Я однажды приду… Часть I

– Тебя забрал Олег. Он, пробегая, подхватил тебя на руки и вскоре догнал нас.

– Пробегая?

– Наша скорость передвижения значительно выше человеческой.

– То есть, пока я шла к воротам, вас уже не было в санатории?

– Нет. Мы были далеко, а в аэропорту нас ждал самолет.

На несколько минут повисла напряжённая тишина.

– Зачем? Убить? Это можно было сделать там. Ведь вас не смогла бы остановить никакая охрана. Вас видели и девочки, и работники санатория… я не единственный свидетель.

Он долго смотрел на меня, потом стремительно подошёл, взял за руку и сказал:

– Отдыхай, завтра мы поедем смотреть Неаполь.

Слегка пожав мне руку, он ушёл.

Сколько я не пыталась привести мысли хоть в какой-нибудь порядок ничего не получалось. Воспоминания мешали сосредоточиться, и я сдалась. Решила, что утро вечера мудренее, жива и слава Богу. А сейчас нужно найти ванну, ведь моются же они где-то. Ванну я нашла, вернее, купальный зал. Никакой одежды, кроме халата, у меня не было, и я решила воспользоваться наличием бассейна и быстро искупаться, пока никто не вошёл. Наивная. Вода оказалась очень тёплой и такой уютной, что я стала плавать и нырять, почти успокоив растерзанные нервы. Когда я очередной раз вынырнула, то увидела стоящего у края воды Олега. От неожиданности чуть не утонула: стала захлебываться и махать руками, сразу забыв, что умею плавать. И вдруг он оказался в воде. Одним прыжком Олег выскочил из воды и поставил меня на ноги. Второй раз за день меня голую обнимает мужчина.

– Я тебя так испугал?

– Купальника я не нашла, а в моём возрасте голяком уже не купаются.

Ура! Я уже могу острить. Он поднял со скамейки полотенце размером с простыню и обернул меня в него.

– Пошли, я всё покажу.

Олег открывал передо мной дверцы шкафов и шкафчиков, объясняя, что где лежит. Выдал новый халат и тактично прикрыл меня дверцей шкафа, пока я одевалась, хотя, что уже теперь стесняться? Когда я закрыла дверцу, он тоже был в сухой одежде. Может сам стеснялся. Меня?! Потом он повёл меня на кухню, размером чуть меньше, чем бассейн, но зато с двумя холодильниками, полными разнообразных продуктов. Интересно для кого? Неужели для меня это изобилие? Вопрос вертелся на языке, но я промолчала. Видимо он понял мой взгляд:

– Здесь часто бывают люди. Хочешь чего-нибудь?

Подумав, я решила взять манговый компот. Съев его, взяла ещё кусочек торта и запила удивительно вкусным чаем.

– Я тебе покажу твою гардеробную.

А вот это уже было выше моего понимания. Моя гардеробная? Мы вернулись в мой спальный зал, и когда он открыл одну из золочёных панелей, я замерла: на трех кронштейнах висела разнообразная одежда – от белья до нескольких шуб. Всё. Мой организм получил за один вечер слишком много. Буду жива завтра, вот и перемеряю. Олег пожелал мне доброго сна и куда-то сразу исчез.

Это, видимо, входит в привычку – спать голяком, потому что я забыла поискать в моей гардеробной (?!) ночную рубашку, а возвращаться уже не хотелось. Я только придвинула кресло и аккуратно сложила на нём халат, чтобы можно было одеть его, не вставая с кровати. Я уснула сразу и спала без сновидений, что очень удивительно для меня, так как обычно я очень плохо засыпаю и всегда с какими-то бурными событиями во сне.

Проснувшись утром, я уже не испугалась волны и просто нежилась в её тепле и уюте. Думать совсем не хотелось, но мысли приходили сами и тревожили, требуя ответов на вопросы. Возник и самый главный вопрос – что я здесь делаю? Вспоминая события вчерашнего вечера, никак не могла понять поведения хозяина дома и Олега. К счастью, я больше пока никого не видела. Даже мысли о гардеробной не могли отвлечь. Всё-таки надо вставать, лежа в кровати ничего не узнаешь. Я нашла в гардеробной купальник и решила поплавать. Вчера я не увидела зеркала на всю стену и когда заметила движение, не сразу поняла, что это я. Передо мной стояла толстая тётка с немытыми волосами в тёмно-синем закрытом купальнике. Ну что ж, приведём шницель в относительный порядок – в смысле помоем голову и почистим зубы.

