Сердце на льду

– Здравствуйте, доктор! Давайте сделаем это быстро: меня ждет золотая медаль, а вас… – я врываюсь в кабинет с игривым настроением, но тут же останавливаюсь как вкопанная.

– Зефирка?

– Американо?

Мы таращимся друг на друга в немом шоке. Мозг лихорадочно соединяет кусочки пазла: вчера утром он сидел в кафе неподалеку от спорткомплекса в строгом пиджаке с папкой документов, а сегодня уже вовсю осматривает фигуристок? Ну конечно! Он был здесь на собеседовании.

– Ты фигуристка? – кивает Американо, словно подтверждая очевидное. Его голос звучит спокойно, но в глазах читается легкий интерес.

– Капитан Очевидность, могу пройти?

– Конечно. Садись на кушетку, – отвечает он с легкой улыбкой, уже направляясь к раковине.

Доктор Максвелл тщательно моет руки, затем дезинфицирует их и только после этого подходит ко мне. Его движения выверенные и уверенные, как у человека, который привык контролировать каждую деталь.

– Итак, говоришь, тебя ждет золото? – спрашивает он, направляя фонарик мне в глаза. Затем его пальцы плавно перемещаются к шее, осторожно ощупывая область за ушами. Эти стандартные проверки я проходила сотни раз, но никогда раньше они не вызывали у меня такой странной дрожи и необъяснимого напряжения где-то внизу живота.

Ну вот, Золотова, приехали, тебе понравился тот самый доктор, в которого уже вцепилась своими коготками Мередит.

– Да, а иначе зачем я здесь? – отвечаю с вызовом, стараясь скрыть волнение.

– Ты ведь пока не в сборной? У меня ты отмечена как резерв, – его голос звучит буднично, но слова цепляют за живое.

Руки Доктора Максвелла опускаются к моим плечам, проверяя подвижность суставов, а затем останавливаются на колене. Я едва заметно вздрагиваю от прикосновения – оно кажется слишком личным, будто это не просто работа врача. Или мне хочется, чтобы это было не только работой?

– Больно? – спрашивает он, подняв на меня взгляд.

– Нет, просто неожиданно… – поспешно оправдываюсь, лишь бы он не решил заставить меня снимать легинсы для более тщательного осмотра.

– Неожиданно? Ты же профессиональная спортсменка. Или ты впервые на осмотре у врача? – в его голосе звучит легкая насмешка.

– Нет! Просто задумалась! – фыркаю, стараясь выглядеть уверенной.

– Повернись спиной, – его голос становится чуть строже. Это скорее приказ, чем просьба.

Я поворачиваюсь, и Курт начинает осматривать мою спину. Его пальцы движутся вдоль позвоночника, и я чувствую тепло его рук через тонкую ткань. Чтобы разрядить обстановку и избавиться от неловкого молчания, решаю продолжить разговор:

– Я в резерве только потому, что у меня еще нет гражданства. Но это уже почти решенный вопрос. К Олимпиаде я буду "своей" на все сто процентов!

– И ты уверена, что попадешь в основной состав? – его пальцы задерживаются на одной из точек на моей спине.

– Странно было бы не включить действующую чемпионку Европы и Гран-при. Ты так не считаешь?

– Почему ты не выступаешь за свою страну? Откуда ты? – его вопрос звучит просто, но я чувствую подвох.

– Из Ро… Ай!

В этот момент его пальцы нажимают на одну из точек на моей спине, и я непроизвольно вздрагиваю от ноющей боли.

– У тебя зажимы. Нужно походить на массаж, – заключает он спокойно.

– Это обязательно? – спрашиваю с долей надежды на отрицательный ответ.

– Это поможет тебе лучше выполнять элементы. Но твое тело – твое дело, – отвечает он равнодушно, словно давая понять, что решение за мной.

Я выдыхаю с облегчением: похоже, он не из тех врачей, которые будут ходить за мной по пятам и заставлять отдыхать после каждой мелочи.

– Сними лонгслив, – его следующий приказ застает меня врасплох.

– Эм… Зачем? – чувствуя себя неуютно.

– Затем, что мне нужно видеть работу суставов. Через плотную ткань это невозможно сделать корректно.

– Они нормально работают! – поворачиваюсь к нему лицом и оказываюсь слишком близко к его лицу.

– Что-то скрываешь? – он смотрит мне прямо в глаза с таким спокойствием и уверенностью, что я теряюсь.

– Ничего я не скрываю! Просто не хочу тратить время тренировки на это!

