GLASHA. История скайп-школы

…В юности на все смотришь с оптимизмом. Единственный вопрос, который мучает меня до сих пор: какие же слова говорить в тот момент, когда человек переходит в небытие? Согласитесь, ведь это дико – просто молчать, наблюдая невероятный переход живого в неживое.

Хорошо, если рядом есть представители каких-то конфессий, их бормотание создает иллюзию правильности.

Интересно, как меняется отношение у людей к трупам. Вот только что старались помочь, разговаривали с состраданием и уважением… Одна минута – и уже совсем другой взгляд. «Ну что, жмура – в морг!»

Жизнь продолжается…

Был человек – и нет его, лежит в холодильнике, как замороженная курица… А в девяностые бывало, что и без золотых зубов…

Довольно о печальном. Расскажу случай повеселее.

Я уже говорила о моих замечательных школьных учителях, но были у нас и исключения.

Например, нам тотально не везло с химией. Последняя химичка просто утащила из лаборатории все реактивы и склянки, да и след ее простыл.

Поэтому на протяжении многих лет я учила химию сама. Безуспешно. Три раза пыталась поступать в медицинский институт и срезалась всякий раз на этом предмете. И вот, уже будучи санитаркой, прихожу я как-то на заказ в больницу с учебником по химии авторства доктора химических наук Позена, надеясь, что смогу попрактиковаться в свободную минуту. А моим пациентом оказывается САМ Позен, вполне еще бодрый девяностошестилетний старичок!

Посмеялись мы с ним и дружно сели решать задачки по химии. Весь день я пребывала в чудесном настроении, вечером помыла дедульку и собралась отбыть уже ко сну. Но не тут-то было. Ночью дедушка-академик предстал предо мною в облике сексуального террориста. Пришлось его бережно остудить, чтобы ненароком не отдал богу душу.

Утром химик снова был в ударе, как будто ничего не случилось, – вежливый и интеллигентный в общении.

Так и повелось: ночами в престарелого Джекила нашего вселялся дух Хайда. Однако волгоградский опыт общения с районным эксгибиционистом Васей не прошел для меня даром. Я умела за себя постоять. Доходило у нас с пациентом и до рукоприкладства. Как только выключался свет, академик начинал безбожно ругаться и размахивать своим потасканным орудием. Утром как ни в чем не бывало кушал кашку и мило улыбался. Занятия по химии приостановились.

К счастью, мерзкий старикашка быстро шел на поправку и вскоре был выписан домой, в объятия своей жены, которая была лет на пятьдесят его моложе.

Так что, друзья, после пенсии любовные страсти кипят с не меньшим накалом, чем в молодости.

Как-то ухаживала я в геронтологическом отделении за пожилой балериной. Старушкой ее уж никак нельзя было назвать, несмотря на почтенный возраст. Прямая спина, ежедневный макияж, стильный маникюр выгодно отличали ее от ровесниц. Ничего удивительного, что в нее влюбился певец Большого театра из другого конца отделения. Я возила ее мимо него на коляске на прогулку.

Какие арии он пел! Весь персонал рыдал. Моя подопечная принимала эти любовные страдания как должное. Она никогда не видела его лица.

Только когда он перестал петь, тихо поинтересовалась: он умер? И попросила довезти коляску до своего поклонника.

Инвалидное кресло с трудом втиснулось в предбанник, где стояла каталка с покойным. Она нащупала его руку и пожала ее. Из невидящих глаз катились слезы.

«Он красивый?» – едва слышно прошептала она.

«Да, очень»,– глядя на высокий седой лоб, ответила я, и не соврала ни капельки.

С тех пор не могу без слез слушать романс «Отцвели хризантемы»…

Ну вот, опять сбилась на грустное…

Владочка

Все лето я проработала сиделкой в московских больницах. Видела, как молодой врач, сделав успешную операцию на сердце пожилого пациента, в отчаянии стягивал и швырял в угол палаты интенсивной терапии латексные перчатки. Несмотря на все его старания, пациент умер, потому что закончились одноразовые отсосы (ими убирают лишнюю жидкость из легких). Медсестры старались прокипятить одноразовые, но они быстро деформировались.

