Без права на ошибку. Книга первая

– Вась, ты же не деревенский молокосос, а немецкий штандартенфюрер, хорошо разбирающийся в шнапсе и в водке, но предпочитающий пить коньяк!

Словом, офицеры хорошо посидели за столом, от души ели и пили, изредка поднимались из-за стола, сходить в туалет или покурить на крыльцо. Разговор за столом в основном шел о делах на Восточном фронте. Альберт после двух стаканов коньяка, стал каждой бочке затычкой, лез во все разговоры и со знанием дела говорил о вещах, понятия о которых не имел. С большим трудом Василию удалось его идти домой. Ресторан они покинули около девяти часов вечера, но на квартиру к генеральше почему-то пришли за полночь.

2

Полковник Пауль Хелинг фон Ланценауер уверенно вошел в кабинет и, направляясь к столу, за которым сидел штандартенфюрера СС Альфред Нетцке, поприветствовал его по-армейски коротким броском правой руки к брови правого глаза. Альфреду пришлось подниматься на ноги, бросать свою правую вперед и кверху в римском салюте и негромко произнести:

– Зиг Хайль! Рад встретиться с вами, полковник! Спасибо, что вы не забыли своего обер-лейтенанта Альфреда Нетцке, нашли время ему позвонить, чтобы договориться о встрече со мной! Извините, господин полковник, вы, как предпочитаете, провести нашу беседу, один только разговор или я могу предложить вам кофе или чай, русскую водку или армянский коньяк, сигареты или сигару?

– Какой выбор?! В Берлине такого не встретишь! Там тебе могу предложить лишь слабенький чаек, настоянный на полевых цветочках! Но почему коньяк армянский, а, не скажем, французский Наполеон или Хеннеси?!

– Может быть, господин полковник Ланценауер, потому что этот коньяк очень хорош, его и только его пьет сэр Уинстон Черчилль, он его пьет и на завтрак, и на обед, и на ужин, при этом закуривая свою любимую гаванскую сигару!

– Да, господин штандартенфюрер, не зря меня в Берлине предупреждали о том, что вы очень информированный человек и с вами нужно ухо держать востро! У меня в полку вы хорошим и многообещающим офицером! Когда я подписал на вас приказ о присвоении звания «капитан», то уже тогда подумал о том, чтобы вас перевести в штаб своего полка. Но началась война, все подразделения полка были переброшены через границу для выполнения боевых заданий. И все сразу же изменилось, время потекло с немыслимой быстротой. Когда я снова поинтересовался вашей судьбой, то начштаба мне доложил, что вами заинтересовался сам адмирал Канарис и ваши документы из полка он забрал в центральный аппарат. Ну, а потом последовал ваш стремительный карьерный взлет. Ну, да, ладно, давайте нашу беседу продолжим, вон за тем уютным столом. С удовольствие выпью хорошего кофе экспрессо, армянского коньяка и выкурю отличную сигару Imperiales Clasico Corona.

– С удовольствием угощу вас, полковник, вы тогда проходите и устраивайтесь за тем столиком. Я же на секундочку вас покину, только распоряжусь о том, чтобы нам приготовили бы хорошего кофе.

Оставив дверь открытой, чтобы не смущать гостя, Альфред Нетцке прямо с порога кабинета своему адъютанту отдал распоряжение, чтобы ему и гостю приготовили кофе из его личных запасов, принесли бутылку армянского коньяка, сигару Corona, а также несколько бутербродов с красной и с черной икрой. Одновременно он унтерштурмфюреру СС Валдису Мюллеру жестами руки показал, чтобы техники записали на звуковую пленку его разговор с полковником фон Ланценауером, командиром полка «Бранденбург 800».

Вчера ему перезвонил майор Ганс Вебер из центрального аппарата Абвера и проинформировал о том, что командир полка «Бранденбург 800» выезжает в командировку в штаб-квартиру группы армий Центр, расположенную в Старо-Борисове, с целью ознакомления с обстановкой на Восточном фронте.

– Один день он планирует пробыть в Минске, он хочет встретиться с парой человек из своего полка, находящихся на излечении в минском госпитале. Он также официально запросил возможность встретиться и побеседовать с вами, господин штандартенфюрер. Адмирал не возражает против такой встречи, он даже считает, что она будет полезна для вас обоих, обмен опытом, знаете ли вы!