– Я здесь для того, чтобы твои тренировки приносили результат. Сними чертов лонгслив! – его голос становится жестче. Мне кажется или он злится? Но даже если так, как же это привлекательно!

Я резко спрыгиваю с кушетки и расстегиваю молнию на груди с показной решимостью. Снимаю его одним движением и остаюсь в спортивном розовом топе и легинсах. Поддеваю край топа пальцами и с вызовом спрашиваю:

– Его тоже снять? Проверять будешь?

Курт даже не удостаивает мой вопрос взглядом.

– Не паясничай. Ложись на живот, – бросает сухо.

Он даже не посмотрел! Обидно.

Я решаю больше не спорить. Складываю руки, утыкаюсь в них лицом и молча жду. Курт начинает прощупывать мою спину – его движения точные, выверенные, абсолютно профессиональные. Ни намёка на какую-либо близость. А с чего бы? Он и тогда, у кафе, едва обратил на меня внимание, а сейчас тем более. У него таких, как я, целая сборная: одна другой краше. Правда, умом не блещут, но ведь многим мужчинам это только на руку.

– Ай! – вскрикиваю я и резко вскакиваю. Даже не заметила, как он перешёл от спины к ступне и схватил её рукой.

– Где больно? – его голос звучит спокойно, но в нём сквозит настойчивость.

– О, нет… нигде! Просто не была готова… – пытаюсь отмахнуться.

– Снова? Сена, говори честно: где болит? – он смотрит на меня с таким видом, будто видит насквозь.

– Ни… – начинаю я, но Курт надавливает пальцами на ступню, и я не выдерживаю – вскрикиваю: – Г-д-е…

Максвелл тут же срывает с моей ноги носок и впивается взглядом в обмотанные пластырями ступни.

– И когда ты собиралась мне об этом сообщить? – настойчивый, грозный вопрос заставляет меня сжаться.

– Никогда! – огрызаюсь я и пытаюсь выдернуть ногу, но он держит её железной хваткой.

– Тебе нельзя на лёд! Ты хочешь без ног остаться? – тон становится ещё жёстче.

– Пусти!

– Нет. Я должен всё осмотреть и обработать.

– Я уже всё сделала! Это обычные мозоли! – пытаюсь оправдаться.

Курт выдерживает мой взгляд. Его глаза сверкают холодным светом, а затем он резко отворачивается и направляется к своему столу. Схватив ручку, он начинает что-то быстро записывать.

– Или ты позволяешь мне осмотреть тебя как следует, или я подписываю официальный запрет на тренировки и отправляюсь к твоему тренеру. В любом случае сегодня на лёд ты не выйдешь! – он поднимает на меня глаза, держа в руке справку, готовую к подписи. Он полон решимости.

Какие у меня варианты? Никаких. Чёртов доктор Максвелл оказался слишком внимательным и дотошным.

– Первое… – мямлю я, скрестив руки на груди в защитной позе. Моё раздражение буквально бурлит внутри.

– Конкретнее?

– Я выбираю первое! – фыркаю я, но вижу, что он даже не думает откладывать ручку. – Осматривай что хочешь, только не запрещай тренироваться! – обречённо плюхаюсь обратно на кушетку.

Его губы растягиваются в едва заметной улыбке – то ли насмешливой, то ли довольной. Эта улыбка делает его ещё привлекательнее, чем он есть на самом деле. А эти чувственные губы… Что? Я только что назвала его губы чувственными? Кто-нибудь, ударьте меня за это!

– Так что? Будем дальше играть в молчанку или всё-таки проверишь мои навыки обращения с пластырями? – пытаюсь нарушить тягостное молчание.

Курт не отвечает, просто молча встаёт и идёт к раковине, чтобы снова вымыть руки.

– Откуда мозоли? – спрашивает он спустя мгновение.

– Новые коньки! – отвечаю без заминки.

– Посмотрим.

Его тёплые руки осторожно обхватывают мою ступню. В этот момент я неожиданно расслабляюсь. В его прикосновениях есть что-то успокаивающее, почти магическое. От него веет уверенностью и надёжностью. Кажется, у этого человека всё всегда под контролем. Будто он никогда не совершает ошибок.

Курт тщательно обрабатывает каждую рану, даже самую мелкую царапину. Затем аккуратно наклеивает новые спортивные пластыри. Его сосредоточенность и точность движений просто завораживает.

– Сегодня побереги ноги. Половина тренировки уже прошла, а завтра зайди ко мне на осмотр, – произносит он наконец, убирая инструменты.