Видела, как расстроился великовозрастный сынок, когда мать неожиданно пошла на поправку: «Как? А мы же квартиру ее уже продали…»

Как родственники пациентов подходили к врачам и совали им деньги со словами: «Ну, вы это, там не усердствуйте особо». И врачи не усердствовали. Такие больные просто лежали безо всякого ухода, беспомощно глядя на гору таблеток на тумбочке рядом – воду им не приносили.

Как годами жили в больнице пациенты, завещавшие докторам свои квартиры, и как санитарная помощь отвозила домой недвижных бабулек, так как их койковремя закончилось. Их бросали прямо у порога квартир.

Но я увидела и много примеров беззаветного ухода и заботы. Запомнился молодой человек в косухе, с длинными волосами —дальнобойщик Володя. Я ухаживала за его мамой, у которой случился инсульт.

Вообще пациенты после инсульта – это самые благодарные больные в том плане, что если инсульт не тяжелый, то со временем их состояние заметно улучшается. Изменения видны каждый день. Как будто бы в голове у больного включается свет: сначала в одной комнате, потом в другой и далее по коридору. Взгляд становится более осмысленным, речь понятнее. В отличие, допустим, от больных с Альцгеймером: там свет, наоборот, с каждым днем гаснет…

Однако платить молодому человеку становилось все труднее. Львиную долю оплаты за уход забирало агентство.

И вот в какой-то момент мы договорились, что я возьму на работе отпуск и после выписки побуду с его мамой дома, пока она не адаптируется.

На тот момент я работала без отдыха больше года, и было совершенно логично попросить немного выходных.

Утром я приехала на Рязанский проспект и, засучив рукава, принялась за работу. За время болезни мамы Володина квартира оказалась порядком запущена.

Вдруг в дверь позвонили. Напевая, я беспечно пошла открывать. К моему удивлению, за ней стоял руководитель агентства по уходу, с которым мы вчера мирно простились в офисе.

– Так, Екатерина, – безапелляционно начал он разговор, – поскольку вы украли у фирмы заказ, то мы расторгаем наш с вами договор.

«А у нас был какой-то договор?» – пронеслось у меня в голове.

– Вы должны возместить ущерб фирме. Приносите десять тысяч долларов и получите назад свои документы, – с этими словами он развернулся и пропал в сумрачном подъезде.

***

Перспектива остаться без документов меня совсем не обрадовала. Взять такую сумму было неоткуда. Формально директор был прав. Я абсолютно растерялась.

Вечером пришел Володя, и я рассказала ему о своей беде.

«Ничего, не ссы, что-нибудь придумаем», – пообещал он.

Маме становилось все лучше и лучше. Она уже могла не только ходить самостоятельно, но и хлопотать по кухне. Я с беспокойством ждала решения своей судьбы.

Наконец наступил этот день.

Володя вернулся рано, в хорошем настроении.

«Собирайся, – весело сказал он. – Нашел тебе теплое место, будешь работать няней у помощника депутата Ж… Едем знакомиться!»

У меня заколотилось в груди.

В особняк на Рублевке мы приехали на огромном, заляпанном грязью «МАНе».

Володя высадил меня у роскошного дома с высоченным железным забором и показал на ворота с домофоном – мол, звони туда.

Я робко нажала кнопку. Подумалось: а что если не откроют?

Однако калитка приглашающе отворилась, и сзади послышался рев грузовика.

Была поздняя осень, красивые цветы уже отмирали, на крылечке лежал иней.

Навстречу мне вышла блондинка с мелированной челкой. Короткая юбка чудом держалась на ней, от блузки со стразами слепило глаза.

«Давай заходи скорее, – поторопила она меня вместо приветствия. – На самолет уже опаздываем».

В эту же минуту открылась дверь гаража, и оттуда выехал блестящий черный джип-чероки, который у нас в Волгограде братва называла «джип широкий». Крупный мужчина нетерпеливо посигналил. Новая знакомая с удвоенной силой схватила меня и потащила в прихожую. Я хотела разуться и помыть руки, но она торопливо тянула меня дальше. Распахнула резную дверь, и я увидела красивую кроватку, в которой лежал очаровательный толстенький малыш.

Так в моей жизни появилась крошечная Владочка. На тот момент ей едва исполнилось два месяца.

Родители торопились на отдых в Испанию.

«Ну вот, разберешься тут сама, —напутствовала меня непутевая мамашка и строго добавила: – Чтобы к нашему возвращению все было в порядке!»

