Поймать чайлдфри

– Извини, – пробормотала я, и мне захотелось расплакаться. – Олег, чего ты от меня ждешь?

– Так значит я ошибался?

– Мы и так давно и крепко дружим, мне этого достаточно. Зачем привязывать, как ты выразился? – у меня пересохло во рту.

– Значит я действительно нужен тебе только для того, чтобы забеременеть? – он был пугающе суров.

– Ты самый надежный человек из всех, что я знаю…

– И тот самый человек, над которым можно издеваться без последствий?

Ну, зачем он так??

– Олег, я тебе не желаю зла. Я просто очень хочу дочку.

– Но ты отдаешь себе отчет, что поступаешь по-скотски?

Я молча кивнула и заревела в кулак. Боже мой, ну зачем я все это затеяла? Даже если нам удастся договориться о взаимном отступлении, после того, что случилось две недели назад, уже ничто не будет прежним. Я разрушила огромный красивый замок одним неосторожным движением, и нам двоим осталось только глотать пыль, которая еще долго будет висеть в воздухе.

Минут пять прошло в томительном и страшном молчании, тишину нарушали только осторожные всхлипы. Наконец, я почувствовала, как меня обняли сильные руки.

– Ладно, не реви.

После этих примиряющих слов я, конечно, заревела еще сильнее.

– Успокойся, говорю. Я же не зверь, попробую разобраться и понять. Надень что-нибудь приличное и давай пройдемся. Недолго, Иван не успеет проснуться.

Примерно через полчаса мы с Олегом сидели в круглосуточном кафе, где он сразу же открыл винную карту. За ним не водилось такого греха, так что сейчас я с горечью наблюдала мрачное следствие своего гнусного предательства.

Все-таки, несмотря на годы дружбы, я еще недостаточно знала его. Могла ли я предположить в нем такую болезненную впечатлительность?

– Лиза, ты сказала мне, когда я начал шуметь, что я «всех разбужу». Кого всех? У тебя ночует любовник?

– Ммм, нет. Твоя бывшая, Анжела теперь живет у меня.

Это известие его, казалось, удивило мало. Он говорил спокойно и как будто устало.

– Опять благотворительность?

– Почему опять?

– Потому что, сколько я тебя помню, ты все время ей занималась: ездила по детским домам, подкармливала собак в приюте, подбирала котят с улицы. Теперь вот подобрала Анжелу.

Очень грубо!

– Олег, почему ты ее бросил?

– Ради тебя. Я и с Аней расстался. Вернее, Варвара Павловна это сделала от моего имени, я был занят.

Вот так новость!

– Но… я тебя об этом не просила.

– Это моя инициатива.

Из-за меня он бросил своих любовниц. Это поразительно!

– Лиза, я за эти две недели очень многое передумал и очень многое понял. Понял, что… – он сглотнул и продолжил с усилием. – Я тебя люблю, хоть и привык относиться к тебе, как к подруге. Когда о любви не говорят прямо, она умело маскируется.

Я едва не упала со стула. Олег влюблен в меня???

– Я был глуп, Лиза, – продолжал он. – Ты же знаешь, я все время веду себя, как спортсмен на дистанции – бегу, бегу, бегу и боюсь просто остановиться и перевести дух. Но тогда, в ту пятницу, будь она неладна, ты мне как будто обрубила обе ноги, я упал и не мог бежать дальше. Я мог только думать, вспоминать, смаковать, если хочешь. Ты была… – он снова болезненно сглотнул, как будто у него болело горло, – поразительно красивой! Как античная статуя… К тебе было страшно прикоснуться. Я чувствовал себя вором, который рвет цветок в чужом саду. Но я решился и вознагражден стократно. Того, что было, я никогда не забуду. Мне даже не с чем сравнивать, настолько это было прекрасно. Ты мне снишься с тех пор, можешь себе представить? Я закрываю глаза и вижу, как ты краснеешь и переминаешься с ноги на ногу, прежде чем так смело и решительно броситься в омут. Такая красивая, желанная, такая беззащитная… Не знаю, что бы со мной случилось, если бы ты все-таки передумала, но тем более не знаю, что делать теперь, когда все уже произошло. Меня знобит, как тяжело больного. Я хочу тебя еще, еще и еще. Я вообще не хочу выпускать тебя из объятий.

– Олег, пока не поздно, остановись, – прошептала я.