Закончив со мной, Максвелл возвращается к своему столу и снова принимается записывать что-то в своих бумагах.

– Могу идти? – спрашиваю я с надеждой.

– Конечно, – отвечает он безразличным тоном и кивает, даже не удосужившись поднять голову.

Засранец!

Я быстро натягиваю носок и остатки одежды, после чего буквально вылетаю из кабинета. Злюсь до невозможности. Вот только никак не могу понять: из-за чего именно? Меня злит, что он лишил меня тренировки, или потому что оказался тем самым парнем из кофейни… Парнем, который мне понравился куда больше, чем я готова признать.

Глава 3. Изгой

Сена.

Итак, что мы имеем? Если я не завершу проект по экономике предприятия, то, скорее всего, вылечу из университета как пробка из бутылки. И это я ещё даже не добралась до по-настоящему сложных предметов, где вся лекция превращается в поток профессиональной терминологии, понятной только избранным.

Может, обратиться к Элли? Она-то точно в этом разбирается. Но сейчас ей явно не до меня: каждый раз, когда мы созваниваемся, она либо мчится на встречу, либо пытается поймать связь на каком-нибудь светском мероприятии, либо кричит в трубку, перекрикивая ликующую толпу на хоккейной арене. Такова жизнь спортивного агента и девушки одного из самых известных хоккеистов мира. Расписание Картера плотно забито 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Я даже не представляю, как моя сестра успевает управлять своим консьерж-агентством и одновременно справляться с другими клиентами.

Я забираю поднос с едой и направляюсь к своему любимому столу, который мысленно называю «вип-зоной». Здесь никогда никого нет – только я. Остальные, наверное, думают, что я одиночка или изгой, но это не так. У меня просто не было ни времени, ни возможности завести друзей. Я настолько погрузилась в спорт, что практически забыла о существовании жизни за пределами льда. А ведь в Москве мне удавалось балансировать между тренировками и обычной подростковой жизнью. Спасибо маме и Элли, которые всегда напоминали мне, что спорт – это далеко не всё, и нужно искать себя в других увлечениях.

Весь день я провожу среди людей, говорящих на двух языках: один из них я не знаю, а второй только-только освоила до уровня «свободного разговорного». Постоянно приходится переводить, напрягать мозги и буквально выворачивать их наизнанку, чтобы хоть что-то понять. Поэтому обед в одиночестве для меня – не наказание, а настоящее спасение. Здесь я могу спокойно разобрать лекции, пересмотреть свои и чужие выступления или просто отключиться от всего мира с куском сэндвича в зубах и русской музыкой в наушниках.

– Сена!

Я слышу своё имя и автоматически оборачиваюсь в поисках того, кто меня окликнул.

– Мы здесь! Иди к нам! – Дон улыбается во весь рот и машет мне рукой из другого угла университетской столовой.

Я киваю и бросаю тоскливый взгляд на свой тихий уголок. Вздохнув про себя, поворачиваюсь и нехотя направляюсь к столу Дона и его компании.

Нельзя быть такой асоциальной, Ксю. Общайся с людьми!

– Привет! – я неловко подхожу к их столу и останавливаюсь рядом.

– Хай! Знакомься… это Марта, моя сестра, поэтому приходится делать вид, что мы дружим и таскаться везде вместе, – представляет Дон девушку с длинными огненно-рыжими волосами.

– Ой, да без меня с тобой бы вообще никто не общался! – Марта закатывает глаза и тут же переводит на меня дружелюбный взгляд. – Привет-привет, красотка!

– А это Джекки, – Дон указывает на девушку с высоким тёмным хвостом и двумя тонкими косичками у лица. Она поднимает банку газировки в приветственном жесте.

– Тоби! Он у нас человек без костей! – продолжает парень с улыбкой.

– Ого… – протягиваю ему руку для приветствия. В ответ Тоби делает плавное движение всем телом и технично выбрасывает кисть ко мне в стиле танцевального приветствия. Его прозвище мгновенно становится понятным.

– И наконец… Бен! Или Бенито! – завершает Робинсон представление.

– Ола, милашка! – загорелый парень с ярко выраженной латиноамериканской внешностью подмигивает мне с широкой улыбкой.

Кажется, моё одиночество сегодня отменяется.

– Да у вас тут настоящая дружба народов! Рада представить славянский сектор, – говорю я, делая шутливый поклон в русском стиле.

– Добро пожаловать в Unity Crew!

