Я однажды приду… Часть IV

– Красив?

– Ага, такой шейх восточный.

Зазвонил телефон, и Глеб сразу ответил:

– Амир.

Долго слушал и сказал лишь короткую фразу на ассасинском.

– Мари выбрала виллу на берегу моря и решила уже сегодня там остаться со своими новыми друзьями. И бассейн ей тоже очень понравился.

– Дорого будешь продавать?

Я почему-то совсем не удивилась, что Мари решила выбрать виллу на берегу моря, а ещё ей должен очень нравиться огонь. Глеб усмехнулся и опустил голову, спросил:

– Хочешь подарить?

– Нет, просто спрашиваю.

– Цену определяет Андрей.

– Вот пусть и будет та цена.

Широко открытые глаза выдавали явный вопрос, и я на него ответила:

– Амир не бедный, пусть платит.

Глаза стали ещё больше и мне пришлось объясниться:

– Он должен понять, что тратить деньги на свою дочь очень приятно и радостно. Ты же тратишь на меня… даже не сосчитать сколько. На одни цветы, наверное, миллион потратил.

Глеб улыбнулся, какое-то время пытался держаться, потом расхохотался. Наступила моя очередь удивляться, и теперь уже я повесила перед ним вопрос – это о чём он так веселится? Отсмеявшись и продолжая улыбаться, Глеб признался:

– За картину, как ты выплываешь из воды с васильками на голове, стоит потратить миллион.

– Я была такая смешная?

– Ты удивительная, самая удивительная женщина.

Вскочил с дивана, подхватил меня на руки и поцеловал, уже собрался идти в спальню, но я его остановила:

– Подожди целоваться, я ещё не все выяснила, садись на диван.

Глеб вздохнул и безропотно устроился на диване со мной на коленях.

– Спрашивай.

– А кого вы в друзья к Мари выбрали?

– Лея с Олафом выбирали. Мне сначала показалось, что выбор несколько… странноват, но оказалось, что Лея была права.

– И кого она выбрала?

– Двоих мальчиков, которые внешне от людей ничем не отличаются, только энергетическими способностями, девочка-змея…

– Как у Олафа тогда была?

– Похоже, у неё развиты руки как у обычного ребенка, а всё остальное тело как у змеи, ног нет совсем. Мальчик-слухач, ты его видела.

– Этот с корнями?

– Да, агрессия практически отсутствует, очень хорошо рисует и поёт, так сказала Лея. Девочка и мальчик как Али. Выбирали из школ Олафа и кланов Элеоноры.

– Кланов? А что, их несколько таких?

– Их было три, один из них ты видела, сейчас пять. И две школы Олафа.

– Уже две?

– Да, тех, кто участвовал в защите нашего дома, Олаф решил отделить от остальных, так как у них проявились уже другие способности, которые он теперь изучает вместе с Самуилом.

– Глеб, пять кланов, это столько детей с вирусом?

– Не только, есть просто мутации, обычные генетические, их в отдельные кланы перевели. И ещё часть тех, кому можно помочь хирургически, тоже в отдельный клан вывели, ими Самуил занимается с командой врачей. А тех, кому надо учиться управлять энергией, забрал к себе в школу Олаф.

Вот что стоит за одним коротким словом «дела», когда кто-то исчезает из дома. А я дуюсь и возмущаюсь, что, видите ли, мне не рассказывают, кто куда уехал. Конечно, отправляют спать сутками, чтобы не мешалась под ногами эти дела делать. Чтобы не думать о своей бесполезности, я вздохнула и стала спрашивать дальше:

– И как Мари? Она не испугалась таких друзей?

– В шоке был Амир.

Муж засмеялся с лёгким привкусом ехидства, но решил дальше тему не развивать и сказал уже серьёзно:

– Олафу Мари понравилась своей выдержкой, она, конечно, постояла пару минут в состоянии ужаса, но подошла к ним сама и представилась своим настоящим именем. Они, в отличие от тебя, это имя могут произнести правильно, и через несколько минут все уже весело бегали и ползали по саду.

– А на каком языке они разговаривают?

– На своём.

– Как это?

– Говорят на разных языках, но каким-то образом понимают друг друга. Олаф очень доволен, сказал, что надо подумать о смешанных группах мутантов и детей с вирусом, вообще детей с разными физическими отклонениями.

– А как теперь Серёжа? Раз Мари уехала, он же будет скучать без неё.