С этими словами проститутка женщина выскочила в открытую дверь, и автомобиль умчал ее в неизвестность.

Ошеломленная, я стояла в чужом необъятном доме и вытаращив глаза смотрела на спящего младенца.

Какую же рекомендацию дал мне мой короткий знакомый, если его более влиятельный соратник по партии из четырех букв не глядя согласился доверить мне своего ребенка?

Роскошная жизнь

Честно говоря, я немного боюсь, что мне прилетит «ответка» от кого-то из действующих лиц этой истории, и думаю, что даже смена имен не сильно спасет ситуацию, ну да ладно…

К счастью, вскоре выяснилось, что все-таки я оказалась в чужом доме с двухмесячным младенцем на руках не одна. Немного погодя дверь отворилась, и появилась довольно высокая худая женщина с недовольным лицом. Это была Марина, жена водителя. Я подумала, что она огорчена появлением конкурентки, так как до меня за малышкой явно кто-то ухаживал.

Однако, как оказалось, Марина сохраняла неизменное выражение лица вне зависимости от любых обстоятельств.

Со временем я узнала, что хозяйку зовут Сюзанна, и она действительно бывшая проститутка, что Андрей, папа Владочки, бывает неудержимым в гневе и в один из таких припадков прострелил водителю Валере ногу. На следующий день в знак компенсации он купил ему дом в элитном поселке, недалеко от себя. Дырочка в ноге была маленькой и незаметной, а дом – довольно большим и дорогим, так что я задумалась, а так ли уж не повезло водителю с хозяином.

Марина приходила каждый день и тщательно убиралась. И еще приносила мне еду. Готовила она потрясающе. На завтрак делала пышки, оладушки, блинчики, на обед притаскивала пироги, а на ужин варила домашние вареники и пельмени.

Если бы Владочка была поспокойнее, то к моменту возвращения ее родителей я бы не пролезала в дверь.

Кроме этого, экономка (?) сообщила мне, что я могу заказывать все что хочу, но нельзя выходить за территорию особняка. Я, смущаясь, попросила тетрадку для записи рецептов.

Питание для Владочки привозил сам Валера – такой же худой, жилистый и неразговорчивый, как его жена. Он же по моему заказу покупал непромокаемые трусики (памперсов в свободном хождении еще не было) и марлю для подгузников.

Из педиатрии я смутно помнила только то, как обрабатывать пупочную ранку, и что младенцев надо держать вертикально после кормления, чтобы они могли отрыгнуть. С пупочком Владочки все было уже хорошо, отрыгивала она тоже прекрасно.

Я усиленно кипятила пеленки и гладила их с двух сторон, а также обрабатывала кипятком бутылочки и соски.

От рождения у моей подопечной было отличное здоровье и замечательный аппетит. Однако я слишком хорошо помнила ужасные картинки в учебнике про детские болезни, чтобы расслабляться.

Марина по собственной инициативе снабдила меня одеждой. Теперь у меня был великолепный домашний костюм, халат, пижама, тапочки и даже трогательные розовые носочки с мишками.

Если бы родители Владочки поставили камеры наблюдения, они смогли бы без труда отправить меня за решетку. Хотя я усердно заботилась о малышке, все-таки мне было очень скучно в этом огромном доме. Книжек здесь не было совсем, хорошо, что по телевизору еще шла «Санта-Барбара», которую я начала смотреть, еще учась в школе.

Также я нашла в хозяйской комнате огромную кучу видеокассет с голосом гнусавого переводчика, в том числе и «Эммануэль». Рядом с телевизором очень удачно располагался стеклянный бар. Разноцветные горлышки бутылок призывно смотрели прямо на меня. Сначала я стеснялась. Но скучные дни шли слишком медленно. Владочка много спала. И я начала роскошествовать. Надевала хозяйский халат, наливала себе полрюмки какого-нибудь джина и, закусывая марининым пирожком, с упоением смотрела порнуху.

Перед Новым годом хозяева квартиры неожиданно вернулись…

Побег

Когда морозным утром распахнулись ворота и знакомый джип въехал на территорию особняка, у нас с Владочкой все было чинно-благородно: мы гуляли между альпийскими горками, припорошенными снегом.