– Это ваше…

– Да, наше название, – кивает Дон. – Мы решили, что оно лучше всего отражает нашу разношёрстность.

Ребята смеются, а Марта, не теряя времени, освобождает место рядом с собой. Пока я усаживаюсь, она тут же начинает засыпать меня вопросами.

– Итак, рассказывай! Ты из тех, кто считает себя лучше других, или из адекватных?

– Что ты имеешь в виду?

– Ладно, спрошу проще: олимпийская медаль или роскошный дом на побережье Тихого океана и безлимит на банковском счёте?

– Хочешь, чтобы я продала мечту за какой-то дом? – я фыркаю, изображая возмущение.

– Не какой-то, а на побережье с белоснежным песком, мягким, как взбитые сливки, – мечтательно уточняет Марта.

– Ты смеёшься? Конечно, я выберу… – я делаю паузу, намеренно растягивая момент и сбивая их с толку. – Дом!

– А-а! Моя девочка! – Марта радостно вскрикивает и выставляет ладонь, чтобы я хлопнула по ней. Ребята начинают ликовать, а Дон гордо заявляет, что это он первым заметил меня и привёл в компанию.

Можете считать меня недостаточно преданной своему делу, но будь у меня выбор… Я бы и правда задумалась. Мечта, медаль, признание – это всё прекрасно. Но дом… Нет, вы только представьте… Свой. Роскошный. На побережье.

– Сена, верно? – уточняет Марта. Я киваю.

– Почему не со своими спортсменами тусуешься?

– Это не я с ними не тусуюсь. Скорее они со мной не хотят, – пожимаю плечами и накалываю вилкой помидор из салата.

– Всё потому, что ты не говоришь про лёд все 24 часа в сутки?

– Возможно. Я обсуждаю его только восемь часов в день. Остальное время предпочитаю спать.

– Ха-ха, не верю! Ну-ка, кто твой любимый певец или певица?

– Пусть будет Билли Айлиш, – отвечаю первое, что приходит в голову. На самом деле я меломан и слушаю всё подряд: от русских и украинских исполнителей до классики и западной поп-музыки.

– Любимые книги?

– Про маньяков или фэнтези. Прочитала всего Майка Омера.

– Стиль в интерьере?

– Ой, это просто: контемпорари.

– Ничего себе познания! – вставляет Тоби с уважением в голосе, пока Марта продолжает свою атаку вопросов.

– Сериал?

– «Друзья».

– А из свежего?

– Пусть будет «Элита».

– Еда?

– Эклеры! Но один эклер равняется дополнительному кардио в зале, так что ем их только в крайних случаях.

– Город?

– Нижний Новгород!

– Это… где? – спрашивает Бенито с искренним любопытством.

– Россия. Я там родилась, – поясняю я.

– Вот видишь! – вскрикивает Марта с победным видом. – Ты человек!

– И правда неожиданно, – смеюсь я, совершенно не понимая, к чему был весь этот допрос.

– Ты ответила на кучу вопросов о себе даже не задумываясь. А знаешь почему?

– Ну-ка просвети меня.

Марта торжественно тычет пальцем мне в лоб:

– У тебя в голове не только лёд! И это, детка, чертовски круто! Уверена, Лэнгтон может часами обсуждать программы своих конкуренток, но спроси её о чём-то другом – и что она ответит?

– Что у неё нет времени на это всё? – заканчиваю я фразу за неё.

– Именно! Шайка коньковых вообще ни о чём другом никогда не разговаривает. Поэтому мы давно оставили попытки подружиться с кем-то из них.

– Они элита! – вставляет Джекки с выражением скорее пренебрежения, чем восхищения.

– Да уж! Сначала входит их высокомерие, а потом уже они сами, – смеётся Тоби, делая плавное движение рукой в воздухе.

Надо же, я никогда не задумывалась, как мы, профессиональные спортсмены, выглядим со стороны. Конечно, это может быть частным случаем, и не у всех нас лёд вместо мозгов, но всё же… Высокомерные? Хм, в это я могу поверить. Ведь именно непомерное эго и искусственно выстроенная иерархия мешают мне тренироваться в здоровой атмосфере. Постоянно приходится быть начеку, ожидая подставы от Лэнгтон или её «свиты».

– Ребята, профессиональный спорт – это не шутки. И, честно говоря, все спортсмены немного… того, – я неожиданно решаю защитить своих «коллег». Может быть, потому что сама понимаю: когда дело касается фигурного катания и соревнований, я тоже не совсем нормальная.

