Мать: Нет всему, что не устраивает. Книга о Женщине и для Женщины с большой буквы

Все лето я прожила как обычно, как будто мама по-прежнему с нами. Давила эмоции. Но в конце августа все же остро почувствовала, как мне тактильно ее не хватает. Блин, уже целое лето прошло! Без нее.

Но она никуда не ушла, не исчезла. Как будто кусочек того, что улетело, приземлился не наверху, а у меня внутри. И он не грустит. Мне хорошо с ним, тепло. Хочется сказать: «Привет, мама! Как ты?» А она такая там на небе сидит, ладошкой хлопает и ржет над тем, как я ковыляю по этой жизни на своей негнущейся ноге. Она оставила во мне такую мощную энергию и силу, веру в саму себя. Еще больше, чем было до этого. Это какой-то космос!

Но я продолжаю грустить, что так мало уделяла внимания маме, хотя жили в квартирах напротив.

Работа, зарплата, все уйдет, придет новое. А люди родные – невосполнимы.

Мама прожила замечательную жизнь. Она приехала из маленького украинского городка в столицу, добилась здесь хорошей должности, уважения и почета, была счастлива в личной жизни, вырастила чудесных детей, увидела всех внуков. Думаю, она была довольна своей жизнью на сто процентов. Я по ней скучаю, но она абсолютно точно не исчезла. У меня есть ощущение, что я под присмотром. Оно меня не покидает.

Продолжение света

Не устаю удивляться мудрости этой жизни. Еще в апреле я познакомилась онлайн с мамой одной своей знакомой. А в июне, после похорон мамы, мы встретились лично. Светлана живет в другом городе и по возрасту годится мне скорее в старшие сестры, чем в матери, но она очень напоминает мне маму. Так же много шутит, может с любым человеком подружиться и затеять беседу на ровном месте, и какой-то у нас тонкий контакт. Она такая кокетка-кокетка, как моя мамочка.

А еще у нее очень красивая седина. Люди кучу денег отдают, чтобы покраситься в такой цвет, а у нее от природы.

Мне хочется беречь ее, как дорогую хрустальную вазочку. Я открываю вотсап, чтобы написать ей, и вижу, что она мне вот прямо сейчас пишет. У нее все хорошо в жизни, есть свои дети, семья, но почему-то мне хочется дать ей все то, что я не додала своей маме. Я ей по утрам записываю кружочки в телеграме, мы с ней созваниваемся и смеемся… Когда она рассказывает про свою жизнь, я понимаю, что с мамой у них много общего в подходе и к мужчинам, и ко многим другим вещам. И все это внутри настолько откликается близостью, что кажется: мне этого человека дали, чтобы смягчить потерю и чтобы я что-то завершила – что-то, чего с мамой уже не смогу.

Спасибо, Вселенная, что ты меня любишь и бережешь.

Целое лето прошло без тебя,А мы словно недавно расстались.Целую вечность уже без тебя,Мы так мало в последнее время общались…Помню последний твой взгляд на меня —Грустный, печальный, прощальный.Но я все-таки быстро ушла,Отмахнувшись от предсказаний.Улетела, а сердце с тобойТак тревожно, прерывисто билось.Прилетела… пришла —И с тобой не простилась…Я хочу попрощаться с тобою сейчас,Отпустить твою светлую душу.Я хочу попрощаться с тобою сейчас,Я твой тихий полет не нарушу.Я в безмолвии буду смотреть в небесаВ новый дом твой с уютным простором,А ты будешь смотреть на меняТем родным, но невидимым взором.Целое лето прошло без тебя,А мы словно недавно расстались!Целую вечность уже без тебя,Мы так мало в последнее время общались…Е. ЮШКО

Блок 2 – Мы

2

Трансформация из «Я» в «Мы» – это бесконечная история. Знаете почему? Потому что пока мы вместе, наши «Я» продолжают развиваться и меняться. Это не то, что можно пройти разок и завершить.

Вот я вроде взрослая, говорю из позиции человека, который уже что-то понял, принял, пережил. А дети? Они еще несформированные личности. Да что там несформированные, они представляют собой совершенно другой формат людей – с другим взглядом на жизнь, с другими реакциями. Но даже эти маленькие люди уже проходят свои трансформации, становятся кем-то, ищут себя. И влияют на нас с мужем.

Поэтому я не могу сказать: вот, у меня появились дети, я теперь такая и никакая больше!

Нет, само собой, сегодняшняя я – это не конечная точка. Я, черт возьми, с ними буду меняться до самого гроба! Знаете почему? Потому что не представляю, что они выкинут завтра: чем порадуют или, наоборот, расстроят. И конечно, я не представляю, как отреагирую на их поступки, что изменится во мне. Так же, как мои родители не представляли, наблюдая мое взросление.

И это нормально. Это жизнь. Я могу говорить об этом с уверенностью, потому что познала и, так сказать, прочувствовала это на личном опыте. Мной уже пройдены многие этапы со старшими дочерьми – Златой и Аней. Там были ошибки, срывы, боль, но был и рост.

Сейчас со смехом вспоминаю, как я наивно думала, что с младшими будет проще. Мол, теперь я опытная, уже знаю, как и что с детьми делать. Я их проблемы пощелкаю, как орешки! Вот так-то!

И что вы думаете? Да ничего подобного!

Смотрю на своих сыновей, которые сейчас в пубертате, и понимаю – все начинается заново. Двое из ларца. Два гормональных комка. Те же разговоры, те же конфликты, те же перепады настроения, как у старших детей. И снова переоценки и глобальная трансформация – для них, для меня и для мужа. Но все же, надо признать, мои подходы изменились.

Я хочу воспитать своих детей. Для меня важно привить им ценности и сформировать внутренний стержень. Это принципиальный момент, потому что меня раздражает – даже бесит! – инфантильность. Я хочу, чтобы мои дети выросли нормальными людьми. Честными, уважительными, культурными. Теми, кто понимает, что такое субординация.

На опыте первых, старших детей, я точно поняла одно: воспитание – это не про контроль, а про направление. Воспитание касается того, какие основы мы вкладываем в наших детей. Обязанность родителей – дать детям вектор и привить то, что действительно важно.

Но знаете что? В семье меняются не только дети. Меняемся и мы – я и мой муж. Девочки попадают в свои гормональные ямы. Мальчики – в свои кризисы. Тут хочу отметить, что мужчины вообще рано становятся душными – мозговая старость подкрадывается незаметно.

Но я смотрю на своего мужа и постоянно говорю:

– Ты у меня не такой. Ты классный. Молодой. Красивый.

Потому что знаю – большой труд жить в любви с человеком, выбранным в спутники много лет назад, и при этом не наступать себе на горло. Ведь в начале отношений все няшки и стараются, но потом маски спадают. Кто-то держит маску полгода, кто-то – год, а некоторые – еще дольше. Но скажу по опыту жизни: чем дольше держишь маску, тем быстрее разведешься.

Это одна из причин, почему я всегда выступала за честность и за то, чтобы быть собой. Конечно, это не значит забить на себя, ходить в халате и с грязными волосами. Нет, волосы мыть надо! Красивой быть надо! Вот только без игры в идеальную женушку.

Важно прямо сказать себе:

– Да, у меня есть косяки. Есть говнецо. Но его мало. И я работаю над собой.

И строить отношения, семью, жизнь дальше.

Брак – это самая настоящая работа, причем не на годик для опыта, а на всю жизнь. В идеальной картине мира, разумеется. Хотя, конечно, в любом браке бывают моменты, когда хочется послать своего ненаглядного. Да и что там скрывать? Бывает, что даже и отправляешь в то самое пешее эротическое путешествие.

И такое может быть. Главное, чтобы это было, по крайней мере, честно. Никогда не понимала тех, кто продолжает состоять в разрушенном браке, вытягивающим силы и нервы, тоскливо повторяя:

– Я ради детей.

Заблуждение. Ведь дети вырастут, уйдут, а потом в лучшем случае поинтересуются:

– А кто тебя об этом просил? Кто просил тебя о такой жертве?

Важно помнить: семья – не про жертвенность, а про удовольствие от жизни вместе. Это, казалось бы, простое, но очень сложное правило на свой лад объяснили мне родители. И в этом я многократно убедилась, став родителем сама.

Подлинная трансформация в «Мы» проходит в удовольствии. Пока жива и являюсь частью своей семьи, я буду меняться. Это нормально. Вот когда легла в гроб – тогда и все. Точка.

В этой части книги я расскажу вам о своей семье – о той, в которой выросла, и о той, которую создала сама. Здесь не будет идеальных картинок или сладких историй про детей, их первые шаги и про то, как просто быть родителем. Непросто! Здесь будут наши ошибки, откровенные признания, срывы и боль, но вместе с этим – моменты любви, принятия и силы, которые делают нас теми, кто мы есть.

Готовьтесь. Эти главы – как зеркала: посмотрите, возможно, узнаете что-то и о себе!

4 глава

Катеночек

Мама, папа и я

Не знаю, почему мою маму все подчиненные на работе звали Мать. Она руководила общепитом в большом подмосковном пансионате: столовые, буфеты, ресторан. Умела построить поваров, официантов и грузчиков, дружила с руководством, поддерживала взаимовыгодные отношения с директорами советских магазинов типа «Океана» – черная и красная икра, качественная рыба, «Березки» – европейская одежда и прочие дефициты. У нас было все, о чем мечтали люди в то время, и я гордилась своей семьей.

С папой они работали как команда: он заведовал развлекательной частью, поэтому был свой человек в Москонцерте и водил знакомства с известными исполнителями классической музыки и советской эстрады, доставал билеты на топовые театральные премьеры. Он фанатично любил музыку и заставлял меня ей углубленно заниматься.

Жили мы с родителями и старшей сестрой в маленьком подмосковном поселке на девять домов, где давали квартиры всему персоналу того же пансионата.

День слоненка

А вот мне музыкантом быть не хотелось. Я не очень-то понимала теорию, а вместо ежедневной пиано-практики (полчаса гаммы, потом этюды, Бах, Моцарт) с удовольствием носилась бы по улице. Когда папа спал, я закидывала в прихожую портфель со слоненком, на котором была надпись: «Пусть помнит каждый гражданин пожарный номер 01!» и смывалась с подружками. Мама шептала: «Он тебя убьет!», а я говорила: «И ладно».

Как-то унылым ноябрьским деньком я приехала на сольфеджио. Полный автобус, коленки не гнутся от холода, люто чешутся ноги (не выношу шерстяное, колготки особенно). «Ну почему я такая несчастная?!» – вертится в голове. Вхожу в класс.

Вся группа уже на месте. Но вижу я только эту, яркую. С голубым бантом в три головы. Платье фирменное. С ремешком! Отец, наверное, из-за границы привез. И пенал у нее – ишь ты, с блестками! Импортный. На столе – угощение на всю группу.

– У кого сегодня день рождения? – сзади входит учительница. – Давайте поздравим, похлопаем.

Какой там квинтовый круг и тональности параллельные! Весь урок я не слышала ничего. «Вот повезло человеку! Жизнь удалась! А что я???»

Еду обратно в автобусе. Рядом сидят одноклассники – кто-то с музыки, кто-то со спорта. Очень хочется праздника. Что бы придумать? Перед выходом говорю: «Приглашаю на мой день рождения! Сегодня, в четыре». Тогда все отмечали праздники дома. Начнем в четыре, к семи придет мама, и надо до этого закруглиться и все прибрать.

Полчаса на подготовку. Лезу туда, куда мама обычно складировала конфеты, – ей много дарили по должности, а я любила их тырить. Сгрызу орешки с вершинок «Осеннего вальса» и обратно в фольгу заверну, никто ж не заметит. Так… Где коробки? Нащупала записку маминым почерком: «Их тут больше нет». Подстава! Переворошила шифоньер. Шмотки валятся, конфет нет. Блин. Еще убирать теперь.

Заглядываю в хлебницу: может, булочки? Мама с работы всегда приносила. О, лежит парочка. Тук-тук, пересохшие. Положила для бутафории в центре стола. Вот-вот придут гости, а у меня одно яблоко в арсенале. Что делать? Что делать? Не суп же им греть. В холодильнике пять кружков колбасы. Полная паника… О! Хлеб с вареньем. И чай. Ну, такой вот простой день рождения. А в обычные дни то икра, то пирожные. Друзья знают, не в первый раз приходят. Хорошо, что позвала лишь троих.

Вот и гости. С не менее странным подарком. Приняла чебурашку от лучшей подруги, такого ушатанного, очень сильно б/у. На видеомагнитофоне поставили мультики, разыгрались. Все замечательно!

Вдруг звонят в дверь.

Это папа подруги. Рассерженный.

– Настя, домой пошли! Наврала она.

Я белею.

– Папа, что? Что она наврала? – вышла на голос Настя.

– Нет у нее никакого дня рождения сегодня. Верни чебурашку.

Я стою, душа слезы. Держусь и с достоинством отвечаю:

– Это была репетиция. Праздника хотелось.

Но очень, конечно, расстроилась, что чебурашку забрали.

Настин папа работал в пансионате электриком. Где-то в коридорах встретил маму, да и поздравил с днем рождения дочери. «Спасибо, ответила мама. Вот только какой?» – «Как какой? Кати! Моя Настя ушла к вам на праздник». – «А-а-а. Так у Кати он в январе, подождать еще надо».

Грустные, все разошлись. Возвращается мама:

– Как днюху отметила?

– Позорно. Есть нечего. Куда делись конфеты?

– Я спрятала.

– Не могла в другой день?

Тут меня прорвало. Заревела. Мама меня обняла:

– Катеночек, милый. Ну ты… ты бы хоть мне позвонила. Я б подтащила чего-нибудь вкусного.

– Дай конфетку! Мне грустно так…

– Ладно, сейчас… Пойдем чай пить.

Через пару минут мы уже хохотали и думали, как назвать праздник, если его срочно хочется. Может быть, днем слоненка?

Заливная моржиха

Родители умели устраивать праздники не только на работе. Как-то 8 марта они позвали друзей домой. Пока взрослые налегали на оливье и дефицитную икорку, дети быстро поели и заскучали. «Айда на улицу!» Все побежали.

На мне была модная «чебурашковая» приталенная шуба под леопарда и шляпа с завязками, а-ля «Дольче и Габбана» советских времен. Весна в том году была поздняя, снег скрипел, мы дурачились, бегали по сугробам и постепенно дошли до залива. Лед казался прочным, но где-то виднелась вода. Нас потянуло к полынье проверить лед. Стучали ногами по краю, смотрели, как льдинки со звоном качаются на воде. Я ударила ногой еще раз, а другая поехала, и я плавно скатилась под воду со всей этой шубой и шляпой. Там было мелко. Сапог уперся в дно, ледяная вода обжигающе захватила все тело. Шуба стала тяжелой, как фартук в рентгенкабинете. Ребята меня как-то вытянули за шиворот. Я побежала домой.

А там танцы вовсю, папа с другом поют под гитару песню Высоцкого. Мама отошла на кухню за огурцами, и тут в прихожей возникла я. Шуба колом, меховые сосульки ежиком, сверху покрытая «глянцем» шляпа. Мама молча отставила огурцы, схватила меня вместе с шубой и сапогами и сунула в ванну.

– Размораживать тебя будем. Где ты была?

– Там. На море. Купалась.

– Нормально открыла сезон! – Поливает душем за шиворот. – Ты бы разделась. Моржи, они в шубах не плавают.

Потом были чай с медом, носки и пижамка. Я даже не заболела.

До сих пор думаю, как же повезло мне с мамой. Что не кричала злобно в советских традициях: «Дура! Как ты додумалась, как вообще тебя понесло…», а восприняла все с юмором, ласково, с пониманием детского сердца.

Ленка выходит замуж

Когда я родилась, моей сестре Лене уже было десять. Подругами мы не стали, но для меня сестра была богом. Она любила со мной возиться. Но мама заставляла ее брать меня на прогулки, и там случалось разное. И из коляски я выпадала, и на площадке бывала забыта. В кино на последний ряд меня брали с пакетом булочек, чтобы Катя жевала-молчала. Лена всегда говорила: «Катя умная, я красивая». До семи лет она жила у бабушки и была ее самой любимой внучкой. А еще Лена ловко делала шоколадное масло. Тогда я думала, что этим можно заработать миллиарды. Одной рукой она быстро крутила венчиком масло, какао и сахар час-полтора. Самый лучший десерт!

В юности у сестры была офигенная грудь. Не такая шикарная, как у мамы, но гораздо приличней того, что потом оформилось у меня. Глазищи зеленые, яркие. Мальчики толпами. И встречалась она сразу с несколькими, чтобы был выбор. Приняла предложение Игоря.

Как по мне, он был лучший на свете. Я сама в него втрескалась. Все готовились к свадьбе, а я ревновала. Игорь должен стать моим! Однозначно. Но как? В голове созрел дьявольский план.

Он заходит в квартиру, а я говорю:

– Что приехал-то? Ленка тебе не подходит.

– Кать, ты что? Я люблю ее.

– Да? А она тебя – нет! Она прямо сейчас на свидании… с Вовкой!

Я не врала. Я ее заложила.

Ленка в тот вечер, конечно, отбилась. Игорь был настолько влюблен, что приключение сошло ей с рук. А мне здорово наваляли. Так что свадьбу сыграли, и Лена уехала к Игорю, в дом совсем рядом с моей музыкалкой. Для меня это стало большой потерей.

Предательство в кубе

Майский отчетный концерт в музыкалке. Играю этюд Листа. Хоть меня и бесили все эти занятия, училась я честно и получалось прилично. В актовом зале родители, педагоги. В начале произведения пальцы всегда от волнения ледяные, потом отпускает, и дальше все происходит само собой, если хорошо выучить. Зал не дышит, потом аплодирует. Но среди зрителей есть два мужчины с серьезными лицами – один из них в толстых очках. Мой педагог по фортепиано и папа. Похоже, им что-то не нравится. Да и ладно! Зато отстрелялась. Впереди лето, я еду на Украину к бабушке: на вишню, вареники, к летним друзьям.

Дома папа звонит властной женщине – теще: «Договоритесь, пожалуйста, в музыкальной школе, чтобы педагог занималась с ней каждый день гаммами и этюдами по три часа. Нам нужно сделать хорошую технику». Слышу, что сильная женщина, моя бабушка, не смогла ему отказать.

– Может, хотя бы не каждый день? – вмешалась мама.

Папа снял толстые очки, чтобы протереть стекла и не смотреть ей в глаза:

– Так она все забудет. А руки должны работать.

– Но Катя совсем ребенок! Ей должно нравиться. Это ж каникулы! Девочке восемь лет.

– Как решил, так и будет. Она потом спасибо еще скажет. Раз не понимаешь в музыке, лучше не лезь.

Мама включила погромче пластинку про миллион алых роз и ушла мыть посуду.

Я чуть в обморок не упала. Какое предательство! Так испортить мне лето! Ну ладно, прорвемся. Всего три часа. Отыграл и свободен. Вот только как Кеша без меня будет? Не забудут ли они его покормить и накрыть клетку на ночь? «Ке-е-еша! Хороший мальчик. Поцелуй меня. Только ты меня понимаешь. Играть гаммы, когда на улице лето!» Волнистый попугай сел мне на пальчик и нежно «поцеловал» – ткнулся клювом в нос. Я погладила его голубые крылышки и отнесла в клетку спать. Завтра с бабушкой в поезд.

Я сейчас понимаю, почему папа настойчиво делал меня музыкантом. Он делился со мной самым ценным ресурсом. Он жил музыкой, и она помогла ему справиться с трудным периодом жизни. Студентом они подфарцовывали с другом, сыном директора колхоза. Но ребят поймали. Для его отца это был бы крест на управленческой карьере. Поэтому он убедил моего папу – парня из более бедной семьи – взять вину на себя за определенную помощь в будущем. В колонии папа заведовал культурной жизнью заключенных, давал концерты и уходил в музыку, чтобы не видеть кошмара, который его окружает. Научился играть на всех музыкальных инструментах.

Освободили его досрочно, и благодаря связям и поддержке того директора он попал на приличную работу, где встретился с мамой. Возможно, поэтому папа был со мной скуп на эмоции. Слишком привык быть в себе.

* * *

И вот возвращаюсь я загорелая, выучив стопятьсот сложных этюдов с каникул. Как Кеша? А он на меня и не смотрит. «Отвык совсем», – думаю. Сажаю его на руку, глажу крылышки, в клювик целую. Тюк! – и губа надувается справа. «Что с тобой, маленький? Ты обиделся, что я так надолго уехала?» Тюк! – и губа надувается слева. «Мама, что с ним?»

Оказалось, что это уже не Кеша. Родители все же не уследили, и Кеша пал жертвой в неравном бою с соседским волосатым чудовищем – кошкой. Так что это вообще другой попугай! Мама думала, я не замечу. Не хотела меня расстраивать.

На этом грустные новости не закончились. Как-то я вернулась из школы пораньше и слышу, что папа говорит по телефону… каким-то особенно ласковым голосом. Со мной он никогда так не разговаривал!

– Лорик, милая, я тоже ужасно соскучился… Через три дня мы увидимся. Билеты достал в театр…

Ничего себе! Что еще за Лорик?!

– Как ты сегодня спала? Съела тортик из «Праги», который я приносил?

Что? Мой папа приносит кому-то тортики? Маме даже цветов не дарил года три!

– Икры еще принести? Да, конечно. У Вали возьму… Ну да, она пока не в курсе… Но я скоро ей все про нас расскажу! Соберусь и уеду к тебе.

Летать-копать! Мама через знакомство с директором «Океана» приносит икру, а папа ее этому Лорику… Предательство в кубе! Нечаянно щелкаю дверью.

– Ну, пока. Кажется, Катя вернулась. Целую (последнее – шепотом).

Спустя две недели папа по-тихому съехал, передав через друга ключи и письмо для меня. И осталась я с новым Кешей, который так и не шел ко мне в руки, делать уроки одна.

Тетя Катя и святой отец

И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у царских врат,Причастный тайнам, – плакал ребенокО том, что никто не придет назад.А. БЛОК

Мама держалась молодцом. Я не видела, чтобы она хоть раз плакала. Я, конечно же, папу понять не могла. Как можно уехать от мамы, тем более – от меня? Что со мной-то не так? Я все чаще зависала у Ленки и Игоря. Папа был третьим маминым мужем, и Лена уже проходила разлуку с отцом и меня хорошо понимала. А еще у них родилась дочка, и я стала тетей! Этот мимимишный комочек пленил мое сердце. Я прибегала возиться с ней вместо сольфеджио, хора и специальности.

Поскольку мой крутой преподаватель ушел на работу в консерваторию, а новая учительница больше следила за собственной красотой, чем за музыкой, я начала понимать, что никому уже эти занятия не нужны.

– Этюды Листа играют в консерватории. Давай что-то менее сложное выберем, – хрустя морковкой и растягивая гласные, говорила учительница. – Посиди, поиграй тут… а я пока юбку примерю, мне из Америки привезли.

Но душа-то тянулась к прекрасному. Как-то на Пасху я забрела в местный храм и почувствовала, как просветлела душа. «Христос воскре-есе из мертвых… смертию смерть поправ». Я слушала, слушала и не заметила, как заплакала и запела. Спустя неделю попросилась петь в этот хор. Они сразу же оценили мои тренированные слух и голос, я быстро влилась. Кому какая разница, на какой хор я хожу. Мама с Леной были не в курсе.

На остальную часть музыкалки я забивала все больше и как-то обмолвилась маме, что пора нам продать немецкое пианино. Мама быстренько пристроила память о папе к соседям, а на освободившемся месте у нас появился удобный диван.

Однажды вечером именно на этом диване был разложен отутюженный новый наряд из «Березки»: белейшая полупрозрачная блузка с плиссированными оборками и юбка-карандаш. А в прихожей стояли отполированные до зеркальности итальянские сапоги. Наутро я с восторгом смотрела, как мама, вернувшись с шикарной укладкой из парикмахерской, с высунутым языком рисует стрелки и достает из коробочки импортную тушь, и размышляла: «А куда она так собирается? Не похоже, что на работу. Неужели… свидание?»

Вернулась мама через полдня – не одна. В квартиру лихо ввалились… подружки. Люба, Галя, Оля и еще какие-то тетки. Группа поддержки, отметить официальное расторжение брака. Не чокаясь, хряпнули водочки, строго так, по-мужски. Потом плакали. Ели. Смеялись. Снова поплакали. Снова смеялись. Бегали за второй. Собрались на разборки – и передумали. Разошлись за полночь:

– Валька у нас огонь!

– Утрешь еще нос этому дрищу-очкоправу.

– Встретишь еще обалденного мужика, будешь счастлива!

– Когда одна дверь закрывается, открывается новая!

От восхищения я полночи уснуть не могла: вот так, как на праздник, идти на развод! Суперженщина.

Но папу уже окончательно не вернешь. Было горько.

Впрочем, он же не в космос улетел, поэтому через какое-то время мы стали общаться. Я познакомилась с его новой избранницей. Старше его на двенадцать лет, она была как радиоэнциклопедия Москвы и считалась одним из лучших экскурсоводов. Они с папой увлеченно носились по переулкам в поисках интересных домов, бегали по музеям и не вылезали из консерватории. Окончательно я приняла их союз, когда Лорина дочь привезла мне из Штатов на день рождения настоящую Барби. Темноволосую, так похожую на меня. И с негнущимися ногами.