь экскурсоводов к съёмкам, не увенчались успехом. Организованные группы не могли, и не хотели ждать. В основном это были приезжие, и у них всё было расписано заранее. Среди экскурсоводов вызревала оппозиция. К концу съёмок, их раздражение стало приобретать всё более открытые формы.

Организационная возня, жалобы экскурсоводов, уговоры участников процесса, многократные репетиции, а главное страх что-нибудь упустить, выматывали. За целый день Алёшка снимал всего один кадр, не делая никаких вариантов или дублей, потому, что просто не было плёнки. Так прошла неделя, дирекция музея уже не скрывала раздражения. Уже открыто говорили, что «пацан валяет дурака»! Настоящий фотограф пришёл бы, да и щёлкнул. А этот, парализовал работу музея. О нём, посетители говорят больше, чем о музейных экспонатах! Но бросить работу, Алёшка уже не мог.

Серый, пустой, мрачный зал Героев, широким проходом примыкал к залу Победы, состоящему из сплошных цветных витражей, сияющих за счёт огромного количества люминесцентных ламп. Алёшка заметил, что под определённым углом, на серых стенах Зала Героев отражаются разноцветные блики этих витражей. Он решил этим воспользоваться и снять оба зала в одном кадре. Посчитав выдержку, получалось, что для витражей нужно всего 3 секунды, а для зала Героев, целых 15 секунд. То есть, подсветку витражей нужно выключить после трёх секунд, а вся массовка, замерев, должна продолжать неподвижно стоять ещё 12 секунд. При этом, выключатели витражей находились в другом зале. Никоим образом не получалось показать, когда нужно выключить витражи. В этих залах не было экспонатов и за ненадобностью, там не было смотрителей, потенциальных Алёшкиных помощников, так хорошо справлявшихся в предыдущих залах. Единственным выходом, было организовать помощников из числа посетителей.

Алёшке повезло, в музей забрела группа учащихся старшеклассников балетного училища. Все они были стройными и красивыми. Лучших моделей невозможно придумать. Тут же оказалась группа рабочих какого-то завода. Им не пришлось долго объяснять, в чём состоит задача. Главное было перекрыть вход в зал, что было непросто, потому что другого выхода из музея не было, и обойти зал стороной посетители не могли. Понятно было, что образуется пробка, и наверняка будут недовольные. Чтобы вовремя выключить свет витражей, но при этом дать знать всем, что съёмка ещё продолжается и нужно продолжать стоять неподвижно, договорились, что Алёшка будет громко считать секунды вслух.

Каждого статиста Алёшка поставил в правильное место, и все «модели» приняли одухотворённые позы. В нужный момент, рабочие завода замкнули «оцепление», и началась репетиция. Оказалось, что тот, кто должен был выключать свет, находясь в другом зале, плохо слышал команды, и поэтому Алёшка вынужден был орать, во всё горло. Вроде всё складывалось удачно. Начали съёмку на последний оставшийся кадр плёнки. Алёшка снова, что есть силы начал считать.

– Один! Два! Три! – орал Алёшка.

Витраж погас. В Зале Победы стало темно. В этот момент за спиной он услышал какую-то возню и возмущённые возгласы. Но он так орал, что массовка, предупреждённая, что во время съёмки в сторону камеры смотреть нельзя, этого не замечала.

– Четыре! Пять! Шесть! Семь! – он спиной понял, что какая-то женщина пытается прорвать оцепление, но мужики её не пускают, – восемь! Девять! Десять! Одиннадцать! Двенадцать! Тринадцать! Четырнадцать! Пятнадцать! Снято! – Алёшка радостно перевёл дух.

– Здесь музей! Кто позволил вам орать, в музее?! – завизжала в ухо, возмущённая женщина, как позже оказалась экскурсовод, наконец, прорвавшаяся через оцепление, – в музее нужно шёпотом разговаривать! – продолжала она вопить, – Вы слышите? Шёпотом! Шёпотом!

Довольный Алёшка, смотрел на неё, и улыбался. Это совершенно её взбесило, ей показалась, что он издевается над ней, и она толкнула его. Алёшка, инстинктивно отступил, зацепившись ногой за ножку штатива, с установленным на нём маминым, любимым и единственным фотоаппаратом. Штатив опрокинулся, и фотоаппарат грохнулся на пол, прямо перед Алёшкой. От неожиданности, он даже не попытался его подхватить. В ужасе, что от удара крышка аппарата откроется и драгоценная плёнка засветиться, и всё что он снимал целую неделю погибнет, Алёшка упал на него, пытаясь закрыть от света своим телом и курткой. Со стороны это выглядело, как будто он накрыл собой гранату, как рассказывалось на одном из стендов музея.