Накупавшись, я вышла на балкон. На столике уже стоял завтрак, лежала новая пачка сигарет. Почему-то вспомнила, что утро у меня обычно начинается с таблеток. Ничего, кровь будет чище, значит, вкуснее. А может хозяин дома любитель экзотических блюд и сейчас меня просто откармливают как бурёнок для более вкусного мяса?

А ведь я даже не знаю, как его зовут.

– Доброе утро.

А вот и хозяин, только вспомни черта.

– Наверное доброе.

Он видимо нажал какую-то кнопку, потому что над балконом опустилась конструкция напоминающая зонт, покрывшая тенью весь балкон. И опять в его руках был ноутбук.

– Я решил, что ты должна знать.

Это был репортаж центральных российских новостей о событиях в санатории. А потом показали тренера на больничной койке, который, к счастью, оказался жив, и девчонок. Они ничего не помнили! Последнее воспоминание – начало выступления Любочки! И, видимо, работники санатория тоже ничего не помнили, так как никаких фотороботов не последовало. Тут я всё поняла – ему нужен был живой свидетель его действий! На переговорах женщина из ФСБ сказала мне, что таких ситуаций по миру в этот день было много и везде все заложники убиты, нигде никаких свидетелей. Я одна на целый мир?! Мало того, что он оставил заложников в живых, пусть ничего не помнящих, так ещё и свидетеля увёл из под носа у всех! Мои мысли неслись, обгоняя друг друга, одна страшней другой. Меня будут искать все: как говорят – и наши и ваши. И ещё – я теперь ходячий повод для объявления войны. Вернее, война уже идёт давно, но скрытно, в тёмных переулках и осталась бы там, но они решили выйти из подполья, громко заявить о себе. Только сказано это было не для простого обывателя, а для тех, кто вершит судьбы и историю государств, и им не нужны свидетели. А военным генералам не нужен свидетель их решимости всех уничтожить, лишь бы победить. Аминь. Лучше пойти и повеситься самой.

Наверное, на этот раз все мои умозаключения были написаны крупными красными буквами на лице, потому что он сказал:

– А ты умнее, чем я предполагал. Ты же не боялась умереть там, в санатории, чего же боишься сейчас?

Он меня не убьет. Будет кормить, холить и лелеять. Пока я ему буду нужна в какой-то его интриге. Он прав, ведь я ещё там решилась на смерть и теперь мне бояться нечего – я уже тогда умерла. А вот эта мысль, которая тоже отразилась на моём лице, ему почему-то не понравилась. Он как-то помрачнел и резко захлопнул ноутбук.

– Я хочу показать тебе дом и познакомить с его обитателями. Через несколько минут я зайду за тобой.

Как он исчез, я даже не заметила. Всё померкло. Вчера, несмотря на ужасы воспоминаний и неясность ситуации, мне почему-то не было так тоскливо и до слёз обидно непонятно за что, как стало в этот момент. Эмоции не просчитать – никогда не знаешь, почему вдруг всё меняется в ту или иную сторону. Вместо того, чтобы радоваться, что есть хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне, я вдруг рухнула в омут какого-то жгучего, до слёз, отчаяния. И дело даже не в том, что я не очень уверена, насколько долго он будет задействовать меня в своей интриге и конец всё равно один независимо от победителя. Что-то очень глубоко личное было в этом отчаянии, совершенно не касающееся всей этой истории.

2

Мне казалось, что комнатам, залам и коридорам дома не будет конца. Зачем мне это показывать, если я никогда не смогу в этом лабиринте разобраться? В таких домах в каждой комнате должны лежать подробные путеводители со стрелочками жёлтого цвета, как можно из этой комнаты найти выход куда-нибудь. В общем – Эрмитаж итальянского разлива. Хорошо, что я надела тонкие джинсы, широченную блузку и мокасины и поэтому ещё могла передвигаться в пространстве. Поразительно, мне всё подходило по размеру, даже бельё. Меня что, измеряли, пока я валялась в бессознательном состоянии? Даже по подбору цветов всё понравилось. Интересно, кто же это организовал? Я так ясно представила, как хозяин дома размышляет, какого цвета мне купить белье, что даже улыбнулась. Хозяин дома заметил мою улыбку и тоже как-то повеселел. Когда он зашёл за мной, я сидела в кресле и смотрела в одну точку на картине и безуспешно пыталась применить технику по восстановлению душевного равновесия, даже глубоко дышала по счёту. Но ничего не получалось. В груди поселился кусок льда, и никакие техники не могли его растопить.