– Ему некогда скучать.

– А ему что ты придумал?

– Илья готовит его как боевика.

И улыбнулся таинственно, хитро на меня посмотрел, увёл глаза и стал рассматривать Амира на экране, а я длинно прошипела:

– Кого? Боевика? С ума сошли, мальчик совсем, слабенький…

– Ну, не такой и слабый, бегает хорошо.

– Глеб! Что с ребёнком делаете?

– Они его всяким приемам начали обучать, сама говорила, что только мальчику с боевиками и жить.

Командор засмеялся, чмокнул меня в макушку, понажимал кнопки на пульте, и во всю ширь экрана появился Илья, держащий Сережу в вытянутой руке, а тот махал руками и ногами, пытаясь ударить его палкой, при этом Илья как змея выворачивался, чтобы мальчик не смог его коснуться. Глеб внёс комментарий:

– Скорость один, нет, тридцать процентов.

Это чтобы Серёжа заметил движения Ильи. И оба довольны, Илья улыбается, а Серёжа вообще радостно хохочет. Появилось ещё одно изображение: Серёжа кидается чем-то в двух боевиков, а они с улыбкой на лице ловят всё, не двигаясь, вернее, я не замечаю их движений, Серёжа естественно тоже, но старается, аж губу прикусил. А следующий кадр меня ввёл в шок – Илья практически свернул Серёжу в узел, всё тело было переплетено, и в центре этого клубка из рук и ног торчала очень довольная физиономия мальчика. Да, мужские игры, не до девочек. Неожиданно строгим голосом Глеб сказал:

– Мальчик меняет энергию боевиков, я приказал им заниматься с мальчиком отдельно от всех, пока не выясним степень изменений.

– Он по-прежнему живёт у Вердо?

– Да, так удобнее, Вердо готовит ему еду, следит за сном и отдыхом.

И кадры спящего мальчика на диванчике у окна с фиалками, а рядом сидит громадный Вердо и поправляет одеяльце, ну совсем папаша с сыном.

– Ты такой мудрый, всё так устроил, так всё правильно. А Вердо не может и мне вкусностей приготовить, ну, Серёже и мне заодно?

– Нет, пока мальчик у него, для тебя он готовить не будет.

Всё ясно, никакой, совершенно никакой связи мальчика со мной: вдруг чего-нибудь не так, вдруг связь какая-то энергетическая, вдруг ещё что-нибудь непонятно что, но на всякий случай – никак. Я посмотрела на Глеба и поняла, что довела его своими энергетическими потерями до крайней точки кипения и безнадёжности, очередной безнадёжной безнадёжности. Он так грустно на меня смотрел, что казалось, просто ждал уже, когда я очередной раз рухну в энергетический коллапс, из которого ему придётся меня доставать всеми возможными и невозможными способами. И самое страшное, что это может произойти в любой момент, просто от одной моей мысли или неосторожно брошенного слова. Или специально сказанного, как произошло с Амиром, но я свои слова уже не помню, сказала и сказала, а потом они меня спасают, потому что за словом идёт действие закона, изрекла намерение – исполняй. Так красиво сказала про закон, мол, он всё уже продумал и нашёл, а что я сама иногда исполняю волю закона и плачу своей жизнью за его исполнение, об этом я совсем забываю, а они меня спасают и спасают, своими жизнями платят за моё спасение. И сразу вспомнилась картинка, как Андрей выводит, практически выносит Виктора, такого сильного и ироничного, именно он в тот момент больше всех отдал мне своей жизни. А на самом деле отдавал её Амиру, потому что я всю силу Виктора передавала ему, врагу, который когда-то чуть его не убил. А ведь был момент, когда даже я сама поверила, что никогда и никому никакой энергии уже не отдам.

На экране Серёжа радостно смеялся и пытался поймать Илью и Вердо, они старательно сдерживались, но скорости иные и мальчик просто терял их из виду. Но странное дело – он всегда их находил, встанет, подумает несколько секунд, потом побежит именно в том направлении, где за деревом стоит Илья или Вердо. Я спросила Глеба:

– А у Серёжи есть какие-то отклонения в энергии, в смысле, он сам стал чем-то отличаться от людей?

– Нет, Олаф его постоянно проверяет, да и Илья контролирует – обычный мальчик, хорошо развит физически, но и только.

– Но как-то же он меняет боевиков, почему они именно при нём меняются?