– Посмотрите! – кричала экскурсовод, – он же ненормальный!

Алёшку обступили посетители. Ничего не понимая, они пытались его поднять, а он рычал и вырывался. Экскурсовод билась в истерике, требуя вызвать милицию….

Она написала Докладную записку директору музея, о хулиганском поведении молодого наглеца, попиравшего память погибших героев, во время посещения музея группой товарищей из Ташкента, которую она сопровождала. Громкими криками, хулиган мешал посетителям слушать лекцию, утверждённую Министерством Культуры. Не пускал посетителей в Зал Героев, и демонстративно отключал свет в Зале Победы. А на замечания экскурсовода, устроил истерику, имитируя приступ эпилепсии….

Докладную записку подписали ещё два экскурсовода, подтвердившие, что крики хулигана были слышны в параллельных залах, и даже на другом этаже. Заместитель директора музея заявил, что о недопустимом поведении Алексея, он вынужден сообщить в издательство!

Однако, уныние вызывало не это, а безнадёжно сломанный мамин фотоаппарат. Ничего плохого Алёшка не делал и не сделал. Если этого не понимает дирекция музея, или какая-то взбалмошная баба, то это их проблемы. Он, со своей стороны сделал то, что должен был сделать. Сейчас важно убедится, удалось ли правильно всё рассчитать. Он, и только он, здесь главный судья. Он несёт ответственность перед самим собой. Он делал это не за деньги. О них он вообще не думал. Сможет ли он смотреть в глаза тем людям, которые разговаривали с ним на равных, дали ему возможность попробовать, испытать себя. Он помнил глаза мужиков из «оцепления» и студентов хореографического училища. Они верили ему. Он не может их подвести.

***

Проявив плёнку, Алёшка с ужасом обнаружил, что жёлтый слой многослойной цветной плёнки, расплавился и пятнами слез с неё. Под ним просвечивалось изображение сине-фиолетового цвета. Настроение упало. Алёшка читал про такой эффект, но никогда до сих пор не сталкивался. Он мог возникать из-за того, что водопроводная вода была слишком мягкой, в ней не хватало кальция. Немецкая плёнка оказалось ещё более капризной, чем он ожидал. Новая плёнка – новая проблема. Вот, теперь ещё и кальцием нужно заниматься. Откуда было знать, сколько кальция в воде?

Надоело всё это. Выброшу всё к чёртовой матери. Фотография – не моё дело. Хотел переплюнуть всех. Никто не мог сделать, а Алёшка, сделал! Во, какой умный!… Он хотел уже выбросить плёнку в мусор, но всё же решил посмотреть, угадал ли с выдержкой, делая трюки с выключением света. Не глядя, он вытащил плёнку из бочка и повесил сушиться, оставив разборки до лучших времён, до лучшего настроения. Это было, уже не срочно. Несколько дней, Алёшка, даже смотреть в сторону кладовки не хотел.

Болтаясь по городу, про себя подводил итоги «аферы века», так он окрестил то, что с ним случилось. Мама ещё не знает, что её фотоаппарат разбит, а Алёшка не знает, как ей об этом сказать. Это ещё предстояло, и само собой, скандал – неизбежен. Но мама, если вдруг захочет, или кто попросит, теперь тоже не сможет ничего сфотографировать. Это будет вечным напоминанием и причиной для неприязни. Отец тоже не поймёт, не объяснишь. Он слышал, как мама просила Алёшку относиться к её фотоаппарату, бережно. В магазинах таких нет, их перестали выпускать много лет назад. Что с этим делать, непонятно, хоть из дома беги. Для издательства снимать, тоже совершенно нечем. О господи, о чём это я, какое издательство. Туда, да и в музей, дорога заказана, про это можно забыть. Теперь, его там каждая собака знает. Не дай бог ту экскурсоводшу встретить, покусает! Хорошо бы, забыть всё это позорище.

***

– Сегодня мы стали намного умнее! – рассказывал академик Капица, о своём очередном неудачном, физическом эксперименте. По телевизору шла передача о выдающихся учёных, светилах мировой науки, – успеха в науке не бывает, без неизбежных неудач, – продолжал Капица, – любая неудача в запланированном эксперименте, это путь познания, это и есть прогресс, и единственно возможный путь к успеху, к победе. Исследователь, должен внимательно изучать каждый неудачный эксперимент, и делать выводы, учиться на собственных ошибках. Вот и сегодня, мы стали намного умнее!