– Слушай, Ганс! Последнее время я не работаю, а все время участвую в каких-то торжественных мероприятиях. Последний раз в тылу русских я был месяц назад. С тех пор я каждый день только и делаю, что меняю погоны на своем мундире, а пару дней назад меня заставили поменять и сам мундир. И всегда кто-то принимает за меня решение. Вот и сейчас ты звонишь мне и сообщаешь об очередной встрече, а я бы предпочел собрать свою роту и вместе с своими ребятами отправиться в тыл к русским, чтобы там потрепать им нервы! Я хорошо понимаю и твое положение, Ганс, так что я принял к сведению твою информацию, буду ожидать появление этого твоего полковника фон Ланценауера в Минске.

Вернувшись обратно в кабинет, Альфред Нетцке сразу же прошел к чайному столику, за которым уже устроился Пауль фон Ланценауер, и присел во второе кресло. Из кармана он достался офицерские сигареты с фильтром «Империал», зажигалку Зиппо и все это небрежно швырнул на столик перед собой.

– Извините, полковник! Сейчас нам все принесут и тогда мы сможем от души наговориться. Какими вас судьбами занесло в этот почти полностью разбомбленный нашей авиацией белорусский провинциальный городишко. Когда я впервые оказался в нем, то в глубине души ужаснулся тому количеству разбомбленных домов, па также нищете и плохих условий жизни его горожан.

– Понимаете, штандартенфюрер, в одном из минских госпиталей сейчас лежат два лейтенанта из моего полка. Им здорово не повезло с последним боевым заданием. Хваленное Люфтваффе Геринга оба этих взвода выбросило на сорок километров восточней заданной точки выброса. Перед вами, штандартенфюрер, я могу и не скрывать деталей боевой задачи их взводов. Одним словам, они должны были разгромить штаб 37-й армии, а в конечном итоге получилось, что оба их взвода выбросили в расположение дивизии Красной Армии, только что вышедшей из окружения. Красноармейцы оказались опытными парнями и, когда увидели купола парашютов над своими головами, то из пулеметов расстреляли половину парашютистов, а на вторую половину они пошли в штыковую атаку. Вот тогда один из лейтенантов получил удар штыком в живот. Выжить, он выжил, но с животом у него теперь не все в порядке, после излечения в госпитале, он, вероятно, вернется в Рейх. Ну, а со вторым лейтенантом, слава богу, все в порядке, он получил два пулевых ранения в бедро. После выздоровления он обязательно вернется в строй!

В этот момент послышался вежливый стук в дверь кабинета. Дверь распахнулась и на пороге кабинета показалась белорусская девушка Марийка Ковтун, в недавнем прошлом студентка второго курса Минского медицинского института. Семен Нечипоренко получил ее, отправив соответствующий запрос на минскую биржу труда. Девушка второй день работала подавальщицей на кухне. Вот и сейчас она катила перед собой столик на роликах, на столике стоял горячий кофейник, молочница с молоком, бутылка коньяка «Двин», большая тарелка с бутербродами из черной и красной икры, а также чайные чашки, стаканы, фужеры. Марийка быстро все это перенесла на стол, откуда-то достала и положила перед полковником фон Ланценауером гаванскую сигару «Корона» в металлическом чехле. Девушка секунду подождала, может кто-то хочет заказать еще чего-нибудь дополнительного, затем взяла свой столик и покатила его к выходу из кабинета.

– Когда я в очередной раз встречался с Серым и сказал ему, что перед Старо-Борисовым на день задержусь в Минске, то он мне посоветовал обязательно с вами встретиться. При этом сказал, что вы, штандартенфюрер, являетесь большим знатоком советских партизан, хорошо разбираетесь в методике борьбы с ними. Ну, а чем нам говорить, когда никакого партизанского движения пока еще сейчас не существует. Я пока еще ничего не слышал о существовании какого-либо крупного партизанского отряда. О них в основном вспоминают командиры тех частей Вермахта, чье тыловое снабжение было нарушено. Вот, чтобы списать свои грехи на чужие головы, они и заговорили о партизанах.

Первым, как только за девушкой подавальщицей закрылась дверь, заговорил Пауль фон Ланценауер. Одновременно он налил себе кофе в маленькую кофейную чашку из кофейника, прогустировал напиток и радостно заулыбался. Кофе был хорошим, настоящим, а не каким-то берлинским эрзацем! Тем временем Альфред Нетцке ловко управлялся с бутылкой «Двина», откупорив ее, он разлил коньяк по двум фужерам.