К моему удивлению, с приездом Сюзанны и Андрея наша жизнь практически не изменилась. Увидев их загоревшие лица, малышка испуганно расплакалась. Что и неудивительно: ведь она их просто забыла. Горе-родители разочарованно переглянулись, перестали натужно тетешкать и продолжили ссориться.

Семейная жизнь Андрея с Сюзанной послужила бы хорошей темой для диссертации какого-нибудь семейного психолога. Круглые сутки они как сумасшедшие орали друг на друга, видимо, получая от этого удовольствие.

«Ненавижу тебя, падла!!!!» – вопила Сюзанна вместо доброго утра.

«Пошла на х…, б…!!!» – привычно отвечал Андрей.

К счастью, потом он уезжал по делам. Не знаю уж, чем помогал депутату на букву «Ж» наш друг, а по совместительству глава N-ской преступной группировки, но его мутные дела явно шли хорошо. В 1995 году семейство Владочки уже имело недвижимость в Испании.

Несмотря на то что следующий год был полон событий, воспоминания о нем слились у меня в один расплывчатый комок. Наверное, от постоянного недосыпа.

Владочка развивалась по возрасту и в обычное для детей время научилась сначала сидеть, потом ходить, потом говорить, болела обычными детскими болезнями.

Я помню только, как баюкала ее сначала на руках: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок!» – вопила я на весь дом. Потом качала на коленках, держа за ручки: «Тритатушки три-та-та, вышла кошка за кота, за Кота Котовича, за Иван-Петровича». Откуда всплыли у меня в сознании эти народные припевки?

«Почему татушки три? – заинтересованно спрашивала Сюзанка. – Чо за пестня?»

Из ярких моментов вспоминается, как Сюзанна, проснувшись утром, начинала читать по слогам «Космополитен». Она закончила семь классов школы в Узбекистане.

«НА – РА – ЩИ – ВА – НИ – Е ногтей. О, и недорого, всего триста долларов. Валер, – тут же звонила она водителю. – Мне надо в салон».

Подъезжал Валерин «Мерседес» и увозил мадам до вечера «на ногти».

После процедуры вдруг выяснялось, что с такими ногтями неудобно делать самые простые вещи.

«Развяжи мне шнурки! – приказывала она Андрею. – Потри мне спину!»

Потом снова звонила Валере: «Едем укорачивать ногти!»

***

Один раз, прилично выпив, она жарко зашептала мне: «Давай сделаем тебе грудь!»

«Спасибо, не надо, – твердо отказывалась я, – у меня уже есть, и даже две».

«Да ты чо, не понимаешь, это бесплатно! Сделаем сначала тебе, а потом я посмотрю и сделаю себе».

Но я притворялась непонятливой.

Но через некоторое время она наконец отстала от меня с этой идеей: «Видела вчера у Маринки, выглядит как тесто. Представляешь, дотрагиваюсь – и след остается, как в тесте…»

***

Иногда к ней в гости приходили жены других криминальных братков. Все одинаковые: блондинки, как под копирку. Обсуждали, какие их мужья козлы, а одна гордо говорила: ваши козлы, а мой Коленька нет. Он мне и по дому всегда помогает, и уроки с сыном делает.

Потом, правда, выяснилось, что у Коленьки параллельно есть другая семья, и там он тоже помогает по дому и делает с ребенком уроки.

Мадам сошла с ума, в прямом смысле. Жены охали, сочувствовали Коленьке.

***

Как-то братков повязали в центре за хранение оружия. Жены съехались к Сюзанне на большой совет. Было решено забирать все деньги и рвать когти за границу. На следующий день узников выпустили. Разочарованию жен не было предела.

***

Один раз в особняк приезжали иностранные гости: по этому случаю заказали пóвара и настоящих официантов в белых перчатках.

Но Сюзанна все испортила. Безобразно напилась, залезла на колени к испанскому бизнесмену и стала плакаться ему, как она страдает: «Представляешь, – пьяно откровенничала она, размазывая слезы, – положит мне свой член в рот на пару минут – и все».

К счастью, испанец ничего не понимал, хохотал и шарил у нее под юбкой, предполагая, видимо, что это входит в сервис.

В этот раз Андрей избил ее до крови. Хотя обычно он не рукоприкладствовал.

***

Летом приехала из Казани мама Андрея Вероника Анатольевна – статная высокая тетенька с огромным, явно натуральным бюстом. Она ахала и восхищалась Владочкой.