Хозяин вёл меня из комнаты в комнату, иногда комментируя короткими фразами типа: библиотека – книги на восемнадцати языках, в том числе и на русском, или аппаратная – можно посмотреть любой фильм из фильмотеки, которая занимала шкаф размерами с небольшой кинозал, даже монтировать и что-то там ещё делать.

Никто не встретился по пути, и я уже решила, что обитатели этого дома только они с Олегом, когда мы неожиданно вошли в ресторан. Ну, мне так показалось. Или тронный зал. Потому, что в правом углу, на некотором возвышении, стоял только один стол. Вот за ним и сидели трое: двое мужчин и одна женщина.

Конечно же, я сразу обратила внимание на женщину. Удивительно красивая, с шикарными огненно-рыжими волосами, ниспадавшими крупной волной с плеч, ярко-зелёными глазами миндалевидной формы и чётко очерченными полными губами. На вид ей можно было дать не больше тридцати лет, даже, наверное, меньше. Но я, естественно, определила возраст чуть старше. Она была одета в платье изумрудного цвета с низким декольте, что ещё подчеркивало прекрасные глаза, на шее сверкали бриллианты. О фигуре лучше даже не думать.

Мужчины были одеты значительно проще. Одному, в просторном светлом костюме, было тоже лет тридцать, и он выделялся густой, чёрной до синевы шевелюрой. Он сидел, закинув нога на ногу, и курил огромную сигару. Второму, блондину с короткой стрижкой, сидевшему рядом с ним, около двадцати лет, и одет он был в соответствии с возрастом – яркая футболка и джинсы.

Все они обернулись, когда мы вошли в зал. Мужчины сразу встали и мне показалось, что слегка подтянулись как военные при виде генерала. Женщина осталась сидеть и на её лице появилась улыбка.

– Представляю вам нашу гостью. Её зовут Катерина. Она будет здесь жить под моим покровительством, сколько захочет. В моё отсутствие она будет под покровительством Олега.

Последняя фраза меня, мягко говоря, удивила. Что значит – под покровительством Олега? И – сколько захочет?

– Катерина, позволь представить тебе Анну, Виктора и Андрея.

Он поочередно назвал имена, мягким жестом указывая на того, чьё имя называет.

Я всегда чувствую себя неловко в первые минуты знакомства с людьми, а сейчас, учитывая обстоятельства, должна была находиться в состоянии ступора. Но, видимо, занимаясь техникой по восстановлению душевного равновесия, я всё-таки чего-то добилась, или же где-то внутри полностью примирилась с положением шницеля, которому всё равно, есть ли на нём кетчуп. Я была спокойна как сфинкс, только улыбалась дежурной полуулыбкой.

Хозяин дома посадил меня рядом с собой, тут же откуда-то появился молодой человек и поставил передо мной хрустальную вазочку с ломтиками манго и мороженым, пачку сигарет. Неужели Олег вывесил где-то для меня меню? И тут как облили холодной водой – человек здесь только я. Больше ни у кого не было еды. Даже стаканов с водой. И сразу же поняла фразу про покровительство – меня никто не может съесть кроме них с Олегом. Почему-то мне эта мысль даже понравилась, я стала с удовольствием помешивать ложкой в вазочке и вылавливать кусочки манго. А что с меня взять – шницель он и есть шницель. Тем более, такой старый. Шницель с маразмом. Хозяин сам виноват, что у него такой извращённый вкус. В общем, играем дурочку. Не удалось.

– Я показал Катерине новости о ситуации в санатории, и она сразу поняла свою роль.

Вот это да! Дал бы хоть манго доесть! Аппетит пропал, и я мрачно уставилась на присутствующих. Анна слегка приподняла бровь, Виктор внимательно посмотрел на меня и вынул сигару изо рта, Андрей мягко улыбнулся.

– У нас мало времени, её ищут и люди и наши. Виктор, что показало обследование?

– Больших проблем нет, но нужно показать Катерину Самуилу. Кое-что подлечить.

Виктор обернулся ко мне и добавил:

– Это не страшно. Самуил у нас гений и руки у него золотые.

Обследование? Меня может просканировали и на наличие драгметаллов? Что ещё они со мной сделали, пока я была без сознания?

– Андрей, на тебе связь и договорённости. Мне нужны все кланы.

– Будет сделано.

Андрей приложил два пальца ко лбу.

– Анна, на тебе охрана и оружие. Замени всех по внешней линии и определи ходы экстренного движения. Олег тебе поможет, пока я буду здесь.