А я, стал «намного умнее»? – думал про себя Алёшка, – какой вывод сделать из того, что произошло? Во-первых, что вся цветная плёнка для слайдов – дрянь. Нормальной плёнки нет, и взять её негде! Но это странно, ведь выпускаются журналы и книги с цветными фотографиями. Кто-то ведь, их делает? Тут Алёшка вспомнил, что ни разу не встречал в журналах и книгах цветных фотографий, снятых внутри помещений, чтобы на них присутствовали люди. Все напечатанные в журналах цветные фотографии, были сняты на ярком солнце, улицы, красные флаги, клумбы с цветами. Даже портреты знаменитых киноактёров, редко бывали цветными. Теперь, Алёшка знал почему. Это, технически было сложно сделать. Если бы он это понимал раньше, то и в музей не полез бы. Получается, что над ним посмеялись? К чему, тогда вся эта многолетняя возня в кладовке, все эти дурацкие эксперименты с плёнкой. Кстати о плёнке, что всё-таки, там получилось? Что с экспериментами, с выключением света?

Алёшка принёс плёнку из кладовки и стал внимательно, через лупу, её разглядывать. Первый кадр был безнадёжно испорчен, из-за расплавившегося жёлтого слоя. На следующем кадре жёлтый слой сполз лишь у самого края, не касаясь изображения. Все остальные кадры были нормальными. С удивлением и радостью, Алёшка убедился, что каждый из них получился именно так, как он рассчитывал, и цвет на них выглядел очень прилично, значительно натуральнее и чище, чем тогда, с театром. Очевидно, что и плёнка и объектив, были несравненно лучше по качеству. Единственным недостатком фотографий, было незначительное шевеление некоторых людей в кадре. Вероятно, они просто не смогли стоять полностью неподвижно, в течение столь длинных выдержек. У Алёшки, от возбуждения дрожали руки, разрезая плёнку и упаковывая их в полиэтиленовые пакеты, он боялся испортить драгоценные кадры. Он чувствовал, что в издательстве из этого, смогут что-то выбрать, и позора не будет.

***

Чтобы успокоиться, Алёшка досчитал до десяти.

– Вам кого? – в комнате был только один, незнакомый Алёшке человек.

– Я фотограф, принёс слайды, просили сделать?

– А кто просил?

Выяснилось, что нужного редактора не будет ближайшие два дня, но слайды можно оставить. Алёшка засомневался, хотелось бы отдать в руки, услышать мнение.

– Ну, как хотите…

– Ладно, я оставлю. Передайте, пожалуйста. Я потом позвоню. Вот, я здесь на конверте напишу мой телефон, на всякий случай.

На душе было неспокойно. Казалось, что он оставил неизвестно кому, огромную ценность. А вдруг он не передаст, или вообще выбросит? А потом скажет, что меня не видел. Эх, наверное, не нужно было оставлять. Так, в смятении Алёшка провёл несколько дней, борясь с желанием немедленно позвонить, или побежать в издательство. Уж, наверное, могли бы позвонить. А может, ничего не подошло? Почему молчат? Ну и наплевать, я сделал то, что просили. Не нравится, пусть сделают лучше. А может, тот человек вообще там не работает, я даже не спросил его имя….

***

– Вы снова не получили Ваш гонорар, – звонили из бухгалтерии издательства, – пожалуйста предупреждайте сразу, чтобы Вам пересылали. Вас невозможно застать, и у нас некому сидеть на телефоне. У нас уже были неприятности, автор пришёл за гонораром, а мы уже отправили. Очень некрасиво получилось, – тараторила женщина на другом конце провода.

– Я приду, обязательно приду, спасибо, что позвонили.

Заплатить могли только за музей. Значит что-то взяли, интересно что. Позвонить бы, спросить. Нет неудобно. Есть повод зайти, бухгалтерия сама звонила. Спрошу у них. Однако, телефон зазвонил снова.

– Ты когда за гонораром придёшь? – говорил, редактор издания о музее.

– Спасибо, мне уже звонили из бухгалтерии.

– Я спрашиваю, когда придёшь? Тут с тобой встретиться хотят.

– Завтра планировал.

– Хорошо, давай завтра в 3 часа. Подойдёт?

Да, хорошо. Буду в 15:00.

Ужас какой. Неужели опять задание. А у меня, ни плёнки, ни аппарата….