– Просто мы не особо видим жизнь за пределами льда. Всё внимание сосредоточено только на одном, – заканчиваю я своё оправдание.

– Тогда как так вышло, что ты видишь? – Марта прищуривается, словно пытается разгадать мой секрет.

Я улыбаюсь, вспоминая мамины слова: «Катайся ради катания, а не ради куска металла. Лёд должен быть твоей стихией, а не тюрьмой».

– Меня немного по-другому воспитали, – подмигиваю ей, оставляя детали за кадром. – Поверьте, у меня тоже лёд головного мозга. Чем ближе Олимпиада, тем дурнее я становлюсь, – хихикаю, предупреждая их о своей нарастающей одержимости побеждать всех и вся.

– Нам пригодится твоё упорство, – успокаивает меня Дон с теплотой.

Окончание перемены прерывает нашу беседу, и мы разбегаемся по своим аудиториям. Кажется, у меня появились друзья. И это именно то, что мне сейчас нужно.

***

В спорткомплексе я оказываюсь за час до тренировки. Нужно заглянуть к «прекрасному» доктору Максвеллу: выслушать его лекцию о том, как ужасно тренироваться с «пустяковыми» синяками, потратить двадцать минут на спор и выйти с допуском до тренировки за пятнадцать минут до её начала. Идеальный план!

Я подхожу к кабинету и поднимаю руку, чтобы постучаться, но не успеваю.

– Зефирка? Что ты здесь делаешь так рано? – голос Курта раздаётся за моей спиной. Его бархатный тембр парализует меня на месте.

Медленно оборачиваюсь и натягиваю очаровательную улыбку:

– Доктор Максвелл, – сладко протягиваю его имя, хлопая ресницами. – Не терпится пройти у вас осмотр.

Если бы соблазнение врача гарантировало мне выход на лёд, я бы так и сделала.

Стоп. Я правда подумала о том, что готова соблазнить доктора ради справки? Чёрт! Этот человек слишком плохо влияет на мою психику.

– Ты отвратительная актриса, Сена, – он закатывает глаза и открывает дверь кабинета. Широким жестом приглашает меня войти первой.

– Зато фигуристка хорошая, – бросаю через плечо и прохожу внутрь.

Я весело разворачиваюсь на носках, но звук захлопывающегося замка заставляет меня замереть.

Запирает. Дверь.

Холод пробегает по спине. Все мои фантазии о нём мгновенно превращаются в нелепый бред незрелой девчонки. Я вовсе не хочу оставаться с ним наедине в ситуации, где не смогу сбежать.

– Рассказывай! – его резкий тон прерывает мои тревожные мысли.

Курт стоит у двери, скрестив руки на груди. Он не надвигается на меня угрожающей походкой хищника и не сверлит взглядом. Скорее выглядит усталым и раздражённым.

– Я не понимаю… Зачем ты запер дверь? – мой голос звучит тише, чем я ожидала.

Он бросает небрежный взгляд на замок за своей спиной, словно сам не заметил, как только что повернул ключ.

– Тебе некомфортно? – спрашивает он, тут же поворачивая ключ обратно. В щелчке замка слышится извинение. – Привычка. Раньше я работал с футболистами, и в мой кабинет постоянно кто-то врывался. То журналисты пытались что-то вынюхать о травме игрока, то фанатки мечтали затащить звезду футбола в ЗАГС. Да и сами парни любили вваливаться, будто это их личная раздевалка. Поэтому я всегда закрываю дверь, если у меня осмотр или конфиденциальный разговор.

– Значит, футбол? – мои глаза расширяются от неожиданности. Кажется, доктор Максвелл ещё интереснее, чем я думала.

– Европейский футбол, – уточняет он с лёгкой усмешкой. – Тот, в который ногами играют.

– Я знаю, – смеюсь, удивлённая тем, что он решил объяснить мне очевидное. – Я же из России.

– Точно!

– Да, у нас тоже играют в европейский футбол, не поверишь.

– Думал, вы там только в хоккей умеете, – бросает он с лёгкой насмешкой.

– Не только, но ты прав: всё, что связано со льдом, у нас получается лучше, чем на траве.

– Суровый народ, – хмыкает Курт, и его губы растягиваются по сторонам.

– Ещё какой… – отвечаю я сдержанно, застенчиво улыбаясь и опуская взгляд.

В комнате воцаряется тишина. Мы обсуждаем обычные вещи, но между нами повисает странное напряжение. Кажется, будто за этими словами скрывается что-то большее. Флирт? Или мне это только кажется? Во все наши предыдущие встречи мы спорили и доказывали друг другу свою правоту, а сегодня впервые просто разговариваем – и это слишком приятно. Приятнее, чем должно быть.