Анна недовольно спросила:

– Зачем мне Олег?

– Он знает многих в лицо, пересмотрите все записи от ноля.

Повернувшись и внимательно посмотрев в глаза, он взял меня за руку:

– Дай каждому подержать свою руку, и мы сможем найти тебя на большом расстоянии. Так будет легче обеспечить тебе охрану. И ещё – мы слышим лучше вас. Тебе достаточно громко кого-нибудь позвать и тебя услышат в любом конце дома.

Вот это уже очень интересно. А может и мысли здесь все читают? После процедуры пожимания моей руки все снова расселись по своим местам. Хозяин дома негромко позвал:

– Олег, подойди.

Тот тут же проявился ниоткуда и встал рядом.

– Я хочу прояснить для всех один момент. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Катерину обратили.

Интересно, что это значит? Видимо, что-то похуже, чем просто убить. Ответ я получила сразу:

– Чтобы ты стала такой, как мы.

Произнося это, Олег не улыбался,. Ответить мне было нечего, и я решила доесть манго. Видимо, для меня информации опять было с избытком, и я не могла ни о чём думать, кроме того, как смогу вернуться в свои покои. Мне захотелось закопаться на кровати в волны одеяла и больше никогда оттуда не вставать, не дадут ведь.

Олег посмотрел на хозяина дома каким-то странным взглядом, а потом обратился ко мне:

– Я провожу, и ты сможешь немного отдохнуть.

Наконец-то хоть кто-то вспомнил, что я старая тётка и быстро устаю! Я встала и неожиданно для себя сказала:

– Рада была со всеми познакомиться.

Какие же у них были лица! Оказалось, я тоже могу ввести их в ступор.

Пройдя несколько комнат, я решила воспользоваться своим положением особо важного гостя и спросила Олега:

– А у вас тут нет какого-нибудь транспорта для езды по апартаментам?

Он улыбнулся, быстро подхватил меня на руки и… это даже нельзя описать. Комнаты проносились с такой скоростью, что я зажмурилась. Открыла глаза только тогда, когда поняла, что торнадо, державшее меня на руках, замерло. Я смогла только пролепетать, когда меня аккуратно опустили на кровать:

– Спасибо.

Всё-таки я неправильная тётка, думала я, возлежа на шёлковых волнах. В моём возрасте надо сидеть на лавочке во дворе и сплетничать о молодежи, смотреть слезоточивые сериалы и ложиться в девять часов спать. Видимо то, что у меня нет семьи, наложило свой отпечаток. А может быть, родилась такой неправильной. Но, наверное, именно потому, что я читала всякие книжки подростковые, смотрела фильмы не о том и помогает мне сохранить остатки разума сейчас. Могла ведь просто сойти с ума, забиться в какой-нибудь угол и выть от ужаса. А я даже пытаюсь иногда острить. Может быть потому, что меня никто особенно нигде не ждёт. Да, пострадают родители, может некоторые друзья поужасаются какое-то время, но ежедневный быт достаточно быстро приведет всё в привычную колею. И я опять вспомнила санаторий. Как мне было хорошо с этими девочками! Они были такими искренними, такими добрыми, даже в каких-то ссорах мелких, очень чистыми, как роднички. Именно об этом я, наверное, кричала тогда, а не о внешней красоте, хотя и были они удивительно красивы. Именно за это готова была отдать жизнь. И за то, что они потянулись ко мне, не оглядываясь на возраст.

Я вдруг кожей ощутила чей-то взгляд. Ну конечно, кто же ещё.

– Если ты отдохнула, мы можем ехать.

Медленно поднявшись с постели я, наконец, задала интересующий меня вопрос:

– А как мне к тебе обращаться? Или никак не обращаться и просто выполнять твои приказы?

– Можешь называть меня Глеб. У меня было много имён.

– Ты русский?

– Однажды я был им.

– Хорошо, пусть будет Глеб. Форма одежды?

– Свободная. Мы едем на консультацию к Самуилу и покатаемся по вечернему Неаполю. Может ты хотела бы сначала пообедать?

Подумав, я решила отказаться – буду худеть.

На удивление гараж оказался довольно близко. Мы просто через две комнаты спустились по лестнице в подвал. А может быть, тут было несколько гаражей. Ведь говорил же Глеб о каких-то направлениях движения Анне. Хотя удивительно, такая красивая женщина и вдруг – охрана и оружие.