Чайник

Алёшка вышел заранее, но на встречу всё равно опоздал, на целых 15 минут. На улице случилась авария, и троллейбусы встали. До чего же неудобно, как теперь объясняться? Отдышавшись перед дверью в редакцию, Алёшка вошёл. Хотел начать с извинений, но, до него никому не было дела. Как будто, никто и не ждал. В редакции, о чем-то оживлённо спорили. Тон задавал какой-то человек, развалившийся на стуле посреди комнаты. Было понятно, что он хорошо знаком со всеми присутствующими. Алёшка, стараясь не мешать, пристроился в углу, ожидая, когда на него обратят внимание. Человек на стуле, увлечённо рассказывал, как в одиночку вытаскивал из грязи свой застрявший автомобиль. Алёшка, невольно обратил внимание, на необычно широкие плечи, мощную, поджарую фигуру, и гордо посаженную голову. Каждое слово, этот человек произносил уверенно, как гвозди в доски забивал. Такой, наверное бабам нравится, – с завистью подумал Алёшка. Рассказчик встал со стула, распрощался и вышел. Остальные присутствовавшие, продолжали галдеть, каждый о своём, не обращая на Алёшку никакого внимания.

– Извините, я опоздал, – Алёшка наконец осмелился подойти к разгребавшему свой стол редактору.

– А это ты? Привет…

– Извините, я опоздал.

– Куда? Гонорар получил?

– Нет ещё, Вы говорили, что мне нужно, с кем-то встретиться.

– А, так ты и встретился. Он же, только что ушёл.

– Как? Ой, как неудобно получилось. На улице была авария, я опоздал. Этот человек, наверное, обиделся. А я, даже извиниться не успел.

– Не бери до головы, он просто пришёл на тебя посмотреть.

– Зачем? – не понял Алёшка.

– Это же фотограф, тот, что тебе плёнку продал. Специально интересовался, что у тебя получилось. Он раньше тут, в штате работал.

– Фотограф? А я думал, физкультурник. Уж очень фигура приметная.

– А он и есть, физкультурник. Акробат и штангист. И ещё, институт физкультуры закончил.

– Фотограф?

– Хороший фотограф, мастер! Это он, до тебя Музей делал.

– А почему, он больше не работает?

– Денег мало….

Алёшка понял, что эти темы лучше пока не обсуждать. Всё равно, непонятно. То в издательстве денег «куры не клюют», то их мало….

– А, что с буклетом?

– Буклет, уже сдали в производство. Я же тебе, гонорар выписал.

– А, что пошло? Сколько фотографий?

– Сколько? Семь, семь фотографий.

– Так, там всего было семь.

– Да? Значит все пошли.

– Все пошли? – Алёшка не верил своим ушам, – там же были размазанные, люди шевелились.

– Ничего, хорошо. Видно, что люди живые.

Алёшка от нахлынувшего волнения схватил холодный чайник, стоявший на подоконнике, и начал жадно пить, прямо из носика.

– Ты что, после пьянки? – поморщился редактор, – между прочим, чайник общий.

Алёшка заметил, что все в комнате уставились на него.

– Ой, ой, я это автоматически, я помою – Алёшка с чайником в руках выскочил на коридор, проклиная себя. Надо же было, такое учудить.

Он полоскал чайник в туалете, пытаясь переварить услышанное. Выйдя на коридор, уткнулся в надпись на дверях – «Бухгалтерия». Также на автопилоте, с чайником в руках, он открыл дверь.

– Здравствуйте, я за гонораром….

На чайник, никто не обратил никакого внимания, как будто все авторы, ходят за гонораром с чайниками. Сумма показалась Алёшке, огромной. Его мать, старший инженер в министерстве, за месяц получала меньше. От неожиданности, Алёшка попытался положить деньги в чайник, но перехватив недоумённый взгляд кассирши, одумался. Уже на улице сообразил, что идёт с чайником в руках. Побежал обратно в здание. Набрал в чайник воды и отнёс в редакцию. Хотел поблагодарить редактора за гонорар, но тот говорил по телефону. Алёшка попрощался со всеми, до него решительно никому, не было никакого дела.

Назавтра, бешено разбогатевший Алёшка, побежал в комиссионный магазин торговавший фототехникой. Ему позарез нужен был фотоаппарат, как тот мамин, что он разбил. Нужного аппарата не было. Улучшив момент, он рассказал, ушлого вида продавщице, как разбил мамин любимый фотоаппарат, и что теперь ему нужен точно такой же. Он пообещал заплатить за него вдвое, против цены, за которую аппарат выставят на продажу. Более того, он пообещал купить таких два, а то и три, если они появятся.

Через месяц Алёшка положил на место мамин фотоаппарат. Впрочем, она никогда больше им не воспользовалась.