Но вдруг Курт отталкивается от двери и направляется ко мне. Я не успеваю ничего предпринять – он оказывается рядом слишком быстро. А его следующий вопрос мгновенно меняет настроение в кабинете.

– Откуда у тебя мозоли? – голос звучит спокойно, но настойчиво.

Максвелл сохраняет безопасное расстояние, но его близость всё равно кажется почти интимной.

– Новые коньки, – отвечаю я, чуть запнувшись и тут же мысленно даю себе подзатыльник.

Соберись, Золотова! Убедительнее!

– Враньё! – он не повышает голоса, но его уверенность звучит как приговор.

– Это твои проблемы! – резко развожу руками, стараясь выглядеть непоколебимой.

Вот это уже лучше. Не дай ему сломить тебя!

Курт опирается руками на кушетку по обе стороны от меня, склоняясь чуть ближе. Его поза выглядит расслабленной, но в ней чувствуется давление.

– Я тоже был профессиональным спортсменом и прекрасно знаю: ты врёшь. Любой фигурист знает, как разнашивать новые коньки. Хреновая из тебя спортсменка выходит, если ты так и не научилась этого делать к восемнадцати годам, – он намеренно задевает меня, провоцируя на эмоции.

– Я просто не успела этого сделать! – парирую громче, чем планировала.

– Почему тогда не каталась в старых?

Заминка. Думай быстрее!

– Выбегала в спешке, схватила первые попавшиеся! – выкручиваюсь я с натянутой самоуверенностью.

– Почему не вернулась их поменять? – острый взгляд Курта подлавливает меня, как безмозглую рыбешку в озере.

– Что ты ко мне пристал?! – взрываюсь я и вскидываю руки в раздражении.

– Ты врёшь! Говори правду: что случилось с коньками? – ещё жёстче приказывает он, забывая о всяких приличиях и личных границах.

– Я не обязана тебе ничего объяснять! – выпаливаю я прямо в лицо Доктору – Доставучему индюку – Максвеллу и оказываясь ещё ближе к его лицу.

– Сена! Не выводи меня!

Я подвисаю. Воздух между нами густеет, пропитывается электричеством, пульс ускоряется и запускает вибрацию в каждой молекуле. Наши взгляды пересекаются, как два клинка, гнев и упрямство, которые столкнулись в безмолвном поединке.

Мы стоим на грани – ещё немного, и эта зыбкая черта будет стерта. Кажется, что пространство вот-вот разорвётся от накала эмоций. Вот тебе и медицинский осмотр – фарс, который грозит обернуться полем битвы. Я не знаю, кто из нас первый сорвётся, но ощущение неизбежности витает в воздухе. Молитесь за нас обоих: не факт, что здесь останутся выжившие.

– Да пошёл ты! – в сердцах выкрикиваю я, толкая Курта в грудь. Порываюсь уйти, но его сильная рука мгновенно перехватывает меня за талию. Одним уверенным движением он усаживает меня на кушетку, будто я совсем ничего не вешу.

– Ты совсем охренел?! – мой голос звучит возмущённо, но дрожь в нём выдаёт смятение.

Максвелл срывает с моего плеча сумку и, не теряя ни секунды, достаёт из неё коньки.

– Что ты делаешь? – испуганно спрашиваю я, но даже не пытаюсь остановить его. Всё моё тело будто заковано в ледяные оковы. Не то чтобы я боялась его, нет… Но то, с какой лёгкостью и властностью он усадил меня на это чёртову кушетку, заставляет моё сердце биться чаще. Это странное сочетание возбуждения и покорности застает меня врасплох.

Он может скрутить меня, как захочет. Может сделать со мной всё, что пожелает.

Эти мысли отдаются где-то глубоко внутри моего тела совершенно неправильной реакцией.

Золотова, очнись! Ты должна бояться! Он же грубо схватил тебя!

Мысленно кричу я самой себе. Но разум словно уходит в тень, уступая место чему-то первобытному и непозволительному.

Я остаюсь сидеть на кушетке, ошеломлённо наблюдая за тем, как Доктор – Ходячий секс – Максвелл внимательно осматривает мои новые коньки. Его лицо остаётся бесстрастным, словно он решает что-то исключительно важное. Затем Курт аккуратно убирает их обратно в сумку и, не удостоив меня даже взглядом, возвращается к своему столу.