Это была не машина, а небольшой броневик с сильно тонированными стёклами, даже какими-то зеркальными. По крайней мере, я увидела своё отражение в стекле очень чётко. Глеб открыл передо мной дверь рядом с водителем, а сам сел за руль.

И это называется – посмотрим вечерний Неаполь? Машина двигалась с невероятной скоростью, притормаживая и лишь изредка останавливаясь перед светофорами. По телевизору я бы хоть дома увидела.

Машина въехала в подземный гараж какого-то здания, почти не сбавляя скорости. Долго крутились по крутому серпантину и всё вниз. Скоро будем в аду? Глеб на ходу достал какой-то пульт, нажал на кнопку, и неожиданно появившаяся перед нами стена уехала в сторону. Всё, приехали.

Навстречу нам вышел совершенно седой мужчина с внешностью старого мудрого еврея и глазами, полными вселенской тоски по несбыточному, и – о, ужас – в белом халате.

– Здравствуй, Самуил. Это Катерина.

– Здравствуй, Глеб. Привет, Катенька.

Самуил взял мои руки обеими ладонями и внимательно посмотрел в глаза, ослепительно улыбнулся и сказал фразу, от которой у меня всегда поднималось давление в любой клинике:

– Давай мы посмотрим, где у тебя болит.

Сопротивляться было бесполезно, и я безропотно пошла за ним. Куда делся Глеб, я не заметила – его просто не стало.

Несколько часов спустя совершенно измотанная, я сидела за столиком в маленькой, уставленной всякими зелёными насаждениями комнатке и пила ароматный чай из огромной, похожей на советский ширпотреб, кружки. Сигареты я забыла взять с собой и ужасно страдала от их отсутствия. Хотя здесь, наверное, нельзя курить.

Открылась дверь и в комнату вошёл Глеб, заполнив собой всё пространство. В руках у него была пачка сигарет.

– Ты забыла.

Затягиваясь сигаретой и высматривая пепельницу, я уточнила:

– А здесь можно курить?

Он подал мне какое-то блюдце и сказал:

– Тебя Самуил простит.

– А почему только меня?

– Ты только из России. Он многолетний эмигрант с жуткой ностальгией.

Больше ничего сказать он не успел, потому что вошёл Самуил. Он на ходу жевал бутерброд с колбасой и сыром, что очень меня обрадовало.

– Катенька, не слушай его. Моя ностальгия его совершенно не касается. Он болтается по всему миру и понятия не имеет, что такое Ностальгия.

Самуил так и сказал – с заглавной буквы. Что-то их связывало, что-то очень глубокое, что-то такое, отчего лёд в глазах Глеба несколько бледнел.

– Итак, девочка моя…

У меня просто глаза полезли на лоб, я была почти одного возраста с ним, по крайней мере, мне так показалось.

– … мне нужно две недели, я поставлю тебя на ноги и сделаю тебе голливудскую улыбку. Такая красавица как ты должна смело улыбаться жизни. Будешь приезжать каждое утро и уезжать поздно вечером. Я бы оставил тебя здесь на эти две недели, но, думаю, некоторые будут сильно против.

– Против. Когда меня не будет в городе, приезжать будет Олег. Только он.

– Хорошо. Я жду вас завтра утром. Пока, красавица. Глеб, позвони мне позже.

Подниматься по серпантину вверх было как-то спокойнее. А потом был ночной Неаполь. Я представить себе не могла, что Глеб выберет такие романтические места. Из машины мы так ни разу и не вышли. Он ставил машину таким образом, что я переставала дышать от восхищения. Чтобы показать мне эти виды, надо было их найти, а значит искать в соответствующем состоянии души. Небо, звёзды, море, вулкан, удивительным образом подсвеченные здания с определенного ракурса образовывали такую картину, от которой в душе у меня начинал таять кусок льда и растекаться слезами из глаз. Я не стеснялась своих слёз – не всё ли равно, что обо мне думает этот хозяин моей жизни и смерти. И даже была благодарна ему, потому что в своей прошлой жизни я бы этого никогда не увидела. За всю поездку Глеб не сказал ни слова, просто останавливал машину и смотрел на меня. А потом было море.

Мы выехали на какую-то узенькую дорогу, машина едва протискивалась между домами, и долго ехали в полной темноте, фары освещали только глухие щербатые стены. И вдруг стены закончились, свет фар ничего не осветил, и мне показалось, что мы сейчас рухнем в пустоту. Машина остановилась, Глеб вышел, открыл дверцу с моей стороны и спросил:

– Хочешь услышать море?