***

– Алексей, здравствуйте. Это из издательства. Вы у нас числитесь, как специалист по невыполнимым заданиям. У нас к Вам, новое, невыполнимое задание.

– К сожалению, выполнить не смогу, ухожу в армию….

Дама с горностаем

Хотя, военные в униформе, похожи друг на друга, все, от солдата до генерала, обожали фотографироваться на память. Уже в учебном лагере, быстро выяснилось, что Алёшка дружен с фотоаппаратом. Постепенно, ему всё меньше приходилось маршировать и бегать, и всё больше фотографировать. Постепенно, он стал важной фишкой для учебного лагеря. Любые приезжие начальники, и комиссии, подвергались безжалостному фотографированию. Уже к отъезду, их ждали комплекты фотографий, после вручения которых, учебный лагерь и его начальство, неизбежно получали высокие оценки. Это срабатывало даже более эффективно, чем самая, роскошно организованная пьянка.

Кроме того, лагерю, расположенному в живописном месте, принадлежали множество деревянных домиков, здесь же, в дивном по красоте лесу. По выходным, сюда приезжали отдыхать семьи и друзья командования дивизии, те же проверяющие, и просто нужные люди. А в будние дни, там вполне могли оттянуться, свободные от службы молодые офицеры, к которым из города приезжали жёны, и барышни. В одном из таких домиков, Алёшка оборудовал фотолабораторию. Туалет был на улице, а воду приходилось таскать из колодца. Конечно, он не мог обслужить всех, но слава о его талантах распространилась далеко за пределы лагеря. И когда после присяги, молодых солдат перевезли в казарму, Алёшку сразу вызвали в политотдел дивизии, и поручили довольно странное задание. Сделать какие-нибудь фотографии, которые понравятся в Москве, в Главном Политическом Управлении.

Дело оказалось в том, что кому-то из высокого московского начальства, пришла в голову идея, к юбилею войск организовать выставку и конкурс творчества военнослужащих. Звучит красиво. Но для выставки нужно что-то осязаемое. Алёшка не знал никого из офицеров, кто бы рисовал, или лепил скульптуры, или хотя бы вышивал крестиком. А каким творчеством, могли заниматься солдаты срочной службы? Разве что, лучше всех почистить сапоги. А возможности? Даже если его, Алёшку, освободят от всех занятий, у него тоже нет возможностей. Здесь в казарме, нет лаборатории, даже такой как в учебном лагере. Одно дело, фотографировать на память довольные физиономии, и совершенно другое, творить что-то для конкурса. Да и вообще, разве можно что-то сделать для конкурса, по заказу? Это же, невыполнимая задача.

– Товарищ полковник, для этого нужна аппаратура, лаборатория. Мне сказали, что здесь лаборатории нет.

– Надо? Построим! Но, чтобы на конкурс фотографии были, цветные, – буднично сказал начальник политотдела.

У Алёшки рот открылся, и не закрывался. Дата проведения конкурса, уже назначена. В части нет ничего, что связано с фотографией. Понимает ли полковник, о чём говорит? И при чём тут, цветная фотография? О таком, Алёшка никому даже не рассказывал. А фотографии, о чём должны быть? Типа – «Вот солдаты идут…»?

– Кругом, марш! Выполнять приказ! – полковнику явно не понравился вид охреневшего Алёшки. Он понял, что всё вероятно, не так просто.

На следующее утро, Алёшку снова вызвали в политотдел, вручили чей-то заряженный плёнкой фотоаппарат, усадили в машину, и повезли в соседний город. Оказалось, что там расположены склады невероятных размеров, на которых отоваривались все учреждения, и воинские подразделения системы МВД, западных округов. По дороге, старший лейтенант объяснил Алёшке суть приказа. Их было две: во-первых, зачем-то понадобилось сфотографировать в действии, БАТ – большой артиллеристский тягач, он же, огромный бульдозер весом 27 тонн. Во-вторых, на складе, Алёшка должен был присмотреть всё необходимое для фотолаборатории.

Прибыв на место, убедились, что управлять БАТом, никто не умеет. Но приказы нужно выполнять. Подрядился прапорщик, один из местных кладовщиков. Ему удалось завести мотор и выехать со стоянки. Продвигаясь среди складских бараков, это ревущее чудовище незаметно для себя, своим огромным задом, при повороте снесло угол склада вместе с крышей, до самого окна, которое так и болталось, повиснув на стреле БАТа, пока он двигался к полигону, где его должны были сфотографировать. Но там он заглох, и больше не заводился. Таким образом, первую часть приказа, успешно не выполнили.