– Олаф решил, что это ты.

– Я? Глеб, да я его больше и не видела после той встречи.

– С ним те боевики, которые тебя спасали, в них твоя энергия, Серж как-то её усиливает просто своим присутствием. У тех, кто не получал твоей энергии, ничего не происходит.

Ну да, я бы на месте Глеба тоже себя к мальчику не пустила – кто знает на самом деле, вдруг я и ему решу ещё добавить, просто постою рядом и рухну, а им меня опять спасать придётся. Я тяжело вздохнула и прошептала:

– Глеб, я постараюсь больше никому ничего не обещать. И искать никого не буду, пусть сами ищут себе половинок.

– Ты уже Олафу пообещала.

– Она сама найдётся.

Сказала это очень быстро и сразу спряталась у него на груди, точно, а я уже и забыла. Теперь наступила очередь вздыхать Глебу: конечно, найдётся, только неизвестно, как я в этом процессе участвовать буду, и ему это во что обойдётся.

– Лизе я сказала, что её сыновья ещё не готовы.

– Хоть это радует.

– Больше никому.

– Ты пока больше никого и не видела.

– А на ритуале Лизы не было?

– Нет, она передала подарки, но сама приехать не смогла.

– Сыновья?

– Да, проблемы.

– А на наш домашний праздник она тоже не сможет приехать?

– Не знаю, мы его ещё не назначили.

– Надо посоветоваться с новоявленными мужьями и женами.

– Они ждут твоего слова.

– Моего так моего, давай завтра подумаем, придёт утро, придёт умная мысль.

Глеб так на меня посмотрел, что я стукнула его по груди, ну не так же, иногда по утрам меня посещают умные мысли.

Но утром мысль никак не хотела меня посещать, тем более что Глеб старательно мешал ей просто появиться в голове. Казалось, что слово «молодожёны» ему всё и объяснило, то есть – молодая жена. Я уже пять раз ему сказала, что пора меня доставить хоть куда-нибудь, я уже была согласна на что угодно, и на бассейн, и на столовую, а он только смеялся, прижимал меня к себе и никуда не отпускал.

– Ты красавица.

– Голодная красавица, которая ещё и поплавать хочет.

И опять смеётся, целует и ласкает моё молодожённое тело, так и заявил – молодожённое.

– Глеб, так не говорят, молодожёны, это оба, и мужчина, и женщина.

– Я тоже молодожённый.

И откуда таких слов набрался? Раньше говорил чисто, но очень правильно, как все, кто учит чужой язык, а теперь резвится как может, даже считает возможным менять слова, как ему нравится.

– А ты в отпуск молодожёнов отпустил?

– Отпустил.

– Глеб, а…

– До завтра.

– Это же…

– Хватит.

Понятно, спорить бесполезно, хорошо хоть вообще отпустил.

– А Лею с Андрюшей?

– Они уже были в отпуске.

– Аарону хоть повезло – он сам себя в отпуск отправляет.

Глеб хмыкнул, но комментировать не стал, опять поцеловал и много что позволил руками. До бассейна я добралась только к обеду, а обедала уже ближе к ужину.

Раз все в отпуске, то и себе Глеб устроил выходной: никто не появлялся, телефон куда-то исчез, до гардеробной я добраться не успела, сразу оказалась в бассейне.

– Глеб ты неприлично себя ведёшь.

– Я муж.

– Но…

– Грозный феодал, тиран и монополист.

От хохота я чуть не утонула, пришлось Глебу меня из воды доставать, но я продолжала хохотать и махаться руками даже в столовой. Никакие объяснения он не принимал, сказал лишь:

– Я всё равно монополист тебя.

А ещё говорит, что у меня голова никогда в порядок не сможет прийти – узнал разных слов и во всю оперирует ими как захочет, какой-нибудь филолог уже давно бы в обморок упал. Ужин просто отменился, потому что мы до столовой так и не добрались. Счастливый день отпуска.

Утром я проснулась одна и не знала, что думать, беспокойства не было – только удивление. Но мало ли какие дела могут образоваться у командора. Звать никого я не стала, полежала немного, подумала и решила пойти в бассейн. По дороге мне тоже никто не встретился, и я уже стала беспокоиться, потому что жители этого дома всегда слышат моё сердце и знают, когда я просыпаюсь. Подойдя к бассейну, услышала музыку и решила, что Глеб очередной раз приготовил мне сюрприз, сидит и ждёт меня у воды. Но его там тоже не было, и я загрустила, свечи и розы уже не радовали меня, даже музыка навевала грусть.