– Ну, это вы зря так думаете и говорите, господин полковник! – Авторитетно заявил штандартенфюрер СС Альфред Нетцке. – Первые партизанские отряды уже появились, но они пока еще слабые, плохо организованны и плохо вооружены. К тому же они пока не имеют единого командования из Москвы. Да и сейчас основную тяжесть борьбы с нами несут, так называемые «окруженцы», подразделения Красной Армии, попавшие по удары наших танковых групп и армий. Потеряв тяжелое вооружение, эти войска ушли в леса и под покровом крон деревьев, эти красноармейские подразделения пробираются к линии фронта. Время от времени они выходят из лесов и сильные удары наносят по нашим тыловым частям.

– Может быть, я немного поспешил со своим заявлением о том, что партизанские отряды пока не существуют. Но, если даже они и появились, то вряд ли будут играть существенную роль на исход этой войны? Очень скоро мы возьмем Москву, тогда война закончится нашей победой! А русских мы отбросим за Урал!

– Да вы оптимист, господин полковник! Говорите об окончании войны в то время, когда силы Рейха отмобилизованы на войну, Советский Союз же только-только приступает к мобилизации своей экономики и своих сил. Мы разбудили русского медведя, он только просыпается и, не дай бог, он встанет на задние лапы, начнет все вокруг себя крушить!

– И вы не боитесь говорить мне такие вещи, ведь я для вас неизвестный офицер? Мы никогда прежде не встречались и не разговаривали!

– А почему я должен бояться своего бывшего командира?! Пару месяцев назад вы ставили передо мной и моей ротой боевые задачи, меня и моих людей посылали на боевые задания, практически на смерть! И в то время ни вы, ни я, никто из нас ни на секунду не сомневались в том, что это задание будет выполнено, даже если мне придется погибнуть! Сейчас я говорю о вещах, понятных любому офицеру Вермахта или войск СС, чтобы СССР поставить на колени потребуются колоссальное усилие воли германского народа и напряжение всех его сил, армии, флота, авиации, чтобы это сделать!

– В этом, наверное, я с вами полностью соглашусь, но давайте вернемся к нашим баранам. К партизанскому движению на оккупированных нами территориях Советского Союза, появится ли оно когда-либо?

– Уверяю вас, господин полковник, оно обязательно появиться! Нам придется с ним не только считаться, но бороться. Оно уже появилось в отдельных районах Белоруссии, только мы его пока не замечаем! Не замечаем только потому, повторяю, что оно сейчас слабо, не организовано и им никто не руководит! Поверьте мне, что партизанское движение на оккупированных территориях обязательно чем-либо себя проявит уже к концу года!

– Да, господин штандартенфюрер, с вами очень трудно спорить! Вы, видимо, не способны приспосабливаться к той или иной ситуации, обстановке! Своевременно менять свою точку зрения!

– Ну, что вы, полковник?! Порой я бываю таким гибким, что любая змея мне может позавидовать! За два месяца из обер-лейтенанта вырос до штандартенфюрера СС, поменял род войск, не каждый немец сможет нечто подобное сделать, а я сделал! Но это все лирика, полковник Ланценауер, я думаю, что настало время вам раскрыть все карты, которые вы сейчас держите в руках и в своем рукаве! Что вам поручили мне сказать? Ну, не поверю я в то, что вы случайно по дороге в Старо-Борисов, где вас с нетерпением ожидает генерал-лейтенант Курт фон Круге, задержались в Минске, чтобы посетить двух своих лейтенантов, находящихся в госпитале на излечении, и встретиться со мной, чтобы немного поболтать о партизанах Белоруссии!

– Да, м-м-м, Серый мне так и сказал, что вы очень проницательный офицер, господин штандартенфюрер! Хорошо, тогда переходим к делам! Сейчас штаб моего полка заканчивает разработку одной и, по-моему мнению, очень интересной и перспективной операции под названием «Старый лгун». Речь идет о создании фиктивного партизанского отряда. Название этому отряду мы пока еще не придумали! Все начинается с того, что несколько красноармейцев под командованием молодого лейтенанта Красной Армии пробираются на Восток, к линии фронта. Голод заставляет их заглянуть в одну из белорусских деревень, где их моют, кормят и укладывают на ночь. Совершенно случайно местная полиция обнаруживает этих парней и пытается их арестовать. Разгорается нешуточный бой, красноармейцы вместе с лейтенантом прорываются в лес, а несколько красноармейцев и полицейских погибает. Это, разумеется, для большей убедительности местного населения в реальность всего происходящего!