Я подала ему руку и пошла за ним, от избытка эмоций говорить ещё не могла. Мы куда-то шли в темноте, и чтобы я не упала, он вёл меня за руку.

– Садись и слушай.

Глеб помог мне сесть на какой-то камень. Сначала я ничего не слышала кроме шелеста волн. Потом стала выделять отдельные звуки то выше, то ниже общей тональности. И вдруг эти звуки образовались в мелодию. Это невозможно описать словами. Мне казалось, что я плыву в полной темноте, а мелодия пронизывает каждую клеточку моего тела, всё внутри меня звенит и переливается всеми цветами радуги. И так же неожиданно всё закончилось, остался только шелест волн. Я лихорадочно, со всхлипом вздохнула, оказалось, что не дышала, пока звучала мелодия. Нельзя так издеваться над старой женщиной, подумала я, пытаясь восстановить дыхание и найти в кармашке блузки сигареты.

– Ты услышала.

Он не спрашивал – констатировал факт. Какое-то время мы курили в полной темноте под звуки всё усиливающегося прибоя, пока он не сказал каким-то изменившимся тоном:

– Пора ехать.

Всю обратную дорогу я думала лишь об одном: как могут сочетаться убийство и мелодия моря, прозрачный от переливающегося света закат на фоне Неаполя и девочки на полу гимнастического зала?

Я продолжала об этом думать, плавая в бассейне и ужиная в одиночестве на балкончике. Лучше бы я об этом не думала. Потому, что чем больше об этом думала, тем сильнее перевешивали мелодия волн и закат над Неаполем. Совершенно нелогично и нереально. Попытки привести себя в чувство воспоминаниями событий в санатории и мыслями о своём неясном будущем ни к чему не привели. Тогда я применила последний способ, самый жестокий. Скинув халат перед зеркалом, я долго рассматривала себя. Подействовало.

Несмотря на то, что легла под утро, проснулась я бодрой. Видимо моральная экзекуция перед зеркалом возымела действие. Завтрак уже ждал на балконе. Попивая чай, я пыталась решить насущный вопрос – как же мне теперь себя вести с Глебом после вчерашнего. Вопрос решился сам собой – вошёл Олег и сказал, что к Самуилу меня несколько дней будет отвозить он. Куда делся Глеб, он не стал уточнять, а я не спросила.

Последующие три дня превратились в сплошной больничный кошмар. Мне делали уколы, ставили капельницы, чем-то очень дурно пахнущим обмазывали всё тело и заворачивали в настолько горячую и тяжёлую махровую простыню, что я казалась себе цыпленком табака. А так как в клинике работали только итальянцы, процедуры сопровождались громкими весёлыми разговорами на непонятном мне языке. Самым страшным для меня был, конечно же, кабинет стоматолога, там священнодействовал Самуил. Он фиксировал мою челюсть в держателе – я так обозвала конструкцию, которая не позволяла мне дёргаться во время лечения – и начинал задавать различные вопросы о жизни в России, на которые сам же и отвечал. Ошибался он редко. Чтобы я не умерла от такого лечения, меня иногда кормили какими-нибудь бутербродами и поили то чаем, то кофе. Когда процедуры заканчивались, Самуил сам провожал меня в ту маленькую комнатку, где я была в первый день, и разрешал выкурить сигарету. Олег всегда уже ждал меня там.

На четвертый день я сидела в комнатке Самуила и потягивала какой-то овощной коктейль через трубочку, так как есть уже не могла: остатки моих зубов были частично удалены, частично запилены так, что не только есть – разговаривать невозможно. Олега почему-то всё не было. Неожиданно в комнату вошёл Глеб и спросил вместо приветствия:

– Как дела?

Я что-то промычала в ответ и показала на свой рот, даже довольная тем, что официально могу не разговаривать. Он изменился за дни отсутствия. Как будто принял решение, но пока не знает, что с этим решением делать. Эта мысль пронеслась в голове, и я почему-то испугалась её. За эти дни, состоящие из медицинских процедур и одиноких вечеров на балкончике, я опять же совершенно нелогично успокоилась. Больше ни разу не встретив других обитателей дома, кроме Олега, я привыкла к мысли, что, наверное, не увижу их, в том числе и Глеба. Конечно же я думала о нём. Но решила, что после того вечера он найдёт для себя выход из положения и, естественно, избавится от меня – отдаст одной из сторон за выгодную для него цену. Видимо, этот день настал. Обидно, что я даже не смогу ничего напоследок сказать из-за отсутствия физической возможности.