Глеб вошёл стремительно и сразу улыбнулся:

– Привет.

Точно, уезжал куда-то, чёрный костюм и знак власти на чёрном галстуке. Я опять наивно спросила:

– Привет, где ты был?

– Дела.

От досады я даже нырнула, зачем спрашиваю, всё равно не скажет, ясно -кланы, опять кланы и ещё раз кланы. Глеб дождался, когда я вынырну и спросил:

– Хочешь прогуляться?

– Конечно, хочу, прямо сейчас?

– Прямо.

Даже позавтракать не дал – заявил, что по дороге, значит, недалеко. Одевалась я по команде и приказу, или наоборот, как-то так, то есть очень быстро. А на крыльце остановилась и удивлённо посмотрела на Глеба – шикарная белая машина с открытым верхом, длинная, с мягкими кожаными сиденьями тоже ослепительного белого цвета.

– Прошу, жена командора.

Теперь понятно, почему он заставил меня надеть яркое красное платье, непонятным образом появившееся в моём гардеробе, и ожерелье из капелек. Но сам почему-то не переоделся, так и остался в своём командорском одеянии.

– Глеб, а что… мы уже совсем… уже мне можно на белый свет?

– Можно.

– А почему ты знак власти оставил? Встреча?

– Встреча.

А сам улыбается ослепительно, синевой глаз сверкает, руку так подал, что стало ясно – граф, а может поэт, или ещё кто-то там из неизвестного века. Боевики небось сознание потеряли от такого жеста своего грозного командора. И сопровождали нас лишь два обычных джипа, причём держались от нас на достаточном расстоянии. Но ремень безопасности был таким широким, что почти прикрыл меня всю, я сразу возмутилась:

– Глеб, я как припечатана к креслу.

– Это и требуется.

Вот вам и всё объяснение – крыши же нет, значит, привязать так, чтобы никак не могла никуда улететь. Какое удовольствие в жаркий день ехать в открытой машине на такой скорости, впервые видеть окрестности не сквозь тонированные окна, а собственными глазами, любоваться яркими красками садов и лесов, окрашенных в невероятные оттенки домов и вилл, весёлыми туристами и местными жителями, занятыми самыми разнообразными делами. Мы проносились на бешеной скорости, слегка притормаживая в населенных пунктах, и я удивлялась, что некоторые туристы махали нам руками и что-то кричали в след.

– Что они нам говорят?

– Поздравляют со свадьбой.

– Нас?

– На нашей машине написано «молодожёны».

Я долго на него смотрела, не могу определить это чувство, даже не удивление, восторг, который светился в глазах Глеба, не передать никакими словами. Восторг и счастье, исполнение очередной его мечты – нестись со мной в белоснежной открытой машине и не бояться за меня, полностью отдаваясь волшебству скорости, солнца и ветра. И моря, мы выехали на берег и поехали вдоль невероятно синего огромного пространства, где-то вдалеке соединяющегося с яркой голубизной неба, без единого облачка, лишь пронизанного лучами царственного солнца. Я даже дышать перестала от этой красоты, подняла руки и замахала ими, приветствуя всех сразу и море, и солнце, и небо.

Машину Глеб остановил у небольшого домика. Это был даже не настоящий дом, а как бы сборный из каких-то деревянных конструкций разных размеров, сложенных друг на друга и невероятным образом сохраняющих ровные стены без окон. Крышей служил купол цвета индиго, похожий на цирк-шапито, с ярким золотым конусом в центре. Я уже хотела спросить Глеба, это что, ресторан такой, меня кормить будем, посмотрела на него и замерла – куда делся молодожён, вновь проявился командор и маршал всех войск, даже во время истории с Амиром такого выражения лица я у него не видела.

Глеб вздохнул, какое-то время смотрел на непонятное сооружение, потом сказал:

– Ты ничего не боишься.

– Я должна… не так, я могу чего-то испугаться?

– С тобой захотели встретиться… их называют Хранителями.

Опять надолго замолчал, взял меня за руку, поцеловал её и поднял на меня глаза, синие, но тревожные. Я ждала продолжения и положила на его руку свою ладонь – говори, раз надо с ними встретиться, значит, ничего не будем бояться. Он чуть пожал мою руку и тихо сказал:

– Они обладают всеми возможными физическими и энергетическими способностями, существующими в нашем мире, но никогда не вмешиваются, они хранят тайны и артефакты.