– Блестящая идея, господин полковник! И в чем проблема, почему вы с адмиралом решили, пригласить меня принять участие в этой операции? Для самого себя я не вижу места в этой блестящей операции!

– Седой решил проведение этой операции доверить вашему минскому подразделению Абвера 2! Ну, а что касается вас лично, то он сказал, что вы, штандартенфюрер, определите деревеньку, где можно будет разыграть описанную выше сцену в реальном масштабе. Мой полк предоставит в ваше распоряжение лейтенанта, командира Красной Армии и взвод красноармейцев, которые станут зародышем такого партизанского отряда. Все они подготовленные люди, несколько позже вы получите подробную информацию о каждом из них. И с этого момента операция переходит в ваши руки, господин штандартенфюрер, за нее вы отвечаете только перед адмиралом и Рейнхардом Гейдрихом, руководителем РСХА. Вам не следует о ней информировать даже майора Курта фон Круге, вашего друга! Эта операция получает приоритетное финансирование, прохождение документов. Ваш псевдоним в этой операции «майор Франц фон Олендорф», этим псевдонимом будете подписывать все документацию по операцию. И, если возникнет такая необходимость, то этим под этим именем будете представляться участникам самой операции. Как только я покину ваш кабинет, то сразу же выхожу из этой операции. Правда, за мной остается передать в ваше распоряжение тех людей, с которыми быдете работать в рамках операции «Старый лгун». Когда вы будете готовы принять моих людей, то позвоните майору Гансу Веберу в центральный аппарат Абвера и сообщите ему такую фразу, что «вы готовы устроить пышные проводы на пенсию полковнику Паулю фон Ланценауеру в связи с его шестидесятилетием»!

Полковник Пауль Хелинг фон Ланценауер уже давно покинул помещение его служебного кабинета, а штандартенфюрер СС Альфред Нетцке все еще расхаживал по нему, вспоминания детали встречи с командиром полка «Бранденбург 800», по прихоти адмирала Канариса, ставшего его связным. Надо обладать определенной изворотливостью ума, чтобы командира такой элитной части сделать связным и отправить к нему. Но этим адмирал достигнул главного, никто в его Абвере теперь не догадается, кто именно курирует операции «Старый лгун» и «Прыжок барса». Интересная получается ситуация его отдел только формируется, не все еще сотрудники приехали из Берлина, а у него в разработке уже две серьезнейшие операции Абвера.

– Вася, видимо, тебе в ближайшее время придется снова съездить в Вилейки к гебитскомиссару Гансу Зиммелю и побеседовать с Надеждой Федоровной по этому вопросу. Она, наверняка, подскажет, где в Белоруссии, можно было бы провести такую многоходовую и столь длительную операцию.

– Да, ты прав Альфред! Без Огуречкиной нам в этом деле не обойтись! Сегодня я впервые пожалел о том, что мы с тобой вдвоем соединены в одном теле, а не являемся двумя отдельными личностями. Ты только представь себе, ты и я два разных человека, да мы бы тогда успевали проделывать в два раза больше дел!

3

Суббота шестого сентября 1941 года не задалась, с раннего утра пошел мелкий и противный дождь. И все походило на то, что дождь будет идти весь этот день, не переставая. Альфред Нетцке в одних трусах стоял перед большим, почти в его рост, зеркалом и внимательно себя рассматривал. Ему совершенно не хотелось даже думать о том, что после завтрака нужно будет натягивать на себя мундир штандартенфюрера СС. Поверх него одевать демисезонный плащ и под моросящим дождем брести на работу.

– Ну, и откуда такие здоровяки берутся в белорусских деревнях? Кровь с молоком, да и только! –

Задумчиво произнес симбионт Альфред, глазами Василия рассматривая его же самого!

– У нас в деревне женщины красивые, они красивых детей рожают! Моя мамка, наверное, тоже была очень красивой женщиной, правда, я ее никогда не видел! Я бы не сказал, что мой отец был писаным красавцем, но деревенские женщины почему-то к нему частенько захаживали, когда мамка бросила нас обоих и куда-то уехала. Он меня и воспитывал, чуть что не по нему, спускал с меня портки и брался за ремень. Зад у меня получился таким маленьким и упругим потому, что очень часто мне приходилось его очень сильно поджимать во время очередной порки. Ну, и как я нравлюсь тебе, Альфред? – Поинтересовался Василий, вертясь во все стороны перед зеркалом.