Жизнь в доме на пару недель пришла в норму. Сюзанна лебезила перед свекровью. Андрей изображал почтительного сына.

Мне дали наконец-то выходной, и я выбралась в город, накупила себе книжек и плеер и поела мороженого.

***

Кстати, платили мне ребята неплохо. Грех жаловаться. Я-то думала, что буду работать за еду, но они сразу после приезда отвалили мне тысячу двести баксов за два месяца.

Сюзанна надарила кучу одежды, правда, всю в перьях и стразах, но было прикольно.

Я планировала накопить на комнату в Москве. Самая маленькая стоила шесть тысяч долларов, и я семимильными шагами приближалась к этой цифре.

***

Перед отъездом Вероника Анатольевна дала мне свой телефон в Казани и сказала звонить ей, если случится какой-то форс мажор.

«Знаю я их, – с горечью произнесла она, – нажрутся и давай дурить».

С удивлением я узнала, что в Казани у нее воспитывается сын Сюзанны от первого брака.

«Знаешь, – откровенно сказала она, – если бы я ее убила в день знакомства, то уже вышла бы из тюрьмы…»

***

После отъезда бабушки наша с Владочкой жизнь потекла своим чередом. Сюзанна прожигала время в салонах и барах, Андрей – на разборках и в саунах.

К счастью, ко мне они оба относились довольно хорошо. Только один раз Андрей заявил:

– Я тут в туалете перстень оставил, дорогой, с бриллиантом, не видела?

Я помертвела, вспомнила Пашу с его манерой не платить зарплату.

– Нет, не видела, – тихо ответила я, предчувствуя, что сейчас он, в компенсацию за мифический перстень, потребует мою любовно завернутую в платочек пачку долларов.

Но он только заржал как конь, увидев мою реакцию:

– Испугалась? Не ссы! Разыграл я тебя!

В другой раз он пришел поздно и грубо распахнул дверь ко мне в комнату. Я сжалась в комок от страха.

Оглядев обстановку, он схватил пирожок, отложенный мной на поздний ужин, в момент схряпал его и ушел, обидчиво бормоча: «Две бабы в доме, а жрать нечего».

Но к Новому, 1996-му, году ситуация стала накаляться. Супруги все чаще и громче ругались и стали много пить. Дошло до того, что Сюзанна бродила по дому совершенно голая и невменяемая.

У Владочки заканчивалась еда. Ей требовались продукты для супчика и кашек, так как она переросла питание из банок. Обычно я просила Валеру привезти каких-то овощей и круп. Но в последнее время Сюзанка заказывала еду в ресторане, и она решительно не подходила рациону годовалого ребенка.

Я позвонила Марине и Валере. Но Валера боялся хозяина до нервного припадка и не смел приехать без команды.

Андрей мутно смотрел на меня непонимающими глазами. Я почувствовала, что настал момент звонить Веронике Анатольевне. «Моя девочка голодает?! – взревела та по телефону. – Немедленно вылетаю!»

И не обманула, приехала в тот же день.

Картина была душераздирающая: плачущая Владочка и абсолютно безумные родители.

– Я забираю мою дочечку, – засюсюкала бабушка. – Пусть идут нахер. – И, схватив внучку и минимальный набор вещей, умчалась в аэропорт на том же такси.

– Да ты предательница! – с этими словами Андрей вышел из ступора. – Сейчас я буду тебя убивать.

Я сразу вспомнила водителя Валеру и его шрам на ноге.

«А ведь пулька, хотя и маленькая, может попасть не в ногу, а, например, в голову», – промелькнула жуткая мысль.

Я на автомате схватила свой пакет с деньгами и опрометью бросилась бежать куда глаза глядят, прямо в тапочках.

К счастью, Андрей был сильно пьян и не смог бы догнать меня при всем желании. Да и четверку по физкультуре зря не поставят.

***

Был вечер 30 декабря. Машин на шоссе было не много. Я стала голосовать.

В свете фар вид у меня был довольно дикий. Редкие машины проносились прочь.

Я была в полнейшем отчаянии. Наконец послышался долгожданный звук тормозов.

Я спешно открыла заднюю дверь и плюхнулась на сиденье. Автомобиль тронулся. С минуту мы с водителем молчали, разглядывая друг друга. У мужчины были короткие рыжие волосы, лицо казалось добрым. К моему удивлению, он оказался иностранцем, с трудом говорящим по-русски. Он начал говорить о Боге.

Из разговора выяснилось, что он адепт секты Преподобного Муна. И если мне интересно, то он отвезет меня в братство, где я смогу больше узнать о мунистах и их учении.

К своему стыду, вероятно, на фоне перенесенного стресса, в этой машине я испытала настоящий религиозный экстаз. Мне показалось, что мое спасение произошло не без божьего промысла, и я заранее прониклась к неизвестному Муну огромной благодарностью.

Брат Макс отвез меня на Кутузовский проспект, в общину мунистов, которая и стала моим домом на несколько месяцев.

Дети преподобного Муна

Общиной оказалась простая квартира – просторная, в четыре комнаты, но аскетичная. Ничего лишнего, полы застланы коврами в строгих землисто-коричневых тонах. Единственная и, похоже, главная ценность – рамка с большой фотографией Преподобного Муна, основателя Церкви Объединения, и его жены.

Моими соседями стали восемь человек разных национальностей. На их лицах, вроде бы непохожих друг на друга, явно проступала единая печать экстатической, даже маниакальной радости. Или благости – в тот момент мне было не до оценок. Да и вряд ли я, вдохновленная своим чудесным «спасением», чем-то от них отличалась.

Я села на пол рядом с двумя японками и с облегчением подумала: «Жива!»

Так я стала учеником волшебника кандидатом на посвящение в братство.

Наутро я узнала распорядок дня: подъем, молитва, завтрак – естественно, духовно-вегетарианский. После завтрака двое дежурных остаются дома на хозяйстве, а остальные едут в центр города продавать самодельные открытки, вербуя новых адептов. Вечером сдача выручки, ужин и обязательная лекция на тему того, что такое Церковь Объединения.

Весь центр города был поделен на отрезки: каждый мунист работал на своем участке, не смея заходить на чужую территорию. И я, выходя из дома, невольно ощущала себя дитем лейтенанта Шмидта…

Мне достался участок на Тверской – в самой гуще толпы из кришнаитов, буддистов, проституток, цыган, эзотериков, торговцев «Камасутрой» и прочих просветленных людей.

Это сейчас работа на Тверской – повод не то для радости, не то для зависти. А тогда главная улица столицы была и главной пугалкой нерадивых девчонок: «Не будешь учиться – пойдешь на Тверскую!» (подразумевалось – телом торговать). Кто ж знал, что в девяностые от Тверской не спасет даже среднее медицинское – благо, торговать мне пришлось тем, что ныне солидно именуется «хендмейд».

В день я должна была продать двадцать чудесных открыток, которые креативили не покладая рук тихие японки из нашей коммуны. Цена устанавливалась на уровне «кто сколько даст».

У коллег работа шла неплохо, а вот я в первые же пятнадцать минут поняла: навязывать людям покупки, даже мелкие, – это не мое. Нет, я честно пыталась, но стоило мне собраться с духом и открыть рот, чтобы обратиться к очередному прохожему, как в горле тут же предательски вставал ком. И пока я с ним боролась, потенциальный клиент благополучно уходил.

Рядом со мной был участок буддистов. Они, облаченные в яркие рыжие балахоны, самозабвенно стучали в этнические барабаны. Ритм, мелодия – дело десятое, главное – создать побольше шума. Жители и гости столицы старались побыстрее обойти этот праздник жизни. И пробегали мимо скромных открыток мунистов.

К концу первого рабочего дня пришлось схитрить. И я решительно полезла в свой пакетик с деньгами, который сумела припрятать от лидеров и членов общины. В конце концов, это ведь взнос на наше же благо… на еду.

Вечером победоносно выложила перед куратором сто долларов:

– За сегодня.

Тот ошалело посмотрел на купюру – это было раза в три больше, чем приносили все «кутузовцы», вместе взятые. Но промолчал.

Еще через три дня успешных «продаж» я получила негласный статус одного из самых верных последователей Муна.

***

Понимая, что торговать я не хочу, не могу и не буду, вечерами я усердно откупалась от куратора собственными деньгами. А в рабочее время слонялась по Тверской без дела, постепенно заводя знакомства с ее завсегдатаями.