– Кольца у них?

– Да. И не только кольца, много всего. Иногда они просто собирают информацию о них, знают, но оставляют…

– Браслет, да?

– Да. Тогда владелец артефакта находится под их наблюдением.

– Значит, и за тобой они тоже наблюдали?

– Наблюдали.

– Это ассасины?

– Нет, они отдельно созданы природой. Они не люди, но и не совсем мы, они другие, но существуют в нашем мире и питаются кровью.

– Как боги, которые требуют кровавых жертвоприношений?

– Что-то в этом духе, но сложнее, значительно сложнее.

– А что им от меня нужно? Забрать к себе как артефакт?

– Нет, ты человек и моя жена, они признали тебя моей женой.

– А я и есть твоя жена, разве их признание что-то меняет?

– Меняет, ты первая жена-человек, которую они признали равной мужу. Поэтому решили с тобой познакомиться официально, они тебя знают, наблюдают давно, и наблюдают не только за тобой, но и за всеми, кто тебя окружает. Изменения, которые происходят с теми, кто окружает тебя, их удивляют, но они их приняли.

– А если бы не приняли? Тогда опять война?

– Которую мы бы не выиграли.

– Они бы меня убили?

– Меня.

– Почему тебя, это же я виновата?

– Ты воздействовала на наш мир через меня, мы опасны только вдвоём. Это как с твоими богами – они хотели забрать мою силу через тебя. Удивило Хранителей и то, что тебя спасали наши, а меня люди в борьбе с твоими богами. Я думаю, твои боги – это тоже какие-то энергетические сущности, которые таким образом воздействовали на людей, принимая привычный для них образ животного. Они питаются энергией человека, а вкупе с моей, которую они никак не могли получить, стали бы значительно сильнее.

– А эти боги не могут сейчас что-то с тобой сделать?

– Нет, сейчас уже нет.

– Ты всегда знал, что Хранители за тобой наблюдают?

– Хранители предупреждают владельца артефакта о своём внимании. Но они никак не проявлялись до последнего времени.

– Они никогда никому не помогают?

– Не мешают и не помогают, просто наблюдают. Если что-то происходит с владельцем, они появляются чтобы забрать артефакт.

– Отдай им браслет.

Глеб улыбнулся, но отрицательно покачал головой:

– Хранители сказали, что он остаётся у меня. Пойдём, они нас приглашают.

– Они всё слышали, о чём мы сейчас говорили?

– Да.

Ну и хорошо, пусть знают, какая я есть. Глеб поцеловал меня и этим показал мне, что ему тоже всё равно, что они подумают – любит свою жену и всё, как хотите к этому относитесь, господа Хранители.

Мы вышли из машины, сразу часть стены домика просто исчезла, растворилась в пространстве, и образовался проход. Глеб взял меня за руку и повёл внутрь дома, я лихорадочно вздохнула и улыбнулась ему, мне с ним ничего не страшно.

Их было семь, этих странных существ, внешне очень похожих на людей, которые стояли у противоположной стены. Высокие крупные мужчины лет пятидесяти, с короткими бесцветными волосами, не седыми, а именно бесцветными, и такие же бесцветные лица с бесцветными глазами. Казалось, ни одной краски нет на лице – просто линии, обозначившие контуры черт лица, и едва заметная тень на месте глаз, носа и губ. И одежда была прозрачно-серой, современные костюмы, вернее контуры одежды и тела. Совершенно непонятно, почему я решила, что им около пятидесяти лет, но именно столько. А на самом деле может быть несколько тысяч. В первый момент мне даже показалось, что это в зеркалах отражается один и тот же мужчина, настолько они были внешне похожи друг на друга. Да и стояли они как бы в каком-то отдельном пространстве, воздух вокруг них так ощутимо загустел, что казался вязкой субстанцией, внутри которой едва поблёскивали огоньки.

Глеб провёл меня в центр помещения, встал за моей спиной и положил руки на плечи. Я сразу почувствовала давление, казалось, что меня пытаются поставить на колени, вот уже и ноги задрожали, готовы были подогнуться, но я чувствовала руки Глеба и гордо подняла подбородок, сжала кулачки – буду стоять, пока смогу. Глеб, видимо, тоже чувствовал это давление, потому что произнёс странным глухим голосом:

– Моя жена Катерина.