– Нравишься, нравишься, Вася, очень даже нравишься! Потому что ты – это я теперь и есть! Как я могу не нравится самому себе?! Слушай ты, деревенщина, хватит тебе вертеться и кривляться перед зеркалом. Пошли лучше на кухню, генеральша на сегодня яичницу из четырех яиц приготовила. Свежий белый хлеб, деревенское молоко и яичница со шкварками – это настоящая мечта, а не завтрак. Стой, стой, подожди, а это ты куда с голым задом направился?

– Куда, куда? На кухню, естественно, после твоих слов о свежем хлебе и о деревенском молоке, у меня слюнки изо рта потекли, и я дикий голод почувствовал! Так что иду на кухню завтракать!

– Вась, охладись! Нам нельзя на кухне, да еще перед женщиной в одних трусах покаазываться!

– Это какую женщину ты имеешь ввиду, Екатерину Васильевну, что ли? Да она совсем не женщина, а генеральша! Она стольких командиров и красноармейцев Красной Армии повидала в чем их мать родила, нагишом, что один какой-то немец в трусах ей будет нипочем!

– Вась еще раз прошу тебя охладись! Пойдем и накинем на свое тело какой-либо домашний халат или, в крайнем случае, старую поношенную офицерскую форму.

– А еще лучше натянуть на плечи мундир штандартенфюрера СС! Екатерина Васильевна пока еще нас в этом мундире не видела. А как увидит, так сразу же с лестницы спустит со своего пятого этажа. Минчане особенно боятся и не любят эсэсовцев, чуть что не так, то во всем эсэсовцы виноваты! Вон по городу слух распространился, что эсэсовцы вот-вот начнут минских евреев переселять в особый квартал за колючей проволокой.

В конце концов, Альфред сумел переубедить Василия приодеться к завтраку. На кухне их ожидал небольшой сюрприз. На завтрак генеральша Пучкова пригласила мужчину, одетого в чистую крестьянскую одежду. Васька моментально в нем признал одного из командиров Красной Армии. Это ему и его товарищу Игорь Ефграфович Рожнов помог бежать из лагеря для военнопленных, расположенного на пересечении Широкой улицы и улицы Куйбышева, две недели тому назад. Василий притворился, что не узнал этого человека. На всякий случай он кивком головы с ним поздоровался и прошел к окну, посмотрел во двор. Там он увидел одни только лужи, сплошь покрытые рябью от подающих с неба мелких капелек дождя. Дождь и не думал прекращаться, он не шел, а мелко моросил! От омерзения Альфред Нетцке передернул плечами и тут же услышал строгий голос генеральши.

– Альфред, садись за стол! Хватит тебе на дождь смотреть! У меня завтрак давно готов, того и гляди яичница на шкварках остынет. Тогда будешь свои остывшие шкварки ножом резать и никакого вкуса не почувствуешь. Да, Альфред, если ты не будешь возражать, то Николай Семенович хотел бы к тебе присоединиться за завтраком. Ты его, возможно, не помнишь, но вы встречались, когда ты мучился с раненой ногой. Сейчас он крестьянствует в деревне, где я родилась, и он хотел бы с тобой посоветоваться по очень важному вопросу.

– Хорошо, – сказал Альфред Нетцке, отошел от окна и, устраиваясь за столом, тут же поинтересовался, – а где Семен Нечипоренко?

– Так ты ж его сам отпустил! У него какая-то девушка украинка появилась. Он теперь каждую субботу ее дома навещает. Вот и сегодня убежал ни свет, ни заря! Я только слышала, как входная дверь за ним громыхнула.

– Ну, да, ладно! Пускай, Семен, себе котует на стороне, а мы от него немного отдохнем! Ну, а вы, Николай Семенович, как предпочитаете со мной разговаривать в присутствии Екатерины Васильевны или без нее?

– Да, мне, в принципе, все равно, будет ли она или не будет присутствовать при нашем разговоре! К тому она уже и так уже многое знает, вот только помочь не может! Велела срочно с вами посоветоваться! Так что я начну, господин немецкий офицер!

– Да, пожалуйста, Николай Семенович, начинайте! Рассказывайте, и не обращайте на меня внимания. Я очень голоден, буду есть свою любимую яичницу, пожаренную на шкварках, и буду внимательно вас слушать!

– Екатерина Васильевна, молча, никак не комментируя, выслушала, что о ней думают и говорят мужчины. Также, молча, из глиняного глечика разлила холодное молоко в две большие кружки и поставила их перед Альфредом и перед Николаем. А затем, гордо подняв голову, демонстративно покинула кухню. Альфред тут же набросился на яичницу, Николай отпил немного молока из своей кружки, о чем-то подумал и начал говорить:

– Игорь Рожнов пообещал мне и Василию Лукашевичу помочь выбраться из Минска, но однажды бесследно исчез, а мне с Васькой пришлось два дня прятаться в дворницкой от вашего Семена. Хорошо еще, что Екатерина Васильевна нас подкармливала, а то нам совсем плохо бы пришлось. В конце концов, она не выдержала и отвезла нас обоих в свое родное село Погорельцы, находящее в сто двадцати километрах на Запад от Минска. Под видом своих двоюродных братьев она поселила нас в своей старой хате. Пришлось мне с Васькой эту хату чуть ли не целую неделю ремонтировать, чтобы в ней можно было бы жить. В селе мужиков почти не осталось, всех в Красную Армию забрали, так что местные женщина нас хорошо подкармливали, по крайней мере мы не голодали. А тут еще немцы сельским хозяйством занялись, они и к нам в село приехали. Меня председателем колхоза назначили, а Лукашевича – начальником полицейского участка. Работа председателем колхоза оказалась не пыльной, вовремя выходы женщин на работу отмечай, а что там в полях происходит, то немцев особо не заботило!

– Николай, имей в виду, что я тоже немец, так что о немцах говори более осторожней или ничего о них не говори!

Николай Семенович промолчал и никак не прореагировал на замечание, сделанное Альфредом Нетцке. Тот к этому времени прикончил сковороду яичницы и с таким же энтузиазмом принялся за теплый белый хлеб, запивая его молоком.

– Васька Лукашевич по непонятной причине вдруг свихнулся, он решил верой и правдой послужить немцам. Этот дурень принялся по ночам деревенские хаты обходить, женщин и детей пугать своим внезапным появлением. Это он старался найти и арестовать красноармейцев, приходивших из леса, чтобы хоть немного подкормиться. Среди окруженцев было много раненых. Однажды Ваське и его полицаям удалось схватить двух раненых командиров Красной Армии. В присутствии волостного старшины и еще какого-то окружного начальства Васька вместе со своими полицаями расстрелял этих командиров, под предлогом, что они якобы комиссары и евреи. Но рассказ не о Ваське Лукашевиче и не о его ренегатстве. После этого расстрела невинных людей я стал каждое утро запрягать телегу и уезжать в леса. Хотел встретить и заранее предупредить красноармейцев окруженцев, чтобы они в наше село из-за Васьки и его полицаев бы не заходили. Позавчера в лесу я встретил девчонку в красноармейской форме, она едва держалась на ногах. Она оказалась санитаркой медсанбата и шла в ближайшую деревню за хлебом…

В этот момент Альфред Нетцке перестал есть хлеб и пить молоко, отложил и то, и другое в сторону, весь превратился в сплошное внимание. В его голове барабанной дробью вдруг зазвучало слово «Погорельцы», ему пришлось даже переносицу носа почесать, чтобы это слово отогнать вглубь памяти. Сейчас оно попросту мешало ему думать о том, что рассказывал Николай Семенович!

– Когда мы подъехали к оврагу, то я чуть-чуть не свалился в обморок от спертого запаха, которым из оврага несло. Сорок пять раненых красноармейцев и командиров Красной Армии лежали на носилках прямо под открытым небом. Только очень немногие из них были прикрыты ватниками или еще каким-либо тряпьём. Кругом стоял стон раненых, просивших уколов, чтобы забыться от боли, воды, чтобы напиться. Среди раненых метались четыре санитарки, у них не было ничего, чтобы этим раненым оказать хоть какую помощь. Я помог девчонкам разжечь небольшой костер и на нем мы быстро сварили слабую болтанку из пшена. Кое-как нам удалось покормить и напоить раненых. Под вечер я их покинул и вернулся в свои Погорельцы, чтобы со своими женщинами договориться об уходе за ними. Сегодня третья смена женщин будет поить, кормить раненых, но у нас нет врачей и лекарств. Трое раненых уже умерли, авот я и отправился к Екатерине Васильевне за помощью.