– Поздно, любимая, – усмехнулся мой мучитель. – Я говорю «любимая», чтобы себе самому дать пощечину побольней, потому что я полный и окончательный идиот. Этот «взрыв» готовился давно, на подсознательном уровне, но я не замечал или не хотел замечать, что уже давно и безнадежно люблю. Все-таки ты не была моей и, наверное, я защищался… Но теперь я понимаю, почему, например, не побоялся тебя привезти к своей бережно охраняемой матери. Я с ней ни одну свою девушку не знакомил, не считал их достойными. Я понял, почему так невзлюбил твоего Игоря, по сути, отличного парня, и почему его смерть не вызвала у меня ни малейшего естественного сострадания. Почему я не был у вас на свадьбе, как ты думаешь? Я не уезжал никуда, соврал. Дома сидел и пил кофе, чашку за чашкой. Пил и не понимал, что происходит, зачем я прячусь в четырех стенах, задернув шторы, зачем варю этот вонючий кофе. Почему, когда ты уехала в Германию, я почти сразу открыл офис в Берлине и стал туда ездить чуть ли не каждую неделю? Мне тебя не хватало, как калеке не хватает руки. Но я не отдавал себе отчета, а просто маскировал любовь под деловые интересы. Я очень многое делал и делаю, не думая об истинных причинах. Я глуп и не понимаю людей, но себя до той пятницы понимал еще меньше.

Он говорил долго и с озлоблением, глядя в стол, а меня бросало то в жар, то в холод. Мой ум отказывался осознавать.

– Я, наконец, понял, почему в свои 38 лет еще не женат, – Олег поднял на меня блестящие от опьянения и гнева глаза. – Это все чушь, что я не нашел ту, единственную или как там говорят романтики? Единственную я как раз нашел, но она мне не принадлежит: сад, где рос цветок, все-таки не мой, хотя и была надежда. Я тебя люблю, дура. Понимаешь ты или нет?

Я, конечно, понимала, но не знала, что ответить, да и говорить, пожалуй, не могла. Чернота за окном превратилась в бархатную серость – значит скоро эта странная ночь закончится. Только на это я и могла надеяться.

– После той удивительной пятницы я был счастлив, как ребенок, а теперь… я убит.

– Олег, но я не вводила тебя в заблуждение. Я говорила начистоту, не подозревая, к чему это может привести.

Боже мой, какие бесполезные и нелепые слова!

Он со злобой сжал кулак и сломал сигарету, которую уже несколько минут безуспешно пытался поджечь.

В этом, конечно же, и заключается вся соль ситуации: крушение иллюзий произошло, поскольку Олег обманул сам себя. Почему? Потому что мечтал об обмане. Не построй он вокруг моего неромантичного предложения своей безумной теории о взаимной любви, не произошло бы этого страшного признания, которое окончательно все перечеркнуло. Абсолютно все, потому что я-то его не люблю…

Встав со своего места, я направилась было к выходу, но Олег взял меня за руку и остановил.

– Лиза, не думай обо мне плохо, я очень зол и разочарован, но свое слово сдержу. Мы продолжим «работать», – он грустно улыбнулся. – Когда у тебя следующий подходящий день?

– Не скоро. Только 7 июля.

Мы условились, что 7 июля повторим уже испробованную схему с привлечением Татьяны Николаевны, но до этого дня встречаться не будем. Олег сказал прямо, что не очень хочет меня видеть. Я с тоской смотрела на носки своих туфель и мечтала провалиться в канализационный люк. Конец! Это конец! 15 лет дружбы – в утиль…

…Впрочем, обиженный донельзя Олег позвонил мне уже на следующее утро и предложил не ждать июля, а встретиться в тот же день.

– Если вдруг ты забеременеешь мальчиком, твоя жизнь будет испорчена?

– Нет, я стану самой счастливой мамой на свете.

Хорошо, что в этот момент он не видел, какая широкая улыбка озарила мое лицо.

И мы занимались любовью еще раз, а затем еще, еще и еще. График был отложен в сторону и забыт, теперь мы руководствовались только собственными желаниями. В наши отношения снова вернулись мир и покой: днем мы оставались закадычными друзьями, а по ночам вели тайную жизнь страстных любовников, о которой догадывалась только Татьяна Николаевна.

Это было прекрасное время для нас обоих. А потом я забеременела.

Часть 2. Пират.

Глава 8.

Меня вернул в действительность резкий запах нашатыря. Из тумана выкристаллизовалось миловидное лицо школьной медсестры.

– Женщина, как Вы себя чувствуете? Мы тут чуть с ума не посходили.

Сегодня 1 сентября, мой сын Ваня идет в первый класс. С самого утра беспощадно печет солнце, и мой организм, ослабленный беременностью, по всей видимости, не справился с нагрузкой.

– Позвоните мужу, скажите, чтобы забрал Вас. Нежелательно, чтобы Вы сами домой шли, – медсестра склонилась надо мной с искренним сочувствием.

Ванька сидел тут же, ни жив, ни мертв. Я погладила его по голове и попросила идти в класс – праздничная линейка закончилась, впереди у него классный час и парочка вводных уроков.

Вместо мужа за мной заехала Анжела. По пути она беспрестанно спрашивала о моем самочувствии и беспрестанно же подмигивала, намекая на какой-то сюрприз, который ожидал меня дома. Голова по-прежнему кружилась, и никакой радости от предстоящего я не испытывала, а, придя домой, и увидев, в чем, собственно, заключается сюрприз, совсем поникла.

Дверь открыла моя мама, которая внезапно решила нас навестить и приехала из Ивангорода. Я наклеила на лицо вымученную улыбку, с которой и провела следующие два часа.

Мои отношения с мамой сложно назвать образцовыми, тем более теперь, когда я, в силу возраста, вырвалась из ее ежовых рукавиц. Я могу под присягой подтвердить, что мои детство и юность были безнадежно испорчены двумя факторами: пьянством ныне покойного отца и истерическим самодурством матери, воспитание которой заключалось в постоянных упреках и тычках. Вечно страдающая, раздраженная, срывающаяся на визг по любому поводу, она переложила ответственность за расшатанные нервы на свою терпеливую семью: главным «кровопийцей», конечно же, был отец, вторым по значимости – дочь. Она работала учительницей в той же школе, в которой я коротала свою юность, и я росла с убеждением, что любым своим действием и даже неосторожным словом, порчу ее репутацию, хотя при этом была круглой отличницей, спортсменкой и полиглотом. Из-за своих прогрессирующих комплексов, будучи подростком, я так и не завела близких друзей – и даже до сих пор, несмотря на то, что в духовном смысле я значительно развилась и раскрепостилась, мне невероятно трудно быть с людьми накоротке. Родители после свадьбы растеряли своих знакомых очень быстро – к нам не приходили даже ближайшие родственники, опасаясь маминого склочного характера. Четыре белых стены и два пустых лица, невидящими глазами уставившиеся в телевизор, или те же лица, но окрашенные взаимной ненавистью и злобой – эти две картины чередовались на протяжении всего моего детства. В нашей квартире, казалось, даже воздух был тяжел и гнусен.

Годам к 11 я поняла, что хочу находиться во враждебном мне отчем доме как можно реже, поэтому придумала себе, помимо школы, массу разнообразных секций и кружков. В 17 лет я со вздохом облегчения вырвалась из-под маминого крыла и уехала пытать счастья в Питер. Возможно, именно благодаря нашим нерадужным взаимоотношениям я и держалась так крепко за учебу по специальности, по которой не проработала ни дня. Ставки были слишком высоки – либо я веду свободную и счастливую жизнь самостоятельного человека, либо на неопределенное время возвращаюсь в родное гнездо, воспоминания о котором наводили на меня бесконечную тоску.

Все это, конечно, давно позади и я даже горжусь тем, что моя мама, кажется, вовсе не подозревает, насколько обижена ее дочь – значит мне хватило такта и деликатности для того, чтобы оставить ее иллюзии о крепкой семье, в которой она самая главная, в целости. А может быть дело в Ваньке, с которым у нее, к моему удивлению, сложились прекрасные отношения – видимо, известная песня не врет, и внучат действительно любят больше детей. Я не возражаю против их общения и наблюдаю за ними с умилением, даже позволяю баловать сына. Да и как возражать? Смерть моего отца подействовала на мать угнетающе, за какой-то месяц она превратилась в старуху, и все ее потенциальные болезни явились во плоти – жить с «кровопийцами» оказалось все-таки лучше, чем в полном и беспросветном одиночестве. Ванюшка для нее – отдушина, так пускай она надышится вволю!

Гораздо большее отторжение вызывает тот факт, что в мои 33 года мать по-прежнему пытается контролировать меня в той же стилистике, которую использовала в моем отрочестве. Бывали периоды, когда она втягивала голову в плечи, столкнувшись с ответной агрессией, но эти периоды всегда были короткими, она плохо учится. Вот и сейчас, кажется, начнется.

– Так, так, так. Опозорила сына на всю школу, теперь к нему будут относиться не иначе, как к «тому парню, у которого мать на линейке грянулась в обморок».

Я едва не задохнулась от несправедливости упрека, но промолчала.

– А знаешь, почему так, милочка? Потому что не жрешь ничего, в холодильнике пусто. Хватит фигуру-то беречь!

Не отвечая, я легла на диван и приняла мокрое полотенце от растерянной Анжелы, которая, по всей видимости, ждала от моей матери сочувствия и ласковых объятий.

– Мама, это не оттого, что я мало ем. Я беременна вторым ребенком.

Я намеренно хотела хлестнуть пожестче, и тут же была вознаграждена. За моими словами последовала немая сцена, не хуже, чем в финале «Ревизора». Лицо Анжелы превратилось в сверкающую маску радости, лицо матери – в маску скорби.

– Одна, без мужа? – спросила она, ядовито поджав губы. – И кто же у нас отец?

– Отца – нет.

– Мне на колени упасть и начать молиться женщине, которая воплотила идею непорочного зачатия?

Я сжала зубы и мысленно сосчитала до десяти.

– Согрешила, каюсь, – я говорила спокойно. – А отца все-таки нет.

Анжела бросилась меня обнимать и в какую-то минуту измазала все мое лицо ярко-красной помадой. Все-таки это счастье – иметь такую подругу.

Весь оставшийся день мать со мной не разговаривала, но при каждом удобном случае посылала мне взгляд, в котором плескалось столько презрения, что человек неподготовленный легко мог захлебнуться. Слава богу, у меня иммунитет.

Для Ваньки приезд бабушки стал настоящим подарком: страх за меня, который не покидал его все утро, быстро улетучился, и ребенок весь оставшийся день был весел и игрив. О первых часах в школе и о своих товарищах по классу он отзывался с исключительной приязнью, и его слова успокаивали мое беспорядочно прыгающее сердце. Я тяжело переживала его переход в новый возраст и новую среду, хотя опасаться, по сути, было нечего: мальчишка прекрасно общался и с ровесниками, и с детьми постарше и, более того, всегда был душой своей малолетней компании, его ужасно любили. Однако, отставить преждевременное ликование! Еще неизвестно, что нас ждет в будущем.

Вечером Анжела не выпускала меня из объятий – мне пришлось потесниться на своем диване в детской, чтобы комфортно уложить маму. Стараясь не разбудить спящего на соседней кроватке Ваню, подруга обсыпала меня горячим шепотом, как горохом, пытаясь выведать подробности моего душевного и физического состояния – и то, и другое, по ее мнению, должно было кардинально поменяться с тех пор, как у меня под сердцем зародилась новая жизнь. Я терпеливо и доходчиво рисовала картину беременности женщине, которая все это время добровольно отказывалась от материнства, справедливо полагая, что еще до него не доросла, и несправедливо полагая, что ради беспечной жизни содержанки им можно жертвовать. Конечно, она ничего об этом не знала, представления у нее оказались самые приблизительные, но тем пуще был восторг.

– Лизонька, ты, пожалуйста, на меня не сердись, может быть это не мое дело, но я все-таки спрошу. Может быть, хоть мне расскажешь, кто отец малыша? Мы же подруги!

– Милая, давай не сейчас. Я обязательно расскажу, но всему свое время.

Она возбужденно закивала, как будто я сообщила ей что-то приятное.

– Хорошо, хорошо, хорошо! И правильно!

Я крепко прижала ее к себе и закрыла глаза, как будто желая заснуть, но это была лишь уловка для того, чтобы закончить разговор. Милая Анжела, как я могу сказать тебе, кто отец? Эта новость тебя убьет.

Все лето во мне боролись два чувства: радость от того, что я иду к желанной цели, и тоска от того, что я предаю Олега и, конечно же, Анжелу, этого наивного агнца. Я пыталась находить самооправдания, и они получались довольно весомыми, но, тем не менее, не давали мне успокоиться. Да, я не знала, что у нас выйдет такой странный неравнобедренный треугольник, где он влюблен в меня, она – в него, а я оказываюсь главным злодеем. Да, я не могла предположить, что ради меня Олег бросит несчастную Анжелу. Да, я этого не хотела и была бы счастлива, если бы у них до сих пор все оставалось по-прежнему, раз уж ее это устраивало. Тысячу раз да. Но все равно душа как будто плещется в помоях. Брр, ненавижу себя.

Я осторожно переложила руку Анжелы со своего плеча на подушку – беззаботная, она спит, как младенец, и даже не почувствовала, как я от нее отстранилась. Тем лучше, ведь у меня еще не выполнена самая сложная на сегодняшний день задача – я должна закончить череду признаний и сообщить о своей беременности Олегу. Час еще не поздний, он, наверняка, сидит дома, за бумагами.

Ответная смс-ка, кажется, не приходила целую вечность, и когда телефон, наконец, встряхнул мою ладонь вибрацией, я почувствовала биение сердца на уровне глотки.

«Значит сбылась твоя мечта? Что ж, я рад. Но моя роль на этом окончена. Прощай», – таков был ответ.

Глава 9.

После виртуального объяснения Олег не просто исчез из моей жизни, но и вообще пропал с радаров. Конечно же, я пыталась с ним связаться, но уже на следующий день у него были оборваны все провода: по трем номерам телефона, которые мне были известны, отвечали на разных языках унылые роботы, к его страницам в социальных сетях оказался закрыт доступ. Я, наконец, решилась и, воспользовавшись ключом от его квартиры, который он у меня до сих пор не забрал после той, первой ночи, явилась к нему домой и провела там целый день, но напрасно. Вид у жилища был сиротливый, некоторые вещи пропали со своих мест – создавалось впечатление, что его покинули на длительный срок.

Я звонила маме Олега, Татьяне Николаевне, но она ничего не могла прояснить, ей самой сын сообщил только то, что должен надолго уехать по делам. Эта новость окончательно меня убедила – наступил самый крайний случай.

Если я и звонила когда-нибудь Олегу на работу, то всегда пользовалась телефоном, который стоит в его кабинете, но теперь и он был отключен, поэтому я набрала номер приемной, который нашла на сайте его фирмы.

– Юридическая компания «Р…т». Чем могу помочь? – с заученной интонацией ответил мне приятный голос новой, по всей видимости, привратницы.

– Прошу прощения, Я не совсем по делу, но Вы не могли бы соединить меня с Варварой Павловной Калужниковой?

– По личным вопросам не соединяем.

Раздались короткие гудки: хорошо вышколенная секретарша, четко следуя корпоративной инструкции, лишила меня всякой возможности ее переубедить. Меня, впрочем, это задело мало: небольшой опыт работы в журналистике приучил скромницу в исключительных случаях идти напролом, снося головой стены. Напускная наглость не подвела и сегодня: уже после третьего звонка раздраженная и едва не плачущая привратница собственноручно набрала внутренний код и, не попрощавшись, бросила трубку на аппарат, предоставив мне вволю наслушаться скрипа, треска и, наконец, благословенных гудков.

– Доченька, а ты что ж, не в курсе? – Варвара Павловна даже испугалась моей слезной интонации. – Не пропал он никуда, но будет в разъездах почти полгода, в Питер планирует приезжать урывками. Во-первых, ликвидирует офис в Берлине, от него одни убытки. Во-вторых, открывает представительство в Екатеринбурге. В-третьих, продолжает налаживать связи с востоком. Думаю, что из Китая он всю зиму не будет вылезать. Олег даже уроки языка брал, чтобы не очень от переводчика зависеть. Вот так-то, доча. Странно, почему он тебе не сказал?

– Поссорились, – коротко ответила я. – Он не боится надорваться? Так много планов…

– Я, конечно, не психолог, но у меня впечатление сложилось, что Олежке нужно было для чего-то уехать и подальше, а дела – только предлог. Вообще говоря, этим планам уже несколько лет, подготовка шла давно. Почему в конечном итоге он решил схватиться за все сразу, а не продолжить постепенное наступление – для меня тоже загадка.

– Сейчас-то он где?

– В Берлине, дочка. Телефон у него изменился, но я тебе цифры не продиктую, раз уж вы поссорились. Мало ли что…

Вот такая она, Варвара Павловна – ласковая, как кошечка, но в тайне даже «доченьку», пожалуй, готова разорвать на части ради покоя своего молодого начальника. Положив трубку, я со вздохом открыла ноутбук и решила использовать последнее и, скорей всего, самое наивное средство. По электронной почте мы с ним никогда не переписывались: я знала, что у него всего один ящик и для работы, и для личных дел, но именно рабочие письма туда приходят сотнями, поэтому мала вероятность, что мой скромный мейл с тысячу раз пережеванными и уже бесполезными объяснениями, будет замечен. И тем не менее я писала. Писала о том, как мне одиноко без его твердого плеча и доброй улыбки. Как я скучаю по тем еще недалеким временам, когда мы и знать не знали о том, что между нами могут зародиться отношения, отличные от дружеских. Писала о том, что малыш, кажется, уже толкается, хотя, наверное, мне это только кажется, потому что срок еще слишком маленький. Стирала фразу про малыша. Писала еще и еще. Просила не ненавидеть меня. Просила много, даже очень много – того, что не может быть под силу обычному человеку. Ставила восклицательные знаки. Писала до тех пор, пока не увидела на клавиатуре компьютера выдавившиеся из-под век слезы.

Отправив письмо, я почувствовала страшное облегчение, как будто с плеч упал тяжелый груз, который я, как Сизиф, толкала в гору. Я сделала все, что могла, чтобы загладить свою вину, и дальнейшее теперь от меня не зависит – либо простит, либо нет. Неизвестно, к чему все это приведет, но я твердо знаю одно: долгожданный ребенок у меня все-таки родится, и я буду лелеять его вне зависимости от того, насколько высока окажется цена! Прости, Олег, тысячу раз прости!

Я рванулась в прихожую, услышав, как в замочной скважине поворачивается ключ, и сжала в объятиях опешившую Анжелу еще до того, как она успела войти.

– Анжела, милая! Помнишь, ты мне говорила, что побывала «во всех заграницах», а настоящей России еще не видела? Хочешь увидеть? Летим хоть сейчас! Жить хочу! Веселиться хочу! Приключений хочу!

Глава 10.

«Хоть сейчас», конечно, у нас не получилось, но вот через неделю мы действительно приземлились в аэропорту «Кольцово» в Екатеринбурге, который встретил нас неожиданно удушливым – по контрасту с влажным и прохладным Питером – бабьим летом. Столица Урала была лишь перевалочным пунктом нашего путешествия: конечная же точка расположилась в Свердловской области, в селе К…е.

Я слукавила: наша поездка была не такой уж и спонтанной, в глубинку меня тянули тоска и творческие интересы. Дело в том, что в К…е несколько лет назад переехал мой знакомый – на мой взгляд, гениальный художник – тот самый, от которого мне «по наследству» перешла прекрасная квартира. Имя художника было известно очень небольшому кругу лиц, он предпочитал, чтобы друзья, знакомые и поклонники называли его просто Пиратом – такова была его реальная фамилия. Путь отшельничества Пират избрал совершенно осознанно: ему уже перевалило за 60, соблазны бурной молодости остались далеко позади и остаток жизни художник решил провести подальше от мирской суеты и поближе к природе. Судя по последним работам, которые попадались мне на глаза, смена обстановки действительно пошла ему на пользу и подняла его потрясающий художественный дар на философскую высоту. В молодости он любил эксперименты, на склоне лет пришел к абсолютной простоте – на его картинах роняли слезы скромные осинки, под ветром гнулись тонкокостные березки, зеленые стволы насквозь протыкали мучнистые облака, и во всем этом чувствовались присутствие бога и едва уловимая, тихая и ранимая сексуальность, которой Пират всегда наделял природу.

Я скучала по нему, но на путешествие решилась не только по этой причине. Для моей новой книги потребовался иллюстратор, и когда в издательстве спросили, знаю ли я подходящего художника, то я первым делом вспомнила именно Пирата. Проблема заключалась в том, что, предпочтя глушь шумному городу, он решил полностью оградить себя от всего, что могло бы помешать его нынешнему просветленному состоянию – в том числе, от интернета и телефона. На мой взгляд, он явно перегнул, но факт остается фактом – с ним невозможно связаться иначе, чем посредством бумажного письма. Месяц назад я не поленилась и отправила ему небольшое, полное светлой печали послание, а около двух недель назад получила ответ с приглашением повидаться лично. И вот теперь мы ищем способ доехать до его деревни из Екатеринбурга, но, похоже, это возможно только на гужевом транспорте.