Ни звука не прозвучало в ответ, лишь усилилось давление, вот я уже начала подрагивать всем телом, ещё немного и упаду, превращусь в лужицу крови. Крови? Так им нужна моя кровь? Им тоже? Ах, так, жертва вам нужна, хотите меня как курицу заставить без головы по двору бегать, разбрызгивая вокруг капли крови?! Почему именно такая картинка возникла в голове – неизвестно, но что-то во мне поднялось такой тёмной волной гнева против этих серых фигур, что я даже перестала чувствовать давление и гневно посмотрела в бесцветные глаза ближайшей ко мне фигуры. И что-то в этой фигуре изменилось: сначала мне показалось, что стал ярче цвет глаз, не так, сначала проявился зрачок и потом сверкнул лёгким оттенком жёлтый цвет. А я продолжала гневно смотреть в эти глаза и думала лишь об одном – не позволю поставить на колени, не позволю и всё! Это в их мире можно кого угодно давить и ставить на колени, а я женщина, человеческая женщина, ни перед кем на колени не встаю! Особенно перед этими серыми, непонятно кто вообще, ни здрасьте вам, ни пирожков, мол, проходите гости дорогие! Я даже не пыталась думать, просто отпустила все мысли, поддерживала в себе этот гнев, даже если читают как открытую книгу, пусть читают, такая, какая есть, и всё тут! Сразу вспомнила, как перед Олафом учинила скандал Олегу и разошлась совсем, скандал, так скандал, даже глаза прищурила, вы ещё не знаете, как человеческая женщина может, но ничего сказать не успела, прозвучал металлический голос:

– Катерина, человек, жена командора.

И что? Я гордо посмотрела в эти уже совершенно жёлтые глаза – да, жена, и люблю, и муж любит, и ничего вам с этим не сделать. Глеб погладил меня по плечам, значит, тоже смог побороть давление, и таким образом пытается поддержать. Тот же металлический голос произнёс:

– Катерина, твоя энергия уникальна, мы возьмем её на хранение.

Что?! Но ничего сделать или сказать я не успела – темнота накрыла меня, и в ней лишь мгновенной вспышкой сверкнул яркий жёлтый блеск глаз серого.

Большие жёлтые глаза преследовали меня везде, в полной боли темноте они светились, и боль от этого света становилась сильнее и сильнее, как будто наполнялась от этой желтизны. Когда мне удавалось хоть немного отвести взгляд от этих глаз, боль немного утихала, но глаза снова находили меня, и боль начинала терзать тело ещё сильнее. Я не поняла, когда в этой жёлтой боли проявилось слово, вернее сначала буквы, такие маленькие буквы, они проскальзывали среди лучей желтизны красными линиями и пытались собраться в слово. Но желтизна опять заполняла всё пространство и буквам снова приходилось с трудом продираться сквозь неё. Я пыталась сфокусировать взгляд на этих красных линиях, понять какие это буквы, и снова жёлтые глаза вставали перед ними и закрывали их своим светом боли. И вдруг что-то произошло, какой-то звук неожиданно пронзил меня, жёлтые глаза вдруг остановились и буквы мгновенно собрались в слово «Глеб». Глеб! Я закричала тонким звуком, постепенно переходящим в звериный рык, невозможный для человеческого горла. И полная темнота – совершенно ничего, ни глаз, ни букв, одна чёрная боль.

Когда ушла боль, я не осознала, темнота стала просто темнотой, обычной темнотой, глухой, без единого проблеска света. Темнота заполняла меня всю – я не чувствовала ни рук, ни ног, ни вообще самого тела. Потом проявился очень тонкий, едва различимый звук, он расширялся, превращался в какую-то мелодию, и она зазвучала в темноте сначала просто звуком, а потом и голосом, нежным женским голосом. Песня моря Анжелины, молитва ушедшим в море.

И опять боль, невероятная, обжигающая изнутри, горящая снаружи всполохами, но в этом пламени боли я стала осознавать сначала руки, потом и всё тело. А Анжелина пела и пела, и её голос гасил огонь боли, он постепенно стал затухать и скоро угас совсем, проявляясь лишь иногда в отдельных местах небольшим всполохом. Стала рассеиваться и темнота, она посерела, и в ней проявились лучи, сначала отдельными полосками, а потом ярким мощным потоком